Аникс

П. Шиян (2024)

Нина — талантливый скульптор. Все свои творения она рассматривает исключительно как способ заработка и равнодушна к ним. И только одну скульптуру она любит искренне — скульптуру мужчины безупречной красоты, Аникса. Её любовь перерастает в одержимость и становится проклятьем как для самой Нины, так и для Аникса, когда по воле высшей силы он оживает и оказывается в полной власти своей создательницы. Художником обложки книги является автор.

Однажды сделал Пигмалион из слоновой кости статую такой необычайной красоты, что влюбился сразу в своё творение… Я был тогда с ним, в его мастерской, был и до того, я видел Галатею в зародыше, ещё не огранённую, и внимательно следил за её метаморфозами. Пигмалион выточил из неё идеал, и вечно оставалась бы она совершенной по своей форме и сути, если бы не сошла с пьедестала. Часто я наблюдал одну и ту же историю, и всегда она заканчивалась одинаково. Я по-прежнему блуждаю по миру в надежде, что хоть раз творение не покинет своего творца.

I

Во вторник закончила бюст Синьора, сделала ему броский мясистый нос.

В среду приходил Максим, выпили.

В четверг и пятницу ничего не было.

В субботу было абсолютно всё, даже то, чего не было.

Гостей впустили в Малый зал в пятнадцать минут седьмого, мы с Максимом сидели на задней площадке, отдельно от других конкурсантов, с двенадцати часов оба ничего не ели и пытались незаметно перекусить, пока не началась презентация работ. Мой Синьор стоял по центру, его Нимфа — рядом справа, они злобно смотрели друг на друга, почти соприкасаясь лбами. На Максима я смотрела так же, потому что тем утром он решил стать новым человеком и побрился налысо, и я поняла, что он нравился мне только за миленькие завиточки на висках. И всё же Максим был слишком умён, чтобы одним днём потерять моё расположение, так что предложил в случае его победы разделить выигрыш на двоих и снова мне понравился.

Презентация прошла быстро и незаметно, каждый конкурсант сказал пару неброских слов про себя и свой труд, намного дольше длилось пылкое, почти перешедшее в ругань обсуждение работ. С горем пополам гости проголосовали и определили троих финалистов, меня, Максима и завсегдатаю подобных мероприятий Танюшу, затем жюри отошло посовещаться, чтобы решить, кто из нас получит заветные двадцать пять тысяч. За эти двадцать пять тысяч здесь могли убить — скульпторы люди голодающие, — и победителю стоило сразу ретироваться, чтобы не быть растерзанным проигравшими. Уже в тот момент на нас, финалистов, выбывшие смотрели косо, жадными глазами, а сухие костлявые пальцы нищих скульпторов тревожно скребли по подлокотникам кресел, готовясь выпустить когти. Конечно, конечно, я гнусно преувеличиваю, кто-то, возможно, даже с благородным смирением признал мою победу, когда Синьор занял первое место, но нос не обманешь: зал смердел завистью и разочарованием. Только Максим, чистая душа, был за меня рад, и в благодарность я пообещала, как придут призовые, положить в верхний карман его рубашки хрустящую тыщу.

Мы решили отпраздновать в баре и поспешили на улицу, но на выходе нас окликнул один из гостей. Я обернулась на его голос, и вот здесь, именно здесь произошло то, что называют провидением, катарсисом, озарением, знакомством с богом или как угодно иначе. Уже и в мыслях не было никакого Максима и никакого бара, я знала, что сегодня ночью буду только в одном месте, — в мастерской. Со дня на день мой безликий Аникс, моя неразгаданная головоломка, наконец будет закончен. Я искала в каждом лице его лицо, именно это лицо, утончённое и правильное, идеально гармоничное, одновременно жёсткое и нежное, холодное, благородное, умиротворённое, и теперь оно было прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки.

— Нина, я хотел поздравить вас, — сказал молодой человек в дымчато-сером костюме, — а вы так стремительно сбежали. Ваша победа была для меня приятной неожиданностью. Я думал, жюри отдаст первенство вашему другу, — он мельком посмотрел на Максима, затем снова повернулся ко мне. — Скажите честно, вы ведь даже не старались.

— Почему же, — я пожала плечами. — Может, старалась меньше, чем другие, но всё равно старалась.

Меня не интересовало, что он говорил, но стоило поддерживать беседу как можно дольше, чтобы лучше запомнить черты его лица. Лоб высотой примерно с четыре пальца, прямая линия роста волос, внешние уголки глаз на одном уровне с внутренними, выделенное дугой нижнее веко, нос прямой и тонкий, с небольшой горбинкой, очерченные скулы, заострённый подбородок, аккуратный рот, верхняя губа немного тоньше нижней…

— Сразу видно, эту скульптуру вы не любили, — сказал он с лёгкой ухмылкой. — И даже так, победа всё равно досталась вам. Видимо, жюри больше ценит технику, чем концепцию. В технике вы и правда хороши.

— Действительно достойная работа стоит не двадцать пять тысяч, а вот Синьор стоит ровно столько.

— Я вас понял, — кивнул молодой человек, немного помолчал и добавил: — Забыл представиться, Захар.

Он обменялся рукопожатием сначала со мной, потом с Максимом. Может, мы продолжили бы разговор, но к Захару вышла женщина из совета жюри с какой-то просьбой, и Максим, воспользовавшись моментом, увёл меня на улицу. Как же ему хотелось выпить, он не шёл, а летел на звон стаканов, и когда я прискорбно сообщила ему, что бар откладывается и как раз подъезжает мой автобус, его зелёные глаза-стёклышки треснули. Мне даже стало жаль бедолагу, ведь я была его единственным собутыльником.

— Я доделаю Аникса, — сказала я, заходя в автобус.

— Врёшь, — Максим вскинул брови и бросил в просвет между закрывающихся дверей: — А как доделаешь, отметим?