Отныне и навсегда

Роуэн Коулман (2023)

Его время на исходе. До сих пор Бен Черч никогда не совершал ничего экстраординарного. Теперь ему нужно наверстать упущенное, пока он еще может. Бен оставляет все привычное позади и оказывается перед своей любимой картиной Леонардо да Винчи. Все, что у нее есть, — это время. Жизнь Виты Эмброуз с нескончаемыми вечеринками, работой в галерее Лондона и потрясающей одеждой выглядит безумно гламурно, но на самом деле Вита не видит в ней никакого смысла. Она слишком много пережила и слишком многое потеряла. Вот почему она с головой уходит в изучение самой загадочной картины всей выставки. Связь Бена и Виты непосредственная, спонтанная и страстная. Но часики тикают. Смогут ли они вместе заставить время остановиться? Удастся ли им найти способ сделать так, чтобы их любовь жила вечно? Потому что каждое мгновение имеет значение, особенно если оно может стать последним… Для поклонников романов «Жена путешественника во времени» Одри Ниффенеггер, «До встречи с тобой» Джоджо Мойес и «Чужестранка» Дианы Гэблдон

II

Крепка держава, что не алчет славы, —

Так скалам не страшны валов забавы.

Покинутая деревня, Оливер Голдсмит, перевод А. Париной

Глава семнадцатая

— Что случилось? — спрашивает Китти, стоит мне открыть дверь в свой номер. Я снял ей отдельный, но она, похоже, ждала меня. Когда я переступаю через порог, сестра роняет телефон на кровать и садится. — Ужасно выглядишь.

— Ты провела здесь все утро? — спрашиваю я. — За дверями тебя ждет огромный город, а ты сидишь тут и пялишься в телефон?

— Бен, я мать-одиночка, сейчас у меня мини-отпуск, а ты платишь за номер в пятизвездочном отеле. Ничего не делать — это для меня роскошь. Кроме того, я уже бывала в Лондоне. Он ничем не отличается от других городов, только по размеру больше и цены выше. Я приехала к тебе, а не ради осмотра достопримечательностей. И вообще, не уклоняйся от ответа. Что случилось?

— Как обычно, ничего, — вру я. Если расскажу, что мне стало плохо, меня заставят сесть и вызовут сюда маму. — Ходил в Коллекцию Бьянки посмотреть на картину да Винчи.

— На Мону Лизу? — спрашивает она.

— Нет, на другую. Прекрасный портрет.

Подойдя к окну, поднимаю жалюзи и смотрю на улицу. Что-то сегодня днем вызвало цепную реакцию, и теперь все, что казалось мне до этого таким нереальным, пугающе близко.

Китти встает рядом.

— Ты что-то недоговариваешь, — она берет меня за руку, всматриваясь в мое лицо. — Бен, что произошло? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.

— Девушка на портрете… Что-то в ней меня зацепило. Она казалось такой грустной и потерянной. Мне захотелось сказать ей, что все будет в порядке, хотя я, конечно, не мог этого сделать. Ее портрет — это просто призрак печальной молодой женщины, которую никто не помнит. Не хочу, чтобы со мной произошло то же самое. Не хочу умереть и исчезнуть, зная, что рано или поздно обо мне даже не вспомнят.

— Бен, — Китти кладет руку на мое предплечье.

— Не надо, — отхожу, качая головой. — Я буду держать себя в руках. Не хочу провести последние дни в слезах от жалости к себе, мне нельзя терять время.

— Тогда поделись со мной своими мыслями и чувствами, — говорит Китти, внимательно следя за каждым моим движением. Но я думаю только об одном. Об одном человеке.

Я подумываю рассказать сестре о Вите и о картинах, одна из которых якобы кроет в себе секрет вечной жизни, попробовать объяснить ей, как одна странная беседа показалась мне божественным вмешательством. Но как доказать Китти, что это случилось не просто так, когда в действительности ничего особенного не произошло? Мы одни во всей Вселенной и всю жизнь перебиваемся чем попало, а когда время заканчивается, узнаем, что никто не готовит для нас счастливый конец по сценарию.

