Бабка

Павел Козлов (2025)

В России 1118 городов и 1179 посёлков, и, возможно, ни одной жизни не хватит, чтобы узнать все их тайны. Среди этих забытых временем мест притаились ужасающие секты, древние поверья и мрачные легенды. Что скрывают запылённые улицы, заброшенные дома и тёмные подвалы? Какие силы ждут своего часа в тени? В центре этой истории — Заря-10, самый быстро вымирающий город России, когда-то закрытый для посторонних глаз Молодой документалист Паша и его друг отправляются туда, чтобы снять фильм, но обнаруживают нечто большее, чем просто реликвии советского прошлого. Они сталкиваются с древней силой, которая обитает в таинственной церкви и носит обличие обычной старухи.

Глава 2. Крестик.

Номер оказался скромным и тесным, с явным отпечатком прошлого. Сразу заметно, здесь уже несколько десятилетий не делали ремонта. Узкую спальню занимали две деревянные кровати с потертой краской. Несмотря на ветхость, матрасы были застелены чисто. Завершала картину прикроватная тумбочка с тусклым светильником. В углу комнаты — старый шкаф с перекосившимися дверцами, а у окна — письменный стол, на котором стоял маленький, блеклый телевизор, больше похожий на музейный экспонат. На полу лежал тёмно-бордовый ковер с выцветшим цветочным узором, местами продранный до основания, до серого линолеума.

Тусклый свет из окна скользил по пожелтевшим стенам. Мой взгляд зацепился за странную деталь у двери — над косяком висела старая бумажная иконка с крестом, выцветшая и приклеенная кое-как. Складывалось ощущение, что её приклеили не для украшения, а чтобы защититься от некой… неведомой силы.

— Паш, ты только посмотри на это! — прервал мои мысли Артём и кинул взгляд на телевизор. — Это же динозавр какой-то. А я хотел вечером кино посмотреть… Видать, придется карты доставать.

— Да уж, похоже, раньше это был люкс, а теперь — жалкая пародия, — сказал я, подойдя к телевизору в попытке включить его, заранее понимая бессмысленность затеи.

На удивление, после поворота нужного тумблера, аппарат загудел, пронзив уши ультразвуком, и вывел чёрно-белое изображение на экран. Мы с Артемом сразу обрадовались, теперь наш вечер будет хоть чем-то скрашен.

Разобрав вещи, мы быстро обсудили, чем займёмся дальше. Снимать интервью — главная цель, и поэтому времени медлить не было. Хотелось выжать из поездки максимум, но одновременно что-то подсказывало, что в этом месте нам лучше не задерживаться. Сама атмосфера давила, а странная встреча с безумным постояльцем, оставила неприятный осадок.

— Давай, быстрее собирайся, — подгонял я Артёма, — не будем тратить световой день впустую. Сначала найдём нескольких местных, расспросим о жизни, а потом осмотрим сам город.

Он взял камеру и проверил: аккумуляторы заряжены, карта памяти пуста. Перед выходом я еще раз взглянул на иконку над дверью. Её простота и ветхость скрывали что-то тревожное, словно немой укор: «Помни — ты здесь чужой, и этот символ — не просто украшение»

Оказавшись внизу, мы прошли мимо холла, где старик спал под негромкое телевизионное бормотание, и вышли из гостиницы. Город уже казался менее враждебным, хотя мрачные и ветхие здания по-прежнему возвышались, как немые свидетели давно ушедших времён.

Нашей первой задачей стал опрос случайных людей на улице. Нужно было собрать общую картину жизни в Заре, поэтому мы заготовили список стандартных вопросов: возраст, стаж жизни в городе, цены на продукты и услуги, доступность медицины и образования, качество жизни, особенности местной природы и культуры коренных народов.

Спустя пару сотен метров на пути повстречался первый прохожий — пожилой мужчина. Одетый в черную куртку, массивные ботинки и шапку ушанку, он, сгорбился, как вопросительный знак словно неся на плечах груз лет. В руке он держал пакет из магазина, направляясь в сторону безликой панельки.

Догнав мужчину, я передал камеру Артёму, взял микрофон дрожащими от холода руками и, глубоко вздохнув, подошел.

— Извините за беспокойство, не уделите ли нам пару минут? — громко и внятно произнес я.

Мужчина медленно повернулся и с любопытством осмотрел меня с головы до ног. По его взгляду я понял — новый человек здесь редкость. Молчание означало согласие выслушать

— Добрый день. Я — Павел, а это — Артём, мой оператор. Мы студенты-кинематографисты, приехали в Зарю-10, чтобы снять фильм для диплома. Не согласитесь ли ответить на несколько вопросов?

Мужчина прищурился, слегка кивнул, будто обдумывая что-то, затем неторопливо поднял руку, поправляя ушанку.

— Здорово, Паша, Артём, — ответил он низким, хриплым голосом, в котором чувствовались усталость и следы прожитых лет. — Валяйте.

Я решил начать с формальностей:

— Представьтесь, пожалуйста. И скажите, сколько вам лет.

— Александр. Год рождения — тысяча девятьсот шестидесятый… — он замолчал, считая в уме. — Да, шестьдесят четыре года.

— Сколько лет вы прожили в этом городе? И каково это — жить здесь?

