Шорох песка. 1.Цель и средства

Райне Бадер (2024)

Обосновавшийся в городе городов, Портусе, сирота легко идёт по жизни. Чёрные дни детства Роуна давно позади, его любят и поддерживают оставшиеся члены семьи и крёстная мать. Обаятельный и смешливый парень устраивается на службу в главный храм Портуса, обитель весталок, защищающих город от неведомой угрозы. Как служитель храма Роун получает не только хороший доход, но и некоторый вес в обществе. Всё указывало на то, что будущее юноши должно быть безоблачным, пока в один день всё не полетело под откос. Сам того не ведая, Роун попадает в жернова борьбы за власть, которую ведут сильные мира сего. На его глазах рушатся жизни его близких и друзей, а он сам становится свидетелем чудовищного преступления. Чтобы спасти свою жизнь, Роуну остаётся только одно — бежать из родного дома. Убегая из изменившегося раз и навсегда города, Роуну приходится прихватить неожиданного попутчика, потому как многие люди из тех, кого он знал, хранят свои страшные тайны, рождённые в тени Великого Храма.

5. Завеса грядущего.

Солнце уже не золотило верхушки деревьев в утренней прохладе, а светило в полную силу, обещая невыносимое дневное марево. Таэш, не смотря на бессонную ночь, взбиралась по лестнице вприпрыжку. Одной рукой она придерживала юбку, во второй руке у неё был свёрнутый в трубочку блинчик с начинкой, девушка откусывала от него всякий раз, как добиралась до очередной лестничной площадки. Забравшись уже практически до третьего этажа, она замерла посреди лестницы и подняла голову. На верху, положив руку на голову каменной химеры, венчавшей древние перила, стояла светловолосая женщина. У неё было довольно таки тяжёлое, широкое лицо, крупный нос, тонковатые, недовольно сжатые губы. Платье-хламида зелёного цвета, свободно ниспадало до самого пола, скрывая располневшую фигуру. Вверху на рукавах были сделаны кокетливые вырезы, обшитые зелёными кружевами, которые открывали усыпанные веснушками плечи. Лицо и шею так же обильно покрывали веснушки, что придавало её облику некоей романтичности, хотя жёсткий взгляд рубиновых глаз говорил об обратном.

— Доброе утро Филли, я опоздала?

— Ты и сама прекрасно знаешь, что опоздала, хватит дурачиться. Ты уже не маленькая девочка, так что будь добра соответствовать своему статусу. Нас ждут, идём!

Она резко повернулась, взметнув подол, и чеканя шаг, как солдат на плацу, и быстро двинулась по-тёмной галерее. Таэш почти бежала за ней, не забывая, однако, откусывать от остатков блинчика в своей руке. Не поворачивая головы, Филамена едко заметила:

— Надеюсь, ты не собираешься входить в каминный зал, жуя. И не вздумай вытирать свои жирные лапы о подол платья у всех на глазах.

Только сейчас Таэш подумала, а действительно, куда она денет остатки растерзанной выпечки и что делать с лоснящимися от масла руками. Она стремительно затолкала остатки блина себе в рот, судорожно пережёвывая и помогая себе пальцами, до двери в зал остался десяток шагов.

— И не называй меня Филли. — Прошипела Филамена, толкая резную створку большой двери.

Таэш дожевала, шумно сглотнула и вытерла губы рукавом, прячась за широкой спиной Филамены, пока была такая возможность.

Каминный зал, представлял собой, большую продолговатую комнату без окон. Он находился в правом крыле храма, на самом верхнем этаже. Его венчал купол, в котором было одно небольшое витражное окно. Этого было недостаточно для такого большого помещения, поэтому, когда здесь проходили совещания, слуги зажигали множество подвесных ламп. По полу зала, уложенному плитами из отполированного до блеска тёмного камня, тянулись не глубокие желобки, создавая причудливый рисунок. В дальнем конце помещения разместился большой камин, взрослый человек мог, не нагибаясь, войти в него. С практической точки зрения, он был бесполезен, его труба, по диаметру, больше напоминающая шахту, вместе с дымом уносила всё тепло, так что его использовали, только как ещё один источник света. Ближе к камину стоял большой продолговатый стол, вокруг него суетились слуги, осуществляя последние приготовления. Тут и там, в зале, расположились немногочисленные компании, в полголоса что-то обсуждавшие.