— Это все так глупо, Китс, — говорю я. — Я хотел ответов — почему и зачем. Но их нет. Я впервые осознал, что нахожусь в полной заднице. Дальше нет ничего. И мне страшно, — мой голос надламывается.

Китти обхватывает мою шею руками.

— Пожалуйста, не бойся. Я рядом. Если захочешь, я все это время буду с тобой.

Я отодвигаюсь, чтобы посмотреть на нее, ее взгляд встречается с моим.

— Не трать время в поисках смысла, — говорит Китти и берет мое лицо в ладони. — Ты жив здесь и сейчас. Вот и все, что нужно помнить. Знаю, со стороны всегда легко говорить, но я с тобой, Бен, правда. Постарайся не погружаться в темноту, оставайся со мной. Как тебе известно, у меня есть два способа борьбы со стрессом: пить и помнить о реке в Египте.

— Ты про Нил?^[2] — продолжаю шутку, как она того и хочет.

— Именно так, — говорит Китти. — Будем считать, что все в порядке. Давай поступим следующим образом: я схожу в душ, а потом мы пойдем тратить все твои деньги на дурацкие развлечения для туристов по завышенным ценам, что скажешь?

— Звучит как план, — говорю я и заставляю себя улыбнуться ради сестры.

Глава восемнадцатая

Когда я захожу во двор, Мэрайя сидит на крыльце, нежась в лучах вечернего летнего солнца, которое в это время обычно украшает фасад нашего дома. Компрессионные чулки спущены до щиколоток, коленки прикрыты юбкой, лицо поднято к солнцу, а между пальцами догорает длинная сигарета. Сама безмятежность; она знает, как правильно прожить каждый момент своей жизни, даже когда грани ее личности размываются. Я ей завидую.

— Вечер добрый, — я приветствую Мэрайю улыбкой. — Хороший день?

— Прекрасный. Ты принесла конфеты? — спрашивает она и открывает глаза. Сигарета падает на землю, и ей снова десять лет: она хлопает в ладоши с широко распахнутыми глазами. — Мама отправила меня гулять, чтобы я не путалась под ногами, поэтому я спустилась вдоль реки и весь день прыгала по баржам. Добралась до самого Гринвича!

— Да, удалось раздобыть немного, — я высыпаю пригоршню леденцов в сложенные лодочкой ладони.

Мэрайя смотрит на сверкающие, словно драгоценные камни, конфеты так, будто они и впрямь представляют собой ценность, и убирает их в открытую сумочку.

— Оставлю их на особый случай.

— А ты не боялась? — спрашиваю я, присаживаясь на свою сторону ступенек. — Автостопом с незнакомцами, одна…

— Нет, а с чего бы? — спрашивает Мэрайя, смотрит на свою сумку, достает леденец и незамедлительно отправляет его в рот. — А ты боялась, когда сбегала из дома и пересекала море, чтобы добраться до Лондона?

— Я была в ужасе, — отвечаю я, вспоминая свое опасное путешествие через море к месту, совсем не похожему на все, что я видела раньше.

Доски корабля стонали и кряхтели, как человек при смерти. Запах болезни и пота настолько въелся в воздух, что стал почти осязаем. Голодные глаза пристально следили за мной, из-за чего я почти не спала. Одинокая девушка — очень легкая добыча. Многие поддавались искушению и пытались завладеть мной, вот только они не знали, что на самом деле мне больше восьмидесяти лет и что за эти странные восемь десятков я освоила, как постоять за себя, и никому не позволяла прикоснуться к себе без разрешения. О ноже, спрятанном в одеяниях, никто тоже не догадывался. Когда же они все это узнавали, то оставляли меня в покое.

Я поняла, что мне пора, когда услышала, что мой сын умирает. При его жизни я скрывалась в монастыре неподалеку и издалека наблюдала, как он становится мужчиной, с болью и гордостью следила за мимолетными мгновениями триумфа, за трагедиями и потерями, подчеркивавшими его отвагу. Я наблюдала, как он сгибался под тяжестью лет, и смогла прийти к нему только перед самым концом.