Мужчина немного помедлил, словно перебирал воспоминания, а потом сказал:

— Всю жизнь здесь, сорок два года уже точно. Ну а жить… — он задумчиво посмотрел куда-то вдаль, в сторону старых пятиэтажек. — Скажем так, кто привык — тому ничего, а кто нет — свихнётся. Много разрухи, перспективы туманные, а на проблемы людей никто не смотрит. На Чукотке тут свои правила. Магазин один, цены, конечно, кусаются. Если что-то серьёзное и срочно нужно в больницу, то в другой город. Детские сады — роскошь недоступная, детей почти не видно.

Я кивнул, внимательно слушая, пока Артём стоял с камерой, тщательно фиксируя выражение лица собеседника и каждый его жест.

— Кем вы работаете?

Услышав этот вопрос, Александр слегка улыбнулся — впервые за весь разговор.

— Ну, я уже свое отработал, сейчас на пенсии, благо на жизнь в старости успел скопить. А работал я, ребята, авиационным инженером, занимался ремонтом и обслуживанием вертолетов. Бывали еще разного рода халтурки, я и на охоту ходил, и вещи таскал. В целом жизнь была интересной, насыщенной.

— А что о природе скажете? — спросил я. — Каково жить в местном климате?

— Природа у нас красивая, хоть и суровая. Арктическая, тундра, горы, реки… Дух захватывает. А вот климат да, тяжелый, хоть в этом году и аномально теплый. Не каждому дано жить в таком, многие вахтовики не выдерживали и ехали назад домой к жёнам и матерям, оставив свои попытки заработать здесь. Я сам — с Ленинградской земли, приехал сюда после училища, юнцом — и ничего, привык. Адаптировался так, что уже не представляю себя без Чукотки.

— А что именно удерживает вас в столь необычном месте? Неужели никогда не хотелось сменить место жительства? — поинтересовался я, чувствуя, что разговор становится всё интереснее.

Александр немного помолчал и ответил:

— Бывало, конечно, мелькали мысли… но так, мимолетно, в обеденный перерыв. Поймите, нужно разделять округ и Зарю. Чукотка сейчас — не то, что двадцать лет назад. Перемены — к лучшему. Проблемы есть, но и решения ищутся. А вот Заря… она и в советские времена, при деньгах, не была медом.

Мужчина вздохнул и с грустью добавил: —

— А сейчас сами видите. Уехал бы, может, в округ — но товарищей не бросишь. Они ж все старики — кому семьдесят, кому под девяносто. Нужна помощь…

Тут резкий порыв ветра прервал его слова, заставив нас втянуть голову в плечи. В то же мгновение заскрипели ржавые качели во дворе, и этот звук разнёсся по пустым улицам. Во время паузы, неожиданно для меня и для опрашиваемого тоже, в диалог решает вклиниться Артём.

— А что насчет местной церкви? — внезапно спросил Артём. В его взгляде мелькнула холодная серьезность и насмешка. Казалось, он уже знал, что услышит.

Я был сбит с толку, понимая, что Артём ведет себя непрофессионально. Он как оператор не должен вмешиваться в беседу и уж точно переходить на ты. Однако его поступок не вызвал у меня эмоций, видимо, вопрос стал слишком шокирующим и непредсказуемым.

Александр тем временем крепче сжал рукоять пакета, и его взгляд на миг стал острым и настороженным, словно он вдруг вспомнил что-то неприятное.

— Церковь… — Александр замялся, подбирая слова. — Да… это место… особое. Заря — город секретный, но с историей. Он ведь не на пустом месте вырос — здесь, в этой глуши, еще до советов жили люди. Не местные язычники, а русские — староверы, бежавшие от властей. Они и построили первые хижины и этот храм — деревянный сруб. И вот что странно — климат здесь убийственный, а церковь стоит веками, словно заговоренная. А жилые дома… дома их не сохранились, одна труха осталась.

Он оглянулся по сторонам и продолжил тише:

— Скажу вам так, пацаны, не на камеру. Среди нашего местного малочисленного населения есть небольшой процент, так сказать, — он перешёл еще на более тихую речь. — Немного «двинутых». Вы понимаете, старость не в радость, да ещё и атмосфера тяжелая. Вот некоторые и стали помешаны на непонятных лично мне оккультных и мифических вещах. Я в подробности этого бреда вдаваться не буду, просто ребят, серьёзно, не обращайте внимание. Я понимаю, фильм у вас не хвалебный выйдет, но, если про всякий бред начнёте вставлять, про стариков, которые бормочут о непонятном, все подумают, что у нас тут дурдом на краю света.

— Спасибо вам за откровенность, — ответил я, чувствуя странное волнение от его слов.

Мы попрощались, и наш новый знакомый, слегка кивнув, продолжил свой путь к панельному дому, оставив после себя ощущение чего-то недосказанного.

Я обернулся на Артёма, он уже прекратил съемку и перебирал камеру в руках.

— Батарея садится быстро. Надеюсь, из-за холода, а не из-за брака. — сказал он, подключая наше устройство к портативной зарядке, и убрал его в портфель.

— Эх, надо было брать модель подороже… — с досадой произнес я.

