Стальной Флегетон. Книга первая

Роман Тухтабоев, 2020

Недалёкое будущее. Хотя Третья Мировая Война окончилась более двадцати лет назад, и общество постепенно возвращается в мирное состояние, некоторым люди по-прежнему не мыслят своего существования без хаоса и огня. Для борьбы с подобными адептами разрушения и была создана организация Organize Resistance Forces, состоящая из настоящих профессионалов в устранении конфликтов любого рода. Но что, если эта новая сила, ввиду почти полного низвержения своего врага, сама обратится во зло? Кого бояться в новом, казалось бы, светлом будущем – врага снаружи или врага внутри? Содержит нецензурную брань.

Пролог

Провинция Кунар; Афганистан.

Военная база «Агхарты»

14.06.2054 г., 01:56

Стук повторился. Чуть громче, чуть настойчивее.

Джек устало вздохнул, окончательно смирившись с мыслью о том, что гость не уйдёт, и его придётся впустить. Выслушать то, что он и так знает. Ещё и придумать хоть что-то в ответ, чтобы окончательно не потерять достоинство в глазах подчинённых.

— Войдите.

Скрипучая дверь в кабинет генерала распахнулась, будто паренёк в серой форме, фасоном напоминающую военную, влетел в неё с разбегу, головой вперёд.

— Сэр, разрешите доложить! — отчеканил он, захлёбываясь и плюясь, с запозданием приложив ладонь козырьком ко лбу. Головного убора на нём не было, но Джек решил, что сейчас отнюдь не лучший момент, чтобы делать замечание по такой мелочи. Да и не в армии же они были, в конце концов, по крайней мере, не в привычном её понимании.

Сидевший за деревянным столом Джек Харроу, мужчина шестидесяти трёх лет, но крепкого телосложения молодого и здорового человека, поднял на гостя глаза, отрываясь от каких-то потрёпанных бумаг. Несмотря на генеральские погоны на плечах, его кабинет не выделялся особым убранством. Всё было по-военному просто: потёртый, стилизованный под красное дерево, стол; два одинаковых стула, возможно, из одного со столом набора; небольшой сейф, стоящий прямо на полу в углу, то ли для сверхсекретных документов, то ли для крепкого алкоголя; пара книжных шкафов и полок, забитых бумагами и разными цифровыми носителями; синее кресло в углу, совершенно неподходящее по цветовой гамме остальному убранству. Разве что освещение здесь было лучше, чем в коридоре, да и в большинстве мест оккупированной"Агхартой"станции.

— Разрешаю.

— Сэр, срочная депеша, — всё так же взахлёб продолжил молодой боец. — Халик мёртв. Как и почти все наши люди, отправившиеся с ним в Санкт-Петербург. Остались трое, но ORF взяли их.

Все последние сутки Джек провёл в раздумьях, как ему реагировать на эту новость. Было очевидно, что она совсем скоро придёт, вот уже прямо сейчас, с минуты на минуту… Вроде бы он и отложил в сторонку парочку неплохих заготовок, но все они бесследно улетучились, стоило ему лично это услышать.

— Генерал, — извиняющимся тоном напомнил о себе стоящий по стойке смирно парень. — Будут какие-либо приказы?

— А какие приказы тебе нужны!? — резко ответил Джек, чудом сдержавшись, чтобы не запустить в подчинённого охапкой листков со стола.

— Я… Я… Сэр… Простите…

— Нет, — генерал выдул весь воздух из лёгких через нос, медленно положил руки на стол ладонями вниз, — ты прости. Ты здесь не при чём. Это моя вина. Я отпустил их. Если и есть, на кого за это орать, то для этого мне придётся подойти к зеркалу.

Предстоит много чего сделать. И дела эти будут очень тяжёлыми.

Предстоит много разговоров. И разговоры эти будут ещё тяжелее.

— Генерал? — спустя минуту (или больше, чёрт знает) молчания, не вытерпел молодой агхартовец, за свой ум и смекалку заслуживший честь стать помощником генерала. Или, скорее, его посыльным. — Не хочу слишком много на себя брать, но, возможно, стоит послать отряд, который… подчистит концы?

— Не хочешь, но берёшь. Ступай, займись…. составлением отчёта о том, как идёт перепланировка станции для наших скорых нужд.

Джек встал, угрюмо уставившись на сейф в углу. Всё же, там были отнюдь не документы, и он, как никто другой, знал это.

— И не переживай: о выживших, сознательно нарушивших мой приказ, есть, кому позаботиться.

Санкт-Петербург, Россия

14.06.2054 г., 01:23

Это был воистину преотвратительный день. Тот самый, вспоминая который, спустя много лет, сидя на кресле-качалке, в окружении внуков, прикрыв ноющие колени шерстяным пледом, Вы с большим трудом подбираете подходящий эпитет, чтобы описать его максимально достоверно. Гнусный. Мерзкий. Ужасный. Дерьмовый. Внучата захихикают, услышав последнее слово, Вы снисходительно улыбнётесь в ответ, зная, что следующий эпитет должен был начинаться на букву"х". Хорошо, что Вы вовремя остановились, предпочтя отхлебнуть горячее какао, утопив в нём столь неподходящее для детских ушей выражение.

Виктория закрыла бумажную папку. Всё, хватит с неё на сегодня — и с Виктории, и с папки. Была надежда на контрастный душ: раньше он всегда помогал снять усталость и собраться с роящимися мыслями, но в этот раз ледяной поток, последовавший за почти кипяточным, вызвал лишь раздражение. Есть совсем не хотелось, несмотря на буквально физически ощутимую внутреннюю пустоту. Жаль, экзистенциальный голод не удовлетворить замороженной пиццей с подозрительного вида салями.

Бывают плохие дни, когда уже не остаётся сил на работу, а бывают дни, отвратительные (остановимся, пока что, на этом варианте, без"х") настолько, что сосредоточиться на работе попросту невозможно, хотя, возможно, она и могла бы стать спасением от терзающих душу и разум сентенций.

Виски? А сколько его уже было выпито? Опьянение всё никак не приходило, как бы Виктория не взывала к нему. Зато, казалось, будто уже наступило похмелье: хотелось блевать и проклинать себя.

В ушах — скрежет металла, гул, крики и рыдания, перед глазами — огонь и кровь.

Вдавливается коричневая кнопка на панели генератора запахов: комната наполнилась специфичным, но хоть немного успокаивающим ароматом свежесваренного кофе, последовавшим за едва слышным жужжанием создающего запахи прибора, встроенного в стенную перегородку. Виктория утопила кнопку розового цвета — аромат ванили, он никогда ей не нравился. Зелёный — ничего. Видимо, соответствующий ароматизатор закончился, за какое бы лёгкое амбре он не отвечал.

Где-то вдали послышался гудок отчаливающего грузового судна, несущего в своей утробе либо гуманитарную помощь странам, что до сих пор оправляются от войны, — хоть с момента её окончания и прошло двадцать три года, — либо оружие и боеприпасы, возможно, для тех же самых стран. Послевоенное производство на российских заводах налажено таким образом, что переделать станки и конвейеры, производящие вполне мирную бытовую продукцию, в станки, клепающие орудия для убийства — дело нескольких минут. Отгрузили очередную партию омолаживающей косметики — можно и скрутить пару-тройку тысяч патронов для винтовок.

Ночное небо озарялось неоновыми надписями, едва не наслаивающимися друг на друга. Во второй половине двадцать первого века даже небосвод был поделён корпорациями и разными небольшими конторками на сектора, и раскуплен под рекламные баннеры. Яркая жёлтая надпись, словно сложенная из опасно приблизившихся к земле звёзд, предлагает новый сверхбыстрый сервис доставки еды на — что очень важно для потенциального покупателя, ведь так? — экологически чистых электромобилях. Улыбающиеся летающие головы, персонажи какого-то мультфильма, облачками текста приглашают вас присмотреть себе квартиру в новом фешенебельном районе, а стройная молодая девушка с фиолетовой кожей, блестящей волной ярко-зелёных переливающихся волос, и в чрезмерно коротких шортиках (Как это пропустил отдел цензуры рекламы? Там ведь столько женщин за сорок!) зазывает в модный лакшери-клуб, находящийся в нескольких километрах под её каблуками. Этот мир лишился света настоящих звёзд, их сияние ничего не стоит, оно никому не принадлежит, никому не нужно, следовательно, его невозможно впихнуть в систему товарооборота и налогообложения.

Не прошло и получаса с тех пор, как Вика закончила яростно терзать своё закоптившееся тело жёсткой щёткой под душем, бередя как старые раны, так и те, что ещё не успели сколько-нибудь поджить. Сколько их, таких, наслоившихся одни на другие, накопилось за тридцать два года жизни, почти половина которой была проведена на службе в ORF? Люди в соседних квартирах копят слои жира, другие коллекционируют имена новых любовников, их души изранены лживыми улыбками, несбывшимися надеждами, рухнувшими в бездну ожиданиями, и лишь ненависть к себе превосходит ненависть ко всему остальному миру.

