Партия

Роман Александрович Денисов, 2019

Этот роман составлен на основе шахматной партии Алехин – Эйве, проходившей в 1935 году в Голландии. Он являет собой структурное повествование, где каждая глава – ход шахматиста, фигура – определённая сюжетная линяя. Заглавия написаны в манере русской шахматной нотации. Разброс персонажей в сюжетных линиях широк: от древнегреческой гетеры до хоккеиста и телефонного хулигана. Клетки-ходы связывают их на доске жизни, где возможны самые невероятные события. Книга содержит нецензурную брань.

0 — 0 (белые)

В Чертаново новоиспечённых родителей встречала вся родня, которая смогла приехать. Бабушки с шумом и трепетом передавали из рук в руки дитя, так, что Ирина, мать ребёнка, занервничала.

— Аккуратно, не уроните! — испуганно вскрикнула она.

Но никто и не думал ронять маленького, сморщенного в плаксивой гримасе человечка. Все наперебой предполагали, на кого же похож младенец. Дедушка со стороны отца, Олег Григорьевич, взялся научно обосновать схожесть с тем или иным родителем. Был он по профессии антрополог и в своё время участвовал в группе профессора Герасимова, восстанавливал внешний облик древнерусских князей и княгинь. Однако пока он не смог с точностью определить, на кого же похож малыш. Являясь большим любителем старорусских имён, дедушка предложил отцу мальчика, Кириллу, назвать ребёнка Мирославом. Он трудно выбирал между Святогором, Родиславом и собственно Мирославом, в итоге остановился на последнем. Кирилл согласился, мать дитяти с ним не спорила, в принципе, имя ей казалось даже оригинальным.

Долго ли коротко, но через неделю по настоянию бабушки со стороны матери Елены Романовны младенца решили крестить. Поскольку в Чертаново действующих церквей не было, поехали в церковь Илии Пророка во 2-м Обыденском переулке. После счастливые родственники собрались за длинным столом, ломившимся от доступных в то время яств. Бабушки с помощницами дочерями и невестками сумели из простых продуктов приготовить довольно сложные и вкусные блюда. Кроме близких и не очень родственников присутствовали друзья и даже друзья друзей, еле вместившиеся в недавно полученную двухкомнатную квартиру. Было очень весело и шумно. Так получилось, что люди подобрались разного возраста, профессий, положений и характеров, сказать прямо, не все друг друга любили, у некоторых тлели в душе старые обиды, но всех их крепко объединил за общим столом слабый, маленький кричащий комочек.

Мама ребёнка всё никак не могла отойти от своего малыша. Тесная комнатка, где уже засыпало создание, казалась ей расширившейся до пределов вселенной с момента появления новой жизни.

— Ира, тебя к столу зовут, — позвал Олег Григорьевич, входя в комнату.

— Иду-иду; правда, он чудо?

— Конечно, чудо, только вот не могу определить, на кого он похож? — призадумался дед.

— На папу, наверное, — улыбнулась Ирина и пошла к гостям.

— Может быть, может быть…

Летело время, Слава развивался, жадно получал знания об окружающем мире, и его тёмно-карие очи светились неутолимым любопытством. Как все новорождённые создания, он предельно округлял удивлённые глаза, пытаясь охватить как можно больше предметов вокруг, тянулся к ним, пробовал, если удавалось достать, на вкус.

Мальчик, однако, не походил ни на одного из родителей, но это заинтересовало только Олега Григорьевича, и больше с профессиональной точки зрения. Он почему-то вспомнил, как в одной из древних гробниц вместо скелета ребёнка были найдены останки двух взрослых людей. А бабушка Нина Юрьевна, мама Кирилла, припомнила, что её бабка вышла замуж за казака-черкеса, и возможно, от него, через четыре поколения, мальчик унаследовал черты, схожие с южным типом. Вообще парень был настолько улыбчив и покладист, что никто и не думал ни о чём, кроме как «и какой же он милый и симпатичный мальчик».

Маленькому Славке, как всем детям, очень нравились сказки, читаемые бабушками, особенно он любил послушать про «Мену, или Глупого мужика». Позже, играя во дворе, он между делом рассказывал друзьям ранее услышанное и выученное наизусть. На удивление и гордость взрослых, мальчик запоминал всё с первого раза. В садике ему поручали чтение стихов на утренниках, что Славик исполнял со всей серьёзной до смешного ответственностью.