— Забей, Паш, всё нормально, — отозвался Артём, успокаивая меня. — Запасных аккумуляторов хватит. Пусть камера отогреется и зарядится. А пока — в магазин сходим, купим чего на ужин. Сомневаюсь, что здесь есть круглосуточные магазины. И пиццу здесь точно не закажешь.

— Верно, лучше позаботиться заранее. Слушай, а откуда тебе известно про церковь? Почему молчал? — спросил я, настороженно глядя на друга.

— Да так… в самолете скучно было, а ты все время спал — не с кем словом перекинуться. Вот и залез в интернет — почитать про Зарю. На сайте какого-то блогера наткнулся на упоминание о церкви. Извини, что сразу не сказал. Боялся, что окажется фейком, или снимки старые, и там уже руины одни. Ты бы расстроился, что не получилось снять ничего интересного — вот я и молчал. Зато теперь точно знаем — церковь есть, — ответил он, избегая моего взгляд.

Его уклончивый тон вызвал у меня ещё больше вопросов.

— Да ладно тебе, — протянул я, стараясь сгладить неловкость. — Я бы не расстроился. Просто твоя таинственность меня насторожила. Теперь точно — наша цель церковь. Нужно обязательно снять её

— Сходим, времени ещё полно, а пока нужно в магазин, у меня осталась последняя сигарета. А церковь… отснимем позже, можно и с воздуха, с дрона, — добавил он легкомысленно, но в его словах чувствовалась некоторая небрежность

— Хорошо, пошли. — согласился я, хотя предчувствие чего-то нехорошего не покидало.

Мы направились к магазину, вгрызаясь в холодный ветер, который, казалось, проникал до костей. Пустые улицы и темные окна усиливали ощущение заброшенности — будто город замер в полусне, ожидая чего-то страшного. Артём молча шагал рядом, насвистывая себе под нос мелодию, которую я не узнал.

Люди по пути нам уже не встречались, зато было много собак. Одни просто бродили в поисках еды, стаями по пять — десять штук. Другие, подобравшие костистые бока, одиноко жались к мусоркам и смотрели нам вслед глазами, полными холодной тоски. Однако по пути мне удалось разглядеть и третий тип этих бездомных зверушек. Подобных псин я не встречал ни разу: худые до болезненности, плешивые, вонючие, часто с вывернутыми лапами и искусанной мордой в кровоподтёках, это особенная каста, которая одним видом сразу выделялась на фоне остальных четвероногих. При виде нас эти твари, иначе обозвать их сложно, замирали на месте, бросали быстрый взгляд в нашу сторону и убегали прочь. Я смотрел на Артёма, он старался показать вид, что не обращает внимания на псов, но было заметно, что он следил за ними.

Когда мы дошли до магазина, стало ясно, что он работает. На стекле висела бумажка с графиком — с девяти до пяти. После жизни в центральной России, время работы казалось строгим, и я был рад, что мы успели до закрытия.

Внутри продуктовый оказался маленьким, но плотно заставлен стеллажами. Ряд выцветших этикеток и скромный ассортимент товаров навевали тоску. Несколько банок с консервами, пара пачек макарон, засохший хлеб, дешёвое вино и крепкий алкоголь, стоявшие на полке как единственные признаки «роскоши».

Когда мы с Артёмом начали выбирать продукты, женщина за кассой начала нас разглядывать. Её лицо украшено толстым слоем косметики, волосы аккуратно уложены, а ярко-красный маникюр сиял под светом магазинных ламп. Все-таки факт, что женщина, где бы она ни была, все равно остается женщиной — правдив, и её внешний вид смог немного душевно согреть меня. Заметив её заинтересованность, я решил завести диалог.

— Здравствуйте, вы прекрасно выглядите! Меня зовут Павел, мы студенты из Москвы, снимаем документальный фильм. Не уделите ли нам пару минут — всего несколько вопросов? — быстро произнес я, жестом показывая Артёму — пора начать съёмку

Женщина с улыбкой моргнула, наше внимание ей явно льстило. Пряча едва заметный смешок, она скрестила руки, но её брови приподнялись с интересом.

— Да откуда ж такие красивые студенты в Зарю пожаловали? — протянула она, оглядывая нас, словно оценивая, правда ли мы здесь по учёбе. — Сюда редко кто заезжает, а с камерой так вообще никого не видела уже лет десять.

— Ну, для диплома нужно показать жизнь в небольших городах, — ответил я, надеясь, что любопытство возьмёт верх над её осторожностью. — Пытаемся разобраться, чем живёт Заря, как люди тут остаются и какие трудности с радостями находят.

Она снова хмыкнула, теперь уже с лёгкой насмешкой, но в глазах её появилась доброта.

— Радости? Хм, редкость они тут, да и народ у нас закрытый, мало ли что подумают, — женщина усмехнулась и поправила локон. — Но спрашивайте, если надо, что смогу — отвечу.

Артём настроил камеру, кивнул мне, показывая, что мы готовы начать. Я задал ряд вопросов, стараясь сохранить дружелюбие в тоне:

— Как вас зовут? Как давно вы живёте в Заре? Нравится ли вам здесь?

Женщина задумалась, сложив руки на груди и глядя в сторону, словно пытаясь собрать мысли.