— Кажется, я схожу с ума, — сказала она, обращаясь к бурлящему чайнику.

Женщина осмотрела совсем свежий, глубокий порез на левом запястье. Кровь проступила сквозь марлю в виде кривой ехидной улыбки. Рано или поздно, всё выходит наружу — и кровь, и дерьмо, и душа. Ничто не остаётся с нами насовсем.

"А курить ты сколько раз бросала?", — спросила Вика сама себя. Узнай начальство эту цифру, скорее всего, тебя бы даже не уволили — полковник просто грохнулся бы в обморок. Да плевать. Как на собственное здоровье, так и на ментальное состояние руководителей, особенно на ментальное состояние руководителей.

Где там сигаретка?

Она могла бы сойти за принцессу, ту самую, из наивных сказок, из фантазий старшеклассников, где они предстают себя рыцарями в сверкающих доспехах, прекрасной и милой, или актрисой специфического жанра, из фантазий ребят постарше. В шортах и серой растянутой майке, — которую уже не единожды приходилось отстирывать о чьей-либо крови, так что она вся выцвела, — её спортивная фигура могла сводить мужчин с ума, но обилие шрамов заставляло морщиться даже её саму, каждый раз, когда она рисковала глянуть в бессовестное зеркало. Как, например, прямо сейчас. Треснувшие губы искривились от неприязни к себе.

Девушка развязала марлю на руке, выпустила в неё струю сигаретного дыма — не помогло, чего бы она ни хотела этим добиться. Ещё одна затяжка, ещё один шрам. Виктория поднесла сигарету к ране, приоткрывшей хищную голодную пасть. Ещё ближе. Ещё… Ближе…

Звонок на сотовый вывел из транса, сработав не хуже пощёчины. Мелодия старая, ещё из нулевых, лёгкий рок-мотивчик о несчастливой любви, но Вика любила эту песню, хоть уже и не могла вспомнить, когда услышала её впервые. Может, именно под неё она впервые поцеловалась?

— Сержант Штейн на связи, — хрипловато сказала она, выдыхая дым в трубку.

— Не спится? — послышалось в ответ. Голос мужской, не молодой, не старый.

— Нет, товарищ полковник. Мне ещё много писать надо.

— Ещё? Ты ведь и не начала.

— Надеюсь, хотя бы в душ мне камер не установили.

— Я отправил соответствующий запрос, но что-то он долго на согласовании. Впрочем, уверен, ты проверила это в первый же день, — усмехнулся мужчина по ту сторону сети. — Слушай, Вик… Ты просто… Выпей ещё бокал-другой, чем бы ты там не травилась сейчас, да ложись спать. Утром дел только прибавится, а отчёт… Генерал Краснов потерпит, не переживай. Я выбил тебе отсрочку. Сама знаешь: в ORF любят поговорить да поорать, а в штабе сейчас все занимаются именно этим.

— Спасибо, товарищ подполковник. Я поняла Вас.

— Хоть бы сейчас обошлась без уставщины… Вик?

— Да, товарищ полковник?

— Всё нормально?

— Не могу знать, — сделав неопределённую паузу, ответила женщина.

— Эх, не способен я ни поддержать, ни успокоить. Просто ложись спать. Завтра, ещё до обеда, прибудут ребят из головного отдела. Будут ждать тебя в штабе, помогут, чем смогут. Всё, в общем, доброй ночи! А мне надо сделать ещё кучу звонков, а ответить — на ещё больше.

Виктория ничуть не удивилась тому, что полковник Фёдор Онегин, её непосредственный командир, знал о том, что из всего отчёта она дописала только дату — это обычное для неё дело, тут никакие камеры не нужны. Не любила она бумажную волокиту, как не любила и ложиться спать. Определённо, это два её самых нелюбимых занятия, так же, как и два самых неотъемлемых.

Допив бокал дешёвого капрома, купленного по дороге домой, выбросив окурок (сама не заметила, куда он улетел, но точно не в пепельницу), Вика подошла к окну. Солнце уже начинало вставать, а она даже не прилегла. Город, впрочем, тоже не спал. В Вас когда-нибудь стреляли? Оставляли посреди тела огромную, зияющую нетушимым пламенем дыру? Если нет, то Вам этот город не понять: чёрта с два ты уснёшь с таким ранением, и не поможет ни обезболивающее, ни бутылка виски.

Серый дымовой след всё ещё висел над крышами зданий, буквально в паре кварталов от того места, где орфовский сержант сняла квартиру. Туча смога обволокла разрушенный небоскрёб — место, куда накануне Санкт-Петербургу всадили пулю.

Виктория закрыла глаза. Только сейчас она действительно почувствовала, как сильно устала.

Один час назад

— Доктор Хитров, срочно в операционную номер три! Пройдите в третью операционную!

В эту ночь больница превратилась в потревоженный улей. Словно дикие пчёлы, вернувшиеся домой и не нашедшие добытого тяжким трудом запаса мёда, медсёстры и врачи бегали туда-сюда, сбивая друг друга и роняя инструменты. Молодая девушка в белом халатике и таком же чепчике, не имея возможности даже вытереть собственные слёзы, — её руки были почти по локоть в свежей крови, — едва вписалась в очередной поворот. Это было её второе дежурство, а она уже серьёзно задумалась, не лучше ли было пойти бухгалтером, как её школьная подруга.

Парадная дверь распахнулась так сильно и резко, что лишь чудом не слетела с петель: возможно, всё дело в иконе, висящей прямо над ней, несущей круглосуточный надзор за всеми входящими и выходящими. Каталка, окружённая людьми в белых халатах, понеслась по коридору. Оставалось надеяться, что доктор Хитров уже готов к новому клиенту.

— Доктор Хитров, — не унималась нейросеть больницы, отвечающая за своевременное оповещение персонала, — срочно пройдите в третью операционную!

— Да скажите мне хоть что-нибудь! — не унималась Виктория, вся перепачканная сажей и чьей-то кровью, хватаясь за рукав медбрата, толкавшего каталку по коридору. — Каков прогноз на операцию!? Он выживет!? Прогноз!? — её голос, обычно спокойный, срывался почти на истеричный визг.

— Откуда, чёрт возьми, мне это знать!? — голос парня был почти таким же, как у Вики. — Я не врач, и нихрена не знаю! Не мешайте!

— Руслан, сука, держись!

— Держись, мужик, держись!

— Доктор Хитров, пройдите…

— Ай, осторожно! Чёрт!

— Срочно, сюда! Мне нужна помощь, сестра! Сестра!

Парень, лежащий на каталке, беспомощно моргал залитыми кровью глазами, пытаясь сосредоточиться ими хоть на чём-то. Выглядел он совсем плохо. Кажется, моргать — вообще единственное, на что он сейчас был способен. Правая рука безвольно болталась, свалившись с каталки, словно он пытался пощупать медбрата, идущего рядом, за ногу, а левая… Её больше не было. Точнее, где-то она, несомненно, была, но, скорее всего, осталась там, между стеной горящего здания и обломками полицейского вертолёта. Где-то между тогда и сейчас.

— Дальше вам нельзя! — каталку перехватили двое работников больницы, выглядящие более чистыми, чем предыдущие, но не менее запыхавшимися. Один из них не пустил Викторию в зал операционной, едва не оттолкнув её плечом. — Дальше! Нельзя!

— Я… Но… — ответить ей было нечего.

— Доктор его спасёт, я вам обещаю! — улыбнулась ей, не очень-то уверенной улыбкой, молодая медсестра, положив руку на грязное плечо. Интересно, успокаивать людей их там, в колледже, тоже учат, или это она сама такая инициативная?

Виктория так и осталась перед захлопнувшимися дверьми, словно время просто остановилось для неё одной.

— Девушка, присядьте!

Сколько раз она, вот точно так же, провожала товарищей в операционную, где из них доставали пули, где им зашивали раны, засовывали обратно выпавшие органы, отрезали конечности, которые уже было невозможно спасти?

— Девушка, отойдите, не мешайте!

А сколько раз её товарищи и друзья, коллеги и те, кого она лишь единожды видела в строю, так и умирали на этих больничных койках, со скальпелями, торчащими у них из живота?

— Женщина, да отойдите же! — за локоть, грубо и резко, кто-то оттащил оторопевшую Вику от двери. Внутрь проскочили ещё два человека, но она даже не успела понять, какого они были пола.

— Так это он? Тот самый?

— Да, я же сразу тебе сказала, это он!

Виктория проводила отсутствующим взглядом двух медсестёр. И таких она повидала на фронте: хотят дарить мужчинам сугубо позитивные эмоции своими милыми улыбками и коротенькими халатиками, спасать их жизни, но, стоит им первый раз окунуть руки в бездонные раны на теле солдата, пытаться сжать разбегающиеся края хлюпающей плоти, чтобы жизнь не вылилась из неё, — и они ломаются. Если и вернутся домой, то уже не будут прежними. Пропадёт тот задор, навсегда сотрётся весёлая улыбка, появятся ранние седые волосы.

