Босоногие смыслы. Стихи

Рита Одинокова

Книга Риты Одиноковой «Босоногие смыслы» включает в себя избранные произведения автора за 20 лет.Чем далее погружаешься в мир «Босоногих…», тем многограннее воспринимается образ светлого дома, как основы основ простых и бесценных понятий – семьи и любви, надежности, чистоты и честности, доверии и прозрачного, святящегося душевного взаимопонимания близких людей.

Глава 1

Утро, приносящее удачу

Стихи — это крылья,

которые не дадут упасть раньше,

чем остановится сердце

Часы отсчитывают счастье

Часы отсчитывают счастье.

И нужно каждый день спешить

Прожить с особенным причастием,

С особым трепетом прожить.

Чтобы успеть

Сложить, поверить,

И научить, и похвалить.

Какой ценой свой день измерить,

Что утром солнечным залит?

Газета. Чай. Конфет немножко.

Рабочий полдень — на износ.

На ужин жареной картошки.

Посуда.

Книга.

Спящий пес.

Пион в полночном палисаде.

Луна, смотрящая в глаза.

Все это мне до боли надо,

Но все с собой забрать нельзя.

И просыпаясь в лунной дреме

Вновь новый день мне дарит свет.

И знаю я — порядок в доме,

Где счастье есть, там смерти нет.

Стихопленники

Храм хранил хронологию времени.

Храм терпел беспокойность веков.

Мы ж ходили стихами беременны,

И рождались стихи с полуслов.

И за то, что мы были похожими

Непохожестью на небеса,

В наши спины плевали прохожие,

И лукаво смеялись в глаза.

Мы не ведали дружбы и помощи,

Нам ветра не давали уснуть,

В нас встречались и полдни, и полночи,

Продолжая воздушный свой путь.

Наши души душили запретами,

Люди близкие гнали нас прочь,

Чтоб потом мы могли быть согретыми

Светом Слова в безлунную ночь.

И летели мы, словно изгнанники

До своих одиноких молитв.

Инородники и чужестранники,

Стихопленники собственных битв…

Неспроста

Не пугай меня холодом,

Не пугай меня мраком.

Я пугливее ворона,

Что боится куста.

Но душа моя хрупкая

Не опутана страхом,

Богом данные крылышки

Неспроста, неспроста…

Если плыть по течению

Не увидишь свободы,

Если жить в отречении,

Не заметишь поста.

Мне сражаться не хочется,

Но у речки нет брода.

И рубашечка строчится

Не спроста, не спроста…

Война

Сто раз меня сегодня убивали.

Слова, как кони в скачках, под огнем,

Копытами безумные вбивали

Цветы моих открытий в чернозем.

И чавкала, причмокивала жадно

Земля подковы конские взасос,

Последождливым вечером осадным

Сбивая с ритма,

в бок

и под откос.

На поле боя, как на поле брани

Я золото молчания постиг.

Сто раз меня сегодня убивали,

Но я ни разу не сорвался в крик!

Эй, вы на небесах, уймите тучи,

Сгущая сумерки и сыплясь в град!

Я — здесь, как дерзкий воин,

значит лучший.

Забывший рай,

но не забывший ад!

Уймитесь!

Ибо есть в копытах сила,

И мощны крылья у моих коней,

Чтоб от земли нас к небу возносило,

Чтоб мы потом не плакали о ней!

Слово — жизнь…

Слово — жизнь,

Слово — трель.

Слово — нож,

Слово — тень.

Горячо в тишине безразличие.

Руки — сон,

Руки — мед.

Руки — боль,

Руки — взлёт.

Тишина пустотой обезличена.

Сердце — рвись,

Сердце — пой.

Сердце — плачь,

Сердце — стой.

Просыпайся от случая к случаю.

Разум — ждать,

Радость — плыть.

Рану — жечь.

Надо жить,

Чтобы помнить всё самое лучшее.

Накануне листопада

Марине Цветаевой

Накануне листопада слез не надо, слез — не надо.

Так случилось, что награда — в лоб холодный целовать.

На просторах раскудрявых кто тебе ответит взглядом?

От провинции, жестоко, до небес — рукой подать…

Знала, кто играл тобою, кто завязывал тугою

Жизнь твою петлей на шее.

Потому обречены…

Расскажи о старых книгах, перевязанных тесьмой,

Что стояли у порога убежавшей от войны…

Что открылось на странице? Легкою взмахнула птицей!

Ты лети, лети за ветром по бескрайней, по Руси,

От татарского тандыра во двугорбую столицу,

Ничего теперь не бойся, о поддержке не проси.