— Зовут меня Галина Константиновна, — тихо произнесла она. — Здесь я проездом по работе. Так-то я с соседнего поселения, оно побольше, и блага цивилизации там развитие. Просто здесь сразу две продавщицы заболели, а меня на подмену командировали за двойную оплату. Хоть и пустовато тут, но от лишних денег грех отказываться. Вообще в Зарю я раньше часто ездила, у меня здесь подружки жили, они меня гадать учили. Потом девчата переехали — и я забыла про это место. А теперь вот — судьба вернула, второй месяц здесь торгую.

— И как же вы здесь выживаете? — поинтересовался я. — Один магазин на весь город… как справляетесь с трудностями?

Женщина посмотрела в окно, где в сумерках едва заметно сновали те самые тощие, рваные собаки, что попадались нам на пути. Она вздохнула.

— Как-то выживаем, — лицо её мгновенно помрачнело. — Заря — не для слабых. Говорят, здесь люди меняются со временем. Становятся… тихими, мрачными. Вы осторожнее здесь, молодые люди. В городе есть своя… изюминка, местная такая. Здешние жители и Библию читают по-своему, и верят — как-то странно… Вера у них — смесь православия, язычества и чего-то… зловещего. Держитесь подальше от…

Не успела она договорить, как вдруг из её носа потекла струя густой, красно-чёрной крови. Галина ахнула, подняв руку к лицу, и застыла, беспомощно моргая. Внезапный рёв раздался снаружи — собаки, что до этого просто бродили под окном, разом взвыли, будто охваченные паникой. Самые крупные кидались на окно, клацая зубами и пытаясь выбить стекло.

Я вцепился в перцовый баллончик в кармане. В этот момент одна из этих тварей, замирая, встретила мой взгляд. Её глаза, тёмные и пустые, задержались на мне лишь на мгновение, после чего собака поджала хвост и отступила, увлекая за собой остальных. Вой стих так же внезапно, как начался, оставив за собой лишь гнетущую тишину.

Женщина, наконец, отняла окровавленные пальцы от лица, её губы дрожали, но в глазах читалось предупреждение. Артём убрал камеру, достал из сумки салфетки, купленные для протирки объектива, и протянул продавщице. Она молча кивнула, вытирая лицо. На её губах появилась попытка улыбки, но глаза оставались затравленными. Мы показали пальцем на нужные продукты. Она пробивала их с такой бесшумной сосредоточенностью, словно всё происходящее уже не имело для неё значения. Уже у двери магазина Галина издала слабый звук, словно пытаясь окликнуть нас, но голос её сорвался на хрип. Она смотрела нам вослед — в глазах стояли слезы, отражая весь ужас и безнадежность этого места. Её безмолвный взгляд молил об осторожности, но слова замерли на губах.

Выйдя из магазина, мы увидели — время к вечеру. Солнце едва пробивалось сквозь серую мглу, но для съемок с дрона еще годилось. Однако Артём предложил вернуться в отель и отдохнуть.

— Завтра, — сказал он, — Нужны свежие силы — дел еще невпроворот.

Я не чувствовал усталости — наоборот, энтузиазм бил ключом после болезни, но спорить не стал. Всё-таки Артём очень сильно помогает мне, и с его мнением нужно считаться.

Путь назад мы проложили уже по-другому, по невиданному нам ранее маршруту, дабы рассмотреть побольше городских мест, подметив для себя интересные. Среди намозоливших за день глаз панельных домов выделялись и другие вещи, например, центральная площадь имени Ленина, на которой, как можно догадаться, стоял памятник вождю. Монструозный, мраморный Ильич, непоколебимо возвышался. Одной рукой он держал край своего пальто, а другой указывал на заброшенное здание главпочтамта, опознать которое можно было лишь по ржавой вывеске из профильной трубы.

Неподалёку мы заметили аптеку и банкомат, расположенные прямо в одной из квартир на первом этаже жилого дома — такие находки могли бы стать своеобразной изюминкой нашей документалки. В целом обстановка дня немного разрядилась: центр города показался самым «дружелюбным» местом, и мы, отойдя от дневного шока, уже вовсю шутили. Артём подметил, что здесь всё равно лучше, чем в жилом комплексе на границе МКАДа, а я с сарказмом заметил, что не хватает дешевой пластмассовой стелы с надписью: «Я люблю Зарю-10».

После этих небольших открытий и нашего шуточного настроения мы наконец вернулись в отель, готовясь к следующему дню и его неизведанным тайнам.

Но не успев до конца открыть входные двери, мы услышали чей-то голос:

— Добрый вечер, господа!

Войдя в холл, мы сразу заметили перемены. Посреди фойе появился широкий деревянный стол и стулья — не новые, но вполне пригодные. За ними сидели уже знакомый нам старик и неизвестная личность. Это мужчина спортивного телосложения, на вид лет пятидесяти. Одетый в тёмный строгий костюм и черные, как смола, туфли. Поняв, что мужчина здоровается с нами, мы подошли к столу и, пожав ему руку, поздоровались в ответ. Мой взгляд упал на его запястье — там красовались старинные часы «Молния», советская классика с едва различимой черной гравировкой на циферблате. Несмотря на почтенный возраст, часы выглядели безупречно — сияли, словно новые.

