Дикая ведьма

Рейчел Гриффин, 2021

Когда однажды магия оборачивается смертью, Айрис Грей клянется никому не рассказывать, что она ведьма. И не важно, что Магический совет признал ее невиновной, не важно, что раньше ее магию считали чудом, – одна ночь на озере перечеркнула все. Переехав в штат Вашингтон, Айрис живет обычной жизнью, скрывая, что она ведьма. Чтобы справиться с тревогами и волнениями, она пишет заклинания, но никогда не применяет их. Ей нравится работать в заповеднике, которым управляет ее мать, но их стажер – студент-орнитолог Пайк Алдер – вызывает у нее лишь отторжение, ведь он ненавидит ведьм. Однажды Пайк говорит что-то особенно гадкое про ведьм, и Айрис решает написать для него жестокое проклятие. Но когда она собирается сжечь заклинание в огне, с дерева слетает сова и похищает его, а потом улетает из заповедника. Эта сова – мощный усилитель, и, если она погибнет, темные чары Айрис обрушатся не только на Пайка, но и на всех в округе. Айрис и Пайку приходится отправиться вместе в лес, чтобы найти птицу, от судьбы которой зависит его жизнь, но он не знает правды. В походе их будет подстерегать немало опасностей, и Айрис придется решить, как далеко она готова зайти, чтобы сохранить свои тайны.

Глава 1

Два года спустя

Снова эта сова наблюдает за мной. У многих сов очень яркие глаза цвета пламени: красные, желтые или оранжевые, но только не у северной пятнистой. Ее глаза угольно-черные. И эта ночная птица отчего-то всегда знает, где я — и днем, и ночью.

Когда мы принесли птицу в наш природный заповедник, она сразу же проявила ко мне интерес. Мама говорит, что это добрый знак, ведь северные пятнистые совы священны для ведьм и колдунов.

И все же, когда сова смотрит на меня, у меня бежит холодок по спине, словно птица предвещает не добрые вести, а кличет беду.

Сова сидит на ветви старой ели и несколько мгновений мы пристально смотрим друг на друга. В животе у меня все скручивает от неприятного чувства, и я отворачиваюсь. Зима прикасается мокрым носом к моей руке, и я опускаю взгляд. Она оберегает нас с мамой с тех самых пор, как мы переехали сюда два года назад, и сейчас настороженно смотрит на сову.

— Эта волчица умерла бы за тебя, — недовольно говорит позади Пайк, словно обвиняя меня в том, что я околдовала Зиму.

Я оборачиваюсь и притворно улыбаюсь.

Пайк Алдер не знает, кто я такая, а даже если бы и знал, я бы никогда не стала никого привораживать.

Зима любит меня, потому что нутром чует — мне можно доверять.

— Знаю.

Глажу Зиму по голове и она жмурится от удовольствия. Я отдала бы жизнь за этуволчицу, но она ни за что бы не позволила мне это сделать.

Пайк хмурится. И как обычно, когда чего-то не понимает, он стискивает зубы и поджимает губы. Чувствую, что он пытается разгадать меня, изучает сквозь линзы очков в черепаховой оправе.

— Ты что-то хотел? — спрашиваю, чтобы прервать его мысли.

Пайк склоняет голову, и я понимаю, что мне не понравится то, что он собирается сказать.

— Просто хотел сообщить, что посетители снова выбрали меня лучшим работником. — Он говорит непринужденно, но грудь у него вздымается от гордости.

Я пытаюсь сохранить спокойное выражение лица, надеясь, что Пайк не видит, как жар поднимается по моей шее. Я много работала над тем, чтобы не бояться говорить перед экскурсионными группами, но Пайку это дается легко. Неприятно признавать, но он и правда хорошо справляется. Я бы даже сказала, отлично.

И он сам прекрасно знает об этом.

— Поздравляю, — спокойно говорю я, хотя чувствую неловкость.

Я еще раз глажу Зиму по голове и, оставив Пайка, спешу к домику, где располагается наш офис и где мы принимаем посетителей. Сегодня пасмурно. Свинцовое небо нависает над деревьями. Чувствуется, что скоро пойдет дождь. Я иду по лесной тропе, вдоль которой высятся ситхинские ели, под ногами хрустят коричневые шишки.

