Чашечку кофе, доктор?

Ольга Авдеенко (2024)

Третий роман из серии «Дюжина викторианских детективов». Британская империя готовится к празднованию золотого юбилея королевы Виктории. В связи с этим у Столичной полиции прибавилось хлопот: необходимо усилить меры для обеспечения спокойствия и порядка на улицах города. В то же самое время больницу Святого Варфоломея словно преследует злой рок: одно за другим там случаются несчастья. Расследование поручено инспектору Найту из Департамента уголовных расследований Скотланд-Ярда. Несмотря на все старания отставного судьи сэра Уильяма Кроуфорда, его неугомонная племянница Патрисия вновь активно вмешивается в дела полиции. Сюжет основан на реальных событиях из истории советского уголовного розыска, а действие перенесено в Великобританию эпохи правления королевы Виктории. В повествовании появляются реальные исторические личности.

Глава 6

— Вон ваш помощник! — указала сестра Барлоу на стоявшего у окна Джека Финнегана, когда они вдвоем с инспектором Найтом быстро зашагали по коридору хирургического отделения. — Странно, почему у него такой ошарашенный вид?

Она поспешила дальше, к приемному покою, а Найт подошел к репортеру. Тот действительно выглядел ошарашенным и еще — виноватым.

— Признавайтесь, что натворили? — с ходу напустился на него инспектор.

— Я… я всего лишь хотел… пошутить, — заикаясь, принялся оправдываться Финнеган. — Кто же знал, что она так отреагирует?!

— Что вы с ней сделали?

— Да ничего… Я зашел в палату, она мыла там пол. Я — в шутку, конечно! — сказал ей: «Собирайтесь, мисс Купер, я пришел вас арестовать». Я при этом улыбался, смеялся, можно сказать — чуть ли не хохотал! А она вдруг как бросится от меня к окну! Споткнулась о свою швабру — и со всего маху лбом о спинку кровати! А кровать железная… Кровища, Купер без сознания, пациенты вопят…

— Знаете что? — разозлился Найт. — Я вас отстраняю! Я сообщу вашему редактору, что вы своими идиотскими действиями провалили расследование!

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо! — Финнеган умоляюще сложил руки. — Это же будет мой конец, полный крах! Меня выгонят и никуда больше не возьмут!

— Так будет лучше для всех! По крайней мере, перестанете калечить людей!

— Но я же больше ничего не умею!

— Кроме как людей калечить?

— Да нет же! Ох, ну что вы, в самом деле! Да, я виноват! Но я все исправлю! Прошу вас, инспектор, я все что угодно сделаю! А хотите — ничего не стану делать, шагу не ступлю без вашего разрешения! Я буду вас слушаться беспрекословно, только не прогоняйте меня! Клянусь, я даже дышать буду, только когда вы прикажете, честное слово!

Инспектор почувствовал подступающий помимо воли смех и сдвинул брови еще более грозно:

— Я рекомендую суперинтенданту завести на вас уголовное дело!

— Умоляю: дайте мне еще один шанс!

— Я подумаю. Но ничего не обещаю.

— Я больше вас не подведу, обещаю!

— Так и быть, — смягчился Найт. — Вот вам проверка: завтра вы приедете сюда пораньше и попросите прощения у санитарки.

— На коленях приползу!

— И будете ее охранять.

— Мимо меня муха не пролетит, будьте уверены!

Инспектор подумал, что в охране нет никакой необходимости, но зато чересчур деятельный репортер не будет путаться у него под ногами. Он строго добавил:

— Стойте у двери навытяжку, как гвардеец перед Букингемским дворцом. И не вздумайте больше блистать остроумием! Лучше наблюдайте.

— Клянусь!

— Идемте.

Сестра Барлоу находилась на своем посту в приемном покое. Инспектор Найт обратился к ней:

— Уже известно, что с санитаркой?

— По всей видимости, сотрясение мозга. Доктор Баббингтон сейчас накладывает ей швы — у нее рассечен лоб.

Найт наградил Финнегана таким тяжелым взглядом, что тот даже пригнулся. Сестра Барлоу послала газетчику сочувственную улыбку.

— Ваш помощник не так уж виноват. Эта Купер вообще шуток не понимает, — сказала она инспектору, показывая тем самым, что ей уже известны все подробности случившегося. — Она у нас довольно нервная и пугливая.