— Прошу прощения за неучтивость, я не представился. — заговорил мужчина. — Виктор. Очень рад знакомству

— Взаимно, — ответил я. — Меня зовут Паша.

— А я Артём, — вслед за мной представился мой друг.

— Ну, джентльмены, предлагаю вам присоединиться к нам. Здесь, в Заре, не так много развлечений, и, дабы немного отдохнуть и пообщаться, мы собираемся по вечерам и играем в карты. Естественно, не на деньги, а просто сопровождаем беседу игрой.

— Конечно, не на деньги, — подал голос старик, недовольно хмыкнув. — Только дурак будет с шулерами по типу тебя на бабло играть.

— Ну что вы, Михал Палыч, опять за свое. Всё бормочите и бормочите, я же знаю, что вы на самом деле светлый и гостеприимный человек. Молодёжь может не так вас понять и подумать всякое. Постарайтесь, пожалуйста, сегодня без этого.

Пока Виктор разговаривал со стариком, мы обменялись с Артёмом молчаливыми взглядами. Вечер в компании выглядел интригующе и манил больше, чем старый телевизор в номере.

— Ладно, почему бы и нет, — кивнул Артём, усаживаясь напротив старика. Я последовал его примеру.

— Не солидно сидим. Предлагаю выпить, за знакомство, — сказал Тёма и потянулся в свой рюкзак, достал оттуда водку и палку колбасы, купленную сегодня в магазине.

Дед будто ждал этого момента всю жизнь, он тотчас помолодел, пулей стремясь к своей каморке, и через мгновение снова оказался за столом, принеся на всех хрустальные стопки.

Старик с жадностью взглянул на бутылку, затем — на Артёма.

— Колбасу убери, лишнее, — буркнул Михаил.

Виктор налил по первой, подмигнув нам с весёлой хитринкой.

— За приезд, господа! — произнес он, чокнувшись с нами.

Мы залпом осушили стопки, и Виктор, не теряя времени, раздал карты. Спустя пару ходов разговор закрутился вокруг местных особенностей.

— Эх, — начал мужчина, с горечью глядя на бутылку, — Жалко Слава плохо чувствует, сейчас бы посидел с нами, взбодрился немного, с вами познакомился.

— Слава? — спросил Артём. — Я так понимаю, это тот тип — сумасшедший толстяк, который бродит в одном халате и ломает иконы. Ему не здесь надо быть, а в больнице лечиться.

Виктор нахмурил брови, недовольно поджав губы. Очевидно, резкость Артёма его задела

— Ну… — протянул Виктор. — Во-первых, не каждая лечебница избавит от душевной муки и кошмаров, которые терзают Славу. У него тяжелая судьба, не каждый способен вынести такую боль и не сломаться. Но я верю — он справится и победит свою болезнь. И именно здесь его место борьбы, хочет Вячеслав того или нет. А во-вторых — никаких икон он не ломал. То изображение в рамке было ересью, накалякали чёрта с нимбом — истинное богохульство. Сам видел, верно? Так что… не перевирай.

Артём отмахнулся, но что-то зловещее мелькнуло в его глазах.

— Если бродить голым и реагировать на всякую провокацию называется «борьбой», тогда я чего-то не понимаю, — сказал он довольно грубо.

Виктор тяжело вздохнул, не став это комментировать. Впрочем, уже я не мог оставаться в стороне.

— Артём, постой, — сказал я, переводя взгляд на друга. — Что с тобой происходит? Зачем ты так агрессивен? Возможно, Виктор прав, и Слава — просто несчастный больной человек, ищущий покоя на родине.

Артём посмотрел на меня, и его лицо стало мягче:

— Прости, Паш. Ты прав.

Зная его, я понимал, что он извинялся скорее передо мной. Тёма всегда был резок, но сейчас в его грубости было что-то… острое. Казалось, что это место тоже давило на него, как и на меня.

— Ладно, — сказал Артём, раскладывая карты. — Может, теперь вы расскажете о себе? Вы здесь — по делам или к родственникам

Виктор откинулся на спинку стула и хмыкнул:

— Я отвечу тебе на вопрос, но прежде спрошу у всех одну вещь. Знаю, разговоры о религии и политике не приветствуются, особенно с малознакомыми людьми, но простите за невежество. Мне очень любопытно, верите ли вы в бога?

Вопрос повис в воздухе, оставив нас в молчании. В голове что-то вдруг зашевелилось, неприятное и холодное. Внутри всё сжалось от страха: я не знаю, что ответить… И вроде ничего страшного, многие люди не способны чётко выразить свои мысли относительно религии. Однако, я не просто не знал ответа на вопрос, я о нём никогда не думал. Шквал неразрешимых задач, требующих решения. Моё прошлое, мои принципы, мои цели — всё потеряло смысл, превратившись в прах. Впервые в жизни я задумался о том, что действительно важно — есть ли Бог, есть ли жизнь после смерти, есть ли хоть какой-то высший смысл во всем этом кошмаре?

— Я верю в Ленина… и в торжество коммунизма! За Родину! — провозгласил старик, поднимая рюмку

Виктор улыбнулся, кивнул и повернулся к нам.