— Вика? Вика! — послышался крик, преисполненный то ли радости, то ли отчаяния, из коридора в вестибюль. — Где он? Что с ним? — взъерошенная девушка еле сдерживалась, чтобы не наброситься на Викторию. Казалось, сейчас она рывком поднимет её, только присевшую на скамейку, за шиворот, как нагадившего мимо лотка котёнка, и силой выбьет ответы на все свои вопросы.

Вика посмотрела на Свету снизу вверх: та успела где-то помыть лицо и руки, но рваная грязная одежда выдавали в ней такую же жертву, как и большинство поступивших сюда сегодня. Миленькая и молоденькая, но разглядеть достоинства её внешности в данный момент было крайне проблематично.

— Жив, — скупо ответила Вика — Думаю, ты уже заметила — его тяжело убить.

Света рухнула на скамейку рядом с сержантом ORF, больше не в силах сдерживать слёзы. Её рыдания крайне гармонично вписались в общую депрессивную какофонию, играющую сегодня в этой больнице. Или, скорее, во всём городе?

— Он спас меня… Уже во второй раз, — сквозь слёзы прошептала Света.

— Ага, — Вика, опустила глаза на кровоточащую рану на руке. — Такой он. Любит спасать кого-нибудь.

— Ты… Ты! Тебе всё равно, да!? На кой ты здесь вообще!? — голос Светы окончательно сорвался, уйдя ниже ещё на несколько октав.

— Что ты хочешь, что бы я сейчас сделала? Не выплёскивай накопившееся на мне. Я не обязана сидеть и ныть, как ты. Он там, на операционном столе, и я ни-че-го сейчас не могу для него больше сделать. Ничего!

— Да ты бы там сдохла, если бы не он!

— Думаешь, я так уж сильно рада, что мне завтра снова придётся вставать на работу?

— Сука бесчувственная! — Света стала плакать ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж. — Вы все такие, солдатня? Перестаёте быть людьми?

— Приходится перестать, если намереваешься выжить, а в идеале, попутно умудриться не сойти с ума, — Вика встала и подошла к окошку операционной. Пять врачей и медсестёр суетились над телом её… Уже можно назвать его другом? — Расскажи мне, что там случилось, — Вика обернулась к хнычущей девушке. — Расскажи, что за зелёное свечение я видела.

— Пошла к чёрту, — вытирая сопли рукавом, промычала Света. — Вот, что случилось.

— Я задала Вам конкретный вопрос, гражданка, и будьте так любезны, — Вика схватила девушка за предплечье, отчего та удивлённо вскрикнула, — отвечайте на вопросы уполномоченного лица.

— А я ответила! Пошла к чёрту, сука!

— Думаешь, я не смогу заставить тебя говорить? Да ты мне пять томов баллад сочинишь о том, что там произошло, ещё в стихотворной форме!

— Пошла к чёрту! К чёрту, к чёрту, к чёрту, отстань от меня! — у Светы началась настоящая истерика. Половина слов тонула в слезах, а другая всё равно не несла никакой полезной информации для предварительного следствия.

В коридоре объявились ещё два человека: ещё одна девушка, но совсем молодая, едва ли выглядящая совершеннолетней, с озабоченным выражением личика и в форме ORF — тёмно-синем пиджаке и плотной строгой юбке того же цвета; и рослый мужчина, чья кибернизация тела была заметна невооружённым глазом. По крайне мере, судя по топоту, обе ноги в армейских берцах были аугментами, как и обе руки, не прикрытые тканью безрукавого тёмно-синего жилета. Парочка резко выделялась на фоне остальных людей, и если девушка — только тем, что не была с ног до головы перепачкана кровью, то парень — ещё и своим телом, почти полностью превращённым в смертельное оружие.

— Вика! — окликнула новенькая, подходя к спорящим. — Как ты? Как Руслан? Жив?

— Мария. Эдриан, — Вика переключилась на своих подчинённых, мысленно поблагодарив их за то, что они подоспели как раз вовремя, чтобы ситуация не накалилась до предела. — Вы где были так долго? Со штабом связались?

— Добрались максимально быстро, — ответил Эдриан, едва уловимо искривлённым голосом — спасибо различным вживлённым в грудь имплантам. — Жуткие пробки, даже для моего мотоцикла. Люди тут не привыкли к стрельбе. Или, скорее, уже отвыкли. Для них случившееся — невероятное потрясение, хотя…

— Штаб, чёрт побери, Эд, штаб!? — раздражённо поторопила Виктория.

— Установил связь. Но генерал Краснов пожелал говорить с тобой лично, через меня ничего не передал.

— Вика, тебе нужно отдохнуть, ты очень плохо выглядишь, — жалобно пролепетала Мария, теребя маленький собачий ошейник, повязанный у неё на правом запястье. Рядом с киборгом, чей рост был и так ощутимо выше среднестатистического ещё до аугментирования ног, она уж совсем походила на ребёнка.

— Да, да… Лонгсайд, Ропоника, — голос Виктории, при обращении к подчинённым, вновь обрёл приказной тон. Субординация — есть субординация. — Глаз не сводить с палаты. Кроме врачей, которые выйдут отсюда, никого не пускать. Только тех, кто сейчас уже там. Приказ ясен?

— Так точно, мэм! — хором ответили оперативники.

— А мне, пожалуй, и правда надо передохнуть, поспать, хоть пару часов, да и с начальством посплетничать, — Виктория встала и через плечо, напоследок, бросила взгляд на немного успокоившуюся Свету. — А ты… Лучше тебе всё-таки сотрудничать с нами.

— Пошла… к чёрту… — напрочь севшим голосом, прохрипела та.

— Пойду. Но вернусь за ответами утром, и не надейся, что я буду менее злая, чем сейчас.

Пошатываясь от усталости и боли, растекающейся по всему телу, Виктория пошла по коридору на выход. Притормозив на минутку рядом с медбратом, что-то искавшим в папке на столике регистрации, она попросила у него закурить, надеясь, что сигарета будет достаточно крепкой.

Виктория вернулась к палате Руслана с самого утра, поспав всего пару часов, благо, без дурных снов. Больница всё ещё мирно дремала, и её тишина максимально сильно отличалась от того адского шума, что правил балом здесь накануне. Кого-то уже вылечили. Кто-то уже умер.

Всё как обычно.

При виде командира, Эдриан вскочил со скамейки, скрипнув суставом аугментированной руки из особого сплава стали и пластика, серого цвета. Виктория, впервые за последние дни, улыбнулась, глянув на даже не подумавшую проснуться Марию, тихонько посапывающую на скамье. Несмотря на строгую форму, девушка выглядела больше похожей на подростка, а не на бойца. Красный собачий ошейник, как обычно, был повязан на её правую руку, подложенную под голову вместо подушки.

— Она… Вик, она вот, только вот, уснула вот, — начал оправдывать напарницу Эдриан. — Мы дежурили всю ночь. Она, да, она дежурила, глаз не сомкнула!

— Успокойся, — отмахнулась Виктория, подходя к окошку в палату Руслана. — Он пришёл в себя?

— Нет. То есть… Трудно сказать. Ночью бормотал что-то. Врачи заходили. Что-то кололи ему. Поставили капельницу…

— Заполненную"чем-то"?

— Да… Чёрт, я ведь не разбираюсь в медицине, так что мне было делать?

— Ничего. А сейчас отвези Машу домой, потом сразу езжай в полицейский участок. Оттуда скоро увезут арестованных наёмников, чтобы передать их нашим. Приедут из московского штаба, заберут их, ты просто проследи. На всякий случай.

— А потом что с ними будет?

— Мне-то откуда знать? Будут допрашивать, как не сложно предположить. Мировому Совету нужна хоть какая-то информация об"Агартхе", и есть уж слишком большие подозрения, что Халик был связан с ними.

Мария, не просыпаясь, шмыгнула носом.

— Её с собой не бери. Просто проследи, чтобы они доехали до точки передачи, и всё.

— Так точно. Эх… Не хочется будить её. Только ведь уснула. Честно!

Уже заходя в палату, Вика обернулась на подчинённого:

— Ты вообще плевал на мои слова, да?

— Никак нет! Ну, я… А ты о чём?

— Делай, что посчитаешь правильным, но девочку мне не обижай. Кстати, Вася её, на днях, приглашал поужинать вдвоём. Имей ввиду.

— Что? — механически дёрнулся голос Эдриана. — Этот очкарик? Этот дрыщ? И что она ему ответила?

— Таким ты мне нравишься больше: слегка растерянным, наивным и простым. Не спеши превращаться в хладнокровного убийцу.

