Манюшка

Ольга Бруснигина (2018)

Драматическая история о любви, предательстве и поиске счастья в условиях суровой крестьянской жизни середины XIX века. Главная героиня, Манюшка, немая после трагической смерти родителей, оказывается втянутой в водоворот событий. Влюбившись в молодого крестьянина Павла, она сталкивается с жестокостью судьбы. Их любовь взаимна, но Павел вынужден жениться на другой по воле своего отца Якима. В отчаянии она становится жертвой обмана Якима, который вынуждает её стать своей любовницей. Однако судьба вновь вмешивается в их жизни: жена Павла умирает, а он сам возвращается, чтобы начать всё сначала.

Глава 2

Жизнь постепенно входила в спокойное русло. В староверской общине для Манюшки нашлось занятие. Зимой трудов не так много, как летом. На разный труд пошла: тут нужно сено раскидать, там мешки перетаскать, овса коням задать, в амбаре зерно перегрести, чтоб не гнило. За все бралась, показывала себя с хорошей стороны. Потому, когда случался приработок, соседи её на помощь звали. Расплачивались, чем бог пошлёт: мукой, картошкой, могли и каравай хлеба подать, кринку молока. Так что на прокорм и себе и тётке Манюшка добывала.

Тут опять оказия приключилась, одежда на Манюшке совсем ветхая стала — пальтецо на «рыбьем меху» ни от холода, ни от мороза не защищало. Зимой бы: тулупчик потеплее, валенки, да платок пуховый. Только дядька Василий узел с исподним с собою позволил собрать, а так, что хочешь — то и носи. У тётки Катерины тоже не густо: виток льняных ниток, да три пуговицы в кармане. Все тряпки по пальцам можно пересчитать.

Деревенские женщины тоже не в достатке жили, платья до дыр носили, штопали, перешивали. Обновку сшить или купить — целый год копить, а еще детки без штанов бегали. Взаймы одежду не дашь, да и делиться жалко. Только, видимо бог любил обездоленных: с миру по нитке — голому рубаха. Горе не беда — скоро и этой проблеме нашлось решение.

Наискосок дома тётки Катерины, проживала весёлая бабёнка Зойка, числившаяся в разведенках. На лицо красивая, с пышной высокой грудью, крутыми бедрами, румяными щечками, сочными губами цвета спелой вишни. Цветущая, свежая, манящая, а главное — смешливая, беззаботная. С такими легко сходиться-разбегаться, без всяких обязательств. Мужики к ней гуртом ходили. Понятно зачем: не сказки друг другу рассказывать, да и не чаи гонять. Зойкина слава далеко звенела. В деревенских сплетнях байки о Зойке на первом месте.

До этого, обычная семья была, но Зойкино замужество коротким оказалось. Вроде жили складно, но как ни старались, ребеночка не получалось завести. От этой нужды Зойкин супруг подался на сторону, в соседней деревне невесту нашёл. К превеликой его радости, новая зазноба сыночка родила. Изменщик про законную супругу забыл и в другой семье навсегда обосновался. Бросил подлый изменщик!

Конечно, Зойка поплакала в подушку, погоревала о несчастной женской доле. Но спустя короткое время, отошла. По случаю, пустила на постой квартиранта — молодого, горячего, до любви охочего. Тут тоска и прошла: ожила Зойка. Красавец удалой тискал, мял её сочное тело почти каждый день. Губы от поцелуев жарких заживать не успевали. Одно плохо — уважал квартирант с дружками посидеть, крепкого выпить. Разведенка Зойка в компании такой вскорости тоже пристрастилась пить. Покатилась жизнь молодая колесом, да не в ту сторону. Что ни день — то праздник. Внимания мужского с избытком. Берёзовские заметили, что разведёнка нарядная, гладкая стала. Только недолго длилось Зойкино счастье — уехал любовничек восвояси, как появился, так и пропал. Ни письма, ни весточки, как в воду канул.

Зойка, к удивлению соседей, больше горевать не стала. Чего слезы понапрасну лить, когда кругом кавалеров «поле непаханое»? Решила, что на её век мужиков с избытком хватит. Рядом: то один, то другой — пьянки, гулянки. Жизнь лихая оказалась Зойке по вкусу, удержу нет и неважно с кем по утрам просыпаться.

Деревенские женатики, от своих благоверных втихаря к Зойке тоже похаживали. Никто с пустыми руками не являлся. Из семейных запасов тащили, втихаря от жены и детей. Любо Зойке — и сытая, и одетая. Не раз бабёнки задавали разведенке трепку. Синяков наставят, волосы повыдергивают, а ей хоть бы что. Отряхнулась и пошла опять в ту же сторону. Подвыпившие дружки тоже часто Зойке под глаз кулаком проставляли. Ерунда, за пустую науку: слово-за-слово. Потом в койке мирились, и опять всё шло полюбовному. Да и колотить Зойку не за что было — безотказная. Зойка часто шутила над собой, когда с очередным синяком через деревню шла:

— До свадьбы заживет! — отвечала она на вопросы любопытных соседушек, хотя верно знала, что, вряд ли её замуж позовут.

Беспутная, но сердце доброе, к чужому горю открытое. Родить сама не могла, а деревенским сорванцам всегда гостинцы раздавала. За это любила её деревенская детвора. А Берёзовские женщины все без исключения сторонились Зойки, дружбу с ней не водили, даже здоровались неохотно. Порочный образ жизни никому не нравился, на всю деревню одна такая получилась. Осуждали, клички обидные давали, как только за спиной не склоняли. Зойка огрызалась, могла в ответ крепкое словцо бросить.

Зойкиной матери жилось хуже всего. Она — женщина совестливая, богобоязненная, а худую дочь воспитала. В отличие от непутевой дочери терпеливо все колкости от деревенских жителей слушала, глаза от стыда прятала. После под иконами замаливала не свои грехи. Но даже под расстрелом она не отказалась бы от своего ребенка — одна кровиночка. Зойка была её единственной дочкой.

Так вот, эта самая Зойка Манюшку встретила, увидела, что девчонка ходит как оборванка. Сжалилась, решила помочь сиротке.

— Приходи ко мне Манюша, кой чего из своих нарядов отдам. Размерчик не тот, но уж постараемся что-то сообразить.

Манюшка обрадовалась, в тот же день к Зойке помчалась. Такая удача не каждый день.