У камина стояла одинокая хрупкая фигура в белом, Таэш направилась прямо к ней. Это была женщина, на вид, лет тридцати, только немногие приближённые знали, что ей за сорок. По её спине каскадом струились светлые волосы, их мягкий медовый оттенок переливался в свете ламп. У Таэш что-то скребнуло на душе, так случалось всякий раз, когда она смотрела на неё. Она была красива, так красива, что это захватывало дух, даже сейчас, когда пора девичества этой женщины, давно миновала. Смотреть на неё было скорее больно, чем приятно, чёткое осознание того, что ты никогда не будешь так хороша, даже на одну десятую, наотмашь било по самолюбию.

— Тебя приветствует славный рассвет, девочка моя. — Произнесла красавица, не поворачивая головы, её голос был неожиданно низким, для такой хрупкой женщины.

— Доброе утро Кэйлаш. Прости, я немного задержалась.

— Ничего, собрание ещё не началось, но в следующий раз не опаздывай, мы должны быть примером для окружающих.

Таэш не ответила, засмотревшись на мерцающие тёмные камни, из которых был сложен камин-монстр. Она протянула руку и дотронулась до их поверхности, камни были холодны как лёд.

— Как странно, правда? Что он совсем не нагревается. Камин ведь должен хранить тепло, а этот сделан как будто в насмешку.

Кэйлаш, не отводя зачарованного взгляда от горящих поленьев, ответила:

— Не думаю, что он был создан для этой цели, дитя.

— А зачем тогда?

— Нам пора начинать. — Уклончиво ответила Кэйлаш, отворачиваясь от огня.

Таэш жутко не любила эти ежемесячные совещания. Нудные подведения итогов, колонки цифр, доклады старших слуг и храмовых чиновников, всё это было так скучно, так монотонно. Полная энергии после бессонной ночи служения, Таэш вдруг стала замечать, что силы быстро покидают её. Больше всего на свете ей сейчас хотелось растянуться на своей кровати, расслабить всё тело и заснуть под аккомпанемент птичьих трелей из сада, доносящихся из открытого окна. Пришлось стиснуть зубы, и ещё сильнее расправить плечи, чтоб не начать клевать носом. Она так и представила себе, как Филли закатит глаза, если она выкинет что-то подобное. Уже прошло больше двух часов, а по ощущениям так целая вечность. Старший садовник нудел уже пол-часа о проблемах с плодовыми деревьями и нашествии мошек, Таэш отключилась, не выдержав. Мысли потекли сами по себе, рваным кружевом опоясывая столпы памяти, сознание погасло, как потухшая спичка, взгляд устремился в небытие. Её пронзила острая боль, вернее не боль, а её полное отсутствие, это ощущение которое сложно описать словами. Как будто всё, что может ощущать физическую боль в теле, перестало работать, растворилось, и вся боль, за неимением своего места, перетекла в сферу духовного. Как будто каждая клетка тела, одномоментно, испытала сильнейшую душевную боль, терзая, вопреки ощущаемому физическому вакууму.

Перед внутренним взором Таэш промелькнули обрывочные картины — чёрная прохладная пустота, всполохи голубого пламени, локон белых волос в тёмной поблескивающей луже, широко открытые, яростные, бездушные глаза…

Таэш привстала со своего стула, как заведённая деревянная кукла, трясясь, она втягивала в себя воздух с громким хрипом, её, ничего не выражающие глаза, вперились в пустоту. Все присутствующие повскакивали со своих мест, заозиравшись, в нерешительности. Глаза Таэш закатились, она резко выгнулась назад и начала падать. Стоявший рядом управитель слугами опомнился и подхватил её, мягко опуская на плиты пола, девушка не осела, не повисла у него на руках, она застыла вытянувшись струной, он будто статую клал на землю. Чья-то властная рука, мягко оттеснила его, это была Кэйлаш, они с Филаменой склонились над Таэш. Кэйлаш откинула волосы с лица девушки, и кончиками пальцев смежила её веки. Как только широко открытые глаза, закрылись, Таэш глубоко вдохнула. Филамена ладонью надавила на её живот, заставив выгнутое тело выпрямиться. Девушка перестала хрипеть и ровно задышала, одеревеневшие руки расслабились, голова откинулась, к синюшно-белому лицу подступили краски. Кэйлаш и Филамена, оторвав взгляд от лица младшей шаяды, переглянулись.

