Зачем нам эта любовь?

Ольга Минская

Любовь ворвалась в их размеренную и устоявшуюся жизнь, и появился смысл, аромат и вкус. Позволят ли они страсти разнести в щепки все, что было создано за долгие годы? Книга содержит нецензурную брань.

Джалал ад-Дин Руми

Редактор Марта Шарлай

Корректор Валентина Корионова

Арт-директор Саша Таран

© Ольга Минская, 2024

ISBN 978-5-0050-2511-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вот она жизнь, мчится вперед, как скоростной электропоезд на магнитной подушке. Только вчера мы оттанцевали на выпускном балу и робко вошли в двери университетов, а сегодня среди нас свои миллионеры и дети-аутисты. Некоторым мир щедро подарил все и сполна, а другим пришлось на своей шкуре убедиться, что они не родились, чтоб «сказку сделать былью».

У меня есть подруги, которые не смогли родить детей, а другие решили их не заводить, и уже у каждого из нас есть друзья детства, которые умерли от болезней или погибли по глупости.

Наши родители стали детьми, то есть такими же беспомощными и наивными.

И каждому пришлось смириться с тем, что есть мечты, которые не сбудутся никогда.

Пришлось повзрослеть — взять ссуды в банках, детские ладошки в руки и полную ответственность за все, что происходит вокруг. Среди нас есть лесбиянки, праведники, подонки и душевнобольные. Кто-то потерял большую любовь, кто-то ее так и не нашел. Часть браков распалась, другая часть уныло продолжается, не принося счастья, но и не причиняя боли.

Люди, которых мы ждем всю жизнь, — где-то за углом, проводят день за днем совсем не с теми. А мы никак не можем встретиться. Но некоторым повезло: их встреча состоялась, и теперь они летают через океан, чтобы посмотреть в дорогие глаза, вдохнуть запах любимого одеколона и замереть от счастья.

И мы наконец-то поняли, что ничего другого не будет.

Что ж, здравствуй, жизнь!

Давид

Клиент пространно объяснял, почему он считает, что надо делать иначе, а не так, как предлагал Давид. Давид прикрыл глаза и изредка хмыкал в трубку, чтобы поддержать разговор. Мейрав, секретарша, заглянула сообщить, что уходит и что в приемной еще есть посетители. Спустя десять минут разговор наконец-то закончился, и вошла женщина — последняя на сегодня. Он вежливо улыбнулся, жестом попросил дать ему секунду и что-то записал в толстой тетрадке. Поднял взгляд. Она смотрела на него серыми глазами и улыбалась.

— Я не отниму много времени. Мне только проконсультироваться. Анат сказала, что ты сможешь мне помочь.

— Я к твоим услугам. И можешь не спешить.

Какого черта он так сказал? Ему же не терпелось остаться в тишине и больше никого не слушать.

К счастью, она толково объяснила, в чем проблема. Он порекомендовал своего друга, который специализировался на трудовом праве. Она встала, чтобы уйти, а он подумал, что больше никогда ее не увидит. И неожиданно попросил, чтобы она держала его в курсе дела. Она снова улыбнулась и пожала ему руку. Ее ладонь была упругой, а рукопожатие оказалось неожиданно сильным.

Когда за ней захлопнулась дверь, он нервно прошагал туда-сюда по офису. Встал у окна — ждать, когда она выйдет из здания. Бросился в приемную. Она словно испарилась. Он позвонил Мейрав и спросил, кто была эта женщина, и вообще, почему он ее принимал. Та ответила, что Анат, его сестра, попросила за нее.

— Напомни, пожалуйста, как ее зовут?

— Таня.

Таня. Таня. Таня.

Прошла неделя. Она не звонила. Он знал, что у секретарши есть ее телефон.

Что у Анат есть ее телефон.

Что он найдет ее в считаные секунды.

И не искал. Он был занят, он устал. И наверно, он уже не играл в эти игры. У него все было — известность, деньги и устроенная жизнь. Подумаешь, еще одна привлекательная, миловидная… Нет, не то — он никак не мог подобрать слово. Еще одна женщина. Но иногда взглядом он искал ее на улице. Ему казалось, что она идет вот где-то совсем рядом. И тогда он улыбался, вспоминая крепкое рукопожатие маленькой руки. Один раз он даже пошел за невысокой женщиной, гадая, Таня это или нет. Оказалось, что не она — и он расстроился.