В большом кованом сундуке у Зойки завалялось много ненужных вещичек, которые никогда не одевались и хранились на черный день. Копились платья, складывались в стопку в сундуке, а радости и проку не приносили. Зойка ворчала, прикладывая к Манюшкиным плечам, то одну обновку, то другую.

— Велико! — с досадой говорила она, — Отбрасывая в сторону кофточку, — Это тоже не подойдет. Какая же ты худышка!

Всё же нашлась пара льняных рубашек, ещё юбка, вышитый передник, кофтёнка, узорный платок, теплая душегрейка. Нарядилась Манюшка, как барыня, сияет от счастья. Зойка довольна:

— Носи, покуда не полиняет, после еще приходи!

Манюшка кивнула, улыбнулась — такая женщина славная попалась. Без денег столько добра отвалила, не пожалела.

— Иди с богом, милая! — начала выгонять её Зойка, едва в её дверь постучали, Иди, захаживай, как соскучишься.

На пороге Зойкиного дома, переминаясь с ноги на ногу, стоял мужичок из соседнего села, бывший в Берёзовке проездом.

— Зой, я на пару дней приехал, громко сказал он, провожая Манюшку на улицу, — пустишь или дальше следовать?

— Пущу, куда я денусь, — весело со смешком ответила Зойка.

— А это подружка твоя? — кивнул гость на Манюшку, — красивая!

— Ты, это, слюни не пускай. Не видишь, молодица она. Не для тебя и таких как ты зреет.

— Для меня, Зоечка, ты в самый раз созрела, — ответил гость, проходя в дом и запирая за собой дверь.

Манюшка все эти взрослые игры уже хорошо понимала и про Зойку сто раз сплетни уже слышала. Только эта женщина была ей приятна. В подруги, конечно, не годилась, но и осуждать её она не смела.

Манюшка к этому времени не со всеми ещё в деревне познакомилась. Но это оказалось делом скорым. Возле прогона, по правую сторону жил-поживал одинокий бобыль Мирон — бездельный мужик. Звали его под стать — «Пустозвоном». Внешности особой: худ, сер, роста высокого, как жердина. Полушубочек дырявый носил на голое тело. Круглый год в залатанных, подвязанных бечевой валенках ходил. Жилье Пустозвона для жизни непригодное: дурно пахло, да и стылое — топить нечем. Что уж про питание говорить. В избенке коротал мужичок холодные ночи, а днем, проголодавшийся и замерзший, бродил от дома к дому в поисках куска хлеба на дармовщину и согрева. Работать с детства не привык, потому что маменька его пестовала — работала за него и за себя. Воспитывала одна после того, как муж с войны не вернулся. Всю любовь и заботу вложила в единственное дитятко. Оберегала от тяжелого труда. Любимая поговорка: «Успеет, наработается еще!» К великому горю Мирона, матушка недолго пожила. Остался Мирон один, ни к чему не приученный, да и лодырь великий. Каждый день ждал он милости свыше. А главное его занятие — сплетни деревенские из одного конца в другой переносить. Кто-то его мимо гнал, кто-то до новостей охочий сидел, слушал. Мирон знал всё и обо всех — объявлял новости с толком и расстановкой.

Когда узнал про появление Манюшки в их деревне, бегом отправился сообщать это известие во все деревенские уши.

— Племянница у Катерины прибыла, — с порога начинал рассказ в доме, куда ступала его нога.

— И чего? — тут же отвечали ему, ожидая продолжения.

— Больно уж хороша!

— Сам видел?

— Вот те крест, — продолжал Мирон, — Красавица! Ладная, пригожая! Только…

Нравилось Мирону тайны добавлять.

— Договаривай, — нетерпеливо следовал вопрос.

— Немая она.

— Вот так оказия! — удивлялись Берёзовские.

Ох, Пустозвон! Умел разжигать интерес. Всем была охота посмотреть, что за «птица» прилетела в их края. Деревенское любопытство имело исконную особенность: обсудить, косточки перемыть, приукрасить и добавить своими домыслами, чтобы было интереснее. Даже если объект сплетен не обладал нужными качествами, ему такие приписывались. Молодые девушки в этом случае были под особым пристальным вниманием замужних баб, мужья которых частенько ходили налево. Если на горизонте появилась красавица, значит — следует ждать беды. Охотники полакомиться найдутся: «Новая лошадка, куда справнее старой». Со стороны обиженных жен, добра не жди. Ни одна особь женского пола не избежала участи быть осмеянной, опороченной в глазах остальных жителей деревни в целях защиты собственной семьи.

Понятное дело, поглядеть на Манюшку всем захотелось. Придумали на вечёрку её заманить. Подговорили Наталью, которая с Манюшкой уже знакома была, в общине вместе на работу ходила.

В Берёзовке молодежь собиралась на вечерние посиделки. Готовили нежилую избу, чтоб старикам не мешать. Девушки приходили с прялками и пряли жесткую льняную пряжу или вышивали крестиком полотенца, шили немудреную одежду в приданое. Иногда в праздники собирались и без всякой работы, чтоб только повеселиться. Парни и девушки пели частушки, разговаривали, симпатию друг к другу показывали. Длинные осенние и зимние вечера коротать вместе интереснее. Родители охотно разрешали взрослым детям засиживаться допоздна, знали, что ничего плохого с ними не случится. На посиделках парни присматривались к девушкам: и красива, и поет хорошо, и рукодельница. После выказанной симпатии с обеих сторон, засылали сватов. Так в Берёзовке образовывались новые семьи.

Женихи являлись, когда все девушки были в сборе, зачастую с гостинцами: пряниками, карамельками.

— Здравствуйте, красные девицы! — приветствовали парни.

— Здравствуйте, добры молодцы! — раздавалось в ответ с женской стороны.

Под дружный смех, начинались игры — потешки: «Жмурки», «Прятки». После забав водили хороводы и пели частушки. Модно было устраивать песенные соревнования.

Невесты хором запевали:

«Старичонок на поседки приходил,

Полну пазуху парёнок приносил,

А парёночек нам хочется,

Старика любить не хочется,

молодого не находится,

старика любить приходится».

А парни отвечали:

«Ах, ты мать, моя маменька,

Ты скатай-ка мне валенки:

Не велики и не маленьки,

Чтобы были аккуратненьки,

Чтобы девки любили меня,

На колени садили меня,

Стары суки не глядели на меня».

