Цветок пустоши

Светлана Савиных

Эта повесть о том, как обыкновенный человек становится частью великого плана спасения человечества, как странные стечения обстоятельств, хаотические факторы сливаются в единую картину мироздания. Кто мы? Мы — песчинки времени в вечности Вселенной, её семена жизни.

Глава 8

— Будь мы живые, вряд ли смогли продержаться так долго в космосе… да и на Земле, — совсем другим голосом, без деревенского местного акцента, заговорила Маня, выпрямившись и став похожей на свою дочь, словно помолодела.

Я онемела от удивления.

Маня встала, неторопливо подошла к проявленному Макросу и мгновенно превратилась в его копию:

— Мы — матрицы искусственного интеллекта, созданные на основе личностей наших создателей, отправленные в космос, чтобы найти планету, пригодную для проживания нашей цивилизации, поскольку наше Солнце умирало, перейдя в фазу белого карлика. Всё остальное — правда. Попав на Землю, мы поняли, что нам не вернуться — технический уровень развития местного населения был нулевой и не было никаких предпосылок, чтобы получить необходимое для ремонта капсулы. Сами же мы его изготовить не могли, для этого требовались редкоземельные материалы и оборудование для создания сверх низких температур и плазма. Решили, не привлекая к себе внимание, незаметно подтянуть аборигенов до необходимых технологий и получить то, что нам нужно. Чем мы все эти годы и занимались, пока не поняли, что Земля стала нашим вторым домом и лететь никуда мы больше не хотим. Начав со сказок про волшебных героев и предметы, мы программировали сознание, окружавших нас, землян на развитие науки в нужном нам направлении. А чтобы не быть на виду, из элементов капсулы соорудили это место. Это — локальная полевая матрица, во вне временном кармане между вашим миром и каруселью параллельных с ним миров.

Маня вернулась к прежнему облику и, просеменив к столу, села на лавку с края.

— А как вы поддерживаете необходимую физическую форму вне своей матрицы? — поинтересовался Юнатов.

— Ну, это не сложно, с вашей-то плотной атмосферой, — отозвался Костя, — У нас тоже есть нечто похожее на макрон Макросов. С помощью его мы уплотняем расстояние между частицами до необходимого и придаём нужную нам форму и свойства. Это словно напечатать 3-D объект из частиц веществ, что есть под рукой, и задать им программу действий и взаимодействия с другими объектами окружающей среды. Например, с вами.

— А почему, до сих пор не освободились от своих сказочных образов? — спросил Юнатов, не высказав удивление об услышанном. Я же была в полной растерянности и непонимании, что тут происходит. Кто или что они такое? Хотя, может его друг Макрос такой же?

— Знаете, как бывает. Живёшь, живёшь под чужой личиной и постепенно срастаешься с ней, начинаешь верить, что ты такой и есть, и ощущать себя, связанным с этим миром чем-то более существенным, чем придуманная легенда, — пророкотал Горыныч.

— Да, — согласилась Маня, — Мы так долго жили среди людей, столько вместе с ними пережили, перечувствовали, что сроднились мыслями. Похоже, от всего этого опыта у нас тоже появилось что-то внутри, схожее с тем, что вы называете душой и о которой так сильно печётесь. И даже вера в вашего бога. Нет-нет да и помолюсь за своих и спасение этого мира.

Как-то у неё это очень душевно прозвучало, что у меня даже слёзы выступили на глазах.

— Всё это хорошо и даже приятно слышать, — подытожил Юнатов, — Но, мне интересно — когда вы о нас узнали? И почему не предприняли попытку войти в контакт, а вместо этого взломали нашу защиту?

— Ну, мил человек, — рассмеялся Костяныч, и, безоговорочным тоном профессора, сказал, — Мы не пытались её взломать, мы с самого начала помогали вам её создать и обеспечить необходимую защиту. Все ваши тайны были у меня на виду, и никто кроме меня о них не знает. Говорил же вам, что я — могила.

Мне показалось — лицо Юнатова словно закаменело, и он перевёл взгляд на Маню.

— Не серчай мил человек, — добросердечно ответила та, — Мы ж хотели как лучше. Увидели твои старания, вот чуток и подсобили, чтобы конторка твоя образовалась. Всё что ты сделал — твоя заслуга и только твоя.

— Мы тот самый ваш пресловутый административный ресурс, который всегда можно использовать в решении важных проблем, — чуть с усмешкой, поддержал её Костяныч, — Тут звонок, там намёк, глядишь и по чуть-чуть дело начало двигаться. Главное, в нужном направлении интерес создать. Не так ли?

— Вы, Александр Александрович, не думайте о нас чего худого. Мы вас сразу заприметили, когда вы обеспокоились безопасностью Земли, — тихо, словно убаюкивающим тоном, оправдывалась Маня, — Как не подсобить такому человеку, подсказку каку дать или сообщение донести о событиях, на которые надо обратить внимание. А уж всё остальное — заслуга ваша и вашей команды. Однако, и вы полны неожиданностей! Смогли-таки даже от нас скрыть природу вашего друга. Я всё гадала, что у вас за помощник, который об этом мире знает больше нас.

— Вот теперь кое-что прояснилось, — уже со своей обычной ироничной улыбкой, сказал Юнатов, — А я всё гадал, почему иногда уж больно всё удачно складывается.

— Удача сама не приходит, — скрипучим голосом категорично отозвалась Маня, — Терпение и труд всё перетрут, да и талантами вас бог не обидел.

— Хорош в комплементах рассыпаться, пора дело делать! — грубовато вторгся в разговор Горыныч, — Там Василиса с Егором и лебедями пропадают, а вы тут в выяснялки играетесь.

— Да, не время сейчас бренчать, кто кому и чем помогал, надо дело делать, — обеспокоенно согласилась Маня.

— Что такое пустошь и зачем они туда отправились? — спросил Юнатов.

— Пустошь не одна — их тысячи, — ответила Маня, — Это параллельные миры, которые словно слоёный пирог всегда рядом с вами, только частота вибраций у них разная. Открыли мы их, когда искали место для своей дислокации. Оказалось, что есть слепая зона между вашим миром и другими, где нет ни вибраций, ни времени, но она подпитывается энергией, образующейся от движения частот миров, которые вращаются, хоть и медленно, вокруг оси Земли, против часовой стрелки. Поскольку частоты — это электромагнитные волны, то они периодически у разных миров в каких-то точках совпадают и тогда образуются пространственные тоннели входа. Однако, простой человек попасть туда не сможет, потому что он его просто не увидит — тут особое зрение надо. Только мы можем видеть вибрации других миров. Да, и шагнуть надо в тоннель сразу, как он откроется — из секунды в секунду. Время действия тоннеля — шесть секунд. Если не успеть через него пройти за это время и он закроется, можно оказаться в слепой зоне безвременья навсегда, распылившись на атомы.

Маня горько вздохнула, видать вспомнив о пропавших, и скрипучим голосом сказала:

— Всё, что попадает в Пустошь другого мира, через некоторое время начинает подстраиваться под его вибрации и забывает частоту своего. А когда забудет её окончательно, то не сможет распознать свой мир среди других и останется там навсегда. Там нет никакой жизни, ни растений, ни еды, всё живое и неживое быстро превращается в прах. Это касается и нас: после трёх ваших суток наша матрица там начинает распадаться на части. А они там уже шесть…

В голосе Мани послышались слёзы, и она прикрыла лицо руками.

— Мой друг просит разрешения подсоединиться к вашей матрице, — чуть обеспокоенно, даже не выразив сочувствия, отозвался Юнатов.

— Да. Конечно, можно, — разрешил Костяныч, каким-то отстранённым голосом, словно забыв о своей обычной иронии и чувстве превосходства.

Видно было, что он сильно переживает о дочери и её муже… Хотя, он же не живой, а всего лишь программа, но… словно живая, как и мы, удивилась я.

Блик, где стоял Макрос, растворился в воздухе и меня коснулось лёгкое дуновение, которое закружилось и поднялось вверх. Всё кругом чуть дёрнулось и застыло, словно картинка на компьютере. Я посмотрела на Юнатова, он на меня, пожал плечами и стал разглядывать окружающее изображение. Через минуту всё вокруг опять ожило, Маня огляделась по сторонам и, посмотрев на Юнатова, спросила:

— Всё?

— Он говорит, — сославшись на Макроса, ответил Юнатов, — Что ему ещё надо минут пять для адаптации.

Вдруг прямо посреди комнаты появился высокого роста человек, примерно возраста Юнатова и даже на лицо чем-то на него похожий, только в белой толстовке и спортивных синих брюках. Он, торопливо, немного с механическим акцентом, сказал:

— Я нашёл точку входа, она будет через 20 секунд.

Положив перед Костянычем обычные на вид электронные часы, вполне человеческим голосом, похожим на Юнатова, сообщил:

— Это таймер с якорем сдерживания. Запустишь его, как уйду. Когда раздастся сигнал, нажми кнопку перезапуска часов.

— Понял, — ответил Кощей, взял часы и повертел их, разглядывая со всех сторон.

— Здорово придумано, — подытожил он, — Использовать механический простой завод с пружиной, шаг которой тарируется с нашей частотой.

Макрос исчез, Костя нажал кнопку запуска и, внимательно посмотрев на Маню, сказал:

— Ты уж так не переживай, может обойдётся…

Мы сидели в полной тишине, каждую секунду ожидая сигнала, а его всё не было и не было.