Самый чувственный год

Рейчел Стюарт, 2022

У Саммер Эванс было трудное детство: мать рано бросила ее и девочка успела сменить несколько приемных семей. При этом ее всегда считали «трудным ребенком». Но однажды она попадает в шотландский замок в семью пожилой леди Кэтрин и ее внука Эдварда… Саммер выросла, превратилась в прекрасную женщину, много путешествовала по миру, в то время как Эдвард стал миллионером. Они редко встречались, но помнили, как нравилось обоим когда-то их общение. И вот судьба вновь сводит их: перед смертью Кэтрин оставляет завещание, по которому Саммер вместе с Эдвардом должна владеть замком. Согласится ли Саммер на такие условия и сможет ли наконец обрести свой дом, о котором мечтала всю жизнь?

Глава 3

Саммер

Пальцы зависают над клавиатурой. Я набирала и удаляла его имя несколько раз. Судя по взглядам посетителей кафе, сидящих неподалеку, постукивание по клавишам становится все более агрессивным.

Хотя, возможно, я просто чувствительна к их взглядам, поскольку осознаю, что поступаю неправильно.

Любопытство. Как сплетница.

Я бы предпочла искать информацию в уединении своего номера, но оказалось, что их услуги не включают бесплатный вай-фай. И вот я в кафе, пристально смотрю на свой ноутбук. Мои поиски ни к чему не привели.

Я не искала информацию о нем уже лет десять. От Кэтрин я знала, что у него все хорошо, а мне не стоит больше дразнить себя.

Медийная привлекательность Фицроев не знает границ. Очаровательная внешность, аристократические корни, воспитание, вращение в высших кругах — все это приманивало репортеров отовсюду. Об этой семье писали все газеты.

Но мужчина, которого я вижу сейчас, разительно отличается от парня, которого я знала. Сейчас это суровый, очень суровый мужчина. И дело не в возрасте. Есть что-то еще. Что-то темное и опасное.

Его ненависть к тебе.

Я отбрасываю эту мысль. Не хочу верить. Склонна думать, что это просто неотъемлемая часть того человека, которым он стал сейчас.

А может, все дело во мне? Может, когда меня нет рядом, он совсем другой?

Нет, я не хочу в это верить.

Как не хочу верить и в то, что он стал таким холодным и безжалостным. Даже его акцент стал резким.

А что насчет того, как он коснулся моей руки, задержал взгляд, опалил меня до кончиков пальцев ног неприкрытым желанием за несколько секунд до того, как изрек прощальное замечание, ранив меня до глубины души?

Я вздрагиваю и стряхиваю это с себя. Мне бы стоило знать, что он будет там. А следовательно, лучше подготовиться, поискать в Интернете информацию, которую можно найти.

Так сделай это сейчас.

Я смотрю на его имя в строке поиска, курсор мигает рядом. Нажимаю «Ввод» гораздо сильнее, чем следовало бы.

Пристально вглядываюсь в экран, когда появляются результаты.

Миллиардер. Миллиардер. Миллиардер.

Это слово повторяется. При каждом упоминании о нем появляется рядом. И я прокручиваю и прокручиваю.

Британский медиамагнат, предприниматель в области технологий и финансов, филантроп. Криптовалюта. Социальный предприниматель, основатель компании. Чистая стоимость…

Я сглатываю. Он действительно очень богат. Насколько же безжалостным нужно быть, чтобы достичь таких высот?

Для меня деньги — неизбежное зло. Я живу одним днем. Не поймите меня неправильно. Я не безответственная, всегда откладываю достаточно, чтобы убедиться, что никому не в тягость.

Обуза?

Я давлюсь смехом. Нет никого, для кого я могла бы быть обузой. Единственный человек, о котором я когда-либо позволяла себе заботиться, ушел. Ну, не совсем единственный.

Другой смотрит на меня с экрана, фотографии достаточно, чтобы мое тело согрелось. Я знаю, что он ненавидит меня и хочет избавиться. Но это не имеет значения.

И да, мне не в чем винить его.

Я ушла, не попрощавшись.

А теперь он вынужден делиться со мной своим наследством.

А если он женат? Неужели Кэтрин так бы поступила с ним?

Я печатаю «Жена Эдварда Фицроя». Ввод.

Так много фотографий. Все лучшие представители общества. И женщины. Много женщин. И все соответствуют ему. Во всем. Статус, внешность, образование.

Я не дотягиваю ни до одной из них.

Ты достаточно хороша такая, какая есть. Тебе нечего доказывать. Не на кого произвести впечатление.