— Я могу пойти с тобой, когда ты снова поведешь группу и дать парочку советов, — говорит Пайк, следуя за мной. — Заметки поделать, сказать, если ты сделаешь что-нибудь не так, поделиться своим мнением. На следующей неделе начинаются весенние каникулы, так что у меня будет свободное время.

— Как мило с твоей стороны. — Я заправляю прядь за ухо. — А что, уже весенние каникулы?

— Ага. Всю неделю будем вместе работать.

— Радость-то какая.

— Да ладно, тебе же нравится, когда я рядом.

— Интересно сказано.

Я открываю уличный кран и смываю грязь с ботинок. Пайк делает то же самое и заходит вслед за мной в небольшое деревянное строение. Домик все еще пахнет сосной, а деревянный пол скрипит, когда я вхожу.

— Да, ладно тебе, Айрис, ты же тут со скуки помрешь без меня. Да и небольшое дружеское соперничество не помешает… а то вдруг кто-нибудь подумает, что ты незаслуженно получила здесь работу. Вряд ли тебе такое понравится. — Пайк подмигивает и исчезает в подсобке прежде, чем я успеваю что-то сказать.

Пайк вечно достает меня, потому что заповедник принадлежит моей маме, и все же он знает, что я лучше всех управляюсь с животными. Сам он учится на орнитолога и хочет посвятить жизнь изучению птиц. Только вот его учебники и бинокли не сравнятся с моей магией.

Хотя он, конечно, об этом никогда не узнает.

И все же меня раздражает его высокомерие. В природе главное равновесие, но Пайк ведет себя так, словно ему принадлежит весь мир. Ему неведомы скромность и почтение. Он не придает значения цепи эволюции, потому что считает себя венцом творения.

Показать бы ему хоть раз все грани вселенной, о которых он ничего не знает и не понимает, потому что не обладает магией, но я ни за что не поступлю так опрометчиво и не поделюсь своими тайнами с другими. Особенно с этим болваном Пайком Алдером.

Я делаю глубокий вдох и начинаю наводить порядок. Складываю анкеты и брошюры, которые оставили недавние посетители. Протираю стеклянную витрину, где выставлены сувениры нашего заповедника «Туманная гора». Не обращаю внимание на Пайка, который вышел из подсобки и включил телевизор на стене.

Мы включаем его только, чтобы показать посетителям небольшое видео о заповеднике, но Пайку нравится фоновый шум телевизора. Обычно я все равно его выключаю, но внезапно до меня доносится слово «ведьма» и имя… имя, от которого у меня все болезненно сжимается в груди.

Видения той ночи на озере возникают перед глазами, и я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать их. Но они не исчезают, мелькая, словно смотрю нескончаемое кино. Я с трудом возвращаюсь к уборке и притворяюсь, будто не ловлю каждое слово ведущего новостей.

Бесполезно. Невольно замираю и перевожу взгляд на экран.

–…была досрочно освобождена. Суд постановил, что Эми Медоуз виновна в непредумышленном убийстве и по решению Магического совета была лишена магии…

Я выдыхаю. Ощущая, как воспоминания о той ночи немного тускнеют на душе становится легче. Эми досрочно освободили. Она вернется домой.

— Зря, — бурчит Пайк себе под нос и, глядя на экран, качает головой.

Средство для мытья стекол выскальзывает у меня из рук, и я поспешно поднимаю его. В груди у меня все сжимается. Я брызгаю средством на витрину и лихорадочно протираю ее, потом еще раз.

— Нельзя им доверять, — говорит Пайк. Его голос вдруг раздается прямо позади меня: — Ты ее уже до блеска натерла.

Я подпрыгиваю от неожиданности и едва не роняю бутылку снова. Мне хочется возразить Пайку, сказать, что когда-то полностью доверяла Эми. Но ему нельзя видеть, что я беспокоюсь за ведьму, поэтому выпрямляюсь и говорю:

— И снова почти вся работа на мне, потому что ты свою делаешь тяп-ляп.

— Уж стекла я умею протирать, — фыркает Пайк.

Я показываю на витрину, в которой Пайк обычно любуется собой, когда убирается.

