Большая любовь майора Никитича

Ольга Липницкая (2024)

Майор Соколовский возвращается в родную деревню и встречает свою первую любовь. По странному стечению обстоятельств, именно в этот день с девушкой начинают происходить очень необычные, даже мистические вещи! И обвиняет она, конечно, того, кто нежданно — негаданно свалился на ее голову! Никитич теперь просто обязан во всем разобраться, чтобы спасти свое доброе имя, а заодно и первую любовь.

Глава 4

Марийка

— Баб Мань, баб Мань! — кричит со двора детский голос.

Ох, божечки!

Как же я вздрагивала по первости, когда эту “баб Маню” слышала!

Но в деревне оно как? Платок на голову повязал — уже бабка! А для этого постреленка шести лет отроду я тридцатишестилетняя так и вовсе ископаемое!

Ну и профессия, конечно, обязывает.

Кто пойдет свои беды рассказывать к Марийке — Пустельге? А вот к баб Мане посоветоваться, да пожалиться идут.

В общем, я смирилась и стала отзываться.

Распахиваю дверь, выглядываю на крыльцо:

— Чего тебе? — стараюсь казаться приветливой, хотя никого не хочется видеть. Совсем никого.

— Деда Витю ревматизм прихватил! Мази твоей просит! Той, волшебной!

Волшебной, значит?!

Морщусь.

Я как раз сегодня в город в аптеку собиралась!

Потому что жир с горчицей помогает примерно так же, как и водочный компресс… Ну то есть почти никак. А вот введенные в правильной пропорции лекарства вполне себе могут облегчить боль в суставах старика.

Уж пропорции я соблюсти смогу! Зря я что ли шесть лет на провизора училась?

Только вот запасы у меня подистощились.

Осень. Утомленные тяжелой работой деревенские спины начали ныть то на дождь, то на ветер. Все и ушло быстрее, чем я рассчитывала.

— Скажи дед Вите, что к вечеру принесу мазь, — отмахиваюсь от мальчишки. — Солнце мне закатное нужно, — добавляю, чтобы не начали нудно упрашивать.

Деревенские. Они могут. Когда спины болят, то любого достанут.

Выпроваживаю соседского внука, еще раз обхожу дом.

Старенький, казавшийся мне таким уютным, сейчас он пугает.

В каждом углу мне что-то шевелится и пытается взлететь…

Фу!

Да как же хорошо, что мне в город надо!

Развеюсь, отвлекусь. И себе что-нибудь для нервов куплю.

Запираю избу. Ключ по привычке кладу под притолоку и ухожу в сторону автобусной остановки.

Дома тут закрываются чисто символически. Скорее, для вида, чем для порядка. Деревня. Все свои. Поколениями соседствуют.

Автобус приходится ждать недолго.

Отстал от расписания на каких-то двадцать минут. Или поспешил. Тогда на сорок. Не важно, уехала я быстро!

Дорога, сначала грунтовка, потом асфальтированная, залихватски петляла вокруг полей и наделов, ясно давая понять, что было людям главнее сорок лет назад.

Еще пару витков и мы замираем на светофоре.

Там пост ДПС и город.

От скуки принимаюсь рассматривать стоящие рядом машины и их водителей и вдруг замечаю черный очень солидный внедорожник! Очень.

Я жила в городе. Я знаю, что на таких простые люди не ездят.

Здоровенная машина медленно подтягивается к стоп-линии, равняется с нами, показывая лицо водителя, и у меня сердце ухает куда-то под желудок!

Ох!

Андрей!

Андрейка!

А я тебя… А ты… А в речке…

Мне вдруг становится стыдно и очень горько.

В этот момент я ясно понимаю, что мы с ним не ровня.

Что Андрейка и Марийка остались в очень далеком детстве.

.

Андрей

Не дают мне эти опарыши покоя!

Их же в таком количестве просто так не купишь!

Крупный рыболовный магазин их заказывает контейнера три на неделю. А я с Марийкиной избы шесть ведер набрал! Шесть ведер! Это где вообще столько купить можно?

Окидываю взглядом магазинчики при въезде в город…

Хозтовары, цветы, “Розовое и белое”… А! Вот! Все для рыбалки!

— Здаров, мужики! — широко улыбаюсь скучающим продавцам. — Опарыши есть?

— Белые или цветные? — нехотя поднимается один из трех.

