Пойдём со мной

Самира Инсомния, 2020

В преддверии Хэллоуина происходят странные вещи… Будоражащие. Жуткие. В межавторском сборнике "Пойдём со мной" пять рассказов. Атмосферных, красочных и невероятно интересных. Протяни руку и… пойдём со мной.

Глава пятая, в которой ничего не изменить

«Говорят, труднее всего прожить первые семьдесят лет. А дальше дело пойдёт на лад».

Эрих Мария Ремарк. Из книги «Три товарища».

После ужина Асель с мамой лежат в гостиной на диване и смотрят на ноутбуке старую чёрно-белую комедию «В джазе только девушки». Когда раздаётся звонок маминого телефона, гангстеры бегают по отелю за переодетыми в женщин свидетелями их преступления. Асель интересно, чем всё закончится, но вдруг она замечает, что мама смотрит на неё. Без улыбки, озабоченно и пристально, хотя продолжает внимательно слушать собеседника.

— Угу. Да, я всё понимаю. Конечно. Хорошо, я попробую. Спокойной ночи, спасибо.

Асель продолжает делать вид, что увлечённо смотрит фильм, мама садится рядом и закрывает крышку ноутбука, что лежит на животе дочери.

— Солнышко, звонила Ольга Николаевна.

Внутренности Асель завязываются в тугой узел.

— И?

— Она говорит, что у тебя есть проблемы, — голос мамы мелко дрожит, но она держит себя в руках. — Советует нам полежать в больнице, попринимать таблетки под присмотром врачей.

— В психушку? — ослабевшим голосом спрашивает Асель.

— Не говори так, ты не психованная. Ты нормальная девочка, с проблемами, это распространённое заболевание, а не отклонение. Когда у человека ангина, он лежит в больнице и лечится, когда у человека болит душа, тоже нужно полежать в больнице и полечиться.

— У меня ничего не болит.

— Ольга Николаевна не имеет права рассказывать мне о ваших сеансах, но, видимо, ты делилась с ней чем-то, что помогло распознать заболевание. Не хочешь мне что-нибудь рассказать?

Асель качает головой, вытирая набегающие в глазах слёзы.

— Иди ко мне, моя любовь, — крепко обнимает её мама, укачивая в руках. — Ты моё самое большое счастье, моя доченька, моё солнышко. Самая красивая, умная, добрая. Мы со всем справимся, слышишь? Я больше ни на шаг от тебя не отойду. Если ты не хочешь в больницу, я откажусь, хорошо?

— Я не знаю, мам, — всхлипывает Асель. — Не знаю…

Они ещё долго лежат в обнимку, молчат, и обе тихо плачут. Только ближе к полуночи расходятся по своим комнатам. Асель долго смотрит в потолок, боится закрыть глаза и встретиться с Тенью. Вспоминает совет Ольги Николаевна подружиться с ней, обдумывает. Быть может, это и есть решение проблемы? Ведь до того, как появилась Тень, Асель хорошо себя контролировала. Да, грустила, но умела вовремя взбодриться, находила утешение в хобби, в общении с мамой и одноклассниками. И хотя после предательства парня на озере ей стало сложнее бороться с внутренними демонами, она всё равно не погружалась в такие пучины мрака и не боялась саму себя. Быть может, если подружиться с Тенью, она действительно успокоится и уйдёт? Не нужно будет ложиться в больницу и расставаться с мамой. А Паша? Если он узнает, что она в психушке, то наверняка больше никогда на неё не взглянет.

Образ белобрысого гитариста всплывает перед внутренним взором. Он усмехается на одну сторону, привычно запускает в волосы длинные пальцы, и что-то беззвучно говорит. Какие-то свои заумные речи, в которых больше смысла, чем во всей жизни Асель. Девушка закрывает глаза. Она уже всё решила и впервые с тех пор, как познакомилась с Тенью, не боится её, а ждёт.

Оцепенение не приносит боли, потому что Асель не сопротивляется. Тень, предвкушая долгожданный момент единения, медлит, растягивает удовольствие. Она кружит по комнате и, наверное, хохотала бы, если бы умела. Зависнув над неподвижным телом девушки, она ласково целует её в лоб прохладным прикосновением. Асель поднимает веки, и густая темнота ныряет в её глаза, как в бездонное озеро, целиком.

Они тихо смеются.

***

Паша звонит в дверь четвёртый раз и возвращается к перилам, облокачивается на них и снова смотрит на непрочитанные сообщения в Телеге. Набирает Асель по кругу несколько раз, слышит звонящий за дверью телефон и немного начинает паниковать. Настолько, что дёргает за ручку двери в надежде, что там открыто. Но нет. И когда он отпускает ручку со своей стороны, она резко опускается с другой, в замке шумит ключ, и в дверном проёме появляется лохматая голова Асельки. Длинные волосы спадают на одно плечо, она улыбается.

— Приве-е-е-ет.

— Ты что, транквилизаторов наглоталась? Я тебе сто раз позвонил.

Асель открывает дверь настежь. Она стоит в белой футболке до бёдер, но без штанов. Он смотрит некоторое время на худые ноги девушки и просто моргает.

— Заходи! — радостно возвещает Асель, отскакивая в сторону с поднятыми руками, не чувствуя ни капли смущения.

Паша снимает кроссовки, Асель шлёпает в кухню босыми ногами. На столе он видит глубокую тарелку, разделочную доску с помидорами и большой нож. Асель включает чайник, напевая себе под нос «Summertime». Красиво тянет джазовую партию и, немного пританцовывая, возвращается к нарезке помидоров.

Паша заходит в кухню и оглядывается по сторонам.

— А где твоя мама? На работе уже?

— Не, она приболела, так что т-с-с-с, — снова улыбается девушка, нарезая овощ.

— А что случилось?

— Мигрень. Голова просто «бах»! — она нажимает на помидор, и из него лезет алая мякоть. — Раскалывается.

— Я смотрю, тебе весело… — хмурится Паша, присаживаясь на стул.

Чувство тревоги рождается внутри и тихонько кусает, но он отмахивается.

— Я впервые чувствую себя так хорошо, — мечтательно закатывает глаза к потолку Асель. — Это просто эйфория какая-то, лёгкость и сила. М-м-м, восторг!

— Почему?

— Потому что, потому! — смеётся она, нож соскальзывает с помидора и ранит большой палец. — Ай!

Кровь сочится из длинного пореза, Асель кладёт палец в рот, хмуря тонкие брови.

Паша хочет подойти, оценить масштаб трагедии, но какая-то неведомая сила будто пригвоздила его к стулу. Он смотрит, как Асель останавливает кровь, трясёт рукой и вытирает её о футболку.

— Может, принести бинт? — спрашивает Паша.

— Ты такой заботливый, — мило улыбается девушка. — Но не надо, это ерунда.

— Я всё-таки…

— Я же сказала, нет! — вскрикивает Асель, и чувство тревоги в груди Паши начинает кусаться ощутимее и больнее.

Асель это как будто чувствует, сладко потягивается, демонстрируя чёрное нижнее бельё под задравшейся футболкой, а потом вальяжной кошачьей походкой идёт к Паше.

— Ты какой-то не такой сегодня, — проводит она рукой по его волосам, царапая ухо.

— Я не такой? Да это ты штаны с утра надеть забыла.

— Ой, ещё скажи, что тебе не нравится.

Сжав светлые волосы в ладони, Асель запрокидывает Пашину голову, наклоняется и целует в губы. Он невольно закрывает глаза, пока девушка усаживается к нему на колени, запускает руку под футболку, лаская кожу на спине. Но неуёмное чувство тревоги перебивает накатившее возбуждение, и он отстраняет девушку от себя. Смотрит в узковатые тёмно-карие глаза, пока Асель облизывает губы, и пытается понять, что происходит.

Асель ему нравится, симпатичная внешне, интересная, с непростым характером, но это только подогревает интерес. Паша любит с ней разговаривать, каждый её ответ на вопрос особенный, не такой, какой ожидаешь услышать. Это веселит, интригует и заставляет его снова и снова писать ей, звонить и приходить к её квартире, чтобы проводить в школу. Думал ли он, что они с Асель могут стать парой? Да, иногда, но в далёком будущем. Потому что Паша не рисуется, когда рассуждает о свободе, политике, карьере и успехе. Он чувствует особенную миссию для себя в этом мире, хочет стать кем-то большим, чем музыкантом неизвестной группы, кем-то большим, чем татуированным пацаном с громкими речами. И меньше всего в картину этого мира вписываются ранние серьёзные отношения, а с Асель он видит только такие, и чувствует, что она его без слов понимает. До этого момента чувствовал…

— Зачем?

— Что зачем? — обжигает горячим шёпотом его щёку Асель.

— Я думал, мы друзья.

— А ты не знал, что не бывает дружбы между парнем и девушкой?

Она снова его целует, перекидывает ногу через его бёдра и садится ближе, обнимает вокруг торса. Паша кладёт руку ей на шею, прижимает к себе девушку, потому что не железный. Тревожный голос внутри вопит, но парень его не слушает.

Асель отрывается от его губ, переплетает их пальцы и встаёт, утягивая Пашу за собой из кухни. Парень идёт как на поводке, по коридору мимо ванны, где горит свет, и замечает краем глаза на белой раковине красные разводы. Несколько нечётких полос вдоль ободка, похожих на следы от рук. Его прошибает холодный пот, и туман возбуждения снова рассеивается, уступая место жгучему страху.

Он быстро отворачивается и через силу улыбается Асель. Понимает, что происходит нечто ужасное, но интуиция подсказывает, что действовать надо тоньше. И хотя в висках стучит кровь, а в руках рождается мелкая дрожь, он идёт за Асель в её комнату, не привлекая внимания.

— Ты же сказала, твоя мама дома, — ловит он её за талию в спальне, уворачиваясь от поцелуев.

— Она спит, — хихикает Асель. — Не переживай, не встанет.

— Уверена?

— О да-а-а… Стой здесь, я сейчас, — быстро поцеловав парня, она вприпрыжку выбегает из комнаты.

Паша в ужасе хватается ладонями за щёки.

— Так, спокойно, — шепчет он. — Спокойно… всему есть объяснение. Должно быть. Ну же…

Он вспоминает свой последний визит в этот дом и осколки зеркала в книге по химии, кидается к полке и видит, что осколок лежит, но только один. Второй исчез. Берёт его и прячет в задний карман джинсов.

На столе лежат книги Асель, тетради и телефон. Паша ищет взглядом таблетки, хоть какие-нибудь, но не видит даже аспирина. Лезет в комод, переворачивает её вещи, находит пачку сигарет с зажигалкой внутри, да и только. На подоконнике замечает ключи с большим брелоком в виде черепахи, в связке их несколько. Когда берёт их, слышит за спиной голос Асель.

— Что ты делаешь?

Она остановилась в дверном проёме и смотрит настороженно. От былой игривости не осталось и следа. Асель щурится и медленно входит в комнату.

— Где твоя мама? — дрогнувшим от страха и одновременно накатившей храбрости голосом спрашивает Паша.

— Спит. Я тебе уже несколько раз это сказала.

— Можно посмотреть?

— Это неприлично.

— Асель… Сейчас же отведи меня в комнату твоей мамы, иначе я звоню в полицию.

Она хмыкает, смотрит в потолок, словно взвешивает за и против, а потом отходит в сторону, пропуская Пашу.

— Пошли.

— Иди впереди.

Асель неохотно разворачивается, как будто её отправили мыть посуду, а она не хочет. Идёт по межкомнатным коридорам, снова напевая «Summertime», останавливается возле двери, поворачивает ручку и толкает её от себя. Паша ничего не видит, медленно подходит ближе, останавливается на пороге и громко в ужасе выдыхает. Мама Асель лежит на полу, лицом вниз, из кровоточащего виска торчит осколок зеркала. Лужа крови настолько большая, что затекла под кровать. На белой простыни тоже алые следы. Паше становится тяжело дышать, перед глазами всё кружится. Он не контролирует мышцы лица, не может закрыть рот, пока спешно бежит внутрь комнаты, падая на колени перед телом, пока ищет на шее, на запястьях пульс, которого нет.

— О Господи… О Господи… — шепчет он.

— Да она на нас вопила! — возмущается Асель, разводя руки в стороны.

Стоит над Пашей, глядя сверху вниз на маму, как на досаждающую ей муху, что летала по комнате и жужжала.

Паша вскакивает на ноги и вытаскивает из кармана осколок, выставив его перед собой, шагает назад, пока не упирается поясницей в подоконник.

— На вас?

— Бэ-э-э, — высовывает язык Асель. — Проговорились.

— Асель… Что происходит? Что ты наделала?!

— Не вопи на меня!

— Кто ты? — в ужасе щурится он.

— Какой же ты скучный ублюдок, дьяво-о-ол, — закатывает она глаза к потолку, кривляясь. — Иди отсюда. Давай, пока цел, выметайся! Мы думали, ты весёлый!

Паша действительно направляется к двери, не поворачиваясь к Асель спиной. Не сводит с неё взгляда, пока девушка смотрит в зеркало, поднимая волосы в хвост, затем начинает плести косичку. Он не знает, как правильно поступить, не понимает, что происходит. Видит тело на полу, но не верит, что это наяву. Во рту пересохло, песня Асель доносится как из бочки. Паша останавливается в дверях, не в силах просто так бросить её.

— Ты понимаешь, что произошло, Аселька? — сквозь ком в горле выдавливает он. — Ты убила её. Насовсем.

— Да что ты говоришь, — смеётся она.

— Она больше никогда тебя не обнимет. Ничего не расскажет. Вы вместе не поедете в боулинг. Помнишь, ты рассказывала? Как мама добивала за тебя кегли своим шаром, а если оставались те, что не упали, бежала по дорожке и толкала их руками? Этого больше никогда не будет. Ты не откажешься от прогулки со мной, потому что мама жарит пирожки.

— Она так редко и так вкусно готовит… — задумчиво повторяет Асель свою же фразу из их недавней переписки.

— Да. Так редко, и так вкусно.

Асель оборачивается и смотрит на тело, потом качает головой.

— Выметайся! — до визга вскрикивает она и хватает с тумбы вазу.

Вместе с подсохшими цветами запускает ею в Пашу, он уворачивается, и ваза разбивается об стену.

— Насовсем, Аселька, — повторяет Паша, отступая.

Сколько бы он ни храбрился, осознание опасности не отпускает. Находиться с Аселей в одном помещении — самоубийство. Паша бежит в комнату девушки, забирает ключи, которые бросил на стол и вылетает из квартиры. Заперев дверь на все замки, всхлипывая, бежит вниз по лестнице, на ходу вытаскивая телефон.

— Тётя Оля, случилось кое-что ужасное.