Не тревожься уж, не надо. Накануне листопада

Все теперь само решится, время вышло — строчки звать.

Отрекаются не сразу — слов не надо — слез не надо,

Так случилось, что наградой для поэта — умирать…

И было сказано вчера…

***

Поэту Светлане Редько

И было сказано вчера:

«Не забывай, что ты крылата!»

Но крылья сложены горбато

На табуреточке с утра.

И в доме теплится рассвет.

Смеются белые страницы,

Взлетая надо мной как птицы.

И небо здесь, да чуда нет…

Поэту

Поэту Алексею Шаповалову

Ты ждешь успокоенья свыше.

С небес ли, с крыш?

Но голосом, что стал чуть слышен

Похож на мышь.

Ты просыпаешься с рассветом,

А света нет.

Твой дух уже блуждает где-то

Как старый дед.

И от печали дни не новы,

Пусты как сон.

И растревоженные совы

Летят в твой дом.

Ты ждешь, и продолжаешь думать,

Что ты забыт,

Что дождь гнетет,

Что ветер душит,

Что тяжек быт.

Ты ждешь намека, знака, крика…

Чего-нибудь!

Чтоб от обычности безликой

Вдруг не уснуть.

Но за спиной твоею робко

Поет птенец.

Молчанье — только остановка,

А не конец!

Счастье

Размыты в небесах седые колокольни,

И звонари давно ушли в небытие.

Свободны от узды, в степях резвятся кони.

Там истина твоя, там счастие твое.

О, вольный сын Земли! Твой мир похож на бисер.

Нечеткие слова, нерезкие огни.

Моря и облака сливались в синей выси,

Когда ты говорил о вере и любви.

И распускались пни зеленою каймою,

И зацветали дни, озябшие от сна.

Наедине с собой ты был самим собою,

И плакали с тобой и солнце, и луна.

Утро, приносящее удачу

Я жадно жду, что все еще придет

Ко мне незабалованное счастье,

Раздробленное мелочью забот

На тысячу подсказок и причастий.

И в тишине, когда полмира спит

Еще в своей неслышно-сладкой дреме,

Я жду друзей, охрипших от обид,

Не признающих жизнь в дверном проёме,

Покинувших навзрыд сии места,

Где черти пляшут и таятся боги,

Где от злословья плавятся уста,

И на погост приводят все дороги.

Но даже и оттуда, где земля

Закрыта нам для выхода, и входа,

Мои друзья к себе зовут меня

И открывают двери перехода.

Мои друзья, не ведавшие, как

И почему себя от мира прячу,

Приходят вновь ко мне, как добрый знак,

Как утро, приносящее удачу.

Я от невзгод еще

Я от невзгод еще сильнее. Смеюсь над болью.

Смеюсь и плачу, ведь время скупо. Оно умчится.

Что суждено мне изменить в моей неволе?

Мой день, ушедший в одно мгновенье — не повторится.

Сегодня камни в меня бросали сестры и братья.

Сегодня к богу свои молитвы я обращала,

Чтоб дал мне силы не крикнуть вслед им слова проклятья,

Чтоб дал мне воли, чтоб лишь добра им я пожелала,

Что будет — будет, что было — было, а я случайно

Поймала время за хвост короткий, поверив в чудо.

Сегодня к ночи я от печали мудрее стану,

А завтра утром я про печали совсем забуду.

Стреляйте, я стою!

Спасибо, Жизнь, что ты даешь мне сил,

Уменье забывать и просыпаться снова.

Когда меня мой Бог однажды воскресил,

Я знала — почему, и приучалась к Слову.

Трепала я судьбу за гриву на ветру,

И прыгала с небес без куполов и храмов.

И оземь колесом по черному ковру

Катился красным день от ссадин и изъянов.

За горизонтом плыл закат мой запасной

К нему стекались запахи и звуки,

Тянулись ковылём из книжки записной

Сквозь чернозем протянутые руки.

— Так надо, — говорят, — без веры нет пути!

— Так надо, — говорят, — без боли нет рожденья!

Стреляйте, я стою! За гранью отчужденья.

Чтоб истинное Слово обрести.

Воронье

Воронье свое откаркало

Как могло и не могло.

Что не спрятано — отплакано,

Что сгорело — наголо.

И взлетают стаей вороны

Там, где души наши жгли,

Голосуя во все стороны,

Красны воины ушли.

Холодом душа отравлена,

Лицемерьем и враньем.

Алый диск садится заревом,

И взлетает воронье.