Мой мальчик, мой сынок. Я держала его на закате жизни так же, как и на рассвете. Я верю, что, когда я шептала ему колыбельную под звуки дождя, он узнал меня, мои прикосновения. На смертном одре я окружила его материнским теплом, которое не смогла дать при жизни. Когда его не стало, и я по-настоящему осталась одна, тогда я и нашла в себе мужество уехать. Мир, который я знала, обратился в пыль, и все, что мне оставалось, — это жить.

— Ну раз ты в одиночку приплыла сюда на лодке, вряд ли мои прыжки по баржам — это такое уж большое событие, — говорит Мэрайя, возвращая меня в настоящее.

— Ты была совсем малышкой, а мир был так опасен. Не знаю, почему я не волновалась о тебе еще больше.

Почему-то даже тот мир, на который с неба обрушивались бомбы, казался мне безопаснее.

— Времена были другие, — говорит Мэрайя, рассасывая леденец. Лицо принимает обычное выражение, к ней возвращаются ее восемьдесят лет. — Наверное, мне просто повезло. Может, все были слишком измотаны войной и потому не обращали внимания на оборванок вроде меня. У меня была счастливая жизнь с мамой, папой, Леном и тобой. Конечно, были и горе, и утраты, но мне ничего плохого не сделали, в отличие от тебя. Все эти прожитые годы, люди, что умерли на твоих глазах… Не представляю, как ты держишься, Иви.

От Мэрайи у меня нет секретов. Да и зачем? Ребенком она обожала мои сказки, совсем как ее мать в том же возрасте. Теперь же, когда она состарилась, все истории и воспоминания, которыми я с ней делилась, существуют только в ее настоящем. Для нее нет прошлого или будущего, она живет в «сейчас», где возможно все.

— Ты — одна из причин, почему я еще держусь, — говорю я, касаясь ее щеки. — Моя милая девочка, я знаю, что у тебя была мама, но мне нравится думать, что я была твоей любимой тетей и лучшей подругой. Ты — моя любимая дочь.

— Ты тоже мне как дочь, — хихикает Мэрайя. — Забавно, да? Когда ты уехала, я ужасно по тебе скучала. Но я была рада, что у тебя кто-то появился, как у меня появился Лен. Очень рада, Иви.

— Принести тебе что-нибудь? — спрашиваю я.

— Расскажи мне историю, — просит она, положив голову мне на колено. — Про этого, про Исаака Ньютона.

В ее лице я по-прежнему узнаю черты той маленькой девочки: сверкающие глаза, ямочки на щеках. Когда она пугалась самолетов, а мамы не было дома, она приходила ко мне и точно так же клала голову мне на колено. Я заплетала и расплетала ей косы, гладила по волосам и рассказывала истории, пока опасность не миновала.

— Исаак был потрясающим человеком, — говорю я. — Но, когда я с ним познакомилась, он уже почти сошел с ума. Надеюсь, что это не связано со мной.

— А что случилось? — задумчиво спросила Мэрайя.

— Он хотел в одиночку раскрыть все секреты Вселенной, верил, что предмет изучения алхимиков много веков назад действительно существовал.

Мой милый Исаак, всегда хмурый, недовольный и приблизившийся к чему-то то ли чудесному, то ли ужасному — никогда не понимала, к чему именно. Недолгое время он был моим самым гениальным другом.

— Я поехала за ним в Кембридж, потому что узнала, что он ищет нечто невозможное. Решила, что он захочет встретиться с живым доказательством того, что загадки мироздания существуют. Надеялась, что он поможет мне понять, что со мной произошло.

— Помог? — спросила Мэрайя.

— Нет, но попытка была замечательная, — с толикой сожаления говорю я. — Он единственный, кто был так одержим этой идеей. Каждую минуту бодрствования изучал алхимию, исписывал листы заметками, экспериментировал в надежде стать повелителем пространства и времени. Возможно, он бы даже добился своей цели, но раньше, чем это произошло, либо его одержимость, либо работа со ртутью, либо и то и другое привели к тяжелому заболеванию. Я написала его семье, которую он ненавидел, и они забрали его домой. Он очень злился на меня, но я не хотела стать причиной его смерти. Потом Исаак выздоровел, ну а остальное ты знаешь. После этого он больше не занимался алхимией и не публиковал свои исследования. Меня он тоже видеть не хотел, так и не простив за то, что я отправила его домой.

