Школа. Никому не говори. Том 5

Руфия Липа (2025)

Имир, видя, как тоскует брат, решает помирить его с Любой. Поспелова сгоряча заявляет отличнику, что Сэро ей не интересен, и опрометчиво приглашает Имира домой, пока родители отсутствуют на похоронах. Имир приглашение неожиданно принимает. Девушка с ужасом осознаёт, что мстить Сэро за причинённые обиды через близнеца — плохая идея, но разворачивать назад поздно. В это же время строптивый Сэро решает помириться, находит издёрганную стыдом девушку в библиотеке. Школьники откровенно беседуют. Сэро объясняет жестокую выходку с учительницей усталостью от неприятных приставаний. Девушка неистово горюет из-за опрометчивых решений, которые не исправить.

Глава 3.

Сэро не покладая рук отработал сполна на местном рынке в пятницу, субботу и воскресенье вместо Лалы, занятой младшими детьми.

Парень вставал ни свет ни заря и очень поздно ложился. Возил продавать клиенткам вещи в богатые кварталы, стоял с Русланой вместо матери в палатках на базаре, вечерами анализировал запасы товара, подбивал в учётную тетрадку суммы от проданного, подсчитывал прибыль. Договорился с администрацией рынка насчёт долгосрочной аренды и оплатил семейные торговые точки. В общем, навкалывавшись вдоволь за выходные, ко второй половине воскресенья десятиклассник понял, что вымотался. И тем не менее времени на нытьё и отдых у него практически не осталось.

К усталости, смутно ощущаемой из-за постоянной беготни да огромного количества работы, не терпевшей отсрочки, примешивалась одна любопытная загвоздка, дававшая необычное послевкусие все выходные подряд.

В ночь с пятницы на субботу Сэро впервые приснилась Люба. Да не просто приснилась — сон случился яркий, эмоциональный и здорово запомнился. Во сне они любили: горячо, искренне. Но дело было не в этом — подобные сны для школьника не являлись дивом дивным.

Сама Поспелова в сонных грёзах парня была другая. Не такая, какой за год юноша привык видеть эту задумчивую недотрогу: серьёзную, недоверчиво-пугливую, старомодных взглядов, с сутулыми плечами да пасмурной физиономией. «Пятнадцатилетняя занудная старикашка», — насмешливо называл её он про себя.

Нет, во сне тихоня будто сняла неудобную шкуру и предстала в новом свете. Ровесница много смеялась — открыто, непринуждённо. Глаза её светились счастьем и любовью. Она не ходила, а будто парила — столько в ней было лёгкости, невесомости. Танцевала, пела, искрилась беззаботностью и добротой. Это был не человек, обиженный на жизнь и боящийся её. Это была девушка-сказка, восхищённая миром вокруг.

«Что бы ни случилось, я всегда рядом», — прошептала Поспелова разомлевшему приятелю в ушко. Счастливый Сэро беззаботно рассмеялся, поцеловал её — и проснулся со звоном будильника.

Отойдя от ночных видений, Ибрагимов понял, что здорово ворочался во сне: подушка слетела на пол, простыня скомкалась, а одеяло перепуталось в пододеяльнике в непонятный клубок. «Ну и сны мне видятся!» — усмехнулся юноша, списав буйные фантазии подсознания на недосып и переработку. Всё-таки весь пятничный вечер, до глубокой ночи, товар сортировал да пересчитывал, а проспал лишь пять часов.

Старшеклассник бросил взгляд на кровать близнеца и здорово удивился. Постель была не тронута. На ней по-прежнему аккуратно лежала вчерашняя стопка поглаженных вещей. «Не ночевал дома, значит… Неожиданно! И хорошо: девочку наконец-то завёл!» — повеса улыбнулся да искренне порадовался за брата. Затем не медля вскочил с тёплой постели, быстро собрался, наспех съел кусок хлеба с сыром, запив кружкой чая, да вышел вон из сонного, молчаливого дома прочь — работать и выполнять свои семейные обязанности.

Послевкусие сна закралось в мысли и чувства, и старшеклассник, обслуживая праздный народ, нет-нет да и вспоминал о Поспеловой. Апрельское солнце грело, приближавшаяся Пасха радовала, настроение в воздухе витало что ни есть радужное и располагающее. Ибрагимов, едва оставался хотя бы на мгновение сам с собой, воскрешал Любу из грёз: лёгкую, жизнерадостную, светившуюся счастьем. Беззаботная девушка из ночных фантазий цвела необъяснимым, неподвластным женским волшебством.

Сэро, одурманенный негой сна, необъяснимо затосковал и твёрдо решил в понедельник помириться. Но, освободившись к раннему вечеру воскресенья, он понял, что, пока есть пара свободных часов, ждать до завтра не намерен. Брюнет сел на велосипед и по зову интуиции поехал искать встречи с тихоней, почему-то уверенный, что на Солнечном 27 её сейчас точно нет.

Ибрагимов навестил две ближайшие городские библиотеки — пусто. Осталась надежда на третью, что была расположена в глубине города, далеко за территорией первой школы.

***

В пустом здании было слышно, как тикают часы. Две работницы, решившие, что посетителей под конец рабочего дня больше не будет, уединились в подсобке попить чаю и посплетничать.

Мёртвая тишина. Лишь старые ковры поскрипывали под подошвами кроссовок.

Люба, вконец удручённая размышлениями, где и как надо прятаться, чтобы не попасться на глаза близнецам до конца мая, подняла на тихий скрип красные заплаканные глаза и, едва увидев Сэро, заходящего в читальный зал, стала белее смерти. Воздух в лёгких закончился, от внутреннего напряжения мышцы лица заныли, а корни волос на голове ощутимо встали дыбом. Она инстинктивно глянула на открытые окна — спасительный путь наружу перегораживали решётки.

«Даже если б их не было, ты бы не успела выпрыгнуть! Он слишком быстрый, знаешь же! Не скрыться, — обречённо подумала школьница и с ужасом вперилась взглядом в Ибрагимова, ожидая своего конца. — Никого нет как назло. Будет он здесь бить меня или поукромнее место найдёт?»

Брюнет, не подозревая, насколько мрачные идеи гуляют в голове ровесницы, расценил её реакцию на свою персону иначе: решил, что объясняться насчёт прошлого поведения придётся больше, чем хотелось бы.

«Ой, объяснюсь, ну и подумаешь!» Повеса спокойно подошёл, уверенно опустился на стул рядом, повернулся к девушке, подперев подбородок рукой, да бодро выдал:

— Привет!

Поспелова, понимая, что ответить от шока совершенно не способна, потому что язык напрочь онемел, низко опустила голову, чтобы волосы закрыли лицо. Схватив оцепеневшими пальцами журнал, закапанный слезами, она боязливо отсела от парня из середины стола на последний третий стул.

Ибрагимова её диковатое поведение удивило и позабавило. Пересаживаться следом на опустевший стул он не стал, лишь развернулся полубоком.

— Ага, понятно. В молчанку играем. Ладно, тогда ещё раз: привет, Люба! — ненавязчиво повторил цыган, но, опять встретив полный игнор, поинтересовался с нажимом: — Ты оглохла?

— Привет, — хрипя, сумела выдавить она, собравшись с духом во избежание худшего поворота событий, так как помнила, что Сэро церемоний не любит.

— Фу-у-у-х, а я уж думал, что оглохла! — беспечно пошутил десятиклассник, игнорируя её кислую мину, и невинно поинтересовался: — Как дела?

— Нормально.

— У меня тоже нормально. Что читаешь?

Люба хмуро уставилась на него.

— Тебе зачем?

— Что «зачем»?

— Знать, как у меня дела.

— Для приличия. Давно тебя не видел. А ты зачем гусыню из себя строишь?

— Гусыню? — не поняв, нахмурилась ещё больше соседка по столу.

— Ну не гуся же! — рассмеялся повеса и, не удержавшись, выпалил: — Блин, Люба!.. Хватит дуться! Давай помиримся, а?! Я соскучился, в конце концов…

— По кому? — наплакавшаяся за два дня, Поспелова, напрочь затурканная навязчивыми думами, не поняла с первого раза смысл сказанного.

— По тебе, — мягко повторил Сэро и добродушно уставился на неё.

Десятиклассница опять ничего не ответила, лишь отвернулась к стеллажам, пытаясь собраться с мыслями.

— Ну хватит играть в кошки-мышки, Люба! Поругались, подулись — и ладно! — нарушил затянувшееся молчание брюнет. — Меру надо знать. Я хочу с тобой помириться.

— Вот как? — Поспелова подняла на него покрасневшие серые глаза. — Помириться хочешь? Так ты, Сэро, пойди да в мусоре меня поищи! Может, найдёшь! А ещё обнаружишь, что там на меня кто-то даже и залез. И дуло пистолета у виска ему не понадобилось!

«Чёрт, ненормальная, опять за старое?! Что ты мелешь?! Мало из-за длинного языка приключений на дурную голову в пятницу прилетело? Ещё хочешь?» — Поспелова сжала рот изо всей силы, приказывая себе молчать, и ощутила, как мелкая нервная дрожь передалась губам.

Ибрагимов, узнав свои же колкие комментарии, невесело усмехнулся и опустил взгляд в пол, но ненадолго. Ему не было стыдно. Парень лишь удостоверился, что всё, что он изобретал, дабы после ссоры задеть тихоню за живое, дошло до адресата. Прежняя насмешливость вернулась к нему так же быстро и легко, как прорастают грибы после тёплого летнего дождя.

— Ай-ай, Люба-Люба! Выдумываешь небылицы, шалунья, да только неумело! — задорно рассмеялся юноша. — Ври, пирожок, да не завирайся!

— Вру, говоришь?! — разозлилась она, не ожидав такой обидной реакции, и развернулась полностью к соседу, чтобы высказать всё, что было на душе: — Думаешь, последнее слово только за тобой?! Не будь самонадеянным! А если…

— Э-э-э-э, стоп! Остановочка! — Сэро быстро закрыл Поспеловой рот рукой. — Слушай, чего ты от меня хочешь? Извинений? Так вот они: извини меня, пожалуйста, Любонька! Я неправ. Был неправ. Довольна? Или мало? Хочешь сказать, что я редкий мудак? Хорошо, я редкий мудак, признаю! Обидел, знаю. Думаешь, сожалею? Ни на грош, не надейся! Нет смысла, Люба, мусолить то, что уже произошло. Потому что сделанное да сказанное не изменишь и не вернёшь. Я извинился один раз, и точка. Больше не дождёшься! Каяться вовек не буду, виноватым считать себя тоже не собираюсь. Ждать извинений от тебя — тем более мне неинтересно. Я злился, ты злилась… Мы оба много чего наговорили друг другу. Бывает! Ничего не исправишь. Можно сделать выводы, поумнеть — и мне, и тебе, да снова общаться дальше…

— Не будем мы общаться дальше! — перебила тихоня, убрав его руку от своего рта, мстительно сузила глаза и сурово поджала челюсть.

Повеса, лукаво усмехнувшись, приготовился к обвинительной тираде.

— Козёл ты, Сэро! — выпалила она.

— Всего лишь?!.. А ещё?

— Редкостный кобелина!

— Ну это я тоже слышал, — отмахнулся он, наигранно зевнув. — Давай что-нибудь поинтереснее!

— Сволочь, и ни капли в тебе порядочности нет!

— Что есть, то есть! — согласился юноша, опять не позволив ей закончить фразу. — Хочешь, облегчу задачу и подскажу такое, что до тебя ещё никто в мою сторону не заявлял?

— Да ты дашь мне договорить, в конце концов?! — взбеленилась Поспелова.

— Зачем?

Девушка задумалась, громко дыша. Потом гордо вскинула голову и обиженно заглянула в чёрные насмешливые глаза.

— Потому что устала терпеть твои унизительные нотации! Никогда за человека меня не считал и считать не будешь — сам признался у реки! Ты, Сэро, с таким отношением ко мне не первый, но, надеюсь, последний. Знаешь, на дружбу как-то не смахивает! Хватит! Мы оба уже не те, что были до ссоры. Ничего не получится.

— Конечно, уже не те, — согласился, посерьёзнев, парень и открыто посмотрел на неё: — Знаешь, я долго думал, зачем тебя обругал… С англичанкой, блин, всё получилось наперекосяк! Она меня раздражала и бесила, совсем заколебала, и я решил её подставить: избавиться, да пожёстче. Предложил массаж, чуть спустил ей блузу с плеч, повернул к окну. Как я и хотел, нас увидели. Но потом поймавшая нас училка заварила такую кашу, что я сам чуть не захлебнулся! Знаю, что поступил подло. Не по-мужски. Можно было всё решить иными методами, но у меня не хватило ума. Все брехни, домыслы и дерьмо, что понеслись следом за влетевшей в кабинет трудовичкой, были наказанием за то, что я вконец берега попутал. Меня чуть к чертям собачьим не попёрли из школы, едва не опозорили перед родителями! Если б не Имир и Валерий Леонидович, живьём бы сожрали! Они и вытащили меня, дурака, из заварухи, поверив на слово. А моё слово было одно против заявления Мстиславовны, что я извращенец, да срамных басен дряхлой сковородки…

— Зачем сейчас всё это мне рассказываешь? — сурово оборвала его монолог тихоня.

Ибрагимов вздохнул, доверительно глядя в её миловидное бледное лицо.

— Потому что опоздал рассказать тебе это месяц назад. Мне тогда было жесть как стыдно, хотелось провалиться! Да и сейчас не особо приятно. Но сегодня я могу подобрать слова, чтобы дать оценку своему поступку и с англичанкой, и с тобой. А в тот день не смог. Меня все дёргали, задавали похабные вопросы, кто-то хвалил сдуру… При этом, если бы сказал правду, никто бы не поверил.

— А ты пробовал?

— Пробовал?!.. Ха! Детка, да я это знаю! — Сэро горько рассмеялся. — Проверено с детства. Не раз. Кроме Имира, никто толком мне на слово не верил!

«У тебя хотя бы есть брат, который верит, а у меня — совсем никого», — затосковала девушка. В уме всплыл вечер пятницы, отличник и его поцелуи. Люба вздрогнула.

— Меня всегда из жопы брат вытаскивал, — продолжил повеса, не заметив, как замерла соседка. — И тогда вытащил. Всё на себя взял. И вот, только я более-менее в себя пришёл, задолбавшись отбиваться от грязного внимания неравнодушных, на мою голову нарисовалась ты! С такими же точно кончеными вопросами, что задавало всё остальное дурачьё!

— А чего ты от меня хотел… — начала было говорить Поспелова, вспылив, но Сэро её грубо оборвал.

— Да, как минимум, молчания! Тишины, мля! Думал, что ты, Люба, как человек неиспорченный, хотя бы промолчишь! Раньше же не задавала вопросов и не лезла, куда не просили! Что изменилось?! Чем тебя задели брехни про англичанку?! Почему озверела?

Девушка покраснела и опустила глаза. Сэро хмыкнул.

— Потому что поверила, — спокойно продолжил он, покосившись на вход в читальный зал. — Не в меня, а другим. И именно за это я и отыгрался. Сполна. Переживала за Алину и хотела поковыряться в моей личной жизни? Я подлил масла в огонь, ради потехи оскорбив. Наговорил такого, чего ты больше всего боялась, и знал, что назад у меня пути не будет.

Повисло глубокое молчание. Оба подростка смотрели куда-то в сторону. Каждый думал о своём. Тишина пустой библиотеки давила и угнетала.

Люба понимала, что Сэро с ней сейчас по-настоящему откровенен и искренен как никогда. Таким открытым она видела вредного своенравного парня только два раза за всё их общение. Первый раз случился осенью, когда девочка упала на тротуар и порвала колготки. Второй — когда рассказала ему о новогодней ссоре с родителями. Честность от ровесника, умело прятавшего себя настоящего за бесцеремонной наглостью и показными равнодушием, стоила дорого. И требовала взаимности.

— Ты прав, — нарушила тишину школьница. — Я вообще не думала о тебе и твоих чувствах, потому что принимала за человека, способного на самые низкие поступки. Воруешь, не считаешься с чужим мнением, можешь легко нахамить, а девочками запросто крутишь. А я порядочная домоседка-тихобздей. Не умею воровать, использовать людей себе во благо, быть эгоисткой, крутить парнями. Постоянно перед кем-то в чём-то виновата, привыкла бояться. Ещё привыкла, что со мной никто не считается и каждый норовит вытереть ноги. Взбесилась я, потому что поставила себя на место Алины Мстиславовны, а тебя посчитала за урода, которому опять всё сойдёт с рук…

Ибрагимов, услышав последнюю фразу, опустил голову и удручённо хмыкнул.

— Если я такой низкий человек, дорогуша, чего же ты со мной весь десятый класс водилась?

Старшеклассница оторопела, но взгляд от проницательных, въедливых чёрных глаз не убрала.

— Ой, — только и смогла вымолвить она. — Да я как-то…

— Что, одуванчик Божий, слова закончились? — тихо заговорил Сэро, ехидно посмеиваясь. — Паинька-заинька, да ты ещё та зазнайка спесивая! А невинной овечкой для отвода глаз прикидываешься!

Покраснев, Поспелова, виновато хлопая ресницами, смущённо заелозила на стуле. Повеса, видя её крайнее недоумение, не отказал себе в развлечении:

— Попалась с поличным, подруга! Я всего лишь тебя за твой же язык подтянул! Всё жалуешься, страдаешь, а на самом деле меришь всех свысока. Встала ты на сторону Алины не из сочувствия, а потому, что без суда сама меня в уме казнила. Хм! Говоришь, дружбы не будет, потому что мы — другие? Не-а! Забираю свои слова назад — всё те же. Домашняя мышка-зазнайка и вор с подлыми наклонностями, ах-ах! Короче, всё с тобой понятно. Мировая! Пойдём домой, Люба.

— В смысле, домой?! — возмутилась она. — Библиотека ещё не закрылась!

— Не закрылась? Да ты что?! Ай-яй-яй, ничего себе! — Сэро схватился за сердце. — И сколько же осталось до закрытия?

— Полчаса!

— А ты собралась эти облезлые полчаса досиживать?

— Ну да! Что такого?

— Ничего, сестрёнка, ничего! — посмеиваясь, закатил глаза ровесник. — Хорошо, посижу с тобой. Почитаю. Ну-ка, давай сюда всю свою стопку! Что нахватала? Та-а-а-к! Энциклопедия какая-то — нафиг! Ерунда девчачья — тоже нафиг! Опять ерунда… А это что?

— Комиксы.

— «Сага о лесных всадниках». Интересная?

— Мне нравится, — стеснительно пролепетала Поспелова. — Уже раз десятый перечитываю.

— Ни хренашечки себе! Тогда и я полистаю. — Повеса развалился на стуле и начал разглядывать иллюстрации.

Соседка, слегка улыбаясь, ещё некоторое время глазела на углубившегося в чтение брюнета. Крашенные в блонд пряди окончательно отросли и были острижены. Теперь вся причёска стала угольно-чёрной, но вместе с белыми прокрасами, казалось, исчезла в парне некая детская дурашливость. Серьги из ушей были убраны сразу после Нового Года.

«Это ж надо, а в сентябре ты выглядел иначе, когда я с тобой впервые на химии столкнулась! Зато твой брат ничуть не изменился… Твой брат Имир…»

При воспоминании об отличнике внутри всё похолодело, и Поспелова, горько вздохнув, решилась довести начатое в разговоре до конца.

— Сэро, ты бы лучше не ждал меня, — несмело подала голос она.

Юноша оторвался от комикса.

— Почему?

— Если честно, я считаю, что дружить по-старому нам не судьба всё же…

— А по-новому?

— Сэро, я не шучу!

— О’кей, не шутишь, — согласился с серьёзным лицом он. — Слушаю причину. Давай выкладывай!

— Потому что я… — Школьница набрала для храбрости в грудь побольше воздуха, но выдохнуть не смогла. Воздух застрял меж рёбер и отнял голос. — Это…

— Что «это»?! Ну! Молчишь?.. Потому что «ничего». Нет у тебя причин!

— Есть!

— Тогда говори! Считаю до трёх: раз, два, три… Всё, не успела! Не выпендривайся, Люба, тебе не идёт… О, смотри-ка, что я в книжке откопал!

Поспелова, так и не нашедшая сил сказать про вечер пятницы и близость с Имиром, обречённо прикрыла глаза да, слабо изобразив интерес, наклонилась к комиксу. Сэро подсел поближе, обнял рукой девушку за плечи, положил перед ней издание и, наклонившись к её уху, заговорщицки шепнул, тыкнув пальцем в одну из картинок: два эльфа — бледный юноша и смуглая девушка — слились в экстазе.

— Видишь?.. Кувыркаются!

— Фу-у-у, дурак!!! — Люба подскочила как ужаленная, едва успев увернуться от поцелуя. — Да ну тебя! Уж лучше домой пойду, чем буду такие картинки разглядывать!

— А чего тебе бы их наконец и не разглядеть?! — повеса, не получив желаемого, смотрел, как тихоня вжимается в стеллаж с книгами. — Десять раз читала, наверняка с лупой всё изучила! У тебя щас щеки цвета варёной свёклы!

— За себя отвечай, помидор брехливый!

Цыган встал с места и снисходительно посмотрел на неё.

— Может, и брехливый, но уж точно не помидор. Я никогда не краснею, в отличие от такой мамкиной незабудки, как ты.

***

Домой парочка возвращалась из библиотеки, не закрывая рты ни на минуту. Поспеловой иногда казалось, что она и не ссорилась с брюнетом вовсе.

«Как можно было умудриться разругаться в хлам, ненавидеть его, а сейчас болтать будто ни в чём не бывало? Ты ли это, Люба? Обещала же, что не будешь с Сэро пересекаться никогда и ни за что! Грош цена твоим заявлениям! Да и делов-то наворотила… Как теперь быть с Имиром? Сэро не знает, но как долго? Это лишь вопрос времени. Вопрос одного вечера. А завтра мне капут. Как же быть?!»

–… маман ругалась, покупала новые ножницы и прятала подальше. Даже на люстру! Но меня это не останавливало. Я умудрялся находить их всегда и везде. Садился и снова шил. Сломал две швейные машинки! — беззаботно делился Сэро, умело лавируя, не держась за руль.

Старшеклассница, глядя на его выкрутасы с велосипедом, припомнила ещё одного цыгана, что так же ловко держался в седле при ней пару дней назад, и ей снова поплохело.

— В жизнь бы не подумала, что ты в детстве шитьём увлекался, — удивлённо пробормотала тихоня, оторвавшись от тревожных мыслей.

— Мне нравилось шить, — почесав затылок, с легкой ностальгией заметил парень. — Мама выговаривала, что не мужское это дело. Я обижался, спорил, а потом забросил. Но журналы по кройке смотреть до сих пор люблю!

— А модные тоже смотришь?

— Редко. Мне нравится разглядывать сам процесс. Как кроить, как шить. Люблю ткани. Понимаю в качестве пошива. Кстати, ты в ДДТ на кружок кройки и шитья ходишь?

— Да, хожу, — скривилась попутчица. — Он непопулярный, как и вышивка.

— О, вышивка мне тоже нравится! — обрадовался Ибрагимов, остановил велик, достал из кармана пачку сигарет и закурил.

— Ты серьёзно?! — изумилась ровесница, вытаращив глаза.

— Конечно! Успокаивает. Мы с Розой, когда у телека сидим, часто вышиваем. Видела, сколько у нас в зале подушек, расшитых цветочками, птичками и деревьями? А вязаный разноцветный плед с кисточками по краям на кресле? Это я и сестрёнка постарались! — Сэро довольно зажмурился и гордо задрал подбородок.

Челюсть Поспеловой отвисла ещё больше.

— Не ожидала… Я, ещё будучи не знакома с тобой, думала, что ты только…

— Что?

— Ай, не знаю, как правильно сказать! Типа тебе достаточно просто быть, такой ты офигенный! Типа крут лишь потому, что крут. Не догадывалась, что в тебе столько всего намешано!

Ибрагимов внимательно выслушал приятельницу, а потом иронично улыбнулся.

— Крут, потому что крут… Так не бывает. Должна быть начинка. Без неё оболочка ничего не стоит. Орех, понимаешь, получается пустой. А то и гнилой!

— Понимаю. — Люба вспомнила о Тимоне и разочарованно вздохнула.

— Я, когда тебя впервые на химии заметил, решил, что ты отсталая зануда, бабкина клюшка, монашка домостроевская… Плесень унылая, короче!

— Спасибо за оценку, — насупилась она.

— Не за что, — отозвался спокойно сверстник. — А потом выяснил, что ты ещё та актриса! И театра никакого не надо, потому что сама и есть театр. Классный собеседник! С тобой никогда не бывает скучно. Увлекаешься всякой жутью, да ещё умеешь так об этом рассказать, что мурашки по коже потом долго бегать будут! Очень храбрая, да-да! Можешь быть танком и рисковать, где надо. В основном, боишься, конечно, — и это проблема. Для тебя, Люба! Уверен, жить тебе это мешает. Гордая очень и самолюбивая. Сломать сложно. Но можно.

— Кому?

— Твоей маме. Ей это удалось. Заплаканная была, потому что опять с ней поругалась?

— Э-э-э, ну-у-у-у…

Школьница прикусила нижнюю губу. Надо было что-то отвечать.

— Да, поругались. Немного. Но это не важно. Мелочи, я привыкла!

Юноша не стал комментировать, лишь прикрыл глаза в знак понимания.

— Блузка, что на тебе, и юбка — материны? Старомодные, пипец. Давай перешьём! Я приду к тебе на кружок — вместе похимичим!

Поспелова от неожиданного предложения аж затормозила. Она очумело уставилась на приятеля и, покачав головой, искренне позавидовала его самооценке.

— Сэро, там лишь я да ещё пара девочек! Тебе будет некомфортно. Все парни прутся поглазеть в модельный, на пение, танцы и в театральный!

— Пусть прутся, дальше что?.. И мой комфорт зависит только от меня, — отрезал повеса, задрав нос. — Жди, скоро заявлюсь! Может, даже на неделе, если мама освободится. Я торговлей вместо неё в одни руки занимаюсь. На пару часов к тебе щас едва вырвался!

— А Имир на себя часть твоей нагрузки почему не берёт? — невольно вырвалось у Любы, тут же решившей прощупать почву относительно своей безопасности. Девочка аккуратно покосилась на брюнета да понадеялась, что он не сможет прочитать её истинные мотивы.

— Имир с отцом вагоны разгружает. Как я понял, прибыли товарняки с любопытным грузом не для всех. Контрабанда или другой нелегал… Работают на разгрузке только свои, посторонним не доверяют. Родаки твои ничего об этом не говорили?

— Они только сегодня утром из Краснодара с похорон тётки явились.

— Понятно. Любители вы по поминкам шастать!

— Блин, Сэро, и ты туда же! Я-то в чём виновата?!

— Ни в чём, ты права. Просто я подумал, вдруг ты чего от предков слышала… Неважно! Щас через ж/д много интересного проплывает. Бывает, целые составы пропадают неизвестно куда.

— Про это я в курсе! — похвалилась Люба.

— Я тоже. Так наш вагон с вещами при переезде с Новосиба в воздухе растворился! Короче, Имиру не до меня. Отец позвал — он откликнулся. Платят неплохо, а деньги, сама знаешь, никогда лишними не бывают. В пятницу братуха у какой-то кисуни затусил, а вчера опять остался на станции. Короче, брата я толком не вижу, как и он — меня. Щас до Солнечного доведу тебя и тоже поеду к отцу в ночь на подмогу: сегодня ещё поезд ждут.

— Как раз с братом и пообщаешься.

— Конечно, ага! Наивная! Дай Бог завтра утром встать и до школы доползти… Хотя Имир — чувак строптивый, доползёт! Ещё и меня пинками туда погонит… Кстати, о работе: вернёшься в нашу команду с Оглы? Или в капусте больше не нуждаешься?

— Я… Эм! Не знаю даже… — Поспелова замялась и тут же с подозрением надулась: — Ты, наверно, и помириться решил только ради ваших делишек в Краснодаре, да? Что, замену мне так и не нашли?..

Сэро остановил велосипед наперерез, выпустил сигаретный дым, схватил подругу за плечо и с упрёком ответил:

— Замену тебе мы даже и не искали. А я действительно соскучился по твоей чопорной, важной моське… Знаешь ли, Люба, слишком уж ты мнительная и недоверчивая! Я заговорил про старые дела потому, что Илья желает скорейшего твоего возвращения в нашу банду. Без тебя доход упал. Илюха считает тебя ответственным человеком, хорошо выполняющим поставленные задачи. На тебя можно положиться, ты проверенный элемент, понимаешь? Но, если не хочешь с нами работать, никто настаивать не будет.

Поспелова задумчиво посмотрела по сторонам, зная, что Сэро ждёт её комментария, затем, скрестив руки на груди и встав в оборонительную позу, заявила:

— Могу к вам вернуться при одном условии…

— Говори.

— Ты оставляешь в покое мою одноклассницу Камиллу.

— Пфф!.. Всего-то? А я-то ожидал!.. Как скажешь, только возвращайся!

— Что за халатность, Сэро?! — выпалила ровесница. — Что у тебя с ней сейчас?

— Ничего, — небрежно отозвался он.

— Тогда какого лешего ты её на коротком поводке держишь и золотые браслеты даришь?! Она же на что-то надеется! Камилла уверена, что у вас отношения и большая любовь! Только о тебе на весь кабинет и трындит, браслетом по всей школе хвастается!

— Ах-ах-ах, Люба, это её трудности! — отмахнулся юноша. — Я ничего Виноградовой не обещал, а на короткий поводок она сама себя прицепила, без моего участия. Тебе-то браслет понравился?

— Конечно, понравился… — Поспелова засмущалась, робко взглянула на него: — У нас в классе все девчонки восхищались и завидовали! Больно подарок щедрый…

— Ясненько, — усмехнулся повеса, довольный услышанным. — Я тебе таких же с десяток куплю, даже лучше! Хочешь?

— Вот уж нет, спасибочки! — тут же, обидевшись, задрала нос тихоня. — На дух не надо! Я тебе не Камилла, чтобы то же самое дарить! Не хочу быть в её роли! Вообще твои подарки не нужны!

— Как скажешь, настаивать не буду! Носик-то свой с небес спусти, воображала! — рассмеялся Ибрагимов, глядя на нахохлившуюся ровесницу. Он нежно щёлкнул её по носу, затем обнял за талию, притянул слегка к себе, и наклонился, чтобы поцеловать.

Люба, перепугавшись, резко вырвалась и отпрыгнула на добрых пару шагов, не понимая, что заставило его опять потянуться за поцелуем. Помня наизусть о роковой ошибке с Имиром, школьница решила больше на одни и те же грабли ни под каким предлогом не наступать.

Отвергнутый второй раз за вечер, Сэро изрядно удивился и вопросительно уставился на неё. Прочитав в её глазах страх и отторжение, Ибрагимов быстро сделал трезвый вывод, что тихоне его персона не по сердцу. Осознание, что он умудрился зря надеяться и что реальность оказалась намного прозаичнее, чем ночные грёзы, тут же оставило горькое, несъедобное послевкусие. Справившись силой воли с ушатом неприятных чувств, уже начавших отражаться на его красивом лице, парень вдохнул полной грудью, а, выдохнув, обаятельно улыбнулся, чтобы разрушить нелепую удручающую тишину, повисшую в воздухе тёплого апрельского вечера.

— Вопрос с Виноградовой уже закрыт, не переживай. На днях предупрежу о вылазке в город. Так что готовься! Да, мы подошли почти к переулку, так что я прощаюсь, и…

— Сэро, — несмело произнесла школьница, взяв себя в руки после неудавшегося поцелуя. — Знаю, что болтаю не к месту, но я вспомнила про наш разговор об Алине Мстиславовне…

Парень, решивший было стартануть, перенёс ногу с педали на асфальт и замер в ожидании.

— Ты ведь понял, что поступил не очень… Не думал извиниться перед учительницей?

— Думал. Но делать этого не буду.

— Почему?

— Потому что англичанка тоже обязана передо мной извиниться. Во-первых, за то, что закатила истерику на пустом месте в первый рабочий день и ввязала в свои хотелки моего классрука и директора, а потом впарила ею же придуманные индивидуальные, которые мне нахер не впёрлись. Во-вторых, за то, что, не гнушаясь, использовала любые способы и возможности, дабы затащить меня в пустой кабинет, включая провокации, двойбаны и угрозы в сторону предков. В-третьих, за мою пострадавшую репутацию и попытку выгнать меня из школы через свои связи чисто ради мести. Фишка в том, Любонька, что к заварухе я причастен меньше всего: яму себе выкопала именно училка, а гавнеца залила туда паршивый сморчок трудовичка! Твоя ненаглядная Мстиславовна из-за своей недалёкости никогда не поймёт логическую цепочку бардака, что с ней недавно произошёл. Она считает себя невинной жертвой злых людей и обвиняет меня во всех смертных грехах. Гениальная мысль, что надо извиниться передо мной за своё непристойное поведение, пустую её головушку навряд ли посетит! А если вперёд извинюсь я, то это окончательно утвердит мадам во мнении, что ей можно и дальше не дружить с мозгами. Понятно?

— Куда уж понятнее! — вздохнула Люба. — Комментарии излишни.

— Тогда пока! В школе на днях встретимся. — Ибрагимов оттолкнулся и, ловко маневрируя велосипедом без рук, уехал прочь.

— Надеюсь, что не встретимся, — мрачно прошептала Поспелова, чувствуя, как гадкое настроение возвращается назад.

Поздней ночью мокрый от пота Сэро, разгружая пыльный вагон, размышлял о встрече с ученицей 10 «А». Он понял, что приукрасил образ сухой и зажатой неумехи, не стоившей его мечтаний, дал эмоциям из сна овладеть собой — игра не стоила свеч, да и перемирие было проще пареной репы. А Люба в это же время ворочалась в кровати, казавшейся неудобной, потому что никак не получалось уснуть. Девочка ненавидела себя за трусость, слабость и опрометчивость да горько-горько плакала, что нельзя теперь ничего уже изменить.