Засидевшимся в невестах, нужно было постараться, чтобы проявить себя в лучшем свете, когда заходили самые завидные женихи. В Берёзовке такими слыли два брата Павел и Иван — сыновья местного богатея Якима. Павлу минуло двадцать один, а Ивану — восемнадцать. Старший разительно отличался от брата: высокий, широкоплечий, лицом красив, волос черный кудрявый. Иван же — невысокого роста, полноватый, неуклюжий, широконосый.

Павел, понятное дело, девчатам особо нравился, но зазнавшийся паренек был груб, резок и от деревенских дев нос воротил. Ему принцессу подавай. Думал выбирать себе под стать, чтоб обязательно лицом красива, телом стройна, да вдобавок умна. Вокруг невест навалом, только взять некого. Куда ни глянь, все не то: одна — мала, другая — толста, третья — глупа и так далее — все с изъяном.

Зато его брат — Ванюшка, звезд с неба не хватал, вел себя проще. Никого вниманием не обходил, половину деревенских девчонок перещупал. Балагур и шутник.

У этих женихов наследство богатое. Выйти замуж за любого из братьев — предел мечтаний для любой деревенской красавицы. Только вот добро к добру. Ни для кого, ни секрет, что невеста с достойным приданным должна прийти. Отец братьев уже позаботился и присмотрел для сыновей выгодные партии. А пока они развлекались, холостой жизни радовались.

Их отец — Яким недоброй славой в Берёзовке пользовался. Жестокий, стального характера мужчина, держал деревню в страхе благодаря тяжелой руке и вздорному характеру. По его тюремному прошлому, облюбовали Берёзовку бывшие сокаторжники. Как отбыли срок, к нему в гости на постой являлись. Яким без вопросов привечал друзей, сам с ними три срока мотал. По роду-племени был он из местных, староверских, но на все уставы плевал с высокой колокольни. Моралью отличался от простых крестьян-работяг, ему человека прихлопнуть, что муху. Добрые люди боялись Якима, даже не смели за его спиной шептаться, вдруг узнает, тогда пощады не жди. Ох, и норов! Кулаки так и чесались. Сначала махал, без разбору, а только потом разбирался в чем суть. Поэтому, что бы ни происходило в жизни бывшего преступника, деревенские жители пропускали мимо. Попросту глаза на всё закрывали: себе дороже.

Яким — мстительный, беспринципный человек, если считал, что его гордость задета, мог жестко наказать. За слова цеплялся — надо было знать, что ему можно сказать и когда. Поговаривали, что двое его обидчиков пропали без вести. Года три, может четыре, прошло с той поры, быльем поросло, а слухами всё ещё земля полнилась.

Прибывшие на постой дружки Якима, волей судьбы, оставшиеся без крыши над головой, приживались по деревенским вдовам или одиноким женщинам. Обзаводились хозяйством, но и про промыслы свои не забывали: «Горбатых могила правит». Наведывались по соседним селам. Собирались гурьбой по три-четыре человека, обозы грабили: зерно, муку, тряпки всякие отбирали, когда повезет и деньжатами разживались. Хватали все, что под руку попадет. После вылазок кутежи устраивали, у небезызвестной Зойки, которая с любым ласкова была, лишь бы барышом делились.

В деревне часто появлялись новые лица, но многие и исчезали. Некоторые дружки вновь по этапу уходили, кто-то налетал на случайный нож в пьяной драке, кто-то попадался на краже, а другие — погостив в Берёзовке, двигались до родимых мест. На постоянное проживание оставалось мало, только те, которым идти было совершенно некуда. Зато каторжники, оставшиеся в Берёзовке, были в полном распоряжении Якима. Его почитали за старшего. Так сколотилась банда отъявленных бандитов, за копейку душу продавших, во главе с Якимом.

Главарь Яким пользовался превосходством и с удовольствием пожинал плоды своих трудов. Добрую долю награбленного в благодарность за приют от дружков получал. Сам же никого не грабил, масть не та, а жил, как сыр в масле катался. Дом самый лучший в деревне: высокий, с крашеной верандой, на две половины — зимнюю и летнюю. По деревне ходили слухи, что при строительстве дома, Яким замуровал горшок с царскими червонцами в кирпичную стойку фундамента. Награбленное хранил впрок. В кованых сундуках скопилось много всякого добра: отрезы ткани, посуда, медные иконы, церковные рукописные книги, подсвечники барского вида и прочие ценности. Только у него водились редкие по тем временам никелированные самовары, фарфоровая расписная посуда. Достаток был виден во всем, не то, что у остальных, перебивающихся с хлеба на воду. У него и мясо, и сахар — не только по праздникам. Закрома ломятся: полный амбар с зерном, погреб с солониной.

Павел с Иваном на отцовские денежки, без нужды будущую семью могли обеспечить. Это и прельщало деревенских девиц на выданье, из кожи вон лезли, чтоб братьям понравиться.

В один из дней, Наталья с утра «песню» завела:

— Манюш, пойдем на вечёрки. Весело будет. Хватит тебе дома сидеть! Составь мне компанию, будь моей подружкой.

Манюшка, как обычно, в ответ согласно кивнула. Если зовут — надо идти. К тому же Наталья ей очень нравилась, хотелось иметь такую подругу.

Тетушка Катерина даже обрадовалась:

— Пойди, родная, развейся. В пору уже женихов высматривать, подружек искать. Нечего возле старухи сидеть.

В тот день припозднились девчонки, пока коров подоили, сена им задали, сумерки уж наступили. Пришли на вечёрку, а там полная изба народа. Встали возле двери, чтоб осмотреться. На лавках, вдоль окон сидели молодые девушки. Одна из них, с громким сильным голосом начала петь что-то вроде романса, о том, как бросил милый друг, другую полюбил. Да так проникновенно и чутко, что мурашки по спине побежали.

Где девичий мой смех серебристый,

Где беспечная резвость моя?

Всё ему одному безраздельно

Отдала, безрассудная я.

Я готова забыть своё горе

И простить ему всё его зло,

Не корите ж меня, не браните,

Мне и так тяжело, тяжело…

Искренние слова Манюшке в сердце запали, до слез прошибли. Вздыхает, горемычная, думает: «Вот, кабы у меня голос был, интересно, смогла бы я так спеть?» Внутри себя фразы повторяет, запомнить пытается. А зачем? Не сгодятся же!