— Тут на стекле такой четкий отпечаток от твоей руки, что его можно вырезать и сделать из него елочное украшение.

Пайк смеется, но мое внимание снова приковано к телевизору. Новости продолжаются, а слова Пайка эхом отдаются у меня в голове, словно стою в пещере.

«Зря».

«Нельзя им доверять».

Дверь распахивается и входит мама, не дав мне сгоряча сказать что-то, о чем потом пожалею.

— Пайк, ты же знаешь, я терпеть не могу смотреть новости под конец рабочего дня. — Хлопнув его по руке, мама выключает телевизор и бросает на меня многозначительный взгляд.

— Прости, Изобель, — отвечает Пайк. — Я уже ухожу.

— До завтра, — прощается мама и заходит в офис.

У двери Пайк внезапно останавливается и разворачивается.

— Черт, забыл почистить вольер с ленивцами, — говорит он и бросает на меня наигранно виноватый взгляд. Посмотрев на часы, качает головой. — У меня планы на вечер, и я уже опаздываю. Ты не против почистить вольер, Грей? — Пайк криво усмехается.

— Я бы может и поверила тебе, но ты уже в третий раз за месяц «забываешь» убрать вольер, — говорю я. — И да, я против.

— А что, у тебя какие-то планы на сегодня?

Я стискиваю зубы. Пайк прекрасно знает, что у меня нет никаких планов и никогда не бывает. Он ухмыляется еще шире.

— Так и думал, — произносит он и выскакивает наружу.

Меня обдает порыв прохладного весеннего ветра и дверь захлопывается.

— Хоть бы спасибо сказал, — ворчу я.

Хорошо, что Пайк не видит, как я краснею от растерянности. Не хочу, чтобы он знал, как сильно меня задевают его слова.

Мама выходит из офиса и выключает свет. В руках у нее термокружка, из которой она обычно пьет кофе по утрам. Она надевает куртку и распускает прямые светлые волосы, которые так разительно отличаются от каштановых кудрей, доставшихся мне от папы. Раньше я обожала свои кудряшки, но сейчас с радостью поменяла бы их на мамины светлые пряди.

Мы выходим и закрываем домик. Небо, затянутое тучами, чернеет с каждой минутой.

— Пайк не почистил вольер для ленивцев. Я его уберу и пойдем домой, — говорю, не в силах скрыть раздражение.

— Это в его духе, — смеется мама. — Ты почисти вольер, а я пока обойду заповедник. Встречаемся здесь через двадцать минут, — бросает она через плечо и идет к птичнику.

Мы расходимся в разные стороны. Я делаю глубокий вдох и прохладный влажный воздух успокаивает меня. В сумерках различаю ярко-желтую записку, приклеенную к двери вольера с ленивцами. Узнаю почерк Пайка. Прищурившись, читаю: «Ленивое спасибо!».

Закатив глаза, срываю записку, комкаю ее и швыряю в мусорное ведро. Я начинаю убираться, стараясь не потревожить спящих ленивцев. Все деньги, которые мы получаем, идут на уход за животными. И хотя волки самые популярные у посетителей, на ленивцев тоже любят смотреть.

Вычистив вольер, проверяю температуру и ухожу. Мама уже ждет меня. Она обнимает меня за плечи.

— Ты как? — спрашивает мама, прижавшись лбом к моей голове, и я понимаю, что она спрашивает об Эми.

— Я рада, что она вернется домой. Она столько настрадалась.

— Согласна. — Мама крепко меня обнимает.

Для Эми та ночь обернулась кошмаром. Она лишь хотела поделиться с любимым человеком магией, которую так обожала, а все закончилось смертью Алекса. Столько боли принесла та ночь, столько страданий. Я до сих пор не могу прийти в себя.

Рада, что Эми вернется домой. Желаю ей обрести счастье и любовь, найти в себе силы двигаться дальше. Хочу поговорить с ней, но мы не разговаривали со дня суда, и даже не знаю с чего начать. Мне помогло, что Эми не хотела ни с кем общаться, ведь я не знала, что ей сказать. Как же я тогда злилась на нее и как у меня болело сердце за нее. Все было очень сложно, да и сейчас проще не стало.