— Ну не знаю, гений он там или нет, но придурок явно, — говорит Мэрайя, и мы обе хохочем.

— Уложим тебя в постель? — спрашиваю я.

— Ой, нет, спасибо, — отвечает Мэрайя. — Я чувствую себя счастливей некуда. Лен скоро вернется, и мы пойдем на танцы. А ты, Иви? Где твой парень?

Провалиться в мир ее воспоминаний, попутешествовать во времени и вернуться к дерзкой и энергичной Эвелин, чтобы танцевать всю ночь так, будто завтра никогда не наступит, — это соблазнительно, но я уже не такая, какой была, когда носила это имя. Теперь я серьезнее отношусь к своим переживаниям.

— Я его давно не видела, — грустно говорю я. — Он уехал.

— Сражается? — спрашивает Мэрайя и смотрит на безоблачное небо. — А сегодня будут бомбы?

— Нет, — заверяю я. — По радио сказали, что бомбежки не будет.

Дверь открывается, появляется Вив с пакетом, который тут же отправляется в мусорный бак.

— На сегодня я закончила, Мэрайя! — говорит она. — Марта скоро приедет. Увидимся завтра. Постарайся не нарываться на неприятности, хорошо?

— Я иду на танцы, — радостно говорит Мэрайя. — Иви сказала, что бомб сегодня не будет.

Я смотрю на свою узенькую переднюю дверь. На мгновение позволяю себе понежиться на солнечном крыльце вместе с Мэрайей, где все происходит одновременно и нет боли, потому что ничего не утеряно.

— Мэрайя, как тебе удается оставаться такой счастливой? — спрашиваю я.

— Просто я не ты, — беззаботно говорит она. — Тебе приходится жить со всем этим грузом, а моя жизнь все равно что секунда для Бога.

* * *

Сидя на кровати, я открываю ноутбук и гуглю Бена. Сама не знаю, зачем мне это, но я быстро нахожу его веб-сайт, согласно которому он занимается «разработкой оптических конструкций для малого бизнеса».

На фотографии он сидит на крыльце с собакой с торчащими ушами, длинные пальцы почесывают шерсть, губы вот-вот растянутся в улыбке.

Чувствую себя так, будто мне отвесили пощечину: здесь он еще не знает, что ждет его в будущем. Надо быть благодарной и радоваться своей судьбе: за десятки прожитых жизней я сумела излечить сломленную, напуганную девчушку и стать той женщиной, которой являюсь сейчас. Мой опыт и боль должны быть причиной двигаться вперед, а не смотреть назад. Я пережила войну, голод и чуму, несмотря на все их решительные попытки меня умертвить. Я всегда подозревала, что не могу убить себя. Однажды после смерти Доминика, окончательно решив, что не хочу жить дальше на этой земле без него, я набрала себе теплую ванну, приняла два десятка транквилизаторов, запила их бутылкой хорошего красного вина и вскрыла себе вены тем же ножом, что привезла из Милана. Завороженно наблюдая, как кровь смешивается с водой, я радовалась, что все закончилось и теперь мое ноющее тело наконец отдохнет. Но следующим утром я очнулась в ванне с холодной розовой водой, на теле не осталось даже шрама.

Тогда я убедилась, что выхода у меня нет.

Все это время я искала ответы, пытаясь понять, что со мной произошло, мечтала умереть. Но что, если я могу помочь кому-то, кто хочет жить?

Но если — если — я свяжусь с ним снова, для кого это будет на самом деле? Для него или для меня?

Закрыв ноутбук, залезаю рукой под кровать и достаю шкатулку из красного дерева — сувенир со времен дружбы с Исааком. Открываю крышку и задумываюсь.