В связи с наступлением перестройки и гласности родители Славы принуждены были много трудиться, причём на двух работах. Ирина работала в НИИ электроники и по совместительству вязала шарфы, Кирилл, являясь мастером спорта по фигурному катанию, преподавал в техникуме физкультуру и вёл занятия по аэробике в секции по вечерам. Две бабушки и один дедушка, второй умер до рождения Славы, жили отдельно, получали маленькую пенсию и талоны, которые предприимчивая Нина Юрьевна собирала у всех родных и успешно реализовывала, выгадывая прибыль. Так и жили, вспоминая заповедные времена спокойного течения и ругая наступившие времена слива в канализацию; впрочем, как выяснилось позже, бывают периоды и похуже.

Немного смущала близких не по годам развитая деловитость Славы, или, лучше сказать — излишняя расчётливость. Однажды он вдруг сообщил, что неплохо было бы наладить продажу маминых шарфов не через фабрику, а частным образом, организовав свою кооперацию. Это предложение было сделано в младших классах.

Дедушка, старавшийся как можно чаще бывать с внуком, рассказывал Славе о войне, в которой участвовал до ранения в живот в сорок третьем, и мальчик просто обожал эти минуты, открыв рот внимал каждому слову. Не менее сильно завораживали ребёнка повествования деда о работе в мавзолее Тамерлана и истории об усыпальницах Московского Кремля. В итоге Славик так сильно привязался к дедушке, что каждого его приезда ждал с нетерпением.

Отец Мирослава, радуясь широкому интересу сына к знаниям, решил привить ему здоровое физическое воспитание — Слава рос не слишком крепким и часто прибаливал. Хоккейная секция, по мнению папы, должна была поправить дела со здоровьем. Так оно и произошло, через некоторое время паренёк совсем окреп и из хоккейной коробки, как говорила бабушка Елена Романовна, его калачом нельзя выманить. Что было, конечно, утрированием.

Летом Слава проводил время на даче в Подмосковье, где гонял в футбол, купался в речке и воровал с пацанами яблоки в запущенном саду заброшенного дома отдыха. Это было удивительное время начала девяностых, старое без хозяина пришло в упадок и стало разрушаться, а появившиеся нувориши ещё не успели захватить всю бывшую госсобственность на местах.

Сначала ребятам было где играть в любимый футбол — поле на опушке леса недалеко от деревни находилось в их распоряжении. Они сами поставили ворота, сами скашивали траву. Никаких ссор, а тем более драк дачных с деревенскими не было, наоборот, подружившись, по нескольку раз в неделю играли друг с другом до изнеможения, потом брали велики и все вместе ездили на реку смывать пот. Во время матчей зрителями были старый дед, выпасавший неподалёку коз, и мелкая ребятня, глазевшая с уважением и завистью на взрослых парней, изредка ругавшихся запрещёнными для них словами. Но эта идиллия продолжалась до тех пор, пока на месте поля и части леса, где в изобилии росли благородные грибы, не началось строительство виллы сына бывшего министра экономики. Территорию быстро огородили забором, поверх которого пустили змеёй колючую проволоку. Слава с ребятами наивно разрисовали мелком кусок ограды, изобразив хозяина в виде полового органа с обидными для него подписями.

Нужно было искать другую поляну для игры. И её нашли на бывшем корте дома отдыха.

Жарким днём, когда мальчишки нарвали достаточно яблок в саду, было решено сыграть в футбол на корте, среди яблонь и вишен. Мяч привезли с собой, и за временем дело не стало, разделились на команды, начали играть. Слава в игре был если не лучший, то один из, недаром с самого начала занятий спортом он выбрал кумиром Всеволода Боброва, игравшего отлично как в хоккей, так и в футбол. Через полчаса беготни на жаре многим захотелось пить, но никто не додумался взять с собой воды. Кроме Славика. Он благоразумно положил пластиковую бутылку в тень, чтобы она не нагрелась на солнце. Один из пареньков, найдя бутылку, решил утолить жажду и недолго думая отвинтил пробку. Начал жадно всасывать жидкость. Это увидел Слава. Гнев охватил его, он дико закричал наглецу:

— Это моя вода, положи!!