— В самом деле? — спросил тот, вспомнив слово «полоумная», прозвучавшее в адрес санитарки.

— Да. И еще плаксивая донельзя: из-за пустякового замечания — сразу в слезы.

— К ней часто придираются?

— Ничего подобного! Наоборот, все стараются быть с ней поласковее. Знают, что она немного странная.

— Этому есть причина?

— Может, и есть. Только никто ее не знает, — пожала плечами сестра.

— Даже вы? — поддел ее инспектор.

— Даже я, — не смутилась она. — Я пыталась поговорить с Купер, и не раз, но она очень скрытная. Ну, я оставила ее в покое — мало ли почему человек стесняется. В конце концов, убирается — и ладно. Кстати, она очень старательная — все время трет, трет…

— Мы с вами не договорили…

— Я подумала над вашим вопросом, — с готовностью кивнула сестра Барлоу. — Опасные лекарства у нас в отделении хранятся там, где их может взять только врач или медсестра.

— Шкафчики с медикаментами в кабинетах хирургов запираются?

— Обязательно. Ключи есть только у персонала.

— Я вам признателен, миссис Барлоу.

Найт и Финнеган вышли во двор.

— Завтра в одиннадцать я должен быть у суперинтенданта, — сообщил инспектор. — Поэтому сейчас я еду домой писать отчет.

— Что ж, — откликнулся газетчик, — раз сегодня нам здесь больше делать нечего, я, пожалуй, тоже домой. Но завтра с утра буду на посту, не сомневайтесь!

В Гайд-парке всегда хватало желающих прогуляться, но сегодня их привлекла сюда не только хорошая погода, но и любопытство: всем хотелось посмотреть, какие развлечения готовятся там по случаю предстоящих торжеств. Сэр Уильям и его племянница тоже оказались в числе этих любопытных. Они встретили там семью однокурсницы Патрисии и всей компанией весело провели несколько часов. Кругом царило предпраздничное оживление: деревья украшали нарядными лентами; на полянах натягивали шатры и строили помосты для выступления оркестров, а также размечали площадки для игр и аттракционов; вдоль аллей устанавливали палатки для продажи еды и различных ярмарочных товаров.

К вечеру сэр Уильям и Патрисия, слегка уставшие, но довольные, вернулись домой.

— Вас ждет сюрприз, мисс, — доложила горничная Молли, принимая у Патрисии шляпку и таинственно улыбаясь. — Посыльный принес, пока вас не было. Я отнесла к вам в комнату.

Девушка немедленно отправилась к себе. Посередине кровати лежало нечто вроде плоской коробки, обернутой бумагой и перевязанной шелковой лентой; и бумага, и лента были цвета свежей травы. К ленте была прицеплена карточка с надписью «Под цвет Ваших глаз». Заинтересованная, Патрисия нетерпеливо вскрыла упаковку: внутри оказалась коробка шоколадных конфет «Кэдбери». Девушка была немного разочарована: она почему-то ожидала чего-нибудь более загадочного. Однако главный сюрприз обнаружился под крышкой — записка, и даже не записка, а почти целое письмо: «Дорогая мисс Кроуфорд! Простите, что осмелился написать Вам. Поскольку Вы принимаете активное участие в распутывании этой таинственной больничной истории, считаю своим долгом сообщить Вам последние новости. Думаю, Вам будет интересно узнать, что…». Внизу листка стояли инициалы: Д.Ф.

Прочтя письмо, Патрисия некоторое время пребывала в задумчивости, а затем вызвала горничную, переоделась с ее помощью в домашнее платье и спустилась в гостиную.

Ее дядюшка уже находился там и в ожидании обеда уютно коротал время за кроссвордом.

— Я получила записку от мистера Финнегана, — сообщила Патрисия.

— Вот как? — не слишком обрадовался сэр Уильям, отрываясь от слова номер четырнадцать по горизонтали. Ему, как и инспектору Найту, репортер тоже почему-то сразу не внушил доверия.

— Он пишет, что доктора Хилла пытались отравить.

— Что значит — пытались? — переспросил пожилой джентльмен. — Он выжил?

— Да, его спасли.

— Слава богу!

— Мистер Финнеган думает, что инспектор Найт подозревает сестру Барлоу из приемного покоя и уборщицу.