Девчата заметили в дверях Наталью и рядом с нею незнакомку. Песня тут же оборвалась на полуслове и любопытные взоры устремились на Манюшку. Разглядывали с головы до пят, перешёптывались между собой. Неловкая ситуация вынудила Манюшку засмущаться, не расписная картинка, чтобы перед всеми на обозрении стоять. Щечки заалели. Оглянулась на Наталью, заманившую её в ловушку, и нахмурилась.

— Присядем? — предложила Наталья и указала на свободное место.

Выбрали местечко на крайней лавочке в углу. А что толку? Все равно все продолжали пялиться. К тому же вокруг воцарилось молчание, словом, никто не обмолвился, ни тебе здравствуйте, ни до свидания. Манюшка на таких собраниях ни разу не бывала. Всё в диковинку — народу незнакомого — тьма. На подругу Наталью разозлилась за то, что привела её сюда. Хотелось сейчас же убежать и больше здесь не появляться.

— Подружки! — наконец очнулась Наталья, — это Манюшка, племянница тётки Катерины, прошу любить и жаловать! Теперь она с нами будет. Принимаем её в свой круг?

Девчата загудели, будто ждали команды. И уже через пару минут, Манюшка была признана своей. Про неё забыли, занявшись увеселениями. Снова зазвучала песня, все шутили, обсуждали деревенских женихов. Скоро несколько парней явились на вечёрку и подсели к своим невестам. Стало ещё веселее. Девчата ещё больше оживились, стараясь привлечь внимание.

Вдруг, в разгар веселья прибыли братья Павел и Иван. Как всегда позже остальных. Иван сразу к девчатам подскочил, щекотать начал до визгливого хохоту. Павел, по обыкновению, глазами всех обвёл и к стеночке встал. Его лицо не выражало интереса к происходящему.

Манюшка такого красавца, как Павел, никогда не видела, взгляд отвести не смогла. Павел её глаза заметил. Тоже интерес появился. Слухами земля полнилась, уже давно трезвонили, что к Катерине приехала племянница. Все эти слова мимо ушей пропускал, но уловил одно — девушка немая. Первый раз только здесь увидел и удивился: «Надо же прелесть какая! Личико светлое, красивое, поглядеть приятно».

Осмелился подойти. Прежде такого влечения ни к одной из девушек не испытывал. С первого взгляда, словно молнией поразило. Спросил первое, что на ум пришло:

— Не скучно тебе у нас?

Красавица промолчала в ответ. Засмущалась, щеки покрылись румянцем. Потом догадалась, головой отрицательно мотнула.

Павлуша понял, что попал впросак. Вспомнил, что девка, то — немая. В голове не укладывалось, что такая краса речи лишена. Задумался, как дальше ему с такой странной девушкой знакомство продолжать. Что ни спроси, все впустую, не ответит же.

Но иногда всё понятно и без слов. Глаза из встретились и пробежала между ними искра. У парня голову закружило, а Манюшка в сердце неясную тоску почувствовала. Сильное, необъяснимое чувство завладело обоими.

Только Павел присел рядом, молодежь уже по домам засобиралась, завтра вставать спозаранку.

— Манюш, нам пора, — напомнила Наталья, — тётка Катерина, наверняка волнуется. В её голосе слышался укор.

Манюшке вовсе не хотелось уходить, ещё бы пару минут, чтобы Павел побыл с нею рядом.

— Идем! — продолжала Наталья, и тянула её за руку. Ничего другого не оставалось, как подчиниться, потому что в избе они остались последними.

Вышли на улицу, Манюшке с Натальей дорога по пути. Встали на тропку, взялись под ручку и зашагали к дому. Наталья начала причитать:

— Ты, смотри, про Павла забудь. Не твоего поля ягода.

Манюшка недовольно одернула подругу за рукав.

— Можешь сколько угодно сердиться, но поверь, разобьет он твоё сердечко. Тебе другой нужен: добрый, искренний. А Павел…

Наталья состроила презрительную гримасу:

— Я бы на твоём месте никогда не стала смотреть в его сторону. Он злой. Всем вокруг известно, какой он негодяй! Я лишь добра тебе желаю.

Манюшка лишь усмехнулась. Не поверила. Не может такой замечательный парень быть злодеем. Наталья по характеру была завистливой, оттого постоянно наговаривала на других.

Павел остался стоять посреди деревни. В голове у него роилась тысяча мыслей о том, что случилось, и лёгкое сожаление о том, что свидание с красавицей оказалось таким недолгим. Долго ещё смотрел вслед удаляющимся подружкам, ждал, не оглянется ли Манюшка. Никак не мог понять, что за наваждение такое?

Оказавшись дома, он лёг в постель, но перед глазами всё ещё стоял образ милой девушки. Он воображал, как будет целовать Маню, как её губы станут сладкими от поцелуев. Он обнимет её хрупкое тело своими сильными руками и прижмёт к себе, наслаждаясь нежностью момента. А потом он снимет с неё одежду, чтобы ощутить её нежную грудь и провести ладонями по гладкой коже. Она, словно пташка, вздрогнет, а затем обхватит его руками, сгорая от страсти.

От безудержных фантазий у юноши закружилась голова. В его жилах закипела кровь, и он не мог думать ни о чём, кроме прекрасной незнакомки. Стал мечтать о ней день и ночь, строя в воображении планы, как они будут вместе. В своих грёзах он видел её в своих объятиях, покорную и нежную. Он потерял покой, словно был околдован.

С тех пор Манюшка не посещала вечёрки. Ей было не по себе от излишнего внимания. Она вспоминала, как на неё смотрели, будто на прокажённую: «Вот так диковина — немая девка!» Наталья много раз звала её с собой, но потом перестала. Была ещё одна причина, по которой Манюшка не хотела идти туда — страх увидеться с Павлом. В её душе боролись смешанные чувства: с одной стороны, ей хотелось ещё раз увидеть его, а с другой — она боялась разочароваться. Много раз уже слышала, что о нём говорят ужасные вещи.