Я тянусь за своим мокко, делаю сладкий успокаивающий глоток и осмеливаюсь прокрутить дальше.

Стоп! Что это?

Нажимаю на заголовок, не в силах удержаться.

Симпатичный парень, успешный, среднего возраста, все еще холостяк.

Наш потрясающий Фицрой гей?

Это один из вопросов, на который я знаю ответ. Возможно, мы и не пересекали черту, но выражение его глаз тогда… Да и взгляд вчера был таким сильным, что превзошел ненависть. Нет, он не гей.

Я бы только хотела быть так же уверена в намерениях Кэтрин. И знаю, что письмо поможет объяснить, но не могу его открыть. Сейчас оно под моим ноутбуком, но всякий раз, когда я тянусь за ним, у меня переворачивается все внутри, а пальцы отказываются повиноваться. Вина и горе держат меня в заложниках.

Мне следовало вернуться раньше. Я должна была знать, что она больна. Я должна была вернуться. Должна была.

Мои глаза щиплет, я стискиваю зубы, сглатываю. Я нахожусь в общественном месте, сейчас не время для слез, но я в замешательстве, сбита с толку.

— О чем ты думала, Кэтрин?

— Ты хочешь сказать, что не знаешь?

Я подпрыгиваю, когда глубокий, сексуальный протяжный звук резонирует во мне, мои глаза расширяются, когда я поворачиваюсь на стуле.

— Эдвард!

Не верю своим глазам. Пульс учащается, во рту пересыхает.

Неужели ему обязательно все время быть столь чертовски сексуальным?

— Что ты?.. Почему?.. Как ты узнал, что я буду здесь?

И откуда эта косноязычная школьница в период влюбленности?

— У меня свои способы.

И наверняка все они связаны с наличными, которых у него огромное количество.

— Держу пари, это так. И ты здесь, потому что?..

Он молчит, я вопросительно приподнимаю брови. Наверное, не только мне трудно подобрать слова.

— Я здесь, чтобы увидеть тебя.

— Констатируешь очевидное?

В его глазах полыхнул огонь, мое сердце подскочило к горлу. Не стоит его дразнить.

— Я имею в виду…

— Я хочу извиниться.

— Ты? — Я хмурюсь. Неужели не расслышала? — Ты — что?

— Я хочу извиниться.

Теперь он говорит, как робот. Я по-прежнему не уверена, что понимаю его правильно.

— Ты хочешь извиниться?

— Да.

— Ты?

Он издает какой-то сдавленный, раздраженный звук, от которого тянет рассмеяться.

— Пожалуйста, не усложняй все еще больше.

— Больше? Прошу прощения, Эдвард. Тебе что, сделали лоботомию вчера?

Он мгновенно хмурится и надувает губы. Это отвлекает меня. Я продолжаю смотреть на него. Извиниться? Наверное, это хороший знак.

Он глубоко вздыхает и засовывает руки в карманы.

— Я был в шоке. Понятия не имел, что бабушка собирается это сделать.

— А ты думаешь, я знала?

У него между бровями появляется V-образная морщинка. У меня возникает нелепое желание разгладить ее.

— Ну! А разве нет?

— Боже, нет! А если бы знала, попросила бы изменить завещание.

Намек на улыбку на его губах. Я жажду широкой ухмылки, легкого смешка — чего угодно, что указывало бы на то, что Эдвард, которого я когда-то знала, все еще где-то там.

— И пришлось бы выслушать много всяких слов.

Я тихо фыркаю, меня наполняют горько-сладкие воспоминания.

— Она всегда умела сказать то, что нужно, чтобы заставить меня подчиниться.

— Ну, если ты попирала правила.

— Говорит парень, который всегда следовал каждому правилу.

— С тех пор я изменился.

— Я вижу.

И я позволяю взгляду скользнуть по нему. И не волнует, что я пожираю его глазами. Я хочу поглотить его. Хочу, чтобы он горел так же, как я. Чтобы мое присутствие пробудило к жизни ту его часть, которой наслаждались женщины из Интернета. Я заставляю себя снова посмотреть ему в глаза, заметив ответный огонь, который мне удалось спровоцировать.

— Это извинение. Я все еще жду.

Он усмехается. Это ему не идет. Зато он становится прежним. Я поджимаю губы, сдерживая улыбку.

Он откашливается и резко кивает.

— Мне очень жаль, Саммер. У меня было время поразмыслить и прочитать письмо, которое оставила бабушка. Ты-то прочитала свое?

Он замечает его на столе, я качаю головой.

— Пока нет. Прочитаю, когда буду готова.

— Ясно.