Сэр Уильям помолчал, глядя в кроссворд, а затем поднял глаза и заговорил с тревогой:

— Послушай, дорогая: кого бы там ни подозревал инспектор Найт, я прошу тебя — нет, настаиваю! — чтобы ты держалась подальше от больницы Святого Варфоломея. Поистине сейчас это опасное место.

— Хорошо, дядя, — согласилась Патрисия с видом примерной ученицы. — Конечно.

У сэра Уильяма такая полнейшая безропотность вызвала неясные сомнения. Однако он ничего не сказал, не желая обидеть девушку недоверием.

За обедом дядя и племянница больше не поднимали полицейскую тему. Таким образом Патрисии удалось умолчать о постскриптуме: «Если вы найдете возможность приехать завтра в больницу, я расскажу Вам все подробности».

19 июня 1887 года, воскресенье

Расследование доктора Кэмпбелла

Суперинтендант Хартли провел немалой своей пятерней по жестким седеющим волосам и, отложив в сторону листки отчета инспектора Найта, заметил:

— Как я вижу, вы не слишком продвинулись. — Он едко добавил: — В отличие от преступника. За пять дней два убийства и одно покушение на убийство — согласитесь, это многовато.

Найт скрипнул зубами, но промолчал.

— Я понимаю, что вам нелегко, — продолжил Хартли более миролюбивым тоном, — и догадываюсь, что вы хотите просить помощника.

— Полагаю, если бы в больнице находился постоянный наблюдатель, это помогло бы предотвратить новое преступление, — согласился инспектор.

— А вы не думаете, что его присутствие полицейского насторожит преступника?

— Нет, если полицейский будет изображать, допустим, мойщика окон и оденется в штатское.

— Так у вас уже есть помощник, одетый в штатское! Кстати, как себя ведет репортер?

— По-разному, — помедлив, сказал Найт. — Сегодня он как раз наблюдает.

— Вот-вот, — подхватил суперинтендант, — пусть поработает, побудет в нашей шкуре! В следующий раз, может быть, призадумается, прежде чем лить помои на полицию. Что касается полицейского наблюдателя — к сожалению, я вам никого выделить не могу. Сами понимаете, сейчас такое время: завтра начинаются праздничные мероприятия по всему городу. Наш департамент также почти целиком привлекли к поддержанию порядка. Так что вы уж напрягитесь, Найт. И следите, чтобы этот репортер не чиркнул чего-нибудь в свою газету — нам сейчас не нужны лишние треволнения. Население и так уже находилось чуть ли не в панике, когда пресса набросилась на эту историю с попыткой взрыва аббатства. Надо же, эти писаки мгновенно окрестили ее «Юбилейным заговором» — быстро работают, ничего не скажешь…

Инспектор Найт вышел на Стрэнд и успел вскочить на подножку омнибуса, который отъезжал от остановки. Он все еще находился под впечатлением от разговора — не слишком обнадеживающего — с суперинтендантом Хартли.

На перекрестке Флит-стрит и Фаррингдон-стрит омнибус застрял в плотном скоплении экипажей и повозок. Найт досадливо поморщился, соскочил на мостовую и дальше пошел пешком. Он отбросил мысли о суперинтенданте и сосредоточился на расследовании.

«Почему глупая шутка Финнегана так напугала эту санитарку, Купер? Действительно ли она просто такая нервная, как говорила сестра Барлоу? Или здесь кроется более серьезная причина?» Найт вспомнил эпизод в коридоре больницы, когда с носилок упал ботинок пострадавшего: санитарка тогда пришла в ужас. «Похоже, в самом деле просто пугливая. Хотя, работая в хирургическом отделении, могла бы уже и привыкнуть к израненным пациентам… Оставим ее пока и вернемся к гипотезе: причина всех трех преступлений кроется в тайной торговле нитратом стрихнина. Кому проще всего незаметно стащить флакон с раствором? Кому позволено без ограничений передвигаться по отделению и при этом не вызывать подозрений?» Задав себе эти вопросы, инспектор тут же сам дал неутешительный ответ: «Любому из тех, кто там работает».

Патрисия горячо надеялась, что сэр Уильям поверил, будто ей срочно понадобилось купить перья и тушь. Ей было очень стыдно вводить в заблуждение любимого дядюшку, однако любопытство победило. А если, успокаивала себя девушка, он прямо спросит, где она была, то она во всем признается.