— Вот… Блин! Вик, а как бы мне…

Дверь в палату захлопнулась. Руслан, в нынешнем его виде, затронул самые жуткие воспоминания в подкорке мозга Виктории. Она уже далеко не один раз видел таких, как он: хоть и отмытых от своей и чужой крови, но балансировавших на веревочке между жизнью и смертью на о-очень тонких ходулях. Лишённый левой руки по локоть, с перемотанным торсом и повязкой на голове, сейчас в нём тяжело было узнать того берсерка, что, вооружившись только ножом и пистолетом (помимо неотъемлемого арсенала из наглости и самоуверенности), ещё вчера выкашивал ряды наёмников Халика, казалось, без особых усилий. Вспомнила она и то, как увидела его впервые: нахала, решившего всё сделать по-своему, наплевавшему на страх и риск быть убитым. Тогда она подумала, что он, совсем скоро, пропадёт, и никто никогда не найдёт его тела. Она видела бог знает сколько таких вот пацанов, пересмотревших слишком много боевиков и переигравших чересчур много компьютерных стрелялок. В жизни всё совсем иначе, и умираешь ты, зачастую, от первой же пули.

Но этот парень оказался совсем другим, и только вчера Виктория окончательно убедилась, что дело не в везении или пресловутой"школе улицы", как отмазывался сам Руслан. То мерцающее зелёное свечение… Оно не выходило у неё из головы, а тело террориста Халика, словно окунутое в чан с кислотой, с провалившимися внутрь черепа языком и глазами, ещё не скоро перестанет являться каждый раз, когда она закрывает глаза.

Думала, девочка, тебя уже ничем не удивить? Чёрта с два! Вот, сколько дерьма тебе за раз, найди лопату побольше!

— Могла одеться откровеннее, порадовать своего героя.

Что? Голос? Это… Руслан? Быть не может, он же под транквилизаторами!

— А то ты словно уже приготовилась к моим похоронам, — в своей коронной саркастической манере, усмехнулся парень.

— Ты… — Виктория не могла поверить ни ушам, ни глазам. — Ты… в порядке?

— Давно не слышал столь неуместного вопроса.

— Уж извини, — Виктория осмелилась подойти к койке ближе. — Я не ожидала столь скорого твоего возвращения в мир живых. Да и спала я, выражаясь помягче, охренеть как хреново, а всё потому, что боялась застать тебя утром несколькими этажами ниже.

— Оу. Выходит, опять думала обо мне всю ночь?

— Да пошёл ты, — наконец выдохнула и улыбнулась девушка.

Он и раньше был ни сказать чтоб прям красавчиком, но теперь, под одеялом из синяков и кровоподтёков, лицо Руслана было почти не различимо. Она перевела взгляд на культю: вчера, в прицел снайперской винтовки, Виктория прекрасно видела, с какой решимостью и яростью парень отрубил свою руку, не тратя на раздумья лишней секунды.

— Ничего страшного, — перехватил её взгляд Руслан. — Всё равно правой удобней… Вилку держать. А ты о чём подумала?

— Насколько я помню, — сказала Виктория, — ты горел желанием пообщаться с моим начальством, руководством ORF. Что ж, поздравляю — теперь это взаимно.

— О как. С места в карьер, значит. И когда?

— Что за вопрос? — изумилась девушка. — Когда поправишься! Хотя бы, когда будешь в состоянии сам встать с кровати, не опрокинув"утку".

— Тогда давай уже после обеда. Слышал, сегодня куриная запеканка.

— Руслан, я не шучу! Ты, чёрт тебя дери, чуть не погиб там вчера!

— Но не погиб же. Сколько себя помню, на мне всегда всё заживало чрезвычайно быстро. Вряд ли этот раз будет отличаться от предыдущих.

— Это просто какое-то чудное чудо, магия, не иначе! Или…

— Или?

— Расскажи мне, что это был за зелёный свет. Я хочу знать, что за дерьмо это было.

Нависла давящая пауза. Кто-то, этажом выше, закричал, то ли от боли, то ли чтоб просто прервать наконец неприлично затянувшееся молчание.

— Долго объяснять, — наконец ответил Руслан. — Да я и сам не до конца уверен, что там такое приключилось.

— Твою мать, просто расскажи, как всё было!

— Может, хоть спросишь, не сильно ли у меня болит головушка?

— Сейчас заболит ещё сильней! — всё больше выходила из себя Виктория. — Я приказываю тебе…

— Я не одна из твоих собачонок, чтоб на приказы откликаться! — тут же, несмотря на полумёртвое состояние, бойко парировал Руслан. — Не у тебя одной вчера был ой какой хреновый денёк, да и в целом, жизнь меня потрепала достаточно, чтоб я не боялся тех, кто пытается мною командовать! Думаешь, раз служишь в ORF, имеешь власть надо мной?

— Халик… Я видела, что с ним стало. Он был похож на кукурузу, которую передержали в чане с кипящим кляром.

— Ой, давай не будем про еду…

— Никакое адское пламя не способно сотворить такое с человеком! Будь это из-за пожара, он бы покрылся коркой. Поверь. Я видела такое.

Руслан, совсем едва, с усердием разлепил глаза. Так Вика и думала: правый глаз парня светился едва различимым, призрачным, зеленоватым оттенком, словно внутри его черепа включили фонарик.

— Твою… — едва слышно выругалась женщина. — Ты хоть можешь представить своей, и без того тупой, а теперь ещё и пробитой башкой, что это за херня?

— Хочешь меня… просветить? — улыбнулся своему каламбуру Руслан, — Давай по-быстрому. Я ведь тоже не выспался.

— Этот глаз… Я не уверена, но если это то, о чём я думаю… Как ты сам сказал, я — всего лишь пешка, при этом, разменная, которой не суждено стать ферзём, — Виктория встала, отстранившись от кровати. Порез на руке разболелся, начал пульсировать и раздражающе чесаться. — Известно мне лишь то, что есть и другие, такие, как ты, кто обладает, так называемой, силой Глаз Агнца. Информация об этих людях и их особенностях строго засекречена ORF. У меня к ней и раньше-то не было доступа, сейчас — тем более, но, поговаривают, что у"Агхарты"есть такие люди. Если они люди, конечно. Лично я с ними никогда не сталкивалась, зато мне приходилось слышать и видеть последствия их действий, и это… Эти глаза — это оружие, страшное оружие массового поражения!

— Да расслабься, я-то хороший парень! Ну, то есть, я тот ещё хулиган, но вполне безобидный. Добряк, очень глубоко в душе. Хорошо скрываю, так сказать.

— Если станет известно, что ты действительно обладаешь подобной силой, они попытаются схватить тебя и завербовать к себе.

— Они? Да кто они-то? — было видно, что Руслану, как бы он ни бравился, было тяжело говорить. Раны и усталость брали верх. — Я вообще не понимаю, о чём ты, о ком ты, какие ещё глаза саженца.

— Агнца…

— Я жил на улице. Помню лишь последние годы своей жизни, проведённые в драках за кусок хлеба. Пока я не смог устроиться на хоть какую-то более-менее нормальную работу, я боролся за каждый новый день жизни! И борюсь до сих пор! Сука, стараюсь быть лучше, чем все ждут от меня! И я любым ублюдкам жопы надеру, пусть снова приходят, и друзей с собой пусть зовут, мне плевать, я всех убью!

— Одной-то рукой?

— А у тебя есть запасная?

— Как я уже сказала, моё командование желает видеть тебя. Может, ORF оплатят тебе ауг. Может, даже предложат поработать с нами.

— Охо-хо, нее-е, — усмехнулся Руслан. — Это уж вряд ли.

— Что? Ты ведь, сучёныш, сам хотел этого!

— Я хотел увидеться с ними — это да, — закрыл глаза Руслан. Зелёное свечение исчезло. — Поговорить с ними хотел, получить ответы на некоторые вопросы. Но я не такой, как ты. На мой взгляд, ORF — та же армия, только нашивки покрасивее. Армейские псы привыкли ничего не решать сами, ждать приказов и слепо их исполнять, но снова напомню тебе, что я — нихрена не солдат.

Виктории стало совсем дурно. Словно завтрак, которого у неё не было ни сегодня, ни последние несколько дней, рвался наружу, мир повидать.

— Если мы и правда на пороге очередной войны, — затихая, продолжал Руслан, — то я к ней готов. Я доверился тебе, и надеюсь, что ты моё доверие не подорвёшь, отдав на растерзание тем, к кому ты привыкла обращаться:"Да, товарищ командир!".

Двери броневика захлопнулись, словно пасть стальной акулы, проглотившей трёх туристов, заплывших слишком далеко. Однако на них были вовсе не плавки и спасательные жилеты: все были закованы в наручники, а грязная рваная одежда, в которой их доставили в участок накануне… Ну, такой и осталась.

— Сэр, мы готовы к отбытию, — молодой полицейский отрапортовал старшему по званию, выглядящему не особо старше по возрасту. — Но представители из ORF ещё не прибыли.

— Да и хрен бы с ними, — отмахнулся офицер, не отрываясь от переписки с кем-то по телефону. — Тут ехать-то не больше сорока минут, нихрена случиться не успеет. А у меня планы на обед. Всё, мужики, по коням!

Отряд из десятка мужчин загрузился в четыре штатных полицейских автомобиля, окруживших бронетранспортёр с заключёнными. Небольшой дождик приятно освежал город, после вчерашнего локального апокалипсиса.