Павел, напротив, стремился к встрече с ней. Каждый день он приходил на вечеринки, но все было напрасно — девушка исчезла. Он боялся поджидать её возле дома тётки Катерины, опасаясь сплетен. Но ещё страшнее было то, что отец мог узнать о его чувствах к немой девушке. Яким был скор на расправу и быстро поставил бы его на место, если бы узнал о его выборе. Тоска изводила Павла, но выхода не было. Потянулись тягостные дни в страданиях. Надо было занять себя чем-то другим, чтобы отвлечься.

Накануне, вечером, один из его дружков хвастался, что ходил утешиться после того, как его девушка бросила.

— Ох, и хороша, бестия! После ночи с ней вся тоска пройдет, — восторгался он.

— Про кого ты это? — не понял Павел.

— Не прикидывайся простаком, ты же знаешь, к кому все мужики ходят. Сам сходи, проверь, — предложил друг.

— Не такой я, — возмутился Павел, уже поняв, о ком речь идет, — да, чтобы я…

— Как знаешь, дружище. Только пойми, что опыта тоже надо где-то набираться. Вот ты, к примеру, что собираешься со своей будущей женой в постели делать?

Павел хотел рассердиться и послать такого «горе-дружка» куда подальше, но задумался: так ли он не прав? Потому, вместо ответа буркнул:

— Женюсь, тогда и разберусь. Я тебе не мальчишка сопливый!

Они с другом расстались, но Павел, хотя и стыдился своих мыслей, задумал недоброе. Однажды, когда наступили сумерки, он взял из дома сумку с пряниками и направился к проклятущей Зойке, которую всегда недолюбливал. Считал её грязной распутницей. Но в тот день тоска стала невыносимой, и ноги сами привели к ней. У Павла никогда не было опыта в любви, и он ни с кем не делил постель. Он боялся начинать, но запретный плод всегда сладок.

Зойка, как всегда, обрадовалась гостю, пусть и незваному:

— Вечер добрый, Павел Якимович, чего пожаловали?

Зойка, поправив непослушные волосы, с очаровательной улыбкой, начала игриво строить глазки.

А Павел, горделивый и заносчивый парень, вдруг оробел и не знал, что сказать, куда встать и вообще, что делать в таком случае.

Разведёнка сразу поняла, зачем Павел пришёл, без лишних слов. Мужчины приходили к ней только за любовью, не той, возвышенной и чистой, а за телесной, осязаемой. И что с того? Каждый получал своё. Страсть у всех разная: кому-то достаточно поцелуев, а кому-то подавай грубости. Зойка уже давно изучила мужчин и могла подстроиться под любого. Ей весело, она не робеет, а наоборот, проявляет активность первой, поэтому и нравится всем.

— Гостинцы принес? — спросила она, указывая на сумку.

— Пряники. Батя с рынка привез, совсем свеженькие.

— Сладкое я люблю, — хихикнула Зойка, — но пробовать буду потом.

— Я, наверное, зря пришёл? — зачем-то спросил Павел. Уходить он вовсе не собирался, просто страшно было до жути.

— Может и не зря, скоро узнаем. Что ж ты, глупенький, не стой, как истукан! Раздевайся и проходи.

— Раздеваться?

— В штанах такие вещи трудно делать будет, — продолжала веселиться Зойка.

Павел расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Немного помедлил, а после решительно стянул с себя, сначала рубашку, потом брюки.

— Я сейчас подготовлюсь, подожди меня чуток, — попросила Зойка, — хотя, иди сюда и помоги мне снять платье.

Павла от волнения до дрожи пробило, даже пожалел, что порог этого дома переступил. Первый раз страшно, как перед казнью. Приблизился к Зойке, снова не понимая, что дальше.

— Зой, у меня ты первая будешь, — признался он.

— Вот это новость! Я думала, что ты уже всех девчат в деревне обошел. Нельзя такому красавцу в простое быть. Молодость один раз даётся, надо каждую минутку жизни радоваться. Любовь — это самое большое удовольствие.

— Я жениться сначала хотел.

— Из правильных, значит. Но всё же не удержался. Природа своё все равно возьмет, сколько от неё не убегай. Время пришло тебе мужчиной становиться.

— Вот я и пришёл к тебе.

— Настроение у меня сегодня хорошее, порадую тебя, — сладким голосочком пропела Зойка.

— Порадуешь?

— А как иначе? Ты такой красивый, вкусный. Ты меня тоже порадуешь взамен. Не попробуешь, не узнаешь, как это бывает сладко.

Зойка, опытная любовница, знала, как правильно мужчине угодить. Она начала действовать первой. Быстро сбросила с себя платье, предавая перед Павлом во всей красе. Подобно юркой лисичке, она ластилась к Павлу, обнимала и прижималась.

Павел всё ещё смущался своей наготы.

— Может быть, задуем свечи? — предложил он.

— Ещё чего! Ты всё самое интересное пропустишь, — ответила Зойка.

Без одежды Зойка была особенно хороша. Павел окинул её взглядом с ног до головы и восхитился: гладкая, упругая, с большой мягкой грудью. Тёплые женские руки прошлись по его обнажённой груди и остановились на животе.

— Скорый, ты, однако, готов уже! — удивилась Зойка, вновь смущая неопытного любовника.

Она прильнула к его губам и увлекла на мягкое ложе. Павел не успел опомниться, как оказался сверху. Зойка с готовностью подчинилась, принимая его в себя. Распласталась под ним, растеклась. Податливая, под каждое движение охочая. В первый раз всё произошло быстро. Но для Павла это стало незабываемым и сладким моментом, который хотелось переживать снова и снова.

Вскоре он стал частым гостем в доме Зойки. Там он освоил все любовные премудрости. Они проводили вместе целые ночи, изучая тела друг друга, и пробуя новые развлечения. Павел оказался хорошим учеником, а Зойка — идеальным учителем. Она получала удовольствие от близости с ним: он был молод, горяч и ненасытен.

Ночи, проведенные с красивой разведенкой, постепенно остудили любовный пыл Павла. Он порой забывал о красоте Катерининой племянницы. Но лишь до поры до времени. Стоило ему увидеть Манюшку на деревенской тропинке, как страсть снова наполняла его сердце, а греховные мысли овладевали им. Он терзался, желая обладать этой девушкой. Чтобы забыться, он спешил к Зойке, которая всегда с радостью принимала его. Но это была лишь временная мера, способ оттянуть момент, когда он сможет приблизиться к объекту своих мечтаний.