А вдруг я — единственная, кто может его спасти?

Глава девятнадцатая

— И что теперь? — спрашивает Китти, когда мы выходим из автобуса и осматриваемся. — Где мы вообще?

Я разглядываю карту в телефоне.

— Кажется, мы… В Уоппинге. По-моему, мы сели на правильный автобус, но уехали не в ту сторону.

— Уоппинг, значит, — прищуривается Китти.

— Слушай, когда мы бежали за автобусом, ты не выказывала особого недовольства и не говорила, что мы уедем не туда. И вообще, я в Уоппинге не бывал. Так что будем плыть по течению и посмотрим, куда это нас приведет.

— Уоппинг, — повторяет Китти. — Совсем не то, что я себе представляла, но, если ты найдешь мне паб и купишь выпить, я в деле.

— О, смотри, вот отличный вариант, — я показываю ей экран телефона. — Проспект Уитби в пяти минутах от нас, пойдем туда. Похоже, это самый старый паб в Лондоне. А какая у него история! Пираты, контрабандисты, головорезы, все в этом духе.

— Прекрасно, — отвечает Китти без особого энтузиазма, но все же берет меня под руку.

Мы идем в сторону реки, ориентируясь по карте, до тех пор, пока не упираемся в обветшалое георгианское здание из темного кирпича и с эркерами в черных рамах.

— Паб существует примерно с тысяча пятьсот двадцатого года, — читаю я вслух, когда мы заходим внутрь. — Тут даже есть плитняк того времени!

— Главное, чтоб алкоголь лился рекой, — говорит Китти. Она уже собирается к барной стойке, когда я замечаю кое-что интересное и хватаю ее за руку.

— Смотри! — я указываю на плакат А4, привлекший мое внимание. Он висит среди объявлений о квизах, записи на мини-футбол и соревнованиях по дартсу. — Пять минут назад началось на втором этаже. Пошли посмотрим?

Китти возвращается, изучает никудышную ксерокопию плаката с низкокачественным изображением и надписями, сделанными от руки, и смотрит на меня с искренним недоумением.

— С ума сошел? — восклицает она. — У наших ног весь Лондон и твои деньги, а ты хочешь провести вечер в компании каких-то неудачников, называющих себя Клуб «Тайная Вечеря»? Какого черта?

— Тут написано, что они интересуются эпохой Возрождения и да Винчи. Что-то часто он последнее время фигурирует в моей жизни. Может, это знак? Китти, хватит закатывать глаза.

— Извини, это рефлексы младшей сестры, — говорит она. — Продолжай, я слушаю. О, смотри, сейчас счастливый час!

— У меня предчувствие, — говорю я и ловлю ее взгляд.

— Предчувствие, — повторяет за мной Китти. От ее ободряющего сарказма не остается и следа.

— Да, — пожимаю плечами я.

— Бен, мы уже говорили о твоих чувствах, а теперь собирались выпить, — она смотрит на меня. — Тебе кажется, что ты найдешь ответы и причины этой ужасной, несправедливой и совершенно невозможной ситуации здесь, в пабе в Уоппинге. Но это не так. Поэтому я умоляю тебя, не надо.

— Что не надо? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

— Видеть во всем квесты, в итоге ты только причинишь себе боль.

— Квесты? — переспрашиваю я.

— Да, где ты — Дон Кихот, а я — толстяк на осле.

— Так я мертвый поэт или Дон Кихот? Определись уже.

— Ты — все трагические герои, — мягко говорит она. — Я не могу защитить тебя от того, что творится в твоей голове, но могу хотя бы попытаться спасти от бесполезных поисков чудес в местах, где их нет. Например, в дряхлой комнате на втором этаже паба.

— Я не… — вру я.

— Не вынуждай меня ходить за тобой по пятам, как в детстве, когда я каждую субботу плелась за тобой в тот книжный магазинчик и следила, чтобы тебя не избили парни из школы, пока ты сидел на полу и читал. Так себе выходные для двенадцатилетки. Я должна была ходить с подружками по магазинам и тырить помады. Твоя жизнь слишком коротка, чтобы гнаться за чем-то призрачным, Бен.