Два рослых копа, закованные в новейшие кевларовые бронежилеты, вооружённые полуавтоматическими винтовками модели"Hatred-M30", не спускали глаз с троицы тех, кому повезло пережить кошмар в торговом центре.

— Козёл сказал"поехали", — водитель бронетранспортёра запрыгнул в кабину, кивнув приятелю-автомеханику, сидевшему на пассажирском сидении. — Ну, звучало примерно как"мее-е", но я уже научился понимать их козлиный язык.

Механик заржал, наполняя салон запахом дешёвого пива. Конвой тронулся.

— Йу лутем! Йу лутем ме льёни! Уне премтои, до тэ ларгохем!

— Что эта нерусская гнида говорит?

— А я, что, похож на одного из них?

— Нет, но мужик, что к твоей мамке в гости ходит, вполне похож!

Охранники-копы смеялись, переговариваясь между собой. Их искренне веселил вид закованных пленников из"Агхарты", ведь люди всегда любили посмеяться над тем, кто слабее их самих. И это логично: тяжело смеяться над тем, кто сильнее.

Сэм покосился на своего товарища: отвоевали вместе больше года, в самых горячих

точках, такие дела творили, прям как на самой настоящей войне… И так облажаться! Один человек. Один вечер. С романтикой наёмничества можно попрощаться, как и, минимум, с парочкой пальцев. Да, конечно, во всём мире считали, что основанная во время Третьей Мировой войны Организованными Войсками Сопротивления (во всём мире была принята аббревиатура ORF — Organized Resistance Forces) играет по правилам хороших парней, но Сэм знал, что пыточных дел мастера у них отменные. Лет семь или восемь назад, он уже попадал на обеденный стол к одному такому изуверу: успел лишиться левого уха, прежде чем подоспели товарищи из его тогдашней стаи.

Наёмник, последние семнадцать лет проведший на различных полях сражений, пытался оценить ситуацию, придумать хоть какой-то план для побега, пусть и самый отчаянный, но, кажется, вариантов совсем не было. Его товарищ (кажется, его звали то ли Чест, то ли Чейз) был совсем плох. Его раны, наспех залатанные в медотсеке полицейского участка, были совсем плохи. А албанец… А что албанец? Он не знал ни русского, ни общеанглийского, а девайса-переводчика ни у кого из собравшихся в желудке транспортёра не было. Мужчина забился в угол, и жалобно щебетал оттуда что-то на своём наречии.

— Эй ты, урод, — кажется, один из конвоиров обратится к Сэму. — Ты понимаешь, что твоя подружка лопочет?

Стареющему наёмнику, уже давно позабывшему, как правильно испытывать страх, очень захотелось съязвить. Сказать, что албанец говорит какие-нибудь мерзости про всю семью рыжего копа, что собирается выбраться отсюда и перерезать им глотки но… Стоило поберечь силы. Сэму хотелось верить, что они ещё пригодятся.

— Понятия не имею, — разбитыми губами, по-русски пробурчал Сэм.

— Сам-то ты откуда будешь? — подал голос второй коп, невысокий брюнет с кривым носом. — Американец?

— Француз, — ответил наёмник. — А есть разница?

— У нас нет национальности, — прохрипел на общеанглийском, отплёвываясь от крови, товарищ Сэма. — Мы в"Агхарте" — все одной крови, семья, и боремся мы за общее дело. У нас всё общее, цель, земля…

— Жёны, небось, тоже? Рот закрой, паскуда! — наотмашь, рукой в чёрной перчатке, брюнет хлестанула то ли Честа, то ли Чейза по лицу. — Открывать его будешь, только когда тебя спросят!

— Семья, значит, — улыбнулся рыжий, чьё лицо было забрызгано веснушками, словно подсохшими каплями крови. — Наверно, сук, поэтому вы чуть все друг друга не переубивали пару лет назад. Семейная драма, домашнее насилие, обычное же, сук, дело. Бытовуха! Вот скажи мне, француз, — рыжий подался вперёд, смотря Сэму в лицо, — тебе уже лет не мало, и, судя по харе, кровушки ты хлебнул сполна. Ну так зачем тебе всё это? Надеялся, сук, своей смертью подохнуть, в постельке, с тарелкой горячего супа рядом?

— Молод ты ещё, — сухо ответил наёмник. — Не нюхнул ни пороха, ни смрада палёной плоти товарищей, с которыми ещё вчера играл в кости. Сотри молоко с губ, или что это там у тебя белое…

— Так вы ж, сук, сами продолжаете эту войну! Она закончилась, официально, ещё хрен пойми когда, мы уже почти отстроили всё, что было разбомблено! Вон, гля: в Питере не осталось ни одного повреждённого квартала, а ведь треть города пылала! Самое яркое воспоминания меня маленького… А вы, сук, всё не уймётесь!

Рыжий придвинулся ещё ближе, одной рукой взявшись за оружие, висевшее на поясе:

— Я совсем малой был, когда папка живым вернулся, под стол пешком ходил. Но, говорят, все радовались, пир был, сук, на весь мир. Но вам, тварям, всё мало… Вам, сук, доза нужна, доза стрельбы и взрывов, насилия и мародёрств! Вас не устроило, что президенты друг другу руки пожали, посветили в объективы камер своими отбеленными зубами, да? Вас, сук, ничего не исправит, дай только пошмалять в кого-нибудь, пусть хоть по своим!

— Я знаю, что исправит, — вмешался второй солдат.

— И что же?

— Пуля в лоб. Лучшее лекарство — смерть.

Бронетранспортёр подпрыгнул на дорожной выбоине. Рыжий злобно зыркнул на товарища:

— Долго придумывал эту херню?

— Да чего ты нервный такой сегодня?

— Я такой, как обычно, сук!

Вот же дерьмо… Сэм продолжал рассматривать бронированных сосунков, не забивая себе голову болтовнёй рыжего русского, надеясь выждать момент для рывка, да только, что он мог сделать в наручниках? Ребята были моложе и значительно крупнее него, но он знал, что без труда посворачивал бы им шеи, будь у него свободны руки. Эх, только бы уличить момент для атаки…

Конвой ехал по серым Питерским улицам особо не спеша, наслаждаясь лёгким дождиком. Людей на улицах, в этот пятничный денёк, было, на удивление, не особо много, и все, как им и положено, куда-то торопились. Встречные, блестящие, словно маленькие жуки-навозники, машины, в страхе перед вооружённым конвоем разъезжались по боковым улочкам и сквериками, только бы их не смяли в лепёшки. Если не рассказать человеку, родившемуся после окончания войны, что, собственно, ещё совсем недавно эта страна вела активные боевые действия практически по всему земному шару, наверное, сам бы он и не догадался. Покажите ему фотографии Санкт-Петербурга нулевых, двадцатых и совсем свежие — он заметит, разве что, обилие рекламы новых брендов, неоновым цветом горящие прямо на небосводе. Задери голову и скажи:"Точно, надо купить новое стиральное средство! Спасибо, Большой Брат!"

— Ну, братан, скажу я тебе, устроила эта сучка мне вчера корриду, — рассмеялся довольный водитель броневика. — Не, бывали, конечно, у меня девки и погорячее, но эта была тоже… Ух, прям!

— Да ты достал, — ухмыльнулся сидевший рядом механик. — Поделился бы хоть одной с другом. Видишь, не везёт мне с девками в последнее время.

— Так ты пузо-то своё подбери, глядишь, клюнет какая. А то они, мож, и хотят, да подойти к тебе не могут! — не переставал ржать полицейский водитель.

— Тебе, вон, лысина не мешает баб по гостиницам водить.

— Подход к ним надо знать, братан, не всё так просто. Это прямо таки настоящая наука, а я по ней могу диссертацию написать. Сегодня погнали куда-нибудь? Подцепим тебе какую-нибудь жучку.

— Да, конечно, я всегда за.

— Только уж после восьми. Мне жену с дочкой ещё в кино вести, на мультфильм какой-то. Я уже давно обещ…

— Эй, бл*, стой!

Бронетранспортёр едва успел затормозить, чтобы не боднуть резко остановившийся электрокар сопровождения. Обе ведущие машины остановились совершенно внезапно, абсолютно без предупреждения.

— Это что за хрен? — офицер, сидевший в первом автомобиле рядом с водителем, взялся за рацию. — Внимание всем, будьте начеку, оружие на изготовку!

Прямо посреди дороги, которую с обоих сторон окружали витрины супермаркетов, спиной к конвою стоял человек в чёрном дождевом плаще с накинутым капюшоном.

— Эй! — высунулся командир из машины. — Эй, ты! Уйди с дороги!

Мужчина или женщина, чья голова была скрыта чёрным капюшоном дождевика, даже не пошевелился.

— Я сказал, немедленно уйди с дороги! У нас полицейская операция! — офицер нырнул обратно в машину, не желая промокать под усиливающимся дождём, и повернулся к сидящим сзади подчинённым. — Так, живо уберите этого нарика с дороги!

