Близко, но далеко

Руслан Бекуров

«Близко, но далеко» — сборник рассказов и рассказиков, написанных давно и недавно. Истории эти — разные: большие и маленькие, хорошие и плохие, смешные и грустные. Одни сочинялись легко и с удовольствием, другие — еле-еле. Для кого-то они будут близки, для кого-то — далеки. Ну и ладно.

Дзинага

Мой папа. Он добрый. И мало говорит. А если и скажет что-нибудь, хуже не придумаешь.

Мы привыкли думать, что отцы мудрые и бесконечно рассуждают о жизни — ну, там, делятся своим опытом, дают советы. Почему-то нам кажется, что вот именно такими они и бывают. Наверное, мы насмотрелись киношек разных, книжек начитались. Там так и случается — отцы спасают. В основном, конечно, словом. Или деньгами. Связями, в конце концов.

Нет, папа не такой. Обычный мужчина со своими тараканами. У него немало дурацких привычек, но от этого я люблю его еще больше.

Никогда не слышал чего-то плохого о нем от других. А от себя — тем более. Не супер-тема для хвастовства, конечно, но когда плохо и половина прыщавого мира против тебя — это самое то. САМОЕ ТО.

Папа позвонил утром. Я еще валялся в постели, и перед тем как наконец ответить, глотнул старой теплой воды из пластиковой бутылки. Если честно, когда похмелье, не очень хочется болтать по телефону. Даже с папой. «Прилетай на выходные. Мне не с кем косить», — вот так он выразил свою основную мысль. Без вводной части (как ты, как погода, что поел) и плавных переходов. Ей богу, из него бы вышел хороший копирайтер. Я протер глаза и попытался сменить тему, пока искал сигареты. Но когда закурил, снова услышал этот жесткий, но очень любимый голос:

— Так ты приедешь или нет?

У папы и его старых друзей есть традиция. Каждый год в конце июля они косят траву. В Дигорском ущелье. Недалеко от Дзинаги. Они косят эту чертову дигорскую траву уже шестьдесят третий год — папа, дядя Алибек и человек с обычным осетинским именем Иерусалим. У него уши как гигантские хинкали. В детстве я бегал за ним с вилкой.

— Слушай, па, а как же дядя Алибек и Иерусалим? — я хватался за последнюю невидимую соломинку.

— Алибек не поедет. У него жена в больнице. А Иерусалим, если что, умер еще в прошлом году. И, как ты понимаешь, тоже не поедет. Никто не поедет. Даже ты.

— Ладно тебе, я же не сказал, что не еду. Дай пару часов — подумаю.

Я еще долго сидел на подоконнике и смотрел на двор, где какой-то мальчишка висел на турнике вниз головой и, раскачиваясь, ел палочкой щербет в бумажном стаканчике.

Потом набрал номер Сергея Михайловича и сказал, что увольняюсь. Нет, не из-за папы. Давно хотел уйти, но было лень принимать решение. Или боялся чего-то. Сейчас-то уже какая разница?

Вечером за полминуты собрал сумку — джинсы, две рубашки, поло, трусы, носки, кеды и духи для мамы. Вызвал такси и ждал его в летней кафешке напротив дома — курил и пил двойной эспрессо. Чувствовал себя хорошо. Так и бывает, когда уезжаешь налегке.

А еще я люблю с видом уставшего от жизни человека смотреть на взлетную полосу. Мне кажется, что в такие моменты я похож на Камю. Или героя Олега Ефремова в фильме «Мой младший брат».

В бесланском аэропорту ничего не меняется. Он как Тихий океан — слишком ленивый, чтобы меняться. Такой же ленивый, как таксисты, вальяжно рассматривающие прилетевших. Крутят на пальцах свои брелоки, и чертики из капельницы висят на зеркалах их беспечных драндулетов. Мне кажется, у таксистов совсем другая идентификация людей. Меня они оценили в «штуку». Я и не сопротивлялся.

Когда проезжали мимо Города Ангелов, таксист остановился, чтобы помолиться. Я открыл окно. Было жарко, и в плавленом асфальте сверкали кусочки бутылочного стекла. На руку села божья коровка. Ей было три года. По крайней мере, у нее было три точки на спине. Маленькая аккуратная божья коровка. Я протянул руку к небу: «Божья коровка, улети на небо. Там — твои дети». Божья коровка вытащила крылья из своей скорлупы и улетела в сторону могил. «ТАМ — мои дети».

Таксист вернулся с мокрыми глазами и по дороге до города долго рассказывал о своих племянниках, которые остались ТАМ. Я слушал его и смотрел в окно — выжженная трава, подсолнухи. За ними бежали сливовые деревья, тополя, завод «Исток», женщины с ведрами алычи, большие и маленькие дома, железная дорога, бензозаправки, хинкальные, светло-синие контуры гор. Потом наконец я увидел Фатиму с солнцем в руках. В детстве мне казалось, что она бросает из аута мяч. Тогда мы только о футболе и думали.

Конец ознакомительного фрагмента.