Тот оторопел от такой реакции, они были знакомы достаточно давно, и ничего подобного вроде не должно было быть. Он в обиде бросил бутылку, крикнув:

— Да подавись!

Вернувшись домой, Слава рассказал о случае родителям с искренним возмущением. Родители же отнеслись к этому несколько по-иному, так, папа объяснил, что, конечно, товарищ должен был спросить разрешения, но жмотничать и кричать тоже не следовало. И что в его время также на футболе в жару если кто видел воду, то он обычно не спрашивал, а пил, и, в общем-то, это нормально, разумеется, если не было выпито слишком много и если ей не умывались. Ну и дальше в таком духе. Мама, сидевшая рядом, почти совсем не участвовала в воспитательной беседе, она только смотрела как-то отстранённо, поглаживая уже округлившийся живот в ожидании второго чуда. После разговора Слава задумался.

Надо отметить, что не все любили Славу Лёвина, может быть, потому, что у его отца была машина, подержанный «Фольксваген», а может, потому, что он хорошо играл в футбол и хоккей.

В школе любимыми предметами у Славы были физкультура и история. С последней и случались казусы на уроках в разных классах. Например, в пятом классе, отвечая у доски по теме «Татаро-монгольское нашествие», он высказал гипотезу о мифе ига и нашествия на Русь; кода учитель спросил, где Лёвин это вычитал, тот ответил, что в книге Фоменко и Носовского «Новая хронология». Учитель объяснил, что это псевдонаучный труд и лучше бы ему ориентироваться на учебник. В шестом классе Слава опять отличился, заявив о садистских приёмах Петра I и узурпаторстве Екатерины II; учитель поставил ему двойку. Слава богу, хоккей в жизни Мирослава стал занимать всё больше и больше времени, поэтому на нестандартные исторические выводы у него не оставалось времени. Последней крамолой в таком духе стало предположение, сделанное в восьмом классе, о вынужденной необходимости нападения Германии на СССР, об исторической неизбежности нанесения превентивного удара, так как не случись этого, было бы нападение Советского Союза, у которого имелись уже чёткие планы оного. У него осведомились: откуда столь экстравагантные предположения? И узнав, что это вычитано у гэбэшника-невозвращенца Резуна, выгнали из класса.

Этот инцидент заставил подключиться тяжёлую артиллерию — дедушку Олега Григорьевича. Попросив родителей удалиться, он остался на кухне с внуком и стал ему растолковывать следующее:

— Я понимаю, Слав, что ты пытаешься найти правду, или как тебе кажется правду, но послушай меня, я всё-таки прожил долгую жизнь. Проходила она при разных режимах, на мой век пришлось много тяжелейших изломов, от войны и краха страны до нынешнего абсурдного положения. И я понял одно: не столь важно, что было плохого, сколько важно, чтобы не забывалось хорошее. Только на этом, на героических примерах, извини за громкие слова, можно формировать и укреплять внутренний стержень как одного человека, так и общества в целом. Понимаешь?

Слава неопределённо повёл головой.

— Даже если ты видишь, что история в чём-то слишком идеалистична, то оставь свои соображения при себе, особенно на уроках. Я, когда занимался реконструкцией портретов времён Ивана Грозного, узнал из летописных первоисточников как о зверствах первого царя, так и о великих свершениях. Причём сведения о преступлениях исходили в основном из написанных в Польше или Германии воспоминаний бывших опричников. Помню, тогда я просто возненавидел этого палача, правда, позже узнал, что многое сфальсифицировано. — Олег Григорьевич положил старческие руки на ставшие уже вполне взрослыми мускулистые плечи внука, тот улыбнулся и обнял дедушку.

Будучи дитём компьютерной эпохи, Слава не оказался исключением, пройдя положенный путь подростковой игромании начиная от приставки, но в отличие от многих, он всё же не сильно увлёкся быстро наскучившими играми. Стоит добавить, что именно Слава организовал первую в районе игровую сеть; протянуть кабели и всё подключить ему помог электрик-алкоголик дядя Вася за бутылочку спирта «Роял»; Славик взял её у папы, державшего спирт для технужд. Он даже ввёл тариф на участие в сети, но конкурент в лице чуть позже открывшегося в том же районе компьютерного клуба переманил участников более низкой ценой. А Слава из упрямства отказался снижать стоимость, и на этом его сеть прекратила существование.