Одновременно с Патрисией в приемный покой вошли еще трое, и ей удалось, не будучи замеченной сестрой Барлоу, проскользнуть в отделение хирургии. А там, среди прочих посетителей, она уже не привлекала внимания.

Патрисия огляделась в поисках Джека Финнегана, но ни его, ни инспектора Найта нигде не было видно. Девушка посторонилась, пропуская медсестру с тележкой, на которой бренчали тарелки и кастрюли с едой, и невольно проследила за ней взглядом. В конце коридора она заметила удалявшуюся худенькую фигурку санитарки. Через секунду та скрылась в палате.

— Мисс Кроуфорд! — раздался позади девушки знакомый голос.

— Мистер Финнеган! — сказала она, обернувшись.

Репортер был крайне взволнован и запыхался.

— Я погиб! — воскликнул он отчаянным шепотом. — Мне нет спасения!

— Что случилось? — встревожилась девушка.

— Барбара Купер, санитарка! Инспектор велел мне ее сторожить, а ее упустил!

— Но…

— Я честно с семи утра находился возле двери ее палаты. Входить внутрь, сами понимаете, мне несподручно: там одни женщины. Да и необходимости не было: эта Барбара Купер лежит недвижимая с сотрясением мозга. А сейчас больные пошли в столовую на ланч — те, кто может ходить, естественно…

— Мистер Финнеган…

— Ну, я и решил заглянуть, посмотреть, как она там. И представьте, вхожу — и что же я вижу?! Окно настежь, палата пуста!

— Мистер…

— Я — пулей во двор, обегал всю территорию больницы, все окрестные улицы, но куда там! Сбежала! Подозреваемая сбежала! — газетчик схватился за голову и простонал: — Что теперь со мной будет?!

— А ее простыни были привязаны к кровати? — спросила Патрисия.

— Какие простыни? — недоуменно переспросил Финнеган.

— Обычно, когда совершают побег через окно, связывают между собой несколько простыней, — объяснила девушка, стараясь не рассмеяться, — и по ним спускаются. Я о таком читала.

— Зачем простыни? Здесь первый этаж! — удивился репортер и тут же обиделся: — Вы, кажется, надо мной шутите, мисс Кроуфорд? Это жестоко, ведь инспектор теперь камня на камне от меня не оставит!

— Я пытаюсь вам сказать, мистер Финнеган, — с улыбкой сказала девушка: — я только что видела вашу подопечную.

Миновав приемный покой и поздоровавшись с неизменно находящейся на посту сестрой Барлоу, инспектор Найт зашагал по коридору хирургического отделения. Он продолжал мысленно развивать свою версию: «Я предположил, что доктор Хилл пытался назвать имя убийцы. Но это только предположение. В тот момент у Хилла начался припадок, его сознание путалось — так что “ба” могло означать что угодно или же вообще ничего не означать. А вот пропажа, точнее, кража стрихнина — это факт. Паттерсон это обнаружил, поделился со своими коллегами — Хиллом, Кэмпбеллом и Лорой Батлер… Допустим, кто-то из них или все трое замешаны в незаконной торговле нитратом стрихнина. Тогда Паттерсон случайно оказался близок к тому, чтобы раскрыть некий заговор, — и его убрали. Лора Батлер, потеряв возлюбленного, стала ненадежна — и она тоже мертва. Патрик Хилл после ее смерти мог потерять самообладание, и его попытались убить… Незаконная торговля… Цель кражи стрихнина могла быть и другой: не следует забывать версию, подсказанную бывшим хирургом Найджелом Моррисом, какой бы фантастической она ни казалась. Доктор Хилл говорил, что раствор нитрата стрихнина прописывают пациентам в послеоперационный период. Значит, этот препарат может требоваться и для восстановления после пересадки органов. Логично? Логично… Тайная торговля или тайные эксперименты — едва ли этим занимается всего один человек. Если в отделении действительно существует некий преступный сговор, то за этим должен стоять некто, обладающий соответствующими знаниями и еще — властью…»

Инспектор остановился перед какой-то дверью и поднял взгляд на табличку: «Энтони Кэмпбелл. Главный хирург».

«Господи! Ну, конечно…»

Найт постучал и заглянул в кабинет. Кэмпбелл поднял на него усталый взгляд:

— Я знал, что вы снова ко мне придете.