— Я просто хочу заглянуть к ботанам на праве ботана, — говорю я. — И вообще, я думал, что тебе тоже нравилось рассматривать книги.

— Ни один интересный человек не любит рассматривать книги, Бен, — говорит она. — Я притворялась ради тебя. Исключение — книги Джилли Купер, надо отдать ей должное, у нее я многому научилась.

— Китс, — я кладу руку ей на плечо. — Я не собираюсь искать там ответы, играя в «битву с ветряными мельницами», я хочу пойти туда, потому что я ботан, и они, по-моему, тоже. Именно так я себе представляю хороший вечер. И ты позволишь мне туда пойти, потому что ты верная и добрая. И потом, представь, как тебе будет весело измываться над нами.

— Это да, — невозмутимо соглашается Китти. — Но не заходи туда с видом потерянного мертвого поэта на осле.

— Скорее, все как раз наоборот, — говорю я. — Мне почему-то кажется, что меня нашли.

Китти заключает меня в крепкие объятия.

— Ты же понимаешь, что теперь я буду вечно дразнить тебя за эти слова?

* * *

Где-то с десяток человек умолкает, когда я открываю дверь в комнату заседания клуба.

— Еще не поздно уйти, — громко шепчет Китти у меня за спиной, хотя уже явно поздно.

— Привет! — говорит один из участников. — Извините, мы не ждали гостей. Несмотря на наши плакаты, к Тайной Вечере никто никогда не присоединяется. Вообще никогда.

— По сути, это первое правило Тайной Вечери — мы единственные сюда и приходим, — говорит другой молодой человек с усмешкой.

— А нам можно? — спрашиваю я. — Не хотелось бы вас обременять.

— Действительно, не хотелось бы, — подтверждает Китти.

— Нет, все в порядке, не уходите, — в разговор вступает еще один участник. — Нам нужна свежая кровь.

— Мы не занимаемся жертвоприношениями, если что. Привет, я Дэв, — добавляет другой молодой человек и обаятельно улыбается моей сестре.

— Но нас уже нужное количество, — говорит первый. — Так что…

— Нужное количество? — спрашивает Дэв.

— Нас тринадцать, тринадцать апостолов на…

— Наш тринадцатый участник давно не появлялся, и вообще, у нас нет такого правила, — парирует Дэв, — иначе зачем было вешать плакаты? И мы никак не ограничены религией.

— Верно, такого правила нет, — вмешивается старший в группе, мужчина лет сорока с седеющей бородой и коротко остриженными волосами. — Мы люди пытливых умов, и нашему любопытству нет предела. Думаю, ты согласишься со мной, Иэн. — Иэн пожимает плечами и садится. — Добро пожаловать в клуб «Тайная Вечеря»!

— Я Бен, а это Китти, — говорю я, присаживаясь рядом с сестрой. — Я инженер-оптик, специализируюсь на разработке линз. Не так давно начал увлекаться работами да Винчи.

— А кто не увлекается, — бормочет Иэн, будто я сказал что-то про S Club^[3] на собрании клуба любителей трэш-метала.

— А я просто его несчастная спутница, — говорит Китти.

— Мы все очень рады с вами познакомиться, — говорит старший. — Меня зовут Негаси, я увлекаюсь астрофизикой и древней астрономией. Дэва вы уже знаете, он инженер-механик, Иэн — промышленный химик, — он перечисляет имена остальных, но я тут же их забываю. — На наших встречах мы всегда вкушаем красное вино, пресный хлеб и ассорти сыров. Могу я вам что-нибудь из этого предложить?

— Бокал вина, спасибо, — отвечаю я.

— И побольше, — Китти улыбается Дэву и выглядит куда радостнее, чем вначале.

— Как вы о нас узнали? — спрашивает Негаси, наливая нам вино.

— На самом деле случайно, — говорю я. — Сели не на тот автобус, дошли до паба, увидели плакат внизу. Что-то вроде «оказались в нужное время в нужном месте».

