Трое против Пинкертона

Роман Елиава (2024)

Конец ХIX века, период расцвета движения анархистов. В Москве в закрытой квартире обнаружен убитым Алексей Стрельцов, который готовил доклад об этом движении для министерства юстиции. Вести расследование назначен его друг, молодой судебный следователь Иван Трегубов. Следы преступления ведут в Северную Америку, где два охотника за головами идут по пятам девушки, ограбившей банк в Санта-Фе. События тесно переплетаются.

Москва, январь 1892

Иван был погружен в раздумья о текущих делах на службе, когда увидел в окне фигуру Алексея Стрельцова, пробирающегося сквозь метель, воцарившуюся за окном ресторана, в котором Трегубов ожидал своего друга. Алексей телеграфировал заранее и сам предложил место и время встречи. Стрельцов внимательно оглянулся, прежде, чем войти внутрь. Уже в ресторане он стряхнул снег с пальто и отдал его лакею, встречающему гостей. Также Алексей отдал ему большой чемодан.

— Я смотрю, ты прямо с вокзала, — поднялся навстречу Иван.

— Дай, обниму тебя друг мой, — подошел к Трегубову Стрельцов, его осунувшееся лицо осветила искренняя улыбка. Ты прав, но давай присядем и закажем что-нибудь!

— По такой погоде хороши будут горячие щи.

— Согласен на щи, если ты тоже пообедаешь со мной?

— Хорошо.

Друзья заказали обед и уселись рассматривая друг друга, они не виделись с прошлого года. Если Трегубов выглядел бодрым и ухоженным, тот вид Алексея вызвал у Ивана тревогу. Лицо было уставшим, а под глазами залегли черные тени.

— Ты обещал, рассказать при личной встрече, как оказался в Москве, а не в Перми, — первым заговорил Алексей.

— Меня просили не рассказывать об этом, но я и сам мало, что знаю. Ты же помнишь эту историю на пароходе, ты сам помогал мне тогда сведениями о пассажирах.

— Кто бы мог подумать, что твое путешествие в Пермь обернется такими приключениями. Конечно, помню. Тебя вернули из-за это дела?

— Нет, и я участвовал в нём неофициально.

— Тем не менее убийцу поймали благодаря тебе. Так в чём же тогда причина, если не в этом деле?

— Причина не блещет оригинальностью, — ответил Иван. Во время круиза знатная девушка упала за борт, на пароходах знаешь ли такое бывает, а тут как раз я был рядом. Вот и всё.

— Спас значит? — уточнил Стрельцов.

— Спас, — кивнул Трегубов, подвигая себе тарелку со щами, — а её родители в благодарность помогли мне перевестись в Москву. Хотя, признаться, я их об этом не просил.

— Угу, понятно, — Алексей пристально посмотрел на Ивана. Это что же за родители такие? Я же помню наш разговор в Петербурге, тебя сам министр отрядил в Пермь. И какая же фамилия у этих родителей, способных изменить решение министра юстиции?

— Не знаю, — ответил Иван перед тем, как отправить очередную ложку в рот. И знать не хочу.

— Ой ли? — не поверил Стрельцов.

— Правда не знаю, девушка под вымышленным именем путешествовала.

— Ну что же повезло тебе, да и мне, что могу увидеть тебя. Когда ещё в Пермь соберусь, да и соберусь ли вообще.

— А ты сам какими судьбами в Москву, я тоже рад тебя видеть, но ты же не за этим приехал?

— Не за этим, — настроение Алексея заметно испортилось, он задумчиво посмотрел в окно, — отец поручил мне одно дело, и оно мне совсем не нравится.

— Что за дело? — поинтересовался Трегубов.

Стрельцов перевел взгляд с окна, в котором открывался вид на белые московские сугробы, на своего друга, словно оценивая, стоит ли ему всё рассказывать.

— Поручение подразумевает, — решился Алексей, — в секретном порядке оценить действия жандармского корпуса.

— В каком аспекте?