Потом он уехал с семьей кататься на лыжах. Дети (он звал их — мальчики, но это были двое молодых мужчин) в последний момент решили тоже поехать с ними. Это было неожиданно и тем самым особенно мило — он и не ожидал, что они вместе куда-нибудь выберутся еще раз. Сыновья отслужили в армии, оба учились в университете, оба не жили дома. Они приходили на субботний ужин, сидели с родителями пару часов, а потом убегали к своим девочкам, друзьям, вечеринкам… Иногда просили о помощи — денег подкинуть, разобраться с хозяевами съемных квартир. Он радовался, понимая, что совсем скоро они уже и об этом его не попросят. Закончат учебу, начнут работать и совсем уйдут в свою взрослую жизнь. И даже по пятницам не будут больше к ним приходить. И тогда он останется с Галит один на один. Она, конечно, будет все время приглашать гостей. Он — как бы радушно их принимать. И всё. Хотя работы становилось больше и больше, что позволяло ему не вливаться в этот светский поток.

Хорошо, что много лет тому назад он решил не поступать на художественный факультет, а закончить юридический и экономический факультеты. Что бы он теперь делал со своей живописью? Хотя первые лет двадцать он жалел. Уже был успешным адвокатом и все равно жалел, пока не понял, что никогда бы не смог позволить себе этот уровень жизни, если бы стал художником. Дом, поездки, машины, лыжи, подводное плавание… Все было бы только на полотнах и в его воображении. Когда он это проговорил, его карьера резко пошла вверх. Поездки, правда, пришлось сократить — клиенты не любили, когда он их покидал, даже несмотря на то, что в офисе оставались партнеры, работники и стажеры.

Галит оставила частную практику и осталась только в отделе психологической помощи университета. Работала на полставки и занималась мальчиками и домом. Мальчики его умиляли. Такие смешные, разумные, шустрые. Только они очень быстро росли. Еще вчера он целовал их перед сном, а сегодня привозил им кроссовки на размер больше, чем себе.

Галит? Она красиво взрослела. Слово «старела» к ней было неприменимо. Ухоженная, правильная, светская. Почему пятнадцать лет тому назад он от нее не ушел? Бар-мицва¹ старшего сына? Синдром рассеянного внимания, обнаруженный у младшего? Или причина была в том, что она не хотела отдать ему собаку? Иногда он сам чувствовал себя собакой с поджатым хвостом. Тогда после того, как он никуда не ушел, у него случился роман, потом другой. А потом все кончилось. И он остался только с ней. В большом доме, с ее гостями и его кабинетом, заваленным папками с делами. Собака умерла. Он подобрал и принес в дом котенка, она криво улыбнулась, он решил не заметить. Именно тогда Давид перестал переживать из-за того, как сложилась жизнь, потому что так жили его друзья.

Десять дней во Франции были прекрасными. Морозный воздух, скорость и чистота в голове. Ужины с мальчиками, дуракаваляние, ну и, конечно же, три-четыре часа работы — с утра либо на ночь. Галит тоже была милая. Как та, в которую он влюбился: когда она еще восторгалась простыми вещами. Когда она не говорила нудным и всезнающим психологическим голосом — и не держала многозначительные паузы. Как обидно, что очарование — прошло. К концу поездки, он уже скучал по работе, по Тель-Авиву, по солнцу и морю. И вдруг затосковал. Понял — сейчас они вернутся, и радость кончится. Ветер не будет свистеть в ушах. Голова заполнится важной ерундой. А то, что по-настоящему дает ему ощущение жизни, — уйдет. У мальчиков начнется второй семестр. А у него авралы, суды, Галит… и всё.

В Тель-Авиве был хамсин² и двадцать пять градусов тепла. Анат заскочила повидать его после разлуки. Они с сестрой по-прежнему были близки, старались встречаться раз в месяц. Он отметил, что она, кажется, вполне довольна жизнью. Неожиданно спросил, счастлива ли она.

