В горах Армении. Поэмы и стихотворения. Мемориальное издание

Ордуни

Уже двадцать три года как нет в живых моего деда, Степана Сааковича Саркисяна, а его прах покоится за сотни километров на старом Петропавловском кладбище в городе Тбилиси. Много воды утекло с тех пор, но по сей день мне не дает покоя один его наказ. Дед то ли в шутку, то ли всерьез велел превратить жизнь в сказку, а сказку – в жизнь… И пускай моя жизнь далека от сказки, вторую часть дедовского наказа я всё же выполнил… Пускай мои поэмы станут деду нерукотворным памятником и посмертным подарком…

В горах Армении

Одно зеркало важнее целой галереи

портретов предков.

Менцель

I

В горах Армении седых

Среди надгробий вековых

Лежит почивший, позабытый,

Снегами вечными прикрытый.

Тот, кого предали забвенью,

А прежде сделали мишенью:

Таков уж рок на белом свете

При жизни быть в авторитете!

Его гробница безызвестна,

Маси́су¹⁸ древнему окрестна;

О нем почти не вспоминают,

И ратных дел не воспевают.

Но для меня он что живой,

С курчавой черной бородой

Стоит на крепостной стене

С тяжелой думой о судьбе…

Судьбе земли отцов, народа,

Своей семьи и в целом рода.

Решение принять не просто:

Ведь дело-то смердит погостом!

Над замком молния играет,

В покоях женщина рыдает,

Во мгле темнеют ров и вал,

А стража ждет его сигнал.

Одно лишь слово иль поклон —

Вновь станет светлым небосклон,

И будешь спать как прежде мягко,

И будешь есть всё так же сладко…

Но нет, не дождались поклона,

И слышен ропот гарнизона…

Идти на смерть-то неохота,

Пускай война — твоя работа!

Бьет барабан, трубит рожок,

Чего же в горле встал комок?..

Он не преемлил реверанса,

Зато теперь герой романса!

О нем узнал я в классе пятом,

В году, эдак, восьмидесятом.

Узнал от деда, не случайно,

Он говорил, что это тайна!

Что тот почивший был герой,

Для чванных деспотов — грозой.

Любил его народ простецкий,

И был он князь великосветский!

Над дедом часто потешались,

Всерьез слова не принимались:

«Всё это враки да крамола…

Аль не боишься протокола?¹⁹

В законе есть за то статья,

И речь твоя — галиматья!»

По нраву дед был непростой,

Таких не запугать тюрьмой…

Он гнул своё: «И всё ж герой!»

Ему: «Не майся ерундой…»

А дед: «К нему мой род восходит!»

Вокруг: «Неужто не доходит!»

Так дед, души не чая в роде,

Нуждаясь в нем, как в кислороде,

С младых ногтей мне прививал

Любовь к корням своим. Внушал:

«Меня послушай, внучек мой,

Не властен я над злой толпой,

Но знай хоть ты, души ковчег,

Кем был тот знатный человек.

Отец покойный мне сказал,

Что был он ратный генерал,

А не какой-нибудь балбес —

Не зря писал о нем Мовсес!²⁰

Князь Ордуни́, запомни, внук,

Был не простой тебе барчук,

Один ходил с копьем на льва,

По всей округе шла молва!

Он верил в правду и закон,

Не тот, что власти компаньон,

А тот, который правит балом,

И служит в горести причалом!

В победу навыка над силой,

Любови жаркой над постылой;

Пускай цена победе той —

Что ты покойник иль изгой!

Его убили… так случилось,

Что солнце рода закатилось:

В неравной сече храбро пал,

Хоть и по чести поступал…»

II

Скажу вам, други, по секрету,

Что тыщи лет канули в Лету,

Пора забыть фамильну сагу,

И бросить уж марать бумагу.

Но лишь увижу Арара́т,

В душе те горы вмиг родят

Погибших предков сонм,

Мне не дает покоя он!

Хоть деда нету много лет,

А я плохой востоковед,

Его слова в груди ребенка

Сыграли словно кинопленка!

Из года в год я вижу сон,

Им на страданья обречен,

На муки, на сомнения

В реальности видения.

Закрыть лишь только стоит очи,

Как нет в помине мрака ночи:

Блистает шапка Арара́та,

Сияет зернами граната!

У самого горы подножья,

Я вспоминаю это с дрожью,

Там, где на лозах виноград

Повсюду лезет из оград…

Долина в кро́ви утопает,

И трупами сады питает:

Идет убийство тут и там,

И нет прощения врагам!

Звенят мечи и свищут стрелы,

То песнь войны за переделы…

Как вдруг гляжу: посредь брани́

Триа́рий²¹ бьется с… Ордуни́!

Верзила-галл, ас-пехотинец

— Моя рука с его мизинец —

На князя замахнулся с гиком,

Зажмурился я в страхе диком!

Всё, думаю, погибнет князь,

А он противника-то в грязь!

Проворно прыгает с коня —

В крови врага его броня…

Подходит к галлу, тот вопит,

А князь вальяжно говорит:

«Пока живи, шут Антиоха²²,

И передай своим-ка, кроха:

Эпоха цезарей прошла,

Будь проклята их кабала!»

И враз меня рукою ма́нит,

А рядом раненный горланит.