— Насколько реальными угрозами они занимаются, не выдумывают ли бог весть что ради славы и карьеры.

— Ого, — удивился Иван, — а что? Такое может быть?

— Не знаю пока, собираю сведения и чем дальше, тем мне меньше всё это нравится.

— Из-за секретности?

— Из-за секретности, но не только. Боюсь здесь присутствует пристрастие со стороны батюшки, — вздохнул Стрельцов.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты же знаешь, что у нас в министерстве правая рука всегда готова шлёпнуть по левой. Внешняя разведка не любит внутреннюю, коей сейчас является жандармский корпус и наоборот. Полная взаимность, так сказать. Ещё, мне кажется, у батюшки остались обиды после расформирования третьего отделения и передачи его функций жандармам, которые раньше были в его подчинении.

— А ты получается оказался между ними, и возможно возникнут какие-то проблемы из-за твоего расследования?

— Ты как всегда зришь в корень, Ваня, — печально сказал Алексей, — проблемы уже начались.

— Какие же?

— За мной следят.

— Ты уверен? — спросил Иван.

— Да. В Петербурге меня проводили до вокзала. В Москве пока я никого не заметил, но предполагаю, что это вопрос времени.

— Твой отец в курсе?

— Нет и я не хочу ему говорить. Это только всё усугубит. Знаешь, скажу тебе, как другу, откровенно. Меня и так стесняет, что все вокруг думают.

— И что же все думают?

— Что я ни на что не годен, а карьеру делаю благодаря батюшке.

— Не говори глупости, могу тебя уверить, что ты сам по себе достоин своего места. Кроме того, сам знаешь, в Петербурге половина чиновников двигается по службе только благодаря связям. Поэтому ты заблуждаешься, никто на тебя внимания не обращает. Не такой ты и уникальный для столицы.

— Я сам обращаю. Это главное. Пусть у меня сейчас и неблагодарная задача, но я с ней справлюсь сам, без помощи.

— Ну хорошо, — не стал спорить с другом Трегубов, — а в чём именно заключается твоя задача?

— Что ты знаешь об анархистах? — спросил Стрельцов.

— Немногое. Новое течение среди противников самодержавия, отрицают существование государства, социального общества, хотят вернуть времена, когда каждый сам за себя с палкой в руке и нет никаких законов.

— Ты не совсем прав, они не отрицают социальное общество, но государство считают насилием над личностью.

— Как же они тогда хотят жить? — заинтересовался Иван.

— Небольшими коммунами, где всё решается внутри между членами этих коммун.

— Это невозможно, — возразил Иван. Если не будет закона люди возьмутся за топоры и вилы, чтобы разрешить возникшие между собой споры. А разногласия между коммунами? Как тогда? Будут воевать друг с другом, коммуна на коммуну, деревня на деревню. Вся наша история опровергает такое мироустройство. А как начнутся войны, то снова возникнут государства, армии, цари, сенаторы. Куда от этого деться?

— Это ты понимаешь и я понимаю. Мы у себя на службе видим к чему способна человеческая натура. Но представь другое. Человек вырос в благородном обществе, где хотя бы внешне существуют правила порядочности для всех без исключения, затем учился в университете с подобными себе, читал и обсуждал с ними современную литературу, философов гуманистов. А затем, когда такой человек выходит из своего кокона или улья, назови это как хочешь, в настоящую жизнь, то он видит кругом сплошную несправедливость. Дальше ему начинает казаться, что это потому, что никто вокруг него не понимает, как нужно жить. Кроме него, конечно. Он то понимает и готов со своими единомышленниками объяснить это остальным.

— А если объяснить не получается? — спросил Трегубов.

— Это ты правильно подметил, мы это уже проходили с народовольцами, если убедить не получается, то те, кто не убеждаются, устраняются пулями и бомбами.

— Так что же анархисты — это новые народовольцы?

— Пока мне сложно дать однозначный ответ.

— Хорошо, но я не понял какова твоя роль?