К Зойке он не испытывал ничего: она была красива, доступна и изобретательна в способах развлечь его. Иногда Павел ненавидел себя за телесную слабость и грешные отношения с женщиной, которая никому не отказывала. Он не был её единственным любовником. Порой он замечал присутствие других мужчин в Зойкином доме: чужие запахи, забытые вещи, гостинцы, появляющиеся ниоткуда. Он тоже всегда платил за встречи, с пустыми руками никогда не приходил, так было заведено с самого начала. Зойка всегда с охотой принимала его подарки. Была весела, хвалила его. Павел знал, что в один из дней, забудет дорогу к Зойкиному телу. А пока он нуждался в нём всё больше и больше.

Время шло своим чередом, и вот наконец закончилась зима, а с ней и оттаял пруд. Деревенская ребятня с нетерпением бежала на берег, чтобы наловить карасей. Их отцы тоже не сидели без дела: они использовали хитрые уловки, чтобы поймать как можно больше рыбы. Утром они закидывали снасти, а к вечеру возвращались с уловом из пяти-шести рыбин — тут тебе и уха и жарёха. После зимы, когда запасов мало осталось — это хорошее подспорье к скудному питанию. Манюшке тоже повезло. Дед Егор, который плёл рыболовные снасти, сделал ей подарок. Но не просто так. Будучи девушкой услужливой, она помогала старичку по хозяйству, и он решил отблагодарить её за это. Теперь Манюшка вставала рано утром, бежала на пруд, закидывала свою нехитрую снасть, а вечером на их столе была свежая рыба.

Увлечённая ловлей рыбы, Манюшка не замечала, что за ней подсматривают. И это был ни кто иной, как самый отъявленный в деревне злодей Яким, отец Павла. Однажды его взгляд остановился на юной красавице, и она сразу выделилась среди других деревенских девушек. Одного взгляда было достаточно, чтобы образ Манюшки надолго остался в его памяти. Каждый вечер Яким, будто у него не было других дел, отправлялся на плотину, чтобы понаблюдать за Манюшкой. Густые заросли кустарника скрывали его, и он сидел в зелёной чаще, ожидая появления рыбачки. Ловкая и гибкая красавица быстро справлялась с рыбной ловлей: вытягивала снасти, набирала в ведёрко рыбу, а затем снова опускала их в воду. И так происходило изо дня в день.

Старый развратник, Яким, не мог оторвать глаз от юной красавицы, отмечая её плавные и грациозные движения, словно у кошечки. Его сердце билось чаще, когда платье соскальзывало с её нежного плечика, обнажая то, что не предназначалось для его глаз. Или, когда мокрый подол задирался, открывая стройную ножку. Дух захватывало, до чего девушка прелестна, мила и невинна. Её золотые волосы колыхались на ветру, рассыпались шёлковыми волнами по спине, являя чудесное зрелище. Яким из своего укрытия облизывался, как голодный кот, слюну пускал. Она же, голубка, ничего не чувствовала, без оглядки вертелась, поглощенная работой. Скорее бы с делом управиться, не до того, чтобы одежду поправлять, одергивать.

Бывший каторжник дивился красоте приезжей сиротки. Конечно, до него дошли слухи, что она бракованная — немая, но это только добавляло азарта и привлекало его к этой прелести. Сколько бы он ни любовался ею, он ни разу не решился подойти и заговорить, боясь напугать. У него были другие планы на эту девушку. Ему нужно было выбрать правильную тактику и найти нужные слова, чтобы завоевать симпатию Манюшки. А для этого требовалось время, которого у Якима было не так много.

Жаркое солнце пекло, нагоняя зной и навевая истому. Лёгкий шорох прошлогоднего камыша на слабом ветру и журчание ручейка погружали Якима в романтическое настроение. Каждую весну он с нетерпением ждал от жизни обновления. Для всех Новый год начинался в январе, но для него это было не так важно, ведь отсчет он вел от весны — поры посева зерна. Словно зачарованный, наблюдал он из кустов за движениями юной красавицы, мечтая о возвращении былой молодости и страдая от ушедших лет. В моменты смутного волнения он понимал, что назад дороги нет, но по-прежнему надеялся на чудо. С каждым днем становилось все яснее, что немая девица заняла в его сердце главное место. Когда он просыпался утром, перед глазами стоял милый образ, а когда ложился в постель после дня, все мысли были об одном: поскорее увидеть объект своих тайных желаний.

Всё потому, что семейная жизнь Якима не сложилась. Трудно было жить с нелюбимой женщиной. В молодости, когда он был женихом, несмотря что родом из бедной многодетной семьи, он был хорош собой и статен, имел горделивый характер. Отец присмотрел ему невесту — Аксинью. Не по душе ему она была, но против желания отца он не смел перечить. Согласился на свадьбу, скрепя сердце и, надеясь на то, что стерпится-слюбится. Но не тут-то было.

К двадцати пяти годам Аксинье так и не удалось найти себе мужа. Все женихи проходили мимо, не обращая внимания на её богатство. Внешность невесты никому милой не казалась, чтобы от такой хотелось иметь детей и в одну постель ложиться. Она была далеко не красавица: высокая, худая, с длинным орлиным носом, жидкими тусклыми волосами, к тому же с широкими, грубыми руками. Когда она стояла рядом с Якимом, они казались одного роста. А ему хотелось в жёны девушку маленькую, аккуратненькую, чтобы на руках носить мог.

Отец Якима решил, что это не так уж и важно. Зато у родителей Аксиньи была только одна дочь. По достатку она была завидной невестой: у неё было крепкое хозяйство, хороший дом и приданное, которое насчитывало «три короба с добавкой». Родители не в чём бы ни поскупились ради дочки, только бы она замуж вышла и внуков им родила.

Не от сладкой жизни Якиму пришлось жениться. Семья в нужде была — восемь ртов кормить нужно. Отец с матерью с хлеба на воду перебивались, такую ораву воспитывая. Оттого на помощь старшего сына надеялись, полагали, что, когда тот успешно женится, им полегче будет.

Если бы всё было иначе, Яким никогда бы не обратил внимания на такую страшилищу, как Аксинья. К тому же жена оказалась старше Якима на целых шесть лет. В то время как его друзья и товарищи целовали молодых девушек, он обнимал свою старую жену, с трудом преодолевая отвращение к её нескладному телу. Зато в этой женитьбе было много положительных моментов. Тесть подарил им дом, обустроил хозяйство и даже привёл корову в их супружеский двор. Отец Аксиньи был очень рад, что наконец-то пристроил свою дочь, и не мог нарадоваться на зятя.