Не лепите меня…

***

Не лепите меня ни к друзьям, ни к врагам.

Впереди Авель, позади — Каин.

Нельзя верить протянутым вдруг рукам.

Но верю. Всегда. Всем, как правило.

Кому я нужна — рыжая?

Кому нужна — черная?

Никому — колючая, любому — легче пуха.

Да не примерная, не иконная.,

Желательно — добрая, — для поддержания духа.

Не кладите ж меня в свои ложа прокрустовы!

Не примеривайте к своим шкафам и полочкам!

Стихи мои, спрессованные до хруста,

Не сложить по цветным коробочкам!

Приукрашивайте, принаряживайте

Лучше свои хоромы под новый трон.

Кто не вписывается — отгораживайте,

Кто не вкладывается — за ворота — вон!

Я — сама по себе. Черная ли, рыжая.

Душа не окрашивается под цвет боли.

Искренно и стыдливая, и бесстыжая.

Для улицы — одинаково,

Для любящих — тем более.

Почему же в душе — за друзей страх?

И спиной обретаю жизнь в который раз.

Много нас — Каинов в Авелях,

Двухголовых здесь, много нас.

Я зритель

Драматическому театру «РАМС»

Я зритель. Маленький и скромный,

Не претендующий на смелость.

В партере темном размышлений —

Мне чудно ваше ремесло.

Незамечаемый лучами

Прожекторов и децибелов,

Я здесь участвую в процессе,

Переиначивая все.

Я — тишина.

Нейроны театра

Играют по своим законам:

Искать и чувствовать безумство

До самых кончиков ногтей,

Ломать привычное улыбкой,

Будить сомненьями драконов,

Простое называть великим,

И стулья превращать в детей!

Хожу за действием глаголов,

Предметы трогая глазами,

Рубахи нищих надевая,

Примеривая боль и свет.

Ведь обязательно случится

Еще не сказанное вами,

Но промелькнувшее в молчаньях,

Отождествляющих сюжет.

Иду, иду за голосами…

Но временной нагрянул сбой.

Я зритель. Я пришёл за вами.

Ушел, наполненный собой..

Голубок

Не лечи свои крылья!

Зачем тебе крылья калеки?

Ни взлететь, ни парить.

Над обрывом зарю не зови!

Где-то там,

в поднебесной невидимой библиотеке

Есть заветные книги

— об искусстве, войне и любви.

Все написано кровью.

И сердце не лгало ни разу,

Удивляясь и веря,

от первого слова до Я.

Эту азбуку встречи с собой

никому не показывай!

Помолчи в тишине.

Тишиною излечишь себя.

Здесь не нужно стихов откровенных,

пейзажей и песен…

— Но весной так призывно

поют над Землей голоса!

А с бескрылой душой

говорить горько, неинтересно.

Им, несчастным, бескрылым,

не помогут взлететь небеса.

Им, несчастным, совсем невдомек

— что с горы, а что в гору,

Для бескрылых, иных,

совершенна другая краса.

Совершенства искусная сила

навряд ли им впору,

И не чудятся им неземные твои голоса.

Как ты выживешь здесь?

В этой яме и сыро, и тесно.

И прохладные руки

касаются лба, как во сне,

Чтоб не помнило сердце,

что всегда было миру известно —

Есть три книги о главном

— об искусстве, любви и войне.

Скажут: будет легко.

Уж никто потревожить не сможет.

Поглупеет сердечко

в пустой, суетной болтовне.

Не лечи свои крылья!

Останься, где счастье дороже, —

Две руки, чтобы брать,

две ноги, чтоб стоять на земле.

Закрываются веки, и боль постепенно уходит,

Исчезают сомненья, сплетая тончайшую сеть.

Ты не бойся себя!

Голубок твой, что Богу угоден…

Он успеет взлететь…

Когда ко мне серебряным дождем…

***

Когда ко мне серебряным дождем

Спускается божественное слово,

Я словно наполняюсь торжеством

И оживаю от его дыханья снова.

Бежит словотворение по венам,

Бурлит, несет, всё зная наперед.

Я становлюсь беременна вселенной,

В которой — стих живет!

Листья

Вы слыхали, как ноябрьской ночью

Шепчут листья на шальном ветру?

Их слова всё резче, всё короче,

Их движенья всё точней к утру,

Не страшит их хрупкостью морозной

Неизбежность на исходе дней.

Их слова нежны и осторожны,

Тем они дороже и мудрей.

Шепчут так, чтобы никто не слышал,

Им одним понятным языком.

Домовой, что прячется под крышей,

С этим объяснением знаком.