Джек Финнеган и Патрисия вбежали в палату: Барбара Купер неловко ворочалась на постели, пытаясь принять положение полулежа. Девушка подошла к ней и помогла.

— Зачем же вы вставали? — мягко упрекнула она. — Вы еще слишком слабы.

— Я не вставала, — возразила санитарка.

— Но я видела вас в коридоре.

Женщина покраснела и жалобно залепетала:

— О, пожалуйста, только никому не говорите, а то меня будут ругать! Мне пока не разрешают вставать. Но мне так захотелось пить! А попросить было некого: сестры были заняты, а в этой палате все ходячие, вот и ушли на ланч в столовую.

— Хотите, я принесу вам ланч? — предложила Патрисия.

— Нет-нет, не надо! Есть совсем еще не хочется, да и тошнит. Ой, простите!

— Это я должен просить у вас прощения, мисс Купер, — мужественно вмешался Финнеган. — Я виноват в том, что с вами случилось.

— Что вы, нет! Просто в последнее время здесь так тревожно… Я ужасно нервничала, вот и не поняла, что вы шутите.

— Если вам что-нибудь нужно… — засуетился газетчик. — Хотите, я окно закрою? Вам не дует?

— Нет, спасибо, сэр, пусть еще немного проветрится.

— Окно вам тоже самой пришлось открывать? — спросила Патрисия.

Санитарка смутилась окончательно и пробормотала:

— Да, но ничего страшного… Спасибо, мне, правда, ничего не нужно. За мной очень хорошо ухаживают.

Финнеган и Патрисия переглянулись, как бы говоря друг другу: «Да, это заметно!»

— Вы не знаете, как там доктор Хилл? — робко спросила женщина. — Кажется, его тоже отравили? Вот ужас!

— Он идет на поправку, — неуверенно ответил репортер.

— Слава богу!

— А откуда вам известно, что его отравили?

— В палате говорили об этом, — смущенно призналась Барбара Купер. — Больным, как правило, все известно.

— К счастью, он принял лишь небольшую дозу яда, — сообщил Финнеган. — И благодарить за это нужно мисс Кроуфорд.

— Меня?! — поразилась девушка.

— Да. Ведь вы пришли к доктору Хиллу, когда он только начал пить свой кофе, и прервали его. Помните?

— Да, действительно, сейчас припоминаю: чашка у него на столе была почти полной…

— Мисс Кроуфорд обладает редкой наблюдательностью! — репортер обращался к санитарке, но явно желал польстить Патрисии. — А уж если что-то заметила — никогда не забудет!

— Мистер Финнеган! — попыталась одернуть его девушка.

Однако тот не умолкал:

— Я не удивлюсь, если она первой раскроет тайну этих кошмарных происшествий! Ну, а я всегда рад ей помочь — конечно, в меру своих жалких способностей…

— Мистер…

— Полиция сейчас явно не на высоте, а вот независимое расследование…

— Я желаю вам удачи! — утомленно проговорила санитарка. — Хоть бы все это поскорее кончилось…

— Вы, наверно, хотите отдохнуть, — спохватилась Патрисия. — Идемте, мистер Финнеган.

— Да-да, конечно! Мисс Купер, еще раз прошу меня простить. Я повел себя глупо — и вот к чему это привело! Я сделаю все что угодно, лишь бы вы поскорее выздоровели!

Женщина не ответила — только сонно улыбнулась, откинулась на подушку, глаза ее закрылись. Патрисия сделала знак репортеру, и они вдвоем потихоньку вышли в коридор.

— Что ж, тогда я буду говорить прямо, — строго сказал инспектор Найт, присаживаясь напротив главного хирурга. — Следствием установлено, что в вашем отделении происходит утечка нитрата стрихнина. Вам об этом известно, доктор Кэмпбелл?

— Да. Мне есть что сказать, — ответил тот, достал из ящика стола тетрадь и протянул ее Найту.

Инспектор раскрыл тетрадь: страницы были разделены на несколько столбцов, где были указаны количество флаконов, даты и фамилии врачей и пациентов.

