Запах слова. Из книги «У Слова за пазухой»

Рустик

Когда моя погоня за словом по запаху следов наконец обрела форму книги, уже и с Предисловием, вспоминающим церковь у слияния двух рек: Сутолоки, где воды по колено, и Белой, где сразу с головой, — мне на память пришло изречение древних, что книги — суть реки, что наполняют Вселенную, и я вдруг подумал, что, вот, теперь и моя Сутолока несет туда свою каплю.Все проходит — слово остается: твое слово, о тебе слово — слово правды, что весь мир перетянет. Книга содержит нецензурную брань.

Рубашка от Жванецкого

Мое счастье — когда пишу, и не просто пишу, а когда мысль приходит со своей половинкой — неожиданной, эффектной половинкой, как будто я достал звезду с неба и как раз в тот миг, когда все небо в алмазах!..

Так вот: достать звезду — половинка счастья, а достать, когда небо в алмазах — это уже в рубашке родиться!

У Жванецкого таких рубашек целый гардероб, в смысле, библиотека, вернее, по-нынешнему, видео и фонотека, которые полностью умещаются во флешке размером в полмизинца.

Но ведь звучит — и как звучит!

Для меня он всегда был небожитель, каким и остался.

И, когда я чувствую презренье мира к моей безгардеробной нищете и небо мое покрывается сплошь непроглядными тучами, я слушаю его, Михаила Михайловича, и не просто ощущаю слуховые нити, какими он держит полный зал крепче, чем морскими канатами, но прямо вижу, как с миру по нитке, он ткет и шьет, и не одному, а сразу каждому нуждающемуся, и — главное — идеально по размеру!

И я как будто заново родился! И эта рубашка, от Жванецкого, вместе с моими тремя предыдущими — четвертая: приглядеться, уже и на гардероб похоже.

Когда Жванецкий надевает на меня свою рубашку, я чувствую себя так, как будто в его шкуре побывал — какой матерый человечище! До него настоящего еврея в русской литературе не было — свой в доску, как на Распятии, притом что ни разу распят не был, несмотря на то что всю жизнь делал, что хотел, но не забывая о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве, как завещал великий Чехов, чья рубашка ближе всего душе Жванецкого и не раз спасала ему шкуру, пока не дала бессмертие.