— О клубе «Тайная Вечеря» так обычно никто не отзывается, — шутит Негаси.

Прежде чем я успеваю ответить, дверь открывается и заходит женщина в длинном бархатном платье цвета пыльной розы, почти подметающим пол подолом, расшитым лимонно-зеленым бисером. В руках у нее большая деревянная шкатулка. Слышатся негромкие возгласы, приветствия и добродушные «Смотрите, кто к нам пожаловал!»

— Знаю. Знаю, я давно не приходила, но, думаю, вы меня простите, увидев, что я… — Глаза Виты расширяются, когда она замечает меня. Губы сначала формируют удивленное «о», а потом растягиваются в красивейшей улыбке.

— Бен, — произносит она.

Глава двадцатая

Мои щеки примерно того же оттенка, что и мое платье Biba из шестидесятых. Я сажусь рядом с Негаси. Друзья в шутку жалуются, что я не удосужилась прийти на несколько последних встреч, и проявляют явный интерес к моей таинственной шкатулке.

— Я-то не против, но это ведь ты основала клуб, — с улыбкой поддразнивает меня Дэв.

— Знаю, знаю, — говорю я. — Немного замоталась с да Винчи.

— Но оно того стоит, — говорит Бен. — Выставка у Виты просто потрясающая.

— Вы знаете друг друга? — спрашивает Иэн.

— Не совсем, вчера познакомились, — отвечает Бен. — Китти, это Вита, куратор Коллекции Бьянки.

— Круто, — улыбается девушка. — Я сестра Бена.

— У вас похожие улыбки, — говорю я.

— Так что ты принесла, Вита? — спрашивает Иэн, когда я бросаю взгляд на Бена. Я и не замечала, какие у него широкие плечи и грациозные руки. Его глаза встречаются с моими, грудь и шею охватывает жар.

— Это мой новый проект — изучаю точки пересечения науки и алхимии. Первые ученые предсказали многие из открытий, совершенных в нынешнее время. Вдруг из прошлого можно извлечь что-то еще?

— То, что нужно, — говорит Дэв, нетерпеливо потирая руки. — Покажешь?

Я ставлю шкатулку, которую успела забрать из лаборатории Исаака до ее закрытия, в центр стола. Все подаются вперед.

— Я нашла этот инструмент в Кембридже несколько лет назад. Шкатулка в хорошем состоянии, создана под размер устройства в начале семнадцатого века. Очевидно, она для чего-то предназначена, вот только я не могу понять, для чего именно. Эта загадка сводит меня с ума. Что, если это ключ к какому-нибудь современному открытию? Понимаю, шансы малы, но ведь нет ничего невозможного.

— Кроме путешествий во времени, — бормочет Иэн.

— Что значит «нашла»? — спрашивает Дэв. — Она что, выпала из кузова грузовика?

— Поверишь, если скажу, что нашла ее на блошином рынке? — отвечаю я.

— Если это поможет делу, то да, поверю, — Дэв одаривает Китти обворожительной улыбкой.

Осторожно открыв шкатулку, я вынимаю ее содержимое, представляющее собой цельную конструкцию. Необычный прибор изготовлен из латуни и оснащен мастерски выполненными стеклянными линзами ручной работы разных размеров и толщины.

— У меня была версия, что это неудавшийся прототип микроскопа, — достаю последнюю деталь, вынимаю ее из бархатного мешочка и аккуратно устанавливаю призму на подставку в верхней части механизма, — или какой-то оптический эксперимент. Но для чего он нужен, я так и не разобралась. Есть идеи?

— Позвольте, — Майк рассматривает устройство поверх очков, в то время как вокруг стола начинает подниматься возбужденный гул.

— Ну и головоломка, — говорит Том. Он начинает тянуться к устройству, но в последний момент замирает в нерешительности. — Можно?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Игра слов: река Нил (The Nile) созвучна со словом «отрицание» (denial); Китти имеет в виду, что ее способ справляться со стрессом — это пить и отрицать происходящее.

3

S Club — британская поп-группа, существовавшая в конце 1990-х — начале 2000-х годов.