Кто отважней листьев этих верит,

Пропуская холод сквозь себя,

В истину божественных материй

И в седую правду бытия?

К читателю

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне.

Когда-нибудь… Где нас уже не будет,

На перекрестке чуждых мест и судеб,

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне…

Ну, а сейчас вот я — перед тобой.

Душа обнажена до самой соли.

Какой мне быть, чтоб ты заметил что ли

Хотя бы взгляд, хотя бы голос мой?

Возьми меня, прочти меня!

Но нет,

Тебе сей груз, увы, совсем не нужен,

Ты сам в себе, ты — болен и простужен

Самим собой на много, много лет.

Сегодня не дано с тобой мне быть

Ни разговором, ни, тем боле, словом.

Не нынче…

Но однажды утром новым

Ты без меня не сможешь дальше жить.

И босиком, срываясь к полке книжной,

Отыщешь со стихами томик мой,

Где я, пытаясь говорить с тобой,

Рассказывала всем о нашей жизни.

Хрустальный домик

Она живет в хрустальном домике странном,

И по утрам к ее загадочным батистам

Звон колокольчиков слетается хрустальных

И шепот васильков с погостов близких.

Она расставляет по местам краски,

Развешивает настроенья разные.

Сегодня — зачерпнула красное,

Чтоб рассказать — болит, ранена.

А почему? Да разве ж будет правдой

Ее историй след неравномерный

Для тех, кто, улыбаясь, чинит кран в ванной

И тех, кто крутит налегке велосипед вселенной?

У каждого, входящего под своды

Ее хрустальной чистоты событий

Есть право оставаться без свободы

Наедине с собою. Или выйти.

А ей?! Что ей от тех, кто слишком близко,

Но сердцем далеко. До лунных пятен…

Чисто в доме. На душе — чисто.

Алые раны. Белая скатерть.

Прощаю себя за тишину

Иногда такое опустошение наступает в сердце, будто выпил в жаркую погоду воды, и хочется еще, а в стакане нет уже ничего и быть не может — никто не нальет туда ни капли. И только один лишь Небесный мой знает — что и когда. Но он молчит слишком долго, так долго, что тревожно даже рукам, прикасающимся к желтому тополиному листку, полному последнего вздоха октября. И трогать его нельзя, знаю же, и не притронутся невозможно. Ведь, перед Её Величеством все одинаковы — и муравейка на рукаве, и лист, который отмирает, и я.

Прощая себя за тишину, все же не люблю себя такую…

Крикливую — больше! Взбалмошную, полоумную, чтобы по откосу вдоль, и чтобы зайчики солнечные шушукали вслед, и чтобы кто-то родной обязательно был рядом. Или где-то совсем недалеко. Одной страшно в октябре.

Деревце

На моем столе — дерево-лилипут.

Каждый гость со мной в глаза — тут, тут.

А исподтишка — хвать толстенький лист

И бегом.

А как глянешь вслед — чист.

Чист!

Что ж вы так не с добром, милый люд!

За столом и под столом — лгут, лгут!

Улыбается, блестит деревце —

Не печалься, все пройдет, дЕвица!

Разговор с уставшим поэтом

Давай помолчим о тебе так,

как снег о себе молчит.

Это правда, что крылья — твоя стихия

и стихи — вместо молитв.

И не жалуйся за столом.

Разве ты хочешь знать —

Почему одному — корзина с фруктами и вином,

а другому — тетрадь?

Ты — вплотную к ночИ,

что дышит у твоего лица,

К зеркалу окна, где старуха уставшая,

ожидающая конца.

Она уже прошла все твои открытия

и трепетные декабри,

Она больше не смотрит на звезды,

она смотрит на фонари…

А снег так же тих,

как и тысячи лет назад,

И за ночь жизнь меняется,

и меняется взгляд.

И в прозрачной вуали,

чистую, как деву к венцу,

Снова и снова на рассвете

ты ведешь душу нищую к своему Отцу.

Не за помощью идешь, не за правдой, не за теплом.

Там, где дни рассчитаны на секунды, —

Светел путь к себе, в свой последний дом.

У голубых куполов, там, на высоком кресте

Все с распахнутыми руками и с распятыми — все.

Без друзей

Раскрыть свою душу на все четыре двери —

Ноги ж не вытрут, возьмут измором.

А закрыть изнутри, никому не веря —

Волком ли выть, со святыми ли хором?

Мой дом без друзей — пуст, как стручок

После дождей, после невзгод.

Не спелым соком — из яблока сок,

А сочным словом мой полон рот.