— Месяц назад ко мне пришел доктор Паттерсон, — начал рассказывать Кэмпбелл, — и сообщил, что у него пропали два флакона раствора нитрата стрихнина. В своем отделении я обязал врачей вести строгий учет выписываемых опасных препаратов. Я знал, что Паттерсон подходит к этому очень ответственно, а значит, его вины в пропаже нет. Поэтому я решил провести ревизию — или, говоря вашим языком, расследование. Я проверил расход нитрата стрихнина за последние полгода, изучил истории болезней, проверил назначения, затем произвел проверку наших запасов. Вот здесь, — он указал на тетрадь, — результаты моего расследования. Окончательный итог я подвел только сегодня утром. Мною выявлена недостача: четыре флакона.

— Вы проделали огромную и кропотливую работу, — с уважением заметил инспектор, листая тетрадь. — Скажите, все хирурги в вашем отделении имеют свободный доступ к нитрату стрихнина?

Кэмпбелл ответил вопросом на вопрос:

— Вы видели в их кабинетах шкафчики с лекарствами?

— Да.

— Был там нитрат стрихнина?

— Не было.

— Правильно. После сигнала Паттерсона я держу этот препарат у себя в сейфе и выдаю только под расписку. Кстати, с этого времени утечек больше не было.

Найт покивал головой, отдавая этому должное. Закрыв тетрадь, он спросил:

— Вы позволите мне просмотреть ваши записи более внимательно?

— Пожалуйста, берите, — пожал плечами хирург и предложил: — Желаете заглянуть в сейф?

— Буду признателен.

Кэмпбелл подошел к небольшому металлическому ящику, стоявшему на столе в углу, покрутил колесико кодового замка и открыл дверцу:

— Прошу.

Инспектор пересчитал флаконы — их количество совпадало с цифрой, указанной в тетради.

В палату, где осталась санитарка, начали возвращаться больные. Финнеган и Патрисия отошли к окну.

— Мисс Кроуфорд, — несмело заговорил репортер, — могу я вас кое о чем попросить?

— Я слушаю.

— Пожалуйста, не говорите инспектору Найту, как я оплошал!

— Но вы не оплошали, — возразила девушка: — Купер не сбежала.

— Да, верно. Очевидно, она была в палате, стояла где-нибудь в углу, а я ее просто не заметил. Она же такая субтильная.… Но все равно — пожалуйста, не говорите!

— Хорошо, не скажу. Да и незачем — ведь ничего не случилось.

— Обещаете?

— Да, если вы обещаете впредь быть внимательнее, — засмеялась Патрисия.

— Клянусь!

Финнеган схватил ее руки и пылко поцеловал — сначала левую, потом правую. Потом повторил, в том же порядке, но уже медленнее.

— Добрый день! — послышался голос рядом с ними.

Оказалось, они остановились напротив кабинета с табличкой: «Патрик Хилл, Старший хирург». Выйдя оттуда, сестра Барлоу заперла дверь на ключ и одарила обоих приветливой улыбкой. Патрисия, вспыхнув, быстро отдернула руки и спрятала за спину.

— А я только что встретила вашего инспектора, — сообщила медсестра. — Вы, наверное, его дожидаетесь? Он сейчас у доктора Кэмпбелла.

— Да, благодарю, мы его ждем, — ответил репортер, поспешно принимая деловитый вид и доставая из кармана блокнот.

— Я так и поняла.

Лукавая улыбка сестры Барлоу не оставляла сомнений, как именно она поняла то, что увидела. Медсестра кивнула и направилась на свой пост. Патрисия с досадой посмотрела ей вслед.

— Прошу простить мою несдержанность, — покаянно произнес Финнеган. — Что она могла о нас подумать!

— Это неважно! — заявила Патрисия решительно, хотя на самом деле все понимающее выражение на лице медсестры было ей неприятно. — Меня гораздо больше волнует, что подумает инспектор Найт. — Она мрачно добавила: — Сомневаюсь, что он будет счастлив, встретив меня здесь.

— В этом я никак не могу с ним согласиться! — с чувством воскликнул репортер. — Но вы, к сожалению, правы.

— Тогда мне лучше уйти, пока он меня не увидел.

— О, неужели прямо сейчас, мисс Кроуфорд? Думаю, хотя бы минут пять-десять у нас еще есть в запасе. Я ведь еще не рассказал вам того, что обещал…

Джек Финнеган с Патрисией вышли во двор больницы и уселись на деревянную скамью в беседке рядом с фонтаном. Там репортер, не жалея красок, расписал девушке все подробности, о которых та еще не знала, и нашел в ее лице самую внимательную и благодарную слушательницу, какую только мог пожелать. Они начали с азартом строить предположения, разговорились. Затем Финнеган незаметно, исподволь сменил тему и стал расспрашивать Патрисию о ней самой. При этом он держался с таким искренним участием и интересом, что девушка даже не заметила, как начала рассказывать ему историю своей жизни.

— Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе. Я их почти не помню — мне тогда было три года. Дядя Уильям, старший единокровный брат моего отца, сразу забрал меня к себе в Лондон. Он никогда не был женат, и своих детей у него нет.

— Очевидно, он всю свою нерастраченную любовь излил на вас? — предположил газетчик проникновенным тоном.

— Боюсь, он в этом переусердствовал! — засмеялась девушка. — Позволял мне абсолютно все и в результате избаловал донельзя. Так что теперь порой не знает, как со мной бороться.

— Не преувеличивайте! Он вас любит и заботится о вас.

— Я тоже его люблю. И я ему очень благодарна. Он выбрал для меня школу — знаете, из тех, где девочек превращают в настоящих леди. Там заметили, что у меня есть способности к рисованию. Дядя посоветовал мне учиться дальше и поступить в Школу изящных искусств Слейда.

— О, это известное и очень достойное заведение! Туда не берут просто так — я уверен, у вас талант!

— Не знаю… Пока меня еще не выгнали, а перевели на второй курс, — с нарочитой скромностью сказала Патрисия и вдруг спохватилась: — Надеюсь, все это не появится в вашей статье?

— О нет! — газетчик с ласковой улыбкой покачал головой, вытащил свой блокнот и помахал им в воздухе, демонстрируя, что тот закрыт. — Видите? Я ничего не записываю. Я спрашиваю из личного интереса. Я еще не встречал такой необыкновенной девушки, как вы…

Он наклонился к девушке, но та, смутившись, отстранилась:

— Думаю, мне пора, мистер Финнеган. Дядя уже, наверное, беспокоится.

— Благодарю, — сказал инспектор Найт, закрывая дверцу сейфа. — Доктор Паттерсон недосчитался двух флаконов. У кого из хирургов пропали еще два?

— Очевидно, у доктора Хилла, — вздохнул Кэмпбелл. — Сначала я не мог понять: ведь, за исключением Паттерсона, у остальных врачей цифры сходились. Пересчитал дважды… А после смерти нашей операционной сестры, Лоры Батлер, Хилл пришел ко мне и признался в небрежности: пару раз он забывал записывать, какое количество нитрата стрихнина было им получено.

— Судя по последним печальным событиям, все эти флаконы не потерялись и не разбились — их украли, — сказал Найт. — Вы со мной согласны?

— Абсолютно.

— У вас есть предположение, кто мог их украсть?

— Ни малейшего.

— Но вы осознаете, что у преступника остался еще один флакон, а значит, он, возможно, готовит еще одно убийство? — спросил инспектор.

— Разумеется! — с горечью воскликнул Кэмпбелл. — Эта мысль не дает мне покоя! Сейчас все в отделении предупреждены, что пищу и питье нужно сначала пробовать на язык, а при ощущении малейшей горечи приносить мне. Такая мера, надеюсь, поможет избежать новых несчастий. Однако та атмосфера полного доверия, что была присуща нашей работе, сейчас нарушена — и, боюсь, безвозвратно. Я уже заметил, как врачи и сестры косятся друг на друга. Это приводит меня в отчаяние! — Он стиснул руки. — Но я не подозреваю решительно никого из них!

Внимательно наблюдая за своим собеседником в течение всего разговора, Найт пришел к выводу, что тот говорит правду.

Хирург снял очки и принялся протирать стекла салфеткой, постепенно успокаиваясь. Потом снова надел очки, взглянул на настенные часы и произнес:

— Без десяти минут два. Сегодня воскресенье. Время доктора Морриса.

— Как жаль, что вы торопитесь! — посетовал Джек Финнеган. — Мне хотелось бы поговорить с вами еще о многом…

— В следующий раз, — отказалась Патрисия. — Вам тоже пора возвращаться. Иначе попадет от инспектора, если он обнаружит, что вы покинули свой пост.

— Ох, вы правы! Позвольте, я поймаю вам кэб.

— Спасибо.