Хоккей в старших классах занял почти всё свободное время Славы. Он и раньше изнурял себя тренировками в спортивной школе, участвуя в районных и общегородских соревнованиях, теперь же совсем не мыслил своего существования без спорта. Если бы не его спортивные достижения, то, наверное, он остался бы на второй год. А так как его портрет висел на доске почёта после выигрыша турнира «Золотая шайба», Лёвин считался звездой школы, и ему многое прощалось, в том числе и те самые исторические гипотезы.

После посещения крупным тренером районного турнира Слава был приглашён на просмотр в юношескую команду ЦСКА. Тренеры, наблюдавшие за ним, поразились таланту пятнадцатилетнего паренька и заявили о немедленном зачислении в юношескую команду с заключением первого в жизни Славы договора. Дальше — больше: турнир на первенство Москвы — второе место, зимняя спартакиада — провал команды, но игру Славы высоко оценили специалисты. И в результате неустанных тренировок и блестящих матчей в семнадцать лет ЦСКА подписывает с талантливым нападающим профессиональный контракт.

Придя домой, Слава сообщил радостную весть, обнял маму, папу и родившуюся тремя годами ранее сестрёнку Свету, ничего не понимавшую, но заливисто хохочущую. Отец, растроганный успехом сына, вручил Мирославу резной рог из самшита, подаренный ему в своё время как участнику турне фигуристов по Турции.

Как-то в тёплые дни мая, возвращаясь домой, Слава встретил у подъезда девушку, пытавшуюся застегнуть молнию на сапожке, и это у неё никак не получалось. Парень заинтересовался, остановившись около неё, и, хотя ему страшно хотелось есть после трудного дня, он не мог просто пройти. Что-то завлекло его.

— Может, помочь? — предложил он.

Девушка убрала густые рыжие волосы, мешавшие ей разглядеть незваного помощника. То, что она увидела, ей так понравилось, что, находясь в дурном настроении и не планируя ни с кем общаться, она сказала:

— Если не трудно.

Слава присел на корточки и стал дёргать молнию. Девушка тем временем оценивала его покатые плечи, накачанную спину и мускулы, проступавшие через облегающую футболку. Наконец он совсем сломал молнию, сильно дёрнув за язычок. Виновато улыбнувшись, развёл руками:

— Извини, слишком сильно дёрнул. Ты мне дай его, я завтра отнесу в мастерскую, там починят.

Рыжие волосы искрились под светом фонаря, глаза, большие и смелые, иронично смотрели не мигая.

— Я что, золушка? Предлагаешь в одном сапоге пойти?

«А он симпатичный, полные губы, тонкий нос с горбинкой, большие глаза…»

— Тогда давай ты завтра мне сапог отдашь, договорились?

— Договорились, в семь утра во дворе, вот на той скамейке. — Она показала на детскую площадку с лавками.

— Рановато, у меня завтра тренировки нет, но как скажешь. А ты не в 856-й школе училась?

— В этой убогой? Не-ет. Я в английской спецшколе на Ордынке училась, сейчас в МГИМО.

— Понятно… раньше я тебя не видел.

— Я сюда недавно переехала и на районе не тусуюсь. — На последних словах она сделала особый акцент.

— Я теперь тоже. Как тебя зовут?

— Белла зовут.

— Слава.

Белла не пришла в семь к дворовой скамейке, не пришла и в восемь, но через два дня Слава увидел её на остановке и, забыв злую шутку, предложил подвезти. Девушка хоть и не сразу, но всё же запрыгнула на его новенькую «Ямаху».