— Цветные? Это от заморских мух что ли?

Мужик шутку юмора мою пропускает мимо ушей и молча ставит на стол две банки миллилитров по сто.

— Белый — тридцать рублей, крашенный — пятьдесят.

— О! А сколько всего есть? — делаю лицо крайне заинтересованное и при этом не очень умное. — А то мы с мужиками хотим на лодках выйти в следующие выходные.

— На лодках это тебе лучше блесну взять, — тянет другой продавец.

А тот, что показывал мне опарышей, обрывает его убийственным взглядом.

— Всего в магазин заказываю по пять банок, но под заказ могу привезти сколько скажешь, — гордо хмыкает он. — Хоть ведро.

— А! Понятно! — улыбаюсь. — Ну я подумаю.

— Телефончик возьми, — протягивает мне самодельную визитку тот, что заговорил про блесну.

— Ага, — лучезарно улыбаюсь, салютую. — Ну, бывайте…

Дверь за мной закрывается с противным скрипом…

Ведро.

Мужик мне гордо пообещал ведро.

Причем явно для него это объем фантастический, нереальный.

А я сегодня утром в реку выкинул шесть…

Откуда ж их притащили?

Дело-то не легкое.

Явно на машине везли.

У кого в деревне есть машина?

А!

Черт!

Да разве ж меня об этом просили?

Какого черта я тут уже чуть ли не план расследования составляю?

Меня в реке искупали, потом по хребту отходили, да еще и наорали, что я в чаях ничего не понимаю…

Да гори оно все синим пламенем!

И ничего больше не сделаю!

И не поеду туда!

И не скажу ей ничего!

Сажусь в свой внедорожник, раздраженно хлопаю дверью, оглядываюсь…

Машина должна была быть своя. В чужой или в такси такое не увезешь.

Своя! Или, как вариант, служебная!

Довольно хмыкаю, завожусь и трогаюсь в путь.

Вот светофор и там на объездную. Домой. В Москву. В душную квартирку с окнами на шумную улицу…

А какой восход был на реке!

.

Марийка

В городе проторчала сколько могла.

И пообедала, и на набережную сходила.

Когда-то я любила тут гулять, а сейчас вот смотрю и думаю: и что за прелесть — берег реки в дерево забирать! Будто край бассейна, а не речка. Вроде как и не природой сделано.

Но удобно, конечно. И чисто.

С колясками гулять хорошо.

Последняя мысль особенно ранит, и я понимаю, что торчать тут уже нет смысла. Перестал мне нравиться город.

Иду до автостанции, сажусь на автобус в свою сторону.

Наш, деревенский, должен быть только через час, но можно сесть на проходной. Там с трассы дойти-то всего ничего — километра два.

Вот и потряслась в обратную дорогу.

Солнце как раз клонится к закату, и я с усмешкой думаю, что как внуку дед Витиному обещала, на заходящем солнце мазь мешать и буду.

Деревню я люблю.

За тишину, за простор, за то, что все заняты. Никому до тебя дела нет.

Наверное.

Кажется.

Только.

Мне померещилось, или Мирониха мне вслед как-то странно смотрит?

А Егоровна вот косится да шепчет что-то. Того и гляди, сейчас креститься начнет. Ой… И правда крестится!

А Лидка-продавщица глазами вперилась, подбоченилась, будто драться собралась!

— Мань, ты далече ездила?

Ни тебе привет, ни здравствуй.

Та самая Лидка допрос устроила.

— А что, я тебе докладывать должна? — отвечаю ей ее же тоном.

— Мань, ты нам в деревне тут не чуди! — идет в наступление Лидка.

— Что значит “вам”? — вскидываю подбородок. — Я тут живу так же, как и вы!

— Так и живи! А не мертвечину разводи?

— Что? — у меня аж сама собой челюсть упала.

— Что слышала! — и Лидка, гордо развернувшись, удалилась на крыльцо своего магазина.

Мертвечину?

Это она про…

Про…

Опарыши!

Ах ты ж, Андрейка!

Ах ты ж….

Так вот чего ты задержался!

Ты пошел с деревенскими языками почесать!

Я ж сказала!

Я ж просила!

Ну кто еще, если не он?

Никто ж не видел!

Никто не знал!

Только он мог!

Залетаю домой, подхватываю телефон, быстро нахожу нужный мне номер…

Ну, Соколовский, держись!

Ну я тебе покажу!