— О чем ты? Наверно, да, — походя ответила Анат и засобиралась на зумбу.

— А как твоя подруга? — вдруг он услышал свой вопрос.

— Которая?

— Танья.

— Та-ня! Она не любит, когда неправильно произносят ее имя. Она — замечательно. Передавала тебе благодарность за рекомендацию. Кажется, там все складывается удачно — и до суда дело, скорее всего, не дойдет.

Анат ушла. А он видел перед собой серые глаза Тани. Как она смотрела, как улыбалась чуть припухшими губами. Крепко пожала ему руку и снова широко улыбнулась. Откуда у нее такое крепкое рукопожатие? Нет, он не будет ей звонить.

В воскресенье, придя в офис после десятидневного отсутствия, он первым делом попросил Мейрав найти номер ее телефона. Номера не было. Потому что это было по просьбе Анат… Потому что Давид этими делами не занимается… Потому что это была пятиминутная консультация. И он не сказал, что это важно. Мейрав не сохранила телефон. Но, если нужно, она сейчас все найдет. Как? Она может позвонить Анат. Не надо, сказал он. И нырнул в накопившиеся дела. А вечером, когда Мейрав зашла попрощаться, он попросил ее сейчас же, перед уходом, узнать Танин телефон. Он мог бы сам позвонить Шехтеру, потому что он сам его ей порекомендовал. А потом вдруг решил, что не стоит. Пусть лучше Мейрав позвонит его сестре. «Да, сделай это до того, как ты уйдешь. Прямо сейчас».

А когда номер телефона лежал перед ним на столе, он вдруг подумал: зачем ему это? Да, у нее чудесная улыбка, прекрасные глаза и легкие движения. Но нужно ли ему это? Была некая прелесть в том, что многое его уже не волновало. Периодически случались какие-то истории. Быстрые и безопасные, в которых не надо было вкладывать время, усилия и душу. А еще он не знал, удобно ли выбрал время — может быть, она дома, готовит ужин мужу и детям. Может быть, не вспомнит, кто он такой. Он что, совсем сошел с ума? Как не вспомнит? Шехтер — один из лучших адвокатов, ей самой никогда бы к нему не попасть. Кстати, а почему он взялся за ее дело? Шехтер был бабником. Может быть… Позвонил клиент, потом он долго объяснял стажеру, что надо переделать до завтрашнего утра. А потом наступила ночь. Он не набрал ее номер. Когда собирался домой, позвонила Галит и попросила по дороге купить молоко. Хорошо, что всегда много работы. Хорошо, что есть Галит, с ее бесконечными просьбами о мелочах.

А через пару дней Таня позвонила сама. Поблагодарить за Шехтера. А он бежал на встречу. И вдруг пригласил ее на кофе. Чтобы все подробно узнать. У него как раз после встречи два свободных часа, и неважно, что полно работы, — он может сделать это ночью. И она согласилась. И ей даже было удобно подъехать к его офису.

Увидев, как она входит в кафе, он встал ей навстречу, потом поцеловал протянутую ему руку. А потом приобнял. И смутился. И она тоже. Он сам не понял этого порыва — все случилось так неожиданно, что он не успел себя остановить. Он совершил глупость, а Таня стала тихой. Он кое-как с собой справился и спросил, как идут дела. Пока она подробно отчитывалась, он смог отдышаться. А потом он спросил, откуда она приехала (акцент выдавал ее с первой минуты), сколько лет она здесь и что делает. Она рассказывала и улыбалась. Нежно и беспомощно. И понеслось. Ветер свистел в ушах, в голове снова была чистота и тишина. Что-то говорил он, потом она. Оба смеялись. Когда прозвенело напоминание о следующей встрече, он вскочил как ужаленный и на бегу спросил, когда сможет снова увидеть ее. Глядя ему в глаза, она сказала: «Всегда». И ушла.

Он улыбался. Непрерывно. Не мог спрятать эту счастливую улыбку. Мир стал цветным.

Примечания

1

Праздник религиозного совершеннолетия в иудаизме. Тринадцать лет для мальчика — бар-мицва, и двенадцать лет для девочки — бат-мицва.

2

Изнуряющий сухой ветер из пустыни.