Они стали встречаться: литой хоккеист и хрупкая до анорексии студентка. Слава не приводил её к себе домой, так как места там было немного: две комнаты на четверых, остаться одним почти невозможно, поэтому чаще они бывали дома у Беллы, жившей в соседнем доме в более просторной квартире. И только в день рождения сестрёнки Светы Слава впервые представил свою подругу пред родительскими очами. Праздник удался. Как бывает на днях рождения детей, взрослые, находя в этом прекрасный повод, выпивают и беседуют о всякой всячине. Белла вела себя абсолютно раскованно и не отмалчивалась, в отличие от Славы, который почему-то оробел. Может, потому, что львиную долю времени все говорили об успехах замечательного мальчика-самородка, а это его стесняло.

Проводив подругу, Слава вернулся домой. Мама с бабушкой Леной убирали на кухне посуду. Слава, присев на табуретку, стал доедать оставшийся торт, пытливо смотря на маму.

— Ты хочешь спросить, понравилась ли она мне?

— Угу.

Мама странно взглянула на сына.

— Ты извини, она еврейка?

— А какая разница? — удивилась Елена Романовна. — Вот что худая она слишком и красится чересчур — это нехорошо.

— Да? Тем более что я не знаю! — вспылил Слава.

— Я просто спросила. Вообще она симпатичная и, по-моему, неглупая девочка. Ты мне просто ничего не рассказывал о ней. Вы давно встречаетесь?

— Не очень. Вот, пригласил её познакомиться с вами.

— Вы на хоккее познакомились?

— Нет, здесь, на улице.

— Что это за профессия — хоккеист, тебе бы в институт надо поступать, а то будет тебе хоккей, когда в армию заберут, — возмущалась о своём бабушка.

— Не заберут, ЦСКА — армейский клуб, — засмеялся Слава.

Мирослав профессионально рос, из юношеской команды он перешёл во взрослую. В год своего совершеннолетия он уже зарекомендовал себя как восходящая звезда, сыграв серию ярких матчей за свой клуб. Многие серьёзные хоккейные специалисты прочили ему скорый переход в более сильные команды чемпионата, о чём он, впрочем, не думал, просто наслаждаясь игрой.

В день столичного дерби с «Динамо» Слава был настроен как никогда, перед ареной его подрезала наглая «девятка» с дагестанскими номерами, и он к спортивной злости прибавил общечеловеческую. К тому же была приглашена Белла, и он очень хотел блеснуть перед ней. Тренер в раздевалке давал последние наставления перед матчем, который действительно был крайне важен, так как начало и середина чемпионата, несмотря на феерическую игру Лёвина, не удались, и теперь каждая игра была на вес золота.

Выкатившись на лёд, хоккеисты расставились в схему на ледяной площадке. Начало матча выдалось нервным, партнёры Лёвина допускали много ошибок, шайба никак не могла попасть к нему. Слава пытался за счёт активной игры отнять шайбу у динамовцев, но ничего не получалось. Игроки «Динамо» опасно атаковали и в конце концов оккупировали зону ЦСКА, как будто у них было численное преимущество. Вратарь пока справлялся с хлёсткими бросками нападавших, раз выручила штанга. Динамовцы пижонились, издевательски раскатывая соперников, ощущая своё полное превосходство. В середине первого периода Слава, выкатившись к синей линии, после выноса шайбы подкараулил неудачный поперечный пас защитника соперников, вытянув до боли в суставах руку с клюшкой, её кончиком прервал траекторию движения снаряда и, взрывая лёд, бросился в прорыв. Впереди были ворота и голкипер, похожий на тяжеловооружённого рыцаря, сзади — отчаянно бросившиеся вдогонку пара защитников. Слава, смещаясь от центра влево, сделал обманное движение, вратарь купился, повалившись на лёд, теперь нужно было просто попасть в образовавшуюся пустоту, что он и сделал. Ликование трибун и поздравление партнёров с традиционным кулачным касанием сидящих на скамейке. Проезжая у борта, Слава прежде всего искал Беллу, которая должна была сидеть в фанатском секторе. Ища её лицо, он вдруг набрёл на глаза одного болельщика, и тут же необъяснимым образом в сознании всплыла картина: кафель, одеяло, яркие лампы на потолке и холод. В растянувшемся мгновении это живо нарисовалось в мозгу. Опомнившись от невероятного видения, Мирослав тряхнул головой, поправил шлем и покатился на свою половину.

Матч закончился 5:2 в пользу «Динамо», Лёвин забросил вторую шайбу в третьем периоде.