— Батюшка не считает анархистов заслуживающими внимания. Он думает, что это мечтатели о, как ты правильно заметил, невозможном варианте существования общества. Тем более, что в основном все ячейки анархистов находятся за границей, в Швейцарии или в Лондоне. Тот же Кропоткин, он нём то ты слышал? Он тоже в Лондоне.

— Да, конечно, умнейший человек, странно, что он тоже верит в…

— В то что человек способен измениться к лучшему, — перебил Ивана Алексей. Это потому что он всех меряет по себе. Считает, что все вокруг умные с широкой душой и, что у каждого сердце болит за ближнего своего. А это не так. Но мы отвлеклись. Помимо того, что эти кружки за границей, часто они состоят исключительно из еврейской молодежи, эмигрировавшей из Российской империи.

— Это понятно, существование черты оседлости заметно снижает их возможности, при том, что многие из них образованы, — сказал Трегубов. Вот они и уезжают.

— Да, поэтому батюшка и считает, что эти кружки, находящиеся за границей, о которых он к тому же, в силу своего положения, хорошо осведомлен, не представляют никакой угрозы. Он считает, что жандармы, занимаясь разработкой анархистов только раздувают свою значимость на пустом месте.

— Сами жандармы думают иначе, чем твой батюшка? — предположил Иван.

— Да. Они считают, что движение анархистов проходит трансформацию, от идеалистов к реалистам, готовым на практике заняться продвижением своих идей в массы любыми доступными способами. Я имею ввиду, что они готовы перейти от разговоров к действию. Всё больше из них склоняются к идеям Бакунина, который призывает начинать уже что-то делать для реализации их идей и планов. Большое влияние на заграничные ячейки начал оказывать Иоганн Мост, немецкий анархист, практически призывающий к террору и революции. Он публично одобряет такие преступления, как убийство Александра второго и призывает их повторять. В Лондоне и Нью-Йорке у анархистов появилась периодическая пресса. И самое важное, в жандармском корпусе считают, что анархисты за рубежом консолидируются в некий интернационал и ставят себе задачу расширить влияние в Российской империи, привлечь к своим идеям простой народ. Я приехал в Москву, поскольку есть агентурная информация, что сюда должен прибыть эмиссар из Нью-Йорка, фанатичный последователь Иоганна Моста, некий господин Беркман.

— И что ты собираешься делать?

— Хочу встретится с ним и оценить угрозу самостоятельно.

— Серьезно?! Но как ты это сделаешь? И не опасно ли это делать?

— Возможности есть, — уклончиво ответил Стрельцов. А опасно это или нет, как раз и нужно выяснить. Кто эти люди, представляют ли они угрозу или это всего лишь инструмент в внутриведомственных интригах. Правильный вывод можно сделать лишь самому.

— Действительно не легкая и не простая у тебя задача, — задумчиво сказал Иван. Думаешь, за тобой следит кто-то из жандармского корпуса?

— Думаю да, отношение к ним моего батюшки ни для кого не секрет. Но мне уже пора, — Алексей приподнял рукав и посмотрел на часы.

— Что это? — удивился Иван.

— Это наручные часы, — ответил Стрельцов, показывая круглый хронометр, заключенный в кожаный футляр с кожаным ремешком вокруг запястья. Подарок. Такие часы начали делать в Швейцарии по заказу от германского морского ведомства. Очень удобно, не поверишь пока сам не попробуешь.

— Чего только не придумают, — прокомментировал Трегубов. Но куда ты собрался?

— Надо заселиться в гостиницу, оставить вещи, а вечером у меня встреча с агентом батюшки.

— В гостиницу?! Не говори ерунды! У меня наверняка найдется свободная квартира, да и Софья будет рада тебя увидеть.

— Но это не удобно, так вас обременять…

— Давай, пойдём, где твой чемодан? Какое обременять, как только такое удумал, наоборот больше времени будет поговорить. Сейчас приедем, поставим самовар.

— Но мы же только что поели!

–Софью это не остановит, — улыбнулся Иван, подхватывая чемодан Алексея.