Бывший совсем хилым ещё минуту назад, дождь всё усиливался. Как мальчик становится подростком, стремясь стать настоящим мужчиной, так и он, кажется, мечтал стать настоящим штормом. Прохожие бежали по улицам, проклиная его, но дома их ждали настоящие проблемы: долги, счета за ипотеку, семейные ссоры. У кого-то дочь связалась с наркоманами, у кого-то нашли рак лёгких, у чьей-то дочери, связавшейся с наркоманами, нашли рак лёгких. Так разве дождь может считаться настоящей проблемой?

Полицейские, достав табельные пистолеты, отличающиеся от обычных наличием сканера отпечаток пальцев, спешно подошли к человеку в дождевике. Тот так и стоял, задрав голову, словно ловя языком капли дождя.

— Эй, гражданин! — подобрался совсем близко один из парней. — Прошу уйти с дороги! Не доводите до крайности!

— Повиснул дождь, как лёгкий дым, напрасно степь кругом алкала, — послышались размеренные слова человека в дождевике.

— Что? Эй, последнее предупреждение!

— И надо мною лишь одним, зарёю радуга стояла… Замечательная сегодня погода, не находите? Так и хочется дополнить её столь же замечательными стихами, — оборачиваясь к полицейским, закончил человек в плаще. Его лицо закрывал серый противогаз, со снятым фильтром, ещё довоенного образца. В районе рта было сделано несколько небольших круглых отверстий, чтобы лучше была слышна речь. — Пацаны! Здравствуйте! Вы тут, совершенно случайно, ножик не находили?

Опешившие мужчины переглянулись, не понимая, как им поступить.

— Маленький такой, блестящий, — мужчина принялся суетливо рыскать по карманам чёрного комбинезона, оказавшегося у него под плащом. — Мне его бывшая девушка подарила, на годовщину, то ли отношений, то ли расставания. Дорог как память. К слову, та ещё была стерва… Ах, вот же он!

Острейшее лезвие, сверкнув зеленоватым переливом, рассекая падающие капли дождя, метнулось вперёд, уподобившись голодной змее. Доля секунды! — и к прозрачным каплям чистого летнего дождика добавилась алая струйка из глаза одного из нерасторопных полицейских. Изогнутый керамбит остался торчать из его правого глаза по самую рукоятку.

— Упс, сорвалось! — грустно изрёк мужчина в плаще. — У мужчин такое случается.

Пары секунд замешательства, потребовавшихся второму копу, чтобы оценить ситуацию и направить оружие на противника, хватило человеку в противогазе для того, чтобы заломить ему руки за шею, лёгким ударом по внутренней стороне колена усадить на землю, и приставить к виску выскочивший из под плаща пистолет-пулемёт старого образца, лишённый кодирования по отпечатку пальцев. Всё это было проделано буквально в одно мгновение.

— Твою мать! — заорал офицер, хватаясь за рацию. — Нападение!"Код двадцать"! Всем приготовиться к отражению нападения!

— Псс! Эй, парниш, — ласково прошептал человек в дождевике полицейскому, которого обездвижил. — У тебя дети есть?

— Ч-что? — с трудом выдавил из себя мужчина.

— Ну, дети! Знаешь… Мелкие такие, какают по углам, кашку кушают. Молочко из миски хлебают. Или это я уже что-то путаю?

— Брось оружие, сволочь! — выскочил из машины офицер, на ходу выхватывая табельный пистолет из кобуры. Водитель вышел следом, также расчехляя оружие. Из других автомобилей также вывалились мужчины, вооружённые уже серьёзнее — автоматическими винтовками.

— Чо за херня, сук? — выругался рыжий охранник

— Мы тут должны оставаться? С этими? — его напарник кивнул в сторону заключённых.

— Само собой, кретин! Стреляй на поражение, сразу же, чуть что! Француз, твои друзья!?

Сэм не знал, радоваться ему, или наоборот, насторожиться. В голове прокручивались все возможные варианты развития событий, и большинство из них были не особо радужными. Ну, хотя бы албанец притих в своём уголке.

— Вспомнил! — воскликнул человек в нерабочем противогазе. — Дети — это которых ещё в школу водят. Вот хрен знает, чем они там занимаются, но я слышал, что там их… Не поверишь… Учат! Математика там, два плюс два. Науки всякие. Если спросишь меня — нахрен учёбу, вообще бесполезная штука!

Молодой полицейский перестал брыкаться, поняв тщетность этого действия, и теперь просто тихонько плакал.

— Так ты ответишь? У тебя есть дети, или нет?

— Гражданским лицам: освободите улицу! Сука, брось оружие и отпусти парня!

— Ну же, ответь! Простой же вопрос!

— Чо там происходит? Чо, сук, за х*йня?!

— Просто… скажи мне…

— Отпусти его, немедленно, мать твою!

— Ответь на мой…

— Да, чёрт, да, да, да! У меня есть ребёнок, у меня есть дочь!

Тишина, нарушаемая лишь фоновым шумом дождя, длилась то ли пару секунд, то ли целую вечность.

— На самом деле, я просто так спросил. Праздное любопытство. Не обижайся.

Выстрел из пистолета-пулемёта, по шуму — ни чета выстрелу из автомата, но даже он, в этой тишине, был слышен на весь мир. Словно раскат грома, разорвавший череп молодого парня, он пронёсся сквозь пространство и время, обрызгав человека в дождевике фонтаном из крови, мозга и осколков черепа. Кусок свинца застрял в витрине магазина, в десятке метров от очередной жертвы официально закончившейся войны.

— Время выкрасить этот город в красный цвет! — воскликнул убийца так громко, словно голос его был усилен динамиком. Под градом пуль, выпущенных полицейскими, возжелавшими мести за товарищей, он в два переката укрылся за стоящим на обочине джипом, тут же начавшим разлетаться на куски.

Звук падающих гильз, визги разбегающихся прохожих — всё это заглушало приказы, вперемешку с матами, что орал офицер. Внезапно, окна второго этажа супермаркета, справа от направления движения конвоя, повылетали от автоматных очередей изнутри здания. Люди, в серой форме"Агхарты"и защитных масках, открыли огонь по конвою.

— Враг справа, укрыться за машинами! — заорал офицер, заплёвывая рацию.

Двое полицейских упали сразу, подкошенные роем горячего свинца. Они не успели даже узнать, ради чего родились, и на их лицах навсегда застыл вопрос, ради чего они умерли.

— База, база! На нас напали! Помогите, срочно! — верещал в свою рацию водитель броневика. Сидевший сбоку толстый механик нажал кнопку под бардачком, и кабину затянул тонкий, но прочный титановый купол, способный защитить от мелкокалиберного оружия. Стальные сегменты, щёлкая при выдвижении, обтянули весь кузов, превратив его в свернувшегося броненосца.

— Определённо, сук, это за тобой, француз, — передёрнул затвор рыжий полицейский. — Но даже не надейся, что я тебя им отдам живым.

— Ты бы вышел помочь своим подружкам, — не удержался от колкости Сэм, за что тут же получил прикладом по чудом оставшимся, после вчерашнего-то приключения, зубам. А ведь он считал, что жизнь его многому научила, по крайней мере — не дерзить тем, кто едва сдерживается, чтобы не пристрелить тебя.

Дождь всё расходился, размазывая кровь во всей улице, словно ребёнок, проливший дома банку с краской, и теперь тщетно пытающийся отмыть её до прихода матери.

— У-у, какие мы обидчивые, — человек в противогазе высунулся из своего развалившегося укрытия, выпустив очередь в сторону конвоя, но ни в кого не попав. — Да! Так их! Ещё одного завалил! Все видели, видели?!

Из окон супермаркета, наконец, послышался первый предсмертный крик, но град пуль от этого не ослабел. Нападавших было не много, но настроены они были решительно, ни на секунду не давая полицейским расслабиться.

— Твари, — раненный в плечо офицер смог заползти в салон легкобронированного автомобиля. — Сейчас пожрёте у меня свинца!

Забравшись на заднее сидение, он схватился за лежащий там пульт управления. Кузов служебного кара мгновенно распахнулся, и из него со скрипом выехала автоматическая турель. Нескольких секунд на полное развёртывание хватило, чтобы открыть огонь по врагу.

Ещё секунд десять какофонии из криков и треска двух стволов турели — и офицер нажал кнопку прекращения огня.

— Всё? — уточнил один из полицейских, спрятавшихся за автомобилями. — Они все подохли?

— Слабаки, — пожал плечами человек в противогазе. — Понаберут по объявлению… Когда уже станет весело? Я заскучал!

— Доклад! — гаркнул офицер в рацию так громко, что всем вокруг было отлично слышно его и без неё. — Каковы потери?

Прежде, чем кто-либо успел ответить, с крыши трёхэтажного магазина, с правой стороны от конвоя, сорвалась тень. Здоровенный темнокожий мужчина, одетый в странные лохмотья красно-зелёного цвета, ловко приземлился на крышу автомобиля с турелью.