«Иди сюда, быстрей, чабан²³,

Или не понял, ты, болван?..

С тобой правитель говорит,

Башка сейчас твоя слетит!»

Чего таить — я испугался…

А он лишь громко рассмеялся:

«Да ты не бойся, шлем надвинь,

Каких ты держишься святынь?»

Меня князь бегло осмотрел,

Гигант тем временем сумел

Шагов на двадцать отползти,

Чтоб волю княжью донести…

«Беги, беги, хоть к Константину²⁴,

А хошь — к малютке-армянину!²⁵

Нет, лучше сразу к Максу Гаю²⁶…

Знай: Арарат не взять им с краю!²⁷

Ну как ты, цел?» — бросает князь.

Ему я: «З-здрастье! — спохватясь. —

Я в-воин, пеший, то есть конный,

Меня направил г-гарнизонный…»

«Я слышу голос твой дрожит, —

Мне сходу княже говорит. —

Но то понятно, бой не шутка,

Того гляди лишит рассудка.

Я погляжу, храбрец, ты, паря,

Раз не боишься государя!..

Со мною рядом раз сражался,

Да в самом пекле оказался…

Но ты не думай, враг труслив,

Жаль, нет у нас альтернатив.

Ты погляди на легионы,

Они хотят чужой короны!

Не верю цезарей волкам,

Они, пройдохи, тут и там,

Везде свои порядки вводят,

До ручки нацию доводят!

Не знают дьяволы одно:

Ищу конец я свой давно…

Земля отцов осиротела… —

Слеза у князя заблестела. —

Их одолеть не хватит сил,

Никто не избежит могил;

Запомни: дух превыше силы,

Не ной, что руки твои хилы!

Не бойся смерти и расправы,

Куда ужасней жизнь без славы,

Наплюй на почести, богатства,

Уж лучше доблестью похвастай!

Мужчина создан для отваги,

Иначе ждет судьба дворняги.

Запомни, сын: не суетись

И за Армению молись!

Война была всегда, и будет,

Поверь, от мира не убудет…

А ненависть… она внутри —

Ты лишь на лица те взгляни!»

Я оглянулся — бой в разгаре,

Друг друга рубят все в ударе,

Кругом оскалы да гримасы —

Таков удел земельной расы!

И тут слова я вспомнил деда,

Эх, думаю, его б проведать…

О князе правду рассказать,

Да панихиду заказать…

Скажу я князю всё, что знаю,

А там, глядишь, не пострадаю;

Я утаить про род не вправе,

Ведь князя ждут на переправе.

Старик Харон на водах Стикса,

Давно со смертию что свыкся,

Тот ждать не будет, не мечтай,

И к мысли жуткой привыкай!

А коль убьет меня за дерзость,

Так я ж в душе и так истерзан,

Не велика для всех потеря…

Я осмелел, себя заверя.

III

«Послушай, храбрый нахапе́т²⁸,

С тобою рядом я — что шкет!

И титул мой совсем негромок,

Хоть говорят, что твой потомок.

Быть может, всё это нелепо,

Во что я верил с детства слепо.

Меня так, знаешь, воспитали,

Что я теперь в плену морали…

Мне очень стыдно и обидно,

Что не могу я жить солидно,

И важничать я не умею…

А ведь местами уж седею!

Что скажешь, княже, как тут быть,

Тебя достойным чтоб прослыть?

Что нужно сделать, что свершить,

И мне чтоб славу раздобыть?»

Нисколько князь не удивился,

В глаза взглянул, а я смутился;

Он усмехнулся, огляделся,

И вновь в седло свое уселся.

«Не утруждай себя, не надо,

Не суть чиё ты будешь чадо…

Я знал царей, удел чей — прялка,

А есть рабы — им трон не жалко!

Потомок, предок — всё едино,

Когда нутро твое… зверино…

Быть человеком — вот талант,

Тогда ты истинный атлант!

А меч, так он силен плечом,

Я власть добуду нагишом!

А коли трус ты и глупец,

Так не спасет тебя венец…

А хочешь славы, будь готов

Один пойти на стан врагов,

В любой момент уйти к отцам,

И гимны петь… похоронам!»

Вдруг в небе кто-то закричал,

Князь помрачнел и прошептал:

«Над головой я слышу крылья…

Всему виною камарилья!²⁹

За мной пришли, тебе ж пора,

Всё в этом мире мишура…»

На этом слове князь исчез,

Как снова крики те с небес!

Орел парил то в вышине,

А рядом с ним на скакуне…

Стрелой пронесся князь-отец,

Найдя в кой веки свой конец.

И каждый раз на этом месте

Я просыпаюсь, хоть повесьте!

Никак мне сон не досмотреть,

И птицей к солнцу не взлететь.

Такая вот фамильна сага…

По мне, остра она, как шпага,

Местами спорна, но не шатка,

К тому же есть в ней опечатка:

В горах Армении седых,

Среди надгробий вековых,

Лежит почивший, незабытый,

Слезами скорбными обмытый!

Пришла пора и нам прощаться,

И чтоб на месте не топтаться,

Идти вперед к мечтам заветным,

Не слыть лакеем беспросветным:

Неважно, предадут ль забвенью,

Неважно, будешь ли мишенью,

Сумей на этом грешном свете

При жизни быть в авторитете!

2017