Аксинья оказалась доброй и покладистой женщиной. Она старалась угодить мужу, как могла: ходила за скотом, убирала дом, стряпала. Без устали крутилась целый день, не присев ни разу. Никогда не перечила ему, всегда ласкова, приветлива и с улыбкой встречала мужа, даже когда у него было плохое настроение, и он был груб. Как только Яким почувствовал свою силу хозяина в доме, он стал обижать, оскорблять и даже бить Аксинью. Она терпела все его выходки и никогда не жаловалась родителям. Она жила с мужем и считала, что так и должно быть, ведь кому нужна такая, как она? На людях Аксинья всегда шла с гордо поднятой головой, показывая, что счастлива с мужем. Но на самом деле она часто плакала и прятала синяки под одеждой.

Якиму его женушка настолько была противна, что мог находиться с ней в одной постели лишь тогда, когда был сильно пьян. По пьяной «лавочке» побьёт её, натычет в бока, а потом любви требует, может до утра мучить бедняжку, пока не надоест.

Почти все мужики в деревне применяли силу в отношении своих жён. Нельзя сказать, что проступки женщин были такими уж серьёзными, но считалось, что супруга должна понимать своё место. Главной обязанностью женщины было почитать и уважать мужа как хозяина и главу семьи. В случае ссор мужья кулаками наводили порядок в доме, и остальные домочадцы воспринимали это как должное. Все соседи знали, что Яким строг с Аксиньей. Хотя она и старалась скрыть следы побоев, заметить их было нетрудно. Однако такое положение вещей никого не удивляло, а даже считалось нормой. Никто не вмешивался, полагая, что это семейное дело, которое не должно никого касаться. Она не просила ни у кого защиты, не жаловалась соседям и родне, значит была всем довольна.

В то же время у бойкого Якима начали появляться новые интересы. Возможно, причиной тому были скука, безделье или желание показать своё превосходство перед дружками. Сколотилась в Березовке небольшая ватага. Яким стал их заводилой, стремясь к лёгким деньгам и азарту, а также не зная, куда тратить свою бурную энергию. Они начали грабить крестьян в соседнем селе, избивая их и отбирая последнее. Однако по неопытности их поймали с поличным. Якима, как зачинщика, посадили на три года в тюрьму.

Тюремный труд в то время широко использовался на благо государства. Каторжники строили мосты, рыли траншеи и корчевали пни. В деревенской местности основным занятием стала лесозаготовка: валка и рубка строевого леса. Артель осужденных, состоящая из двадцати человек, избрала Якима своим старостой. К тому выбору случай привел. Двое заключенных сцепились в драке, а затем к ним присоединились остальные. Началась общая свалка, сопровождаемая шумом, гамом и разбитыми носами. Яким, обладая крепким здоровьем, бросился в самую гущу, раскидал дебоширов своими сильными кулаками, и никто не смог устоять на ногах. Оглянувшись, он увидел, что все лежат, охая и потирая больные места. Яким показал всем свою силу и умение управлять ситуацией. После этого случая все каторжники стали бояться Якима и считались с его мнением. Едва он сжимал кулаки, все разбегались по сторонам.

Работники лесной бригады, беспрекословно слушали поручения Якима, как старшего над ними. Выполняли разнарядки на работу. За непослушание Яким наказывал строго, учил уму-разуму, все теми же кулаками. Несмотря на непродолжительное пребывание в заключении, Яким проявил силу воли и стойкость, заслужив уважение даже у надзирателей, которые сопровождали его на работы. Яким не уставал от тяжёлого труда, предпочитая отдавать распоряжения, а не заниматься физической работой. Он берег своё здоровье и предпочитал проводить время в бараке возле тёплой печки. В то время как другие осужденные могли получить обморожение или травму, Якиму всё было нипочём.

Вернувшись домой, Яким осознал, что его бывшие друзья еще больше зауважали его, когда узнали, что он был старостой в тюрьме. На радостях, устроили ему тёплый приём, накрыли стол, и целую неделю отмечали его возвращение. Вся деревня ходуном ходила: песни, пляски, хмельное текло рекой.

Аксинья ко времени его возвращения еще больше подурнела: поблекла, словно выцвела. Но она старалась для своего мужа: собрала жидкие волосы в скромный хвостик, украсила бантом и надела платье в цветочек. Вины в том, что дурна, не значилось, ведь душой светла и беззлобна. Родители растили её в любви, и она видела в жизни больше добра. К грубости и пакостям не привыкла, для других зла не желала, жила по заповеди: относись к людям так, как к самой себе, люби и почитай. Из уст никто, никогда не слышал грубого слова, крика. Но такая слабость и покорность выводили жестокого Якима из себя. Он не понимал, как можно быть настолько безвольной, мягкой и не давать отпор. Однако именно эти черты характера позволили ей удержаться рядом с таким сильным и грубым мужчиной.

Яким, истосковавшийся по женской ласке, каждую ночь трепал свою Аксинью. К великой радости, скоро она понесла — давно мечтала о детях. Когда её живот начал расти, муж оставил её в покое и даже проявлял заботу. Он очень хотел ребёнка, обязательно сына — наследника. И к весне на свет появился первенец — Павлушка. Все заботы и хлопоты супругов сосредоточились на ребёнке. Их радости не было предела. К удивлению, глава семьи тоже светился от счастья: возился с малышом, гукал и играл с ним.

Казалось бы, живи и радуйся, но не тут-то было! Потянуло Якима по «старой тропинке» — позвали его напарники на дело. Засиделись, заскучали да, и деньжата закончились. Зная, что в город повезут обоз на базар, они с товарищами сели в засаде. Но просчитались: в ту пору обозы часто грабили, и оказалось, что товары были с охраной. Опять Яким попал в переделку и вновь отправился по этапу. В этот раз сидел два года.

Домой после заключения вернулся, а сынок Павлушка, уже по полу на своих ногах бегает. Малыш на загляденье: глазастый, пухленький как картиночка. Наигрался, натешился с наследником, а затем предложил жене: «Ну, что Сина, кабы нам еще парнишку завести?»