— Что за х… — только и успел выкрикнуть офицер. Человек, напоминающий индейца из племени майя, лицо которого было измазано то ли в слишком яркой крови, то ли в свежей красной краске, вонзил огромный деревянный меч, сплошь усеянный острыми, обвивающими его, чёрными металлическими вставками, в крышу автомобиля. Словно нож, утопающий в бруске масла, грозное архаичное оружие пробило тонкую сталь и хрупкую человеческую плоть, размозжив череп молодого полицейского, лишив его планы на обед возможности осуществиться.

— Огонь, огонь! — завопил стоящий рядом водитель ведущей машины, первым послав пули в нового врага, но тот, не смотря на грузный вид, с лёгкостью спрыгнул с машины прямо на крикуна, одним ударом ноги, закованной в железный амортизирующий сапог, сломав ему челюсть и шею.

Прыжки и перекаты — пули никак не успевали зацепить первобытного воина. Лишь некоторые из них отскакивали, сталкиваясь с ужасающего вида оружием индейца.

— Ар-гха, ну'урат! — полным ярости и силы рёвом, огласил он почти опустевшую улицу, опуская свой меч на плечо очередного солдата, разрубив того пополам.

— Стоит признать, ты умеешь эффектно появиться, но за пивом я бы тебя, конечно, не послал. Почему так долго?! — человек в плаще выскочил из укрытия, поддержав товарища огнём из ПП.

— Уорт, ыргха р-ро! — проревел воин с мечом, отмахиваясь от пуль и полицейских.

— Да-да, спрячься ко мне за спину. Там самое безопасное место!

Эдриан находился в нескольких кварталах от битвы, когда услышал звуки выстрелов и увидел страх на лицах ошарашенных прохожих, бегущих в противоположную от этих звуков сторону. Вдавив педаль газа до упора, он направил свой новенький японский"Horizon"против движения толпы.

— Чёрт, — ругнулся он, плотнее прижимаясь к мотоциклу, на который копил с самого поступления в ORF. — Виктория снова будет злиться на меня. Чёрт!

— Да что там происходит? Почему рация молчит? Где помощь? — не сдерживаясь рыдал толстяк механик.

— Не ори! Под этой бронёй мы в безопасности, — водитель броневика хлопал по рации, словно это могло усилить сигнал. — Суки, вы где!? Нам срочно помощь нужна!

Наёмник-албанец плакал в углу, а слова его слились в единый, непрерывный поток мычащих звуков.

— Заткнись, сук, иначе я пристрелю тебя прямо сейчас! — брызгал слюной рыжий коп. — Я всех вас тут сейчас порешу! Молчать!

Второй конвоир рванулся к албанскому наёмнику, со всей дури пнул его в живот, от чего

тот прервал свои крики, чтобы похаркать кровью.

В железную дверь постучали. Бойцы тотчас направили свои винтовки в

сторону выхода. Крики и выстрелы, однако, не прекращались.

— Тук-тук-тук, есть, кто дома? — послышался незнакомый голос снаружи, едва слышимый из-за стрельбы. — Козлятушки-ребятушки! Ваша мать пришла, молочка принесла!

— Я убью пленных! — взвизгнул рыжий.

— Не-не-не, подожди! — возмутился голос. — Тот, что слева, мне двадцатку должен! Слушай, открой, а? Я возьму своё да свалю подобру-поздорову. Клянусь цаплей.

— Пошёл прочь, сук!

— Ну пожа-а-алуйста, — театрально растянул фразу человек за дверью.

— Нужно быть осторожным, стреляя здесь, — сказал второй полицейский. — Мы тут как кильки в банке, можем сами себя убить рикошетом.

— Я всё, сук, знаю! Ты меня вздумал учи…

Взрыв, хоть и не был особо сильным, повалил обоих копов с ног, обдав обломками двери сгруппировавшегося Сэма, предвидевшего такое развитие событий.

— Господа, — поднимаясь в кузов, кивнул пленникам человек в чёрном дождевике и противогазе. — Дамы, — глянул он в сторону дезориентированных копов.

Более спокойный брюнет очухался первым, но это его не спасло: то место, куда он

прицелился, уже было пусто. В один прыжок человек в противогазе настиг противников: первому — перерезал горло закруглённым лезвием керамбита, и сбил ударом ноги в висок второго.

— Говорят, у таких, как ты, нет души, — усмехнулся убийца, нависнув над поверженным противником. — Очень жаль, Сатана, но сегодня у тебя будет не такой шикарный пир, как

хотелось бы.

Рыжий коп, не вставая, рванулся к упавшей рядом винтовке, но тут же закричал от нестерпимой боли — очередь пуль, выпущенных из старенького ПП, точно рой злобных москитов, впилась ему в руку, разорвав её в клочья.

— Блин, — вздохнул человек в дождевике. — Когда я прокручивал эту фразу у себя в голове, она звучала гораздо эпичнее.

Всего одно лёгкое нажатие спускового крючка — полицейский откинулся на спину, запрокинув голову с дырой во лбу. Рыжие волосы побагровели.

— А теперь, когда мы избавились от лишних ртов, что у нас на десерт? — картинно вскинув руки, убийца повернулся к Сэму.

— Ты здесь, чтобы вытащить нас? — прохрипел Чест или Чейз.

— Да-а, конечно, дети мои! Я снизошёл прямиком с небес, даровать вам спасение! Да возрадуйтесь же, да уверуйте в меня!

— Демон! И Плотфукуишем, ме мбро! — словно его прижигали раскалённым тавро, верещал албанец.

— Чего-чего? — обратил на него внимание человек в противогазе. — Это ты про меня, что ли? Его тут кто-нибудь понимает, м, м?

— Нет, — сухо ответил Сэм. Он действительно не знал албанского, но прекрасно понял, что нужно бежать, ибо этот наёмник (а Сэм был уверен, что стоящий перед ним человек был его коллегой) был здесь явно не для того, чтобы спасать их.

— Знаешь, — направив ствол на крикуна, сказал убийца, — я — из тех людей, которые всегда предполагают самое худшее. Так безопаснее, к слову. Так что я буду утешать себя мыслью, что ты сейчас оскорбил мою маму. Или… Не знаю. Мою рыбку. Назову её Лило.

Очередная очередь, заглушившая стрельбу снаружи, рассекла воздух, и незаконченный крик албанского наёмника навсегда повис в воздухе. Тело же распласталось на полу, раскинув окровавленные руки и ноги в разные стороны.

— Эй, твою мать, что ты… — успел выкрикнуть то ли Чест, то ли Чейз. Впрочем, пулям абсолютно всё равно, как зовут того, в чью плоть они вонзаются.

Кровь умирающего товарища брызнула Сэму на лицо. Наёмник ринулся вперёд, всем телом навалившись на человека в противогазе, впечатав того в стену. От неожиданности, тот ойкнул и выронил оружие, но Сэм понимал, что в драке у него нет шансов. Не оглядываясь, он драпнул к выходу, к свободе… Но тут же что-то холодное и острое вонзилось ему в спину, прямо под лопатку. Вскрикнув, Сэм упал на бок, рядом с полицейским автомобилем.

— Ты куда это собрался, грубиян? — тёмная фигура отбросила тень на корчащегося Сэма. — Приходишь, значит, спасаешь их, а они ещё пихаются!

— Кто… Кто ты такой? — прохрипел наёмник.

— Кто я? Кто я такой? Что ж… Друзья, которых у меня, в общем-то, нет, зовут меня Пятый. Но ты, — убийца вытащил из недр плаща очередной блестящий керамбит, — ты можешь звать меня"последний", ибо я последний, кого ты увидишь.

Обжигающе холодная сталь в последний раз коснулась груди Сэма: на ней было полно старых шрамов, но именно через эту рану жизнь устремилась на свободу, как никогда сильным потоком, покидая бренное тело. Сэм отчаянно хватал ртом воздух, надеясь вдохнуть её обратно, но тщетно. В глазах стремительно меркло, но одно, всё же, Сэма

радовало — его война закончилась.

Почти без заминки, огромный шипастый тесак вонзился в водительскую кабину, пробив

грудь и живот механика.

— А-а, нет, мама, помоги мне!!! — завопил водитель, обронив рацию. Его друг, которому не везло с женщинами, выпучив глаза уставился прямо на него с предсмертной мольбой.

Темнокожий индеец выдернул меч, обдав водителя фонтаном из крови и внутренностей его товарища. Водитель пинком открыл дверцу, выскочил из кабины, и, забив на звуки борьбы за спиной, понёсся прочь по улице.

Звуки полицейских сирен уже приближались, но именно характерный рёв двигателя"Horizon", остановившегося в нескольких метрах от крайней машины конвоя, заставил Пятого обернуться.

— Бл*дь! — ругнулся Эдриан, на ходу целясь в противника из выскочившего из кобуры пистолета. — Опоздал! Вот дерьмо!

— Ух ты, какой красавчик! — присвистнул человек в противогазе. — Это я, если что, про мотоцикл, не надейся.

— ORF! Лечь на землю, руки за голову!

— А я надеялся, что и ты начнёшь задавать какие-нибудь глупые вопросы. После крайне внезапной смерти моего психотерапевта, мне и поговорить-то не с кем. Ну, что же, пусть так! — едва закончив фразу, Пятый метнул керамбиты из обеих рук прямо в грудь нового противника.