Я снова вернулся к своим мыслям, и странное ощущение нарастало с каждой секундой. Этот простой вопрос привел меня к внутренней тревоге, в голове открылась невидимая дверь к чему-то глубокому и потерянному. Казалось бы, какая разница, верю я в Бога или нет? Но, глядя на свои карты, я осознал, в мозге пульсирует нечто большее: дилеммы, словно забытые, но вдруг вырвавшиеся наружу. Мы просто не слышим их? Куда уходит душа после смерти, и вообще — есть ли у нас душа? Эти вопросы, которые, наверное, каждый человек задавал себе хоть раз в жизни, вдруг обрушились на меня лавиной, и я не могу найти ответа ни на один из них. Моя жизнь, мои убеждения, мой путь. Почему я никогда не задумывался о том, есть ли Рай и Ад? Умеют ли животные разговаривать, но сюда — всё, что должно было казаться привычным и знакомым, теперь представлялось каким-то зыбким и неуловимым. Холодный и пустой взгляд с «веера» в руках перескочил на Артёма, который собирался дать свой вариант видения религии.

— Что до веры… Да, верю в Бога, — сказал он с лёгкой усмешкой, — но это не значит, что я стану слепо следовать за ним. Куда важнее, что я верю и даже знаю о существовании зла. И я не про зло, которое мы видим каждый день вживую или по телевизору. Не про жадных, грубых людей и даже не про маньяков, насильников, убийц. Я про то истинное, притаившееся, мифическое зло, черное, как обсидиан, вонючая, как сдохшая скотина, алчном до власти — как самые жестокие тираны. Я уничтожу его, как только встречу у себя на пути.

Виктор внимательно посмотрел на него, словно взвешивая каждый сказанный слог.

— Вот как… — пробормотал мужчина. — И ты думаешь — тебе хватит сил?

— А тебе? — в ответ моментально спросил Артём.

Я чётко слышал каждое их слово, однако мозг наотрез отказывался анализировать и связывать всё воедино. Меня по-прежнему не отпускали дурные соображения. Мир вокруг вдруг начал расплываться, словно густой туман заволок сознание. Резкий страх сдавил грудь, и руки невольно задрожали, ком собрался в горле, в моменте хотелось просто вырваться на стол, в надежде, что это как-то поможет мне.

— Эй, Пашка, ты чего? От водки поплохело? — Виктор заметил, как я побледнел, и наклонился ближе, подавая стакан воды.

Артём отреагировал сразу: положил руку мне на плечо, придавая уверенности.

— Всё нормально, — произнёс он, отводя Виктора взглядом. — Паша долго болел и только недавно оклемался, видимо, есть еще остаточное явление.

Виктор кивнул, задумчиво рассматривая меня. Легкая тень сожаления промелькнула на его лице, и он спокойно ответил:

— Прошу прощения, Павел. Не хотел выводить тебя из равновесия.

Я сделал глоток воды, вдыхая глубже. Мир понемногу перестал дрожать.

— Да, всё нормально, спасибо. Просто устал, видимо, да и перепил немного… Я обязательно дам ответ на ваш вопрос Виктор, только чуть позже — усмехнулся я, стараясь вернуть разговор в русло.

Виктор улыбнулся и сказал:

— Хорошо, Паш, я буду ждать.

К этому времени водка почти кончилась, а время близилось к полуночи. Меня хотели отправить в номер, но я вновь почувствовал себя нормально. Как будто бы и не пил вовсе. Тогда было решено закончить бутылку и разыграть последнюю на сегодня партию.

— Ну что? — зевая, спросил Артём. — Теперь вы расскажете о себе?

Виктор опустил глаза вниз, изображая стеснение, и наконец-то решил ответить.

— Я диакон, проще говоря, помощник священника. В советское время работал в Заре, тут же и пришёл к Богу, потом уволился и переехал обратно в родной город. Сейчас вернулся по делам, изначально планировал приехать на пару дней. Но, встретив старого знакомого — Славу, узнал о его тяжелой болезни и решил задержаться, пока душа товарища не излечится. Вот и вся история.

— Мне кажется, далеко не вся, но сделаю вид, что ответ получен. — подытожил Артём.

Наша игра в карты подходила к концу. Мы разошлись по номерам, каждому было что обдумать. Перед уходом дед, Михаил Палыч, ворчливо пожаловался на плохое обслуживание местной электростанции, предупреждая, что свет здесь часто отключается. Артём усмехнулся — явно не придал значения его словам. Но Виктор напрягся, словно этот мелкий бытовой сбой означал для него нечто большее.

Когда все начали расходиться, Тёма потянулся за телефоном.

— Паш, ты иди в номер, отдыхай, — сказал он. — У тебя сегодня и так был трудный день. А я еще немного посижу здесь — интернет тут лучше, чем в номере. Созвонюсь с девушкой по видео. Надолго не задержусь.

Я предложил подождать, но Артём отмахнулся.

— Серьезно, Паш, не сиди со мной. Ты ведь только что в себя пришел, а я сейчас застряну в телефоне до утра.

Я кивнул, неохотно соглашаясь.