Повисает пауза, и я понимаю, что он обдумывает мою реакцию, эмоции. Я переключаю его внимание.

— Итак, ты прочитал письмо?

— И не согласен ни с тем, что она сделала, ни с тем, что написала в письме, но это ее последняя воля, и я буду уважать ее до определенного момента.

— До определенного момента? — тупо повторяю я, гадая, что бы это значило. — Мы правда будем жить вместе? — Мое сердце бешено колотится.

— Да. И чем скорее мы сможем все обсудить, тем лучше.

Я молчу. Это какое-то безумие.

— Так что поехали со мной.

— Что? — Меня накрывает паника. — Куда? С тобой?

— В поместье. По пути можем поговорить.

— Но я… Когда?

— Сегодня днем.

— Но…

Дыши, Саммер, дыши.

Это слишком рано. У меня не было достаточно времени, чтобы подумать.

Он наклоняется ближе ко мне. Я чувствую запах его одеколона, тот заполняет меня, будоражит чувства.

— Но — что?

— Это далековато отсюда.

— И?.. Уверен, провести путешествие со мной не такая уж ужасная перспектива.

По спине пробегает дрожь, я улавливаю намек на насмешку в его словах.

— Когда-то мы наслаждались обществом друг друга, Саммер. Уверен, мы можем, по крайней мере, быть вежливыми в течение этого промежутка времени.

Не могу удержаться от смеха.

— Это должно сделать твое предложение более привлекательным?

Он криво улыбается:

— Нет, не думаю. Но уверен, что, если мы объединимся и поедем вместе, это каким-то образом поможет планете. Я ведь знаю, как сильно ты об этом заботишься.

Я таращусь на него. Он что, читал обо мне? Или Кэтрин ему что-то рассказывала? Что он знает? Что видел? Что попало в СМИ? Митинги протеста — наверняка. Странный арест — возможно. О боже, мои щеки пылают, я опускаю голову, чтобы он ничего не заметил.

— Отлично. Когда выезжаем?

— Я заеду за тобой в два.

— Отлично.

— Отлично.

Неловко.

Он застыл на месте. Решаюсь спросить:

— Что-то еще?

— Нет. — Он отмирает. — Увидимся позже.

Он поворачивается, чтобы уйти, но колеблется. Мое сердце подпрыгивает. Что теперь?

Он оглядывается на меня, в его глазах появляется любопытный блеск.

— Между прочим, я не такой.

— Не такой?

Его взгляд скользит по экрану моего ноутбука. Вот ужас-то, я по-прежнему на странице с ярким заголовком «Наш потрясающий Фицрой гей?».

Ну почему из всех статей на мониторе именно эта!

Провалиться на месте.

— Но я определенно потрясающий!

Что-то промелькнуло в глубине его шоколаднокарих глаз. Это что-то вызывает тысячу трепетаний внутри меня.

— До свидания, Саммер.

И он уходит. А я по-прежнему хочу провалиться на месте. Но лишь захлопываю ноутбук и прижимаюсь лбом к его прочной крышке.

Эдвард

Я открываю дверь на улицу и не могу удержаться от последнего взгляда. Она утыкается лицом в ноутбук, и смех клокочет внутри меня. Я качаю головой и выхожу, радуясь прохладному утреннему воздуху.

В этом нет ничего смешного.

Вообще ничего.

Она вернулась в мою жизнь меньше чем двадцать четыре часа назад и уже перевернула ее с ног на голову. Нет. Поправка. Бабушка сделала это. И причинила мне огромную боль.

Дело не в деньгах. Дело в любви, верности и доме моих предков. Как она могла так поступить? Подарить половину женщине, которая исчезла из моей жизни двадцать лет назад? Как могла вернуть ее в мою жизнь и вновь рискнуть подвергнуть меня такой боли?

Но я не сдамся, сделаю все возможное, чтобы навсегда вычеркнуть ее из своей жизни. Мои адвокаты изучают условия завещания, и, если есть лазейка, они ее найдут.

Нет никакой кровной связи, никаких уз. Эта женщина даже не приехала на похороны бабушки. Что это за человек, который утверждает, будто ему не все равно, но даже не приходит попрощаться?

У меня сводит челюсть, когда я вхожу в фойе моей штаб-квартиры в Шотландии. Это мое пространство для сосредоточенности и успеха, ради которого я чертовски усердно работал, доказывая, что представляю собой нечто большее чем просто имя моего отца. Титул отца.

И посмотрите на Саммер. Ей подарили огромное состояние, оно могло бы накормить маленькую нацию, а она даже ничего не сделала, чтобы заслужить это.

Ну, только через мой труп.

Прости, бабуля.