Шорох песка. 1.Цель и средства

Райне Бадер (2024)

Обосновавшийся в городе городов, Портусе, сирота легко идёт по жизни. Чёрные дни детства Роуна давно позади, его любят и поддерживают оставшиеся члены семьи и крёстная мать. Обаятельный и смешливый парень устраивается на службу в главный храм Портуса, обитель весталок, защищающих город от неведомой угрозы. Как служитель храма Роун получает не только хороший доход, но и некоторый вес в обществе. Всё указывало на то, что будущее юноши должно быть безоблачным, пока в один день всё не полетело под откос. Сам того не ведая, Роун попадает в жернова борьбы за власть, которую ведут сильные мира сего. На его глазах рушатся жизни его близких и друзей, а он сам становится свидетелем чудовищного преступления. Чтобы спасти свою жизнь, Роуну остаётся только одно — бежать из родного дома. Убегая из изменившегося раз и навсегда города, Роуну приходится прихватить неожиданного попутчика, потому как многие люди из тех, кого он знал, хранят свои страшные тайны, рождённые в тени Великого Храма.

4. Разбитое сердце матери.

День близился к концу. Роун проходил быстрым шагом по ответвлению одной из торговых улиц. Если главная улица всё ещё бурлила активной торговлей, то здесь лавочки уже начали готовиться к закрытию. Разнощиков свечей и уличной еды не было видно, зазывалы разбрелись кто куда, торговцы заносили свои лотки внутрь лавок, кое-где уже даже двери были наглухо закрыты. Он обходил и перешагивал уличный мусор, скопившийся за день. Знакомая до мелочей дорога расстилалась впереди, усталые ноги шагали сами по себе. Он должен был принести успокоительную мысль, пока ещё не слишком поздно, это меньшее, что он может сделать.

Роун втиснулся в закуток, здесь, в узком и душном пространстве, между двумя домами, почти примыкающими друг к другу, с правой стороны, притаилась щербатая дверь. Он тихо постучал. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь приоткрылась, из щели на него вытаращилась рябая физиономия.

— Да хранят тебя боги Василь, как сегодня дела у госпожи Трулли?

— Всё по-прежнему, входи, она спрашивала о тебе.

Роун вошёл, рыжая девочка захлопнула дверь и задвинула хлипкий засов.

— Как твоя матушка? У вас всё в порядке? — Участливо поинтересовался он.

Девчушка равнодушно кивнула головой. Роун прошёл по маленькой, захламлёной кухне, Василь явно не была обучена уборке и не имела желания блюсти чистоту в чужом доме. Вот погоди, увидит это твоя мать, всыпет тебе по первое число, подумал Роун. Он приостановился в тёмном коридоре перед дверью, тяжело вздохнул, выпрямился, постучал и бодро вошёл.

— Добрый вечер госпожа Трулли, как вы сегодня себя чувствуете?

На круглом столе у мутного грязного окна горела лампа, она нещадно чадила дешёвым маслом, поэтому окно приоткрыли, впуская внутрь приглушённые звуки улицы и свежий воздух. Спальня госпожи Трулли была раньше небольшой кладовкой при лавке, а жилые помещения располагались наверху, но с тех пор как она потеряла мужа, а вскоре после этого заболела, она сдала лавку и верхний этаж предприимчивым соседям. Они сделали вход на второй этаж из своих комнат наверху, таким образом, значительно расширив жилое пространство для своей большой семьи. Василь, младшая дочь соседей арендаторов, мать пристроила её к делу, чтобы та не мешалась под ногами. Кроме стола, в комнатке уместились несколько стульев, шкаф у стены и умывальник в углу. В центре небогатой обстановки располагалась небольшая кровать с балдахином, последний признак утраченного благоденствия. В кровати, откинувшись на подушки, лежала женщина средних лет. Она плохо выглядела, болезнь уже довольно давно подтачивала её силы. Лицо землистого цвета с запавшими глазами, обрамляли жидкие седые пряди, разметавшиеся по подушке, шумное натужное дыхание перемежалось свистом и хрипами. Роун знал, что ей всего сорок лет, но выглядела она в данный момент на все шестьдесят. Он устало плюхнулся на стул рядом с кроватью, протянул руку, приоткрыл окно пошире, чтоб впустить больше свежего воздуха. Девочка молча мялась в дверях. Он достал мелкую монетку и поманил её, она, радостно заулыбавшись, подбежала, схватила монетку и стрелой вылетела из комнаты, не поблагодарив. Где-то в отдалении хлопнула входная дверь, Василь умчалась тратить свалившееся на неё состояние.

Роун повернулся к кровати и наклонился к распростёртой женщине.

— Как Вы сегодня? Выглядите вроде-бы получше. Хотите воды?

Женщина слабо улыбнулась, прикрыв глаза.

— Всё хорошо мой мальчик, твоими молитвами и заботами, держусь пока. Боги всё никак не приберут меня, видимо ещё не пришёл мой срок. Как там поживает Агаста? Она давно не заглядывала ко мне.

Агастой звали тётю Роуна, которая с малолетства воспитывала его, она забрала его к себе после смерти почти всей их семьи. Роун родился в пригороде Портуса, на западе, в лесах, покрывающих жирный чернозём. Семнадцать лет назад там разразилась эпидемия «чёрного горла» и выкосила за пару недель четверть населения, так Роун и оказался в городе, на попечении родственников. Лорд Аспен, владелец этих земель, даже понеся огромные убытки от эпидемии, не бросил на произвол судьбы осиротевших детей земледельцев. Он выделил немалую сумму на их содержание и обучение. Всех сирот перевезли в столицу и обучили грамоте, а некоторые, особенно одарённые и хваткие, обучились ремёслам. Большинство, кого забрали в пансионаты Аспенов и родственники, со временем вернулись обратно в западные земли, под крыло великого дома. Роун остался в Портусе, городская жизнь пришлась ему по душе. Он обучился грамоте, потом подруга тётки, госпожа Трулли, которая относилась к нему, как к сыну, пристроила его подмастерьем к кожевеннику. Но дело не пошло, мастер назвал его безруким умником, Роун не преминул ответить, что дубильщик с такой рожей, должен считать умником в сравнении с собой, даже захлебнувшегося гуся, смотрящего на дождь. На том обучение и закончилось. Роун был лёгкого нрава, смешливый и сообразительный, он легко заводил друзей и знакомых, поэтому помыкавшись немного, тут и там, он устроился подмастерьем местного лавочника. Он бегал на посылках, выполнял мелкие поручения и помогал обслуживать особо требовательных покупателей, находя общий язык практически с любым человеком. Старик ценил молодого человека, поэтому, когда его постоянная клиентка, смотрительница храма госпожа Акория, обмолвилась о том, что ей нужен надёжный и исполнительный посыльный, лавочник сразу предложил Роуна, уверенный в том, что в храме юноша добьётся успеха. Так Роун и попал в храмовые служащие, из пешек в дамки одним махом. Это было завидное место, платили хорошо и стабильно, работа оказалась не особенно тяжёлой, и можно было дослужиться до более высокопоставленных должностей в храмовой иерархии.

Госпожа Трулли была старинной подругой его тётушки, Роун хорошо знал её с раннего детства. Когда ему стукнуло восемь, муж госпожи Трулли умер. Тётка Агаста стала часто посылать его на помощь новоиспечённой вдове. Через год госпожа Трулли начала болеть, её преследовали приступы лихорадки и грудной жабы, тогда Роун стал постоянным гостем в её доме и они сблизились. Взрослеющий молодой человек, который был любим в доме родственников, но не чувствовал своей нужности, привязался к угасающей женщине, потому что она остро нуждалась в нём. Роун был слишком мал, чтоб вести дела в лавке и она пришла в упадок. Остро встал вопрос, что делать с хозяйством и чем платить по счетам. Тогда вмешалась Агаста, громогласная и деловитая, она прошерстила весь квартал в поисках управляющих или арендаторов. В конце концов, дела с лавкой утрясли, шумные соседи с оравой ребятишек, предложили взять в аренду и лавку, и жилые помещения. Госпожа Трулли наотрез отказалась переезжать, куда бы то ни было, тогда Агаста договорилась с арендаторами, что они оставят в распоряжении больной женщины несколько задних помещений на первом этаже. Семейство Курах, в лице главенствующей королевы улья, госпожи Курах, не возражало. Доходов от аренды и скромных сбережений хватало на очень скромную жизнь и оплату лекарей. Со временем госпоже Трулли становилось всё хуже, когда ей понадобился постоянный уход и присмотр, сиделками стали дети арендаторов. Роун не мог проводить всё время у своей подопечной, он заканчивал обучение грамоте и должен был учиться дальше, чтоб впоследствии лучше устроиться в растущем городе. Но он всё равно постоянно приходил в дом госпожи Трулли, Роун почти жил там, пока не достиг возраста семнадцати лет, тогда он устроился к лавочнику, а тот сдал ему комнату над лавкой. Погрузившись в ежедневные заботы, Роун стал чуть реже бывать у своей практически второй матери, но всё равно не упускал ни единой возможности забежать к ней, посмотреть как она и сделать что-то по дому. Финансовые заботы так же легли на его плечи, доходов от аренды стало недостаточно, сбережения закончились, тогда Роун потихоньку стал оплачивать счета из своего кармана, о чём госпожа Трулли не догадывалась.

Однажды, около года назад, когда госпожа Трулли стала совсем плоха, и казалось, что это конец, она поведала Роуну свою тайну.

Ларра, так звали достопочтенную госпожу Трулли, была бездетной, лекари намекали, что от женской немощи и пошла её болезнь, дескать, от усохшей утробы хворь и распространилась внутри. Вот если бы она дала жизнь хотя бы одному ребёнку, болезни можно было бы избежать. Когда они уходили, Ларра посмеивалась и наставляла Роуна:

— Обходи этих шарлатанов стороной!

Он начинал негодующе спорить, посмотрите мол, после их отваров Вам делается гораздо лучше, и кашель и жар спадают, они знают, о чём говорят. После одного такого ожесточённого спора, она взяла его за руку и притянула к себе. Понизив голос до шёпота, Ларра поведала ему:

— Роун, мальчик мой, а ведь у меня есть дитя.

Он выпучил глаза, и хотел было что-то ответить, но она перебила:

— Нет, нет, послушай, не перебивай, раз уж я решилась. — Она глубоко вздохнула, прокашлялась и продолжила. — Шестнадцать лет назад, боги благословили нас с Тромом. Мы пять лет были в браке, а детей всё не было, мы уж было, совсем отчаялись, и тут чудо свершилось. Мы так ждали, так радовались, на крыльях летали от счастья. Ребёночек попросился на свет божий в свой срок. Тром привёл сразу двух повитух, никаких денег не жалел. С утра и до самого вечера, они хлопотали возле меня. Роды были тяжёлые, ребёнок не шёл. Только ночью, когда я уже совсем обессилела, девочка появилась на свет. Я была совсем плоха, но хорошо помню, как девочка закричала. Повитухи запричитали облегчённо, а потом резко смолкли, переглядываясь. Они пошептались, и одна из них подошла ко мне, погладила по голове, склонилась и заговорила тихо:

— Благослови тебя боги Ларра, ты подарила миру шаяду.

У меня так и оборвалось всё внутри. Я просила их, дать мне хоть раз посмотреть на малышку. Они отговаривали, но мы с Тромом настояли. Тогда я первый и последний раз, посмотрела на личико своей дочки, в её глаза… Я проклинала её глаза, да простят меня боги. Её укутали и унесли, даже не дав мне её подержать. Потом вторая повитуха сказала нам, что я больше не смогу стать матерью, роды были тяжёлыми, и я надорвалась. После мы сообщили родне и друзьям, что дитя родилось мёртвым. Не было сил, ловить на себе косые взгляды. Вот так сложилась судьба, мой дорогой.

Роун смотрел на неё во все глаза, совершенно опешив. Он, конечно, знал, что шаяды рождаются, время от времени, сменяя друг друга, но не знал ни одной семьи, у которой появился бы такой особенный ребёнок. Всё это было сродни ожившему мифу. Ларра похлопала его по руке, грустно улыбнувшись.

— Ничего, ничего мой мальчик. Значит так мне на роду написано. Главное, что она где-то есть, живёт под теми же небесами, что и мы с тобой. — Она глубоко, горестно вздохнула. — Я хотела попросить тебя, хоть и понимаю, что не должна. Прости слабость матери с разбитым сердцем.

— Просите, Вам не за что извиняться.

— Роун, если ты когда-нибудь увидишь её там, в храмовых стенах, а я всё ещё буду жива, расскажи мне о ней. Тогда я смогу пройти по горящему мосту, в объятия Трома, со спокойной душой. Как она выглядит, всё ли у неё хорошо, каков нрав. Очень мне хочется знать, хоть что-то про мою девочку, понимаешь? Хочется хоть крупиночку знания унести с собой в могилу, чтоб было, что рассказать моему милому Трому.

Роун напряжённо смотрел на неё, обуреваемый противоречивыми мыслями. Она крепко схватила его за руку и быстро продолжила:

— Нет, нет, ты не бойся. Я не прошу тебя, её искать, или говорить с ней, нет. Просто посмотри на неё внимательно, если представится такой случай, а потом расскажи мне, чтоб сердце так за неё не болело, вот и всё.

Роун подумал и коротко кивнул:

— Хорошо, госпожа Трулли, если увижу — скажу. Но Вы особо не надейтесь, пожалуйста. Я уж год там работаю, да только я всё по городу бегаю, да от храмовой стены до кухни хожу. Врать не буду, пару раз я видел кого-то из них вдалеке, на боковой террасе храма или в Шандовом саду, но только издали, мне туда хода нет.

— Ничего, ничего мой мальчик. Делай свою работу как должно. Мы правильно тебя воспитали, и ты всё хорошо делаешь и честно. — Она утёрла слезу. — Но вдруг боги смилостивятся надо мною, и твой виперов путь пересечётся с путём моей дочери, тогда я хотела бы знать об этом, только и всего.

— Хорошо, госпожа Трулли, я сделаю что смогу. Если будет на то воля богов, обещаю Вам…

И вот прошёл год. Роун уже давно переварил эти шокирующие подробности судьбы своей второй матери. Он даже почти не вспоминал об этом, только когда навещал госпожу Трулли и всякий раз отрицательно мотал головой, в ответ на её вопросительный взгляд. И она больше ни разу не заговаривала об этом, может, жалела о том, что поведала ему тайну своей семьи.

— Роун, ты слышишь меня? Как там Агаста? Ты витаешь в облаках мой дорогой. — Она улыбнулась.

— Я видел её сегодня, госпожа. Я видел ЕЁ.

Наступила тишина. Она всматривалась в его лицо, выискивая признаки лукавства или неуверенности. Затем, поняв, что он не шутит, она судорожно вздохнула и закашлялась. Роун соскочил со стула, сделал шаг к столу и принялся лихорадочно разводить водой отвар от кашля. Наполнив лекарством пиалу, он снова приблизился к кровати. Приподняв её голову одной рукой, он дал ей напиться. Она судорожно глотала горькое зелье, затем отстранила его руку, глубоко вдохнула, кашля не последовало. Ларра закрыла глаза и хрипло прошептала:

— Ну, говори же. Ты уверен, что это была она?

— Да, я твёрдо уверен.

— Почему?

— У неё одно лицо с Вами, те же черты, та же полуулыбка, волосы, манера поворота головы, даже брови точно такие же. Только может нос не такой немного, тоньше и такая ямочка в серединке. Ах да, и щербинка между передними зубами, небольшая, но заметная, у Вас такой нет. Ей, пожалуй, только Ваших ореховых глаз и не хватает.

Госпожа Трулли смотрела на него во все глаза, по её впалым щекам текли слёзы, она их не замечала.

— Что ещё ты можешь рассказать мне про неё, мой мальчик? — Хрипло спросила она.

— Ну, она здорова на вид. Крепкая, красивая, молодая девушка. Я принёс гроссовое молоко, а она на малой кухне чаёвничала с кухарками. Так глянула на меня, я прямо остолбенел. Вот как я сейчас рядом с Вами, так же близко я её видел, нас только стол разделял. — Роун тараторил, почему-то испугавшись, что Ларра сейчас испустит дух у него на глазах. — Ах да, забыл, её зовут Таэш. Тэт Таэш, то есть.

— Таэш, — прошептала Ларра, словно пробуя слово на вкус, — Таэш, какое красивое имя они ей дали, правда Роун? Щербинка, — она улыбнулась сквозь слёзы, — у моей матери была заметная щербинка, и у бабушки тоже, а у меня вот её нет. А выемка на кончике носа была у Трома, ты уже, наверное, его совсем не помнишь.

Она разрыдалась, одновременно смеясь. Роун в испуге снова уселся на стул, и начал гладить её по плечу. Она протянула к нему руки и с неожиданной силой, для такой хрупкой и больной женщины, прижала его к себе.

— Спасибо мой мальчик, спасибо. Благослови тебя боги, спасибо, спасибо… — Всё повторяла и повторяла она сквозь рыдания.