Настежь — ров, дом, глаз!

Входи, если сможешь войти сейчас!

А завтра уже не впустит строка —

От голода вымрет душа ли, тело…

Считай — досчитаешь до сорока,

Снегом ли,

Небом ли,

Белым,

Белым…

Соло

1.

Опечаленный день опустил свои гордые плечи.

Заблудившись, луна не твоей наслаждалась мольбой.

Время помнить и ждать

побеждало то время, что лечит,

И отчаянным сном

все звало и звало за собой.

Но зачем?

Здесь и так невпопад распускаются звезды.

И враги незаметно вплетают в судьбу

боль и грех.

И уже и еще не друзей

узнаешь до обидного поздно,

Когда больше не можешь

и не хочешь любить

вся и всех!

2.

Опустошенье — выжженные степи.

Черно и голо.

И ты один за все в ответе —

Выводишь соло.

И ветер по щекам нещадно.

Зато — свободный.

И солнце в полдень рыщет жадно

Зверьем голодным.

Не устоять, не преклониться,

Не спрятать очи.

Лишь ты и Бог — не отпросится,

Свой час отсрочив.

Слезой в песок — ты был, и не был…

Прости, помилуй…

И горьким дымом приходит с Неба

Прощенья сила.

Завод

Душа творца, будь то поэт или художник, композитор или плотник, актер или режиссер, архитектор или портной, подобна незаметному заводу по переработке боли в творчество. Хорошо, если на этом заводе работают только добрые эмоции, даже при отрицательном заряде. Тогда и ангелы-хранители радуются.

Творец — это завод по переработки боли в творчество.

Так солдат добывает Победу, через боль.

Так поэт рождает Стихи, через боль.

Так женщина являет миру Человека, через боль.

Дайте покоя душе, не боли!

От боли алеет свет!

Но, если другого способа нет на Земле, кроме,

Пусть в боли творит Поэт.

Прощение

Другу, поэту Светлане Ляшовой

Прощение дается нелегко.

Как роды.

Все мучительно и больно.

До ясного сознанья — далеко,

Но тяжкий вдох, предав глаза, невольно

Рождает слезы.

В перерыве лет

Ах, боже мой, уж, сколько было прозы!

Переступить через себя — желанья нет,

Слов огненную реку — тоже поздно.

И все же, если вновь судьба свела

Нас вместе у зеркального колодца,

Значит, еще не кончены дела,

Ещё кому-то нужно это сходство.

Стоим друг против друга и молчим.

Не сестры, не подруги, не соседки.

Глаза не врут. Нам бы поверить им.

Но солнце слепит. А очки в беседке.

Не спрятаться за темные очки…

***

Не спрятаться за темные очки!

Саму себя обманывать нелепо:

Не для меня в траве поют сверчки,

И как от зверя, убегает лето.

Смотрю на жизнь, что вовсе не моя,

Прикладываясь к зеркалу отважно.

Где та, которой мыслей не тая,

Рассказывал о счастье лист бумажный?

Мне б вытянуть из зазеркальных пут

Еще один заветный день беспечный,

Чтоб обрести надежду снова вдруг,

Любить и верить. Бесконечно

В дураках

От взмаха до взлета — далёко

От вдоха до выдоха — тлен.

И лужи стеклянное око

Не видит луны перемен.

Оскалится вечер ветвями,

Отхлещет дождями июль,

За нежными лета словами

Запрячутся вестники бурь.

И скажется истина ложью,

И милым прикинется зверь,

И с первой любовною дрожью

Начнется дорога потерь.

Но если списать все на небыль,

То можно прожить в дураках

Носить на плечах своих небо

И белое солнце в руках.

Земли наслаждаться дарами,

Вовсю бубенцами звеня,

Где за беспокойными днями

Вы все потеряли меня…

Отпускаю душу

Отпускаю душу — полетать, послушать

Перекличку птичью на рассвете дня.

За болотом — поле.

За темницей — воля.

Странная, желанная волюшка моя.

Отпускаю душу — высоты откушать.

Не грустить ей в клетке, не томиться сном.

Если облаками — белыми словами,

Если у откоса — белым ковылем.

Отпускаю душу, стены не разрушив,

Пусть повеселится, если мне не в масть!

Там, где счастье — речкой,

где сверчок — за печкой,

Господи, безумной, ты не дай упасть!

Отпускаю душу. И, хмельная, трушу:

Возвратится скоро, иль уйдет совсем?

За дождями — глянец. По тропинке — старец.

Хороша свобода, жаль не помню чем!