Легко увернувшись, оперативник отрыл огонь на поражение. Судя по стрельбе и окровавленным телам на дороге, по ту сторону бронетранспортёра, перегородившего дорогу, полицейским срочно требовалась его помощь.

С нарочитой небрежностью, Пятый ловко ушёл в сторону от всех выпущенных пуль. Выудив очередной нож, он моментально стал сокращать дистанцию до противника, намереваясь, привычно, решить дело одним точным ударом. Однако усиленное многочисленными аугментациями тело Эдриана уже знавало азарт ближнего боя. Увильнув от нацеленного в шею удара, он перехватил руку Пятого, пнул его в грудь железной ногой. Обычного человека, это должно было, как минимум, обездвижить, однако наёмник, лишь на секунду отпрянув чуть назад, выскользнул из захвата, заехав кулаком в челюсть оппонента. Не ожидав, что мощный удар ногой не закончит схватку, Эдриан потерял равновесие, упал на колени, чем человек в противогазе не преминул воспользоваться: перемахнув через киборга, он пырнул его ножом в грудь, ровно там, где должно быть сердце.

Расколовшееся лезвие керамбита отскочило в сторону, улетев под машину, словно испугавшись.

— Вот как, — изрёк Пятый, уставившись на рукоять. — Об этом я как-то не подумал. Ты, типа, парень с сюрпризом?

Резким выпадом прямо из сидячей позиции, Эдриан врезал коленом в челюсть Пятого, от чего тот отлетел на пару метров, но тут же сгруппировался, присев на корточки, как лягушка.

— Хочешь внушить мне, что ты достойный противник, юнец? — усмехнувшись, спросил Пятый. — И для такой консервы ножик подберём, — в мгновение ока, в его руке очутился очередной керамбит, на этот раз, больше остальных, с синеватым, а не зелёным отливом.

Лицо вставшего на ноги Эдриана приобрело особо сосредоточенное выражение. Из бицепса правой руки выдвинулся стальной прямоугольник, похожий на рукоять меча. Ухватив его обеими ладонями, Эдриан развернул своё оружие: бесшумно, из маленького стального слитка выскочило серое лезвие длинного боевого клинка, на манер оружия из классических фильмов про ниндзя и самураев. Вдоль всего клинка был выгравирован пикирующий орёл, и каждая капля дождя, что билась об него, разрезалась на миллион капель поменьше. Аугментированный воин встал в боевую стойку, готовый как напасть, так и отразить любую атаку.

— Так-так-так, что это у нас? — почесал затянутый латексом затылок Пятый. — Скажи сразу, чтоб я не завышал ожиданий: ты просто позёр, или реально умеешь пользоваться этой штукой?

— Ты и дальше будешь болтать, хренов кровавый Валентин? — огрызнулся Эдриан.

— О, ты смотрел недавний ремейк, или тоже тащишься по классике ужасов? Ай-й, в любом случае, аматер, оставь каламбуры тем, кто умеет их использовать!

Усиленный особым сплавом керамбит скрестился с боевым мечом. Ни одна сталь не хотела поддаваться сопернице, но её хозяева были не столь выносливы; их руки дрогнули одновременно, клинки соскочили, порезав Пятого по правой руке, а Эдриана — по левой. Мгновение — и смертельный танец продолжился. Много лет кряду киборг тренировался с лучшими мастерами клинка Академии Первой Стали, дабы достичь совершенства во владении холодным оружием. Его учили понимать как все преимущества, так и недостатки клинков перед огнестрелом, учили читать своего противника, предугадывать следующий его удар по глазам. Однако, когда клинки сошлись в очередном клинче и Эдриан взглянул в окуляры противогаза своего противника, он не увидел там совершенно ничего. Если у человека в плаще и были глаза, матовое стекло не давало их увидеть.

— А что ещё у тебя железное, м, самурайчик? — не переставал язвить Пятый.

Уличив момент, Эдриан вновь попробовал нанести противнику удар ногой, на этот раз, нацелившись в голову, но Пятый успел понять это, извернувшись в последний момент, из-за чего удар не был и вполовину так силён, как должен был. Однако, слегка оглушённый, человек в плаще отпрянул, и Эд использовал один из своих коронных добивающих приёмов: удар в прыжке сверху-вниз, цель которого — лишить оппонента головы.

Либо Пятый лишь притворился, что утратил бдительность, либо это был обманный манёвр, но он с лёгкостью ушёл от удара, толкнул Эдриана под локоть и, совершив совершенно фантастический финт, вонзил лезвие керамбита противнику в левую ногу, позади колена.

Аугмент не может чувствовать боли: сперва, может показаться, что это хорошо, однако из-за этого ты не всегда понимаешь, что получил повреждение. Так и сейчас, развернувшись, Эдриан изготовился для очередного броска, но рухнул на правое колено. Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять — механическое сухожилие было разорвано. Нога требовала ремонта, иначе на неё не упереться.

— Не достаточно просто облепить себя всякими железяками, чтобы назваться несокрушимым танком, — ощупывая раненное плечо, сказал Пятый. — Возможно, ты — просто банка тушёнки. А я ненавижу тушёнку. Дрожь пронимает, как вспоминаю её вкус.

— Кто ты такой? — яростным механическим басом взревел Эдриан, подняв меч перед собой остриём к противнику.

— Кто я? Кто я такой? Что ж… Друзья, которых у меня, в общем-то, нет, зовут меня Пятый. Но ты, — Пятый кружил керамбит в руке, готовясь к завершающему схватку удару, — ты можешь звать меня"последний", ибо я…

— Р-рагх! — запрыгнув на крыше броневика, прорычал воин, похожий на индейца. — Угх-град, бырг!

— Ибо я… Я… Ну, ты… Да блин! — обиженно топнул ногой Пятый, но тут же вернул боевую стойку, прислушавшись к сиренам приближающихся полицейских каров. — Вам всем лишь бы артисту выступление испортить. Завистники. Ладно, тушёнка, сегодня я тебя не съем.

В два прыжка Пятый запрыгнул на машину, с которой его товарищ уже перемахнул на крышу супермаркета.

— Стой! Вернись, трус! — закричал Эдриан, попытавшись рвануться к своему врагу, но тщетно — на одной ноге он мог встать лишь опершись на меч.

— Пообещай мне вот что, мой рыцарь в поношенных доспехах, — напоследок, обернулся Пятый. — К следующей нашей встрече, ты подготовишься лучше, а я, в свою очередь, гарантирую, что она станет последней.

Ещё пара мгновений — и оба убийцы пропали, оставив за собой хаос и кровавое болото. Со всей злостью, подошедший к броневику Эдриан ударил по кузову железным кулаком, оставив заметную вмятину. Он закричал, но не от боли — то был рёв полный гнева, отчаяния и бессилия.

Хромая, обойдя бронетранспортёр, Эдриан увидел то, что и ожидал увидеть, но так боялся: на дороге лежали тела более чем десятка растерзанных полицейских, убитых ужасным, изуверским, пугающе беспощадным способом. Большинство тел было разорвано надвое, натрое, или, хотя бы, лишено каких-либо конечностей.

Новоприбывшие стражи порядка окружили Эда. Послышались призывы лечь на землю, но он и не был против. Чувство беспомощности… Что может заставить колени подогнуться ещё сильнее?

Полицейский водитель выглянул из мусорного бака, стоящего в сырой безлюдной подворотне. Шум перестрелки прекратился, погони за ним не было. Да и кому он был нужен? Пришли явно не за ним, а конвоируемыми наёмниками.

Мужчина неуклюже вылез из ящика. Судя по звукам сирен, подкрепление уже прибыло, а значит, там безопасно и можно возвращаться…

Пробив позвоночник, огромный шипастый клинок — предок которого назывался у древних обитателей Мезоамерики макуахутлом — вырвался из тела лысеющего человека, словно пробивший ворота таран. Не сумев выдавить из пробитой груди ни звука, мужчина лишь медленно обернулся через плечо.

— Аргха, урр-рок. Грын-дарго!

— Если ты не понял из-за акцента, мой беспокойный друг всего лишь хочет, — тоном школьного учителя, пояснил сидевший на мусорном баке Пятый, — чтобы ты знал, как он не любит, когда кто-то от него убегает.

— Аарг-ыт, кагог!

— Ну вот бесит его, когда кто-то мельтешит туда-сюда! Я пытался поговорить с ним об этом, но у каждого свои тараканы. Ты видел его голову? Можешь представить, какие тараканы ютятся в такой громадине? Так зачем было его нервировать? Может, тебе что-то не нравится? Так скажи ему, скажи! Сам я точно не рискну.

Из глаз умирающего водителя беззвучно текли слёзы. Он открыл рот, но, вместо слов, оттуда извергся кровавый ручей.

— Никакой изысканности, — печально подытожил человек в противогазе.

Одно резкое и грубое движение тёмнокожего воина — и тело разрубленного от груди и до самого верха ловеласа упало на спину, оросив переулок свежей кровью.