Аксинье уже тридцать минуло, а Якиму лишь двадцать четыре. Он молодой, крепкий телом мужчина, и, конечно, ему хотелось видеть рядом с собой молодую и привлекательную женщину. А его жена после родов стала крупной, как баржа. Яким всякий раз морщился от отвращения к ее телу. Недолго думая, он стал искать развлечения на стороне. Обошёл всех свободных бабёнок в деревне, натешился всласть. Аксинья же оставалась в стороне.

Но всё же, после нескольких гулянок в компании хмельных друзей, пару раз с Аксиньей переспал, так у них в семье еще прибавление получилось. И снова родился сыночек, которого нарекли Иваном в честь деда. Детишек Яким обожал, часто нянчился с ними. Иногда его накрывало чувство благодарности к Аксинье, за подаренных сыновей. Но только за это. Как женщина и спутница жизни, она для него была пустым местом. Из дома хотелось бежать куда-то на сторону, где больше веселья, доступных красивых женщин, понимающих верных друзей, которые выслушают, поймут.

У жены были свои дела, у мужа — свои. У неё хозяйство, дом, воспитание мальчишек, а у Якима — более интересные занятия. Вместе с друзьями-соратниками, он продолжал воровать, грабить. Ему хотелось лёгких денег, а работать он не хотел. Гулять с пустым карманом было плохо, ведь бесплатно не нальют. Яким не знал, когда остановиться. В его голове был только ветер и дым.

В третий раз он попал в тюрьму из-за глупого случая. Начали с подельником делить добычу, но не смогли договориться. Язык пьяный за копейку забранился. Взял Яким ножичек, да и ткнул дружку в бок. Раненый остался жив, но Якиму добавили тюрьмы пять лет.

Отец вернулся из тюрьмы. Павлу было уже десять лет, а Ванюшке — семь. Они росли без отца, и Аксинья, хотя и не была с ним рядом долгое время, всегда говорила о нём с уважением. Когда папа вернулся, мальчишки стали ходить за ним хвостиком. Не хватало им отцовского внимания всё это время, оттого они слушали каждое его слово с замиранием сердца, старались повторять за ним движения, учились повадкам и характеру.

Яким обожал своих сыновей, а Аксинью по-прежнему терпеть не мог. После того как они перестали спать в одной постели, она превратилась в служанку: готовила еду, кормила скотину, выполняла все поручения: «Принеси, подай, скотину накорми, еду давай». Детки тоже изменились после того, как в доме появился отец, видя, как он обращается с их матерью. Яким баловал своих сыновей: покупал им подарки и хорошую одежду. А Аксинью он держал в строгости. Зачем тратить деньги, всё равно краше не станет.

После третьей отсидки Яким стал мудрее. Он понял, что не хочет больше возвращаться на жесткие нары. Ему захотелось спокойной жизни. У него появилась идея использовать своё тюремное прошлое в своих интересах. Теперь его бывшие друзья, которые были с ним в тюрьме, работали на него и приносили барыш. Ему не нужно было больше прилагать усилия, и он решил, что пришло время успокоиться, ведь его авторитет позволял ему это. Он заделался в главари, четко распределяя дружкам их роли и обязанности. Тем бы лишь куда «прижаться» после отсидки, а он обеспечивал им приют, еду на первое время, а ещё своё покровительство. А это дорогого стоит.

Время пролетело незаметно, и вот уже сыновья стали женихами. Яким, отец семейства, ещё не старый — ему всего сорок четыре года, и он полон сил. Выглядел он моложе своих лет. В их роду была необычная черта: у всех мужчин не росли борода и усы. Все остальные мужчины в округе были косматыми и заросшими, ведь по уставу староверов запрещалось стричься и бриться. Однако у Якима и его сыновей лица всегда были чистыми и без растительности, что выделяло их из общей толпы. Когда парни были подростками, заметили, что у их сверстников начинает расти щетина, а у них самих нет никаких изменений. Это озадачило их, и тогда отец рассказал им, что их дед и прадед тоже жили безбородыми. Сокрушаться по этому поводу не стали, наоборот, преимущество осознали, потому что деревенские мужики вокруг выглядели стариками.

Якима уже начали терзать неприятные мысли. Если бы сыновья создали свои семьи, то оставаться с Аксиньей до конца жизни бывшему каторжнику не хотелось. Он задумал отправить свою жену к двоюродной сестре, старой деве, чтобы они вдвоем доживали свой век, а для себя найти молодую девушку. Пожить в удовольствие, испытать новые острые чувства, покуда старость дремучая не подошла. Рядом обязательно должна была оказаться милая, светловолосая, хрупкая красавица, которую он бы ласкал каждый день, упивался свежестью её кожи, запахом волос. Ему было всё равно на мнение окружающих, и, если бы кто-то стал его осуждать, он бы быстро заткнул рот любому обидчику. Однако во всей округе не нашлось подходящей девушки. Как ни присматривался он к Берёзовским девчатам, ни одна из них ему не понравилась. Он уже думал найти девушку из другой деревни, как вдруг удача улыбнулась ему.

Думы о Манюшке не давали ему покоя. С тех пор как он увидел её на пруду, он не мог спать. Это была именно та девушка, о которой он мечтал всю свою жизнь. «Как бы я хотел забрать её себе, наряжать и баловать! Не беда, что она немая, зато какая красавица!». Пусть жить осталось не так много, он верил, что в старости ещё сможет испытать любовь и страсть, ощутить радость от близости молодого и красивого тела. Может быть, эта милая голубка смогла бы скрасить его одиночество и облегчить боль от осознания напрасно прожитых лет?

Плотские потребности стареющего мужчины, смешивались с маниакальным влечением и желанием угнаться за уходящими годами, чтобы получить последние крохи, перед грядущей старостью и немощью. Любовь к юной сироте Манюшке переросла в заболевание, требовалось срочное излечение либо избавление о проблемы. На месте Манюшки могла оказаться любая другая девушка, но, по какой-то неведомой причине, именно она стала главной целью Якима. Подглядывая за Манюшкой, он погружался в такие греховные мысли, от которых нормальный человек, испытал бы стыд и смущение. В его мечтах Манюшка была покорной рабыней, готовой выполнить любые его желания. Яркие картины плотских утех занимали всё существо влюбленного злодея.

Ему и в голову не приходило, что его сын Павел испытывает те же чувства.