Русский город Севастополь

Сергей Анатольевич Шаповалов (2022)

Исторический роман, описывающий первую героическую оборону Севастополя. Лучшие армии мира, оснащенные современным, по тем временам, оружием, обрушились всей своей силой на Крымскую армию, состоявшую из резервных батальонов. Но среди несгибаемых защитников города были матросы Черноморского флота. Враг дорого заплатил за свою победу, если вообще это можно назвать победой. В горниле той войны погибли лучшие наши адмиралы; Корнилов, Истомин, Нахимов. Но благодаря отчаянному сопротивлению, Севастополь спас Россию от позорного разгрома.

Высадка десанта

Восемь пароходов и тридцать транспортных судов двинулись в сторону устья Альмы. Меньшиков внимательно наблюдал с высокого берега за движением вражеских судов. Приказал выдвинуть к предполагаемому месту