Они встали, но внезапно девушка схватила Финнегана за рукав:

— Ой, смотрите! Это же тот старичок, Моррис!

Благообразный старичок с тросточкой появился из-под арки и, быстро оглядевшись по сторонам, прижался к стене здания.

— Что это он задумал? — недоуменно спросил газетчик. — Давайте за ним проследим!

Они пригнулись и осторожно высунули головы поверх спинки скамьи.

Сквозь решетчатую стену беседки им было видно, как Моррис медленно двигался вдоль здания, ощупывая рукой стену. Вдруг он остановился и вытащил из-за пазухи какую-то трубку, похожую на дудочку, только оба конца у нее расширялись в виде воронок — одна поуже, другая пошире. Более широкую воронку старичок приставил к стене, а к противоположному концу прижался ухом.

— Что он делает? — удивленно прошептала Патрисия.

— Он прослушивает стену стетоскопом, — пояснил Кэмпбелл инспектору Найту. — Бедняга! Давайте подойдем.

Они приблизились к старичку. Тот прервал свое занятие и внимательно посмотрел на обоих. В выражении его лица не было ни намека на узнавание.

— Хотите узнать здешние тайны? — негромко спросил Моррис.

— Очень, — ответил хирург.

— Приходите через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.

Моррис спрятал стетоскоп за пазуху и бодро засеменил прочь. Инспектор с жалостью, а доктор Кэмпбелл — с болью посмотрели ему вслед.

— Можно не приходить, — вздохнул хирург. — Он уже все забыл.

— Что с ним такое? Он не в себе?

— Это трагическая история, инспектор. Когда-то мы работали здесь вместе — Моррис, Хилл и я. Моррис был хорошим хирургом и славным человеком. Без памяти любил свою жену. Десять лет назад случилось несчастье: она заболела чахоткой. Моррис испробовал все способы лечения, дошел даже до того, что обращался к какому-то деревенскому колдуну. Но ничего не помогало — случай был безнадежный. И вот, представьте, нашелся мошенник, который предложил некое новое чудодейственное снадобье. Стоило оно, естественно, огромных денег. Как мы ни отговаривали Морриса, он, чтобы заплатить, продал свой дом и вообще почти все, что имел. А этот негодяй взял деньги и скрылся. Жена Морриса вскоре умерла. А сам он от горя помутился рассудком. С тех пор он регулярно появляется во дворе больницы и рассказывает врачебные истории, которые сам же и выдумывает.

— Да, действительно, очень печально, — посочувствовал инспектор. — Хм, однако, знаете, Моррис представил нам своего внука, у которого, по его словам, полгода назад отняли почку.

— Увы, это тоже выдумка. У них с Кларой не было детей и, соответственно, внуков.

— Но я своими глазами видел шрам у мальчика на пояснице! — удивился Найт.

— На пояснице? Полгода назад? Слева? Постойте-ка… Этакий тощий сорванец лет семи, рыжий, как морковка?

— Верно.

— Наш пациент. Свалился с дерева и напоролся на сломанный сук. Джонни, кажется, его звали, — Кэмпбелл улыбнулся при воспоминании. — Ему было больно, но он не унывал, наоборот — веселил все отделение. Его зашивал Патрик Хилл, и, уверяю, обе почки он оставил на месте, равно как и все остальное.

— Спасибо, вы меня убедили.

— Вам еще что-нибудь от меня нужно?

— Только одна просьба: нельзя ли мне сейчас повидать доктора Хилла?

Кэмпбелл нахмурился.

— Всего лишь на одну-две минуты, — настаивал инспектор. — Он хотел сообщить мне что-то важное.

Хирург был непреклонен:

— Хиллу необходим абсолютный покой — малейшее раздражение может вызвать новые судороги. Поэтому я и запретил вам встречаться с ним вчера.

— Если доктор Хилл знает имя убийцы, то удастся избежать новых жертв!

— Хорошо, — уступил Кэмпбелл. — Вчера к вечеру ему стало немного лучше… Сделаем так: я сейчас пойду и проверю, в каком он состоянии, а вы загляните ко мне минут через двадцать. Если я решу, что Хилл способен с вами разговаривать, я вас к нему отведу.

— Согласен.

— Я дам вам не более двух минут.

— Благодарю.

Кэмпбелл сухо кивнул и направился к входу в здание. Инспектор остался на месте, в задумчивости оглядывая двор.