Шли недели, месяцы, годы, а я так до сих пор и не смогла найти слов.

— Возможно, теперь тебе станет легче.

Мама кладет рабочие перчатки на перила и смотрит на меня.

— Может, — говорю я, хотя и не верю. И сомневаюсь, хочу ли этого вообще. Боль не отпускает меня, постоянно напоминая, что о некоторых вещах лучше не говорить.

Я молчу и мама решает не продолжать разговор. Она знает, что после суда над Эми во мне что-то переменилось. Я начала скрывать то, о чем раньше говорила открыто. Иногда мама грустит, потому что я возвела стены в надежде защититься от того, чего она не видит. Ее беспокоит, что время так и не залечило мои раны.

— Ты слишком серьезно воспринимаешь его слова, — говорит мама спустя пару минут, прервав мои мысли.

— Чьи?

Она вскидывает брови и выжидающе на меня смотрит.

— Пайка. А почему ты не воспринимаешь?

— Он не первый и не последний, кто шутит о ведьмах.

— Вряд ли Пайк шутил. А даже если и так, он с нами работает. Из-за меня мы столько…

Мама перебивает меня.

— Сколько раз повторять, что ты ни в чем не виновата.

Я хочу возразить, но она не дает.

— Оглянись вокруг. — Мама имеет в виду огромный заповедник и животных, которых нам посчастливилось приютить. — И не говори, что ты не в восторге от нашего переезда. Лучшее, что с нами произошло.

Мама права. С первых же секунд, оказавшись на северо-западном побережье, мы влюбились в этот край, хотя и представить не могли, что попадем сюда, когда покидали родной дом на равнинах Небраски. Мама открыла природный заповедник, который стал одним из самых крупных на западе страны.

Иногда мне кажется, что я сплю и вижу сон.

Нам нравится жить здесь, но этот прекрасный край так и не заполнил пустоту в моей душе, от того, что папа отказался ехать. Его желание остаться оказалось сильнее желания быть с нами.

Ему стало тяжело жить с ведьмами.

И все же верю, что мама чувствует себя здесь счастливее. Она двигается так легко и непринужденно, как никогда до этого.

— Может быть, — отзываюсь я.

Мама вздыхает, словно хочет что-то сказать, но молчит.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Пайк — хороший парень. И лучший работник, что у нас был.

— А еще он меня бесит.

Мама хмурится.

— Ну, говори уже, мам. — Останавливаюсь и смотрю на нее.

— У нас здесь хорошая жизнь, — произносит она нерешительно. — Не раздувай из мухи слона.

Я вздыхаю. Мама, конечно, права. У нас здесь замечательная жизнь, и я так цепляюсь за нее, что хочу защитить всеми силами. Возможно, Пайк действительно лишь шутит, но я все равно буду начеку.

— Да, очень хорошая, — мягко произношу я.

— А то. — Мама сжимает мне руку и толкает калитку у дома, но я останавливаюсь.

— Догоню тебя через пару минут.

— Погладь Зиму за меня.

Я улыбаюсь. Мама знает меня лучше всех. Уже почти стемнело. Я иду к большому вольеру с волками. Где-то квакают лягушки, а сквозь облака сияет полумесяц, заливая лес мягким светом. Открываю металлические ворота и свистом подзываю Зиму. Она бежит ко мне как всегда.

Сажусь на холодную землю и глажу серебристый мех волчицы, прижавшись к ней головой. Зима льнет ко мне в ответ. Может, мама права, и вселенной было угодно, чтобы мы оказались здесь.

Магия течет и в моих жилах, и в этих краях. Я чувствую ее всякий раз, когда ели покачиваются на ветру, когда туман скрывает их верхушки. Чувствую ее в солоноватом воздухе и поросшей папоротником земле.

Здесь мой дом и я точно знаю это, как и то, что чувствует Зима, когда смотрю на нее.

Здесь мое место.

Посидев еще пару минут, глажу волчицу. Потом встаю и выхожу за ворота, но холодок бежит у меня по спине, и я застываю на месте.

Медленно оборачиваюсь. Прищурившись, вглядываюсь в сумрак — ее очертания лишь тень. На старой ели сидит северная пятнистая сова.

И молча смотрит.

Всегда смотрит.