Вернувшись в номер, я рухнул на кровать и включил телевизор. Мигнул экран, словно согласившись с усталостью, и загудел, зашуршал, начав вещание исторического канала. Расслабившись на мягком покрывале, я коротко подвёл итоги дня, продумал пару планов на завтра: обследовать окрестности, встретить побольше местных, сделать съёмку с дрона. Интересно было узнать побольше о таинственной церкви, про которую говорил сегодняшний мужик, а также узнать, почему город имел закрытый статус. Эти вещи явно дополнят фильм и сделают его интереснее. Перебрав все мысли, я окончательно настроился на сладкий сон под телевизор, напоследок лишь быстро взглянув на наклеенную иконку около дверного косяка.

Экран телевизора мягко мерцал, и голос за кадром безучастно начал рассказ:

«… Секты Скопцов и Хлыстов — одни из самых зловещих и малоизученных религиозных движений Российской империи. Они зародились в XVIII веке и вызвали ужас и интерес к своим тайным ритуалам и радикальным представлениям о спасении души. Эти движения возникли среди крестьян и низших слоёв общества, что добавило их верованиям особую суровость и отчуждённость от официальной церкви…».

Экран показывал старую фотографию — бледные, измождённые лица с яростными глазами, угрюмые женщины в тёмных одеяниях. Ведущий продолжал:

«… Скопцы, именуемые также «белыми голубями», следовали крайней форме аскетизма, направленного на «очищение от греховной плоти». Их лидеры проповедовали, что спасения можно достичь только через полное подавление телесных желаний. Однако это подавление доходило до жестоких обрядов — самоувечий и ритуальных кастраций, которые они называли «вторым крещением». Веря, что сексуальная энергия является корнем всех грехов, они пытались «изгнать» её из своего тела. Скопцы считали, что после обрядов очищения человек обретает истинное душевное спокойствие и становится «ближе к Богу». Многие из них жили уединённой, почти монашеской жизнью, в отдалённых поселениях, сторонясь внешнего мира и не подпуская к себе чужаков.

Секта Хлыстов, в свою очередь, создавала образ более экстатического пути к спасению. Их собрания, именуемые «радениями», проходили в таинственной атмосфере, где приверженцы молились и танцевали до изнеможения, входя в состояние, похожее на транс. Хлысты верили, что через страдания и физическое истощение можно достичь очищения. Они считали себя «христами» и «богородицами», переосмысляя образы святых и отказываясь от официального христианства. Хлысты отрицали необходимость церкви и священников, полагая, что связь с Богом может быть достигнута только напрямую, через страдания и личные откровения. Некоторые их собрания сопровождались жестокими самоистязаниями, после которых участники падали без сил, веря, что таким образом они приближаются к высшей праведности. В Российской империи присутствовали и другие секты. Бегуны, штундисты и молокане также относились к религиозным движениям, выделявшимся на фоне традиционного православия, однако их взгляды и практики были куда более умеренными и не носили такого шокирующего характера, как у скопцов или хлыстов. Они скорее стремились к духовной простоте и личному обращению к вере. Это, разумеется, делало их «еретиками» и неудобными в глазах властей, но они не практиковали ритуалов, вызывающих страх или шок.».

На экране снова промелькнули картины — люди в белых одеяниях, их лица с отчаянным выражением, переполненные страхом и верой.

Голос ведущего снизился до таинственного шёпота:

«Согласно преданиям, после многочисленных преследований со стороны властей часть скопцов и хлыстов была сослана в Сибирь и на Дальний Восток, где им удалось избежать гибели, некоторые смогли сбежать из лагерей и основать свои небольшие поселения, что раскинулись от Якутска до Анадыря. Считается, что до наших дней отдельные группы смогли сохранить свои традиции и до сих пор проживают в глубине России, создав при этом свои, уже новые культы и отдельные сектантские движения».

Прямо в этот момент лампа и телевизор в номере мигнули и потухли, оставив меня в полумраке.

— Сигнал, что пора спать, — подумал я, повернувшись на другой бок, засыпая.

Темнота. Я сижу на чём-то холодном и твёрдом. Вдруг заиграла мелодия, неестественный звук словно ножом резал мне уши. Это ужасно, смесь плохой игры на скрипке и ультразвука. Да… Правда, я чувствую с моих ушей точно идет кровь! Она не спеша, теплой струей льётся по плечам и скоро дойдет до ступней. Хочется заткнуть уши, но не пошевелить руками. Слава Богу, мотив меняется, теперь он даже приятный. Резко запел хор. Меня окружили сотни людей, голосившие изо всех сил. Я пытаюсь вслушаться и разобрать слова, но не могу.

Я оказался в пустой деревянной комнате, лишенной окон. Стены, словно в музее пыток, были сплошь увешаны маленькими, кривыми зеркальцами и тяжелыми, черными от копоти канделябрами. Комната была пуста, но вокруг, совсем близко, шептались голоса, неразборчивые и пугающие. Внезапно сквозь крышу, нарушая законы физики, проплыл вниз тяжелый, дубовый гроб. Стены растворились в воздухе, и я оказался на огромной, уходящей за горизонт равнине, покрытой желтой, высохшей травой и колючими сорняками. Над равниной нависло низкое, отравленное небо цвета болотной тины. Густой туман полз по земле, скрывая все вокруг. Из земли, словно черные зубы, начали подниматься могильные кресты. Через мгновение вся равнина была ими усеяна. Хор не утихал и продолжал, надрываясь, издавать загадочные слова. Пасмурная погода сменилась ярким кроваво-оранжевым солнцем, туман под ногами испарился. Я решил осмотреть себя, дабы хоть чуть-чуть понять, в какой ситуации нахожусь. Оказывается, на мне нет одежды, всё, кроме трусов и крестика, испарилось. Видно, по телу стекала кровь с ушей, успевшая засохнуть и почернеть. Сижу я на старой табуретке, а руки, как было ранее предположено, завязаны сзади.

Как только я перевел взгляд с ног, перед глазами появилась фигура, одетая в чёрные, свисающие до пола, облачение. Нечто приблизилось ко мне вплотную и подняло голову на уровень моих глаз. Невозможно понять, кто передо мной, мужчина или женщина. Лицо было скрыто наравне со всем телом, прорезь присутствовала только для рта. В ней были заметны болотно-синие, потрескавшиеся губы. Хор начал затихать, а сущность плавно наклонялась ближе к моему лицу. Губы зашевелились, обнажая гнилые зубы и выпуская изо рта трупный запах.

— Скора мы вкусим, и снова будем вместе! — вырвалось милым девичьим голосом из пасти.

Клянусь, это самое красивое, что доводилось мне слышать в жизни, будто ангельские мотивы смогли дойти до меня. Существо, судя по всему, женского пола, развернулось и отправилось в сторону черного креста. Он был выше остальных и выделялся на фоне. Дойдя до середины, её движения перестали напоминать человеческие, теперь тварь двигалась резкими, рваными, быстрыми движениями, словно перемещалась в рывках. Оставшиеся полпути до цели оно преодолело за секунды. Я моргнул, и этого хватило для внезапного, таинственного появления безликого тела, распятого на кресте. В руках загадочной фигуры засверкал нож и моментально пошёл в действие. Хорошо, что я не мог разглядеть происходящее, боюсь, иначе я бы сошел с ума. Нож даже не двигался, нет, он скорее телепортировался из одной точки в другую, настолько сумасшедшая скорость. Кровь с ошметками заполнила местность, терзания прекратились, разделочный инструмент упал на землю, а существо замерло. И вновь я слышу божественный голос.

— Скоро мы вместе вкусим плод… И тогда ты вернёшься, — произнесло нечто.

Затем существо развернулось и резкими, механическими движениями, словно сломанная кукла, направилось ко мне. Не успел моргнуть, как уже держал во рту кусок сырого мяса. Вкус металлической крови, стекающей по моим губам, вызвал дикую истерику. Задыхаясь, пытаясь избавиться от плоти, у меня получилось выплюнуть кровавый ошмёток на пол. Сердце колотилось от испытанного безумия, холодной пот проступил на лбу. Существо издало дьявольское хихиканье, эта ситуация лишь раззадорила его.

Неожиданно, нечто одним прыжком оказалось на моих коленях. Тёмная мантия скрывала фигуру, а капюшон затмевал лицо. Даже вблизи мне не удалось разглядеть лицо — лишь чёрное пятно.

Неизвестное медленно подняло руку, держа в когтистых пальцах кусок мяса. Оно начало жевать его, демонстративно, словно показывая, как я должен это сделать. Кровь стекала с мяса тонкими струйками, капая мне на ноги. Звуки жевания были отвратительными, видно было, как оно наслаждалось каждым моментом.

— Вот так… — прошептало существо с издевкой. — Вот так это делается. Учи-и-ись. Ты ещё слишком слаб.

Мой мозг перестал воспринимать безумие, творившееся на глазах. Я даже не успел осознать, как табуретка вместе с нами оторвалась от земли, и, словно пуля, мы полетели в сторону гроба. Крестик на мне раскалился и стал плавиться на кусочки, прожигая дырку в груди. Возможно, это спасло меня: не долетев до гроба, стул отшвырнуло в сторону невидимым импульсом.

— Сначала надо снять грязь, а только потом есть, — последняя фраза, услышанная мною.

Очнулся на полу возле двери, головные боли сковали меня, и то ли от пережитого, то ли от водки я блеванул прямо под себя. Свет в комнате хаотично начал гаснуть и включаться. Подняв голову вверх, я заметил истинное чудо. Окантовка креста на иконке засветилась пульсирующим белым светом. Это не пугало, а скорее успокаивало: будто таинственный свет защищает комнату. Я собрал в себе все силы, поднялся и лег обратно на кровать.

Электричество вроде стабилизировалось, однако появился новый источник раздражения. Сквозь тонкие стены отеля я услышал душераздирающий крик.

— Я больше так не могу, нет!!! Я не могу! Сколько, блять, можно. Я хочу сдохнуть. Сдохнуть! Опять эти кошмары, — прокричал мужской голос, в котором мне удалось узнать того самого Славу.

Озлобленный вопль перешёл на более тихую речь, перемешанную с истеричным плачем.

— Петля! Я бы залез давно в петлю сам, мог закончить всё это, но не даёте сволочи умереть… Ладно я справлюсь, я сделаю всё чтобы отомстить… — подытожил он.

Его стоны затихли, и лишь вслушавшись, можно было уловить болезненные всхлипы. Я окончательно вымотался. Крест с наклейки погас, Артёма не было. Проверить время не было сил, и я, наконец, заснул.