Позже, когда Таэш унесли в её покои, две старшие весталки прошествовали в библиотеку, плотно закрыв за собой дверь.

— Что ты думаешь, это какой-то припадок после ночи бдения? Думаешь, она больна?

— Филли, если бы она была больна, серьёзно больна, мы уже почувствовали бы сердцебиение не родившейся, сила уже выбрала бы другой сосуд, взамен испорченого.

— Так что же это, как ты считаешь?

Кэйлаш неторопливо прошла по комнате, встала у окна, задумчиво посмотрела вдаль, на кроны сада.

— Ты давно не открывала Апостолит, я полагаю.

— С тех пор, как закончилось моё обучение, я не прикасалась к этой проклятой книге, а что?

— Там есть глава, в которой Посетий описывает прорицание.

— Посетий под конец совсем выжил из ума. Более ни в одном трактате, ничего такого не описывают. За триста лет, прошедшие со времён написания Апостолита, не было ни одной прорицающей шаяды. Я думаю это миф, фантазия, пришедшая в воспалённый разум старика.

–Я наткнулась на упоминание прорицающей шаяды, в рукописях двухсотлетней давности. Это рукопись придворного историка, вернее обрывок рукописи, всё, что дошло до сегодняшнего дня. Только обрывочные сведения нам и остались, словно кто-то нарочно уничтожает все важные для нас записи.

— Ты всерьёз считаешь, что она прорицала? — Ошарашенно спросила Филамена.

— Не знаю. Нужно дождаться, когда девочка проснётся и спросить, что она помнит, видела ли что-то в припадке.

— Ага, эта трясогузка понарассказывает, чего она там такого видела. Совсем возомнит о себе, если ты ей расскажешь о прорицательницах. Она понапридумывает и сама в свои россказни поверит. — Филамена невесело хохотнула, грузно оседая в большое кресло. — Фантазии сбрендившего старика и обрывок неизвестной рукописи, чёрти кем написанной, не маловато ли для подобной гипотезы?

Кэйлаш, не отворачиваясь от окна и не шелохнувшись, ответила:

— Я читала оригинал Апостолита, полную версию. Посетий описывал момент прорицания и назвал имя шаяды.

— Имя? — Филамена замерла, раздражённая полуулыбка сошла с её лица. Если бы это были фантазии, имя шаяды вымарали бы из трудов Посетия. Все имена были известны, от первых трёх шаяд, донынешних. Никто не допустил бы откровенной лжи в манускриптах храма. — Что именно там написано? — Настороженно спросила Филамена.

— Надсадное дыхание, выгнутая дугой спина, одеревенение тела, широко открытые пустые глаза, дрожь, упадок сил после… — Спокойным голосом перечислила Кэйлаш.

— Эти же симптомы отличают и некоторые болезни.

Кэйлаш отвернулась от окна и посмотрела на Филамену в упор.

— Да, ты права, но дело не в этом. Когда прорицание проявилось у шаяды в тот раз, Портус захлестнула гражданская война. Тогдашний правящий лорд вырезал половину города, чтоб только сохранить свою власть, хоть это ему и не помогло в конечном итоге. По улицам города текли реки крови, храм чудом уцелел. Посетий сделал предположение, что прорицатели среди нас появляются в опасное время, когда угроза нависает над храмом. Я, по настоящему, боюсь Филамена, чувствую, что-то сгущается в воздухе.

— Давай не будем торопиться с выводами. Ты рисуешь мрачную картину. Для начала поговорим с девчонкой, когда она очнётся.

— Хорошо.

Кэйлаш кивнула и направилась к выходу, кинув на ходу:

— Апостолит лежит в тайнике, в четвёртой секции.

Филамена криво усмехнулась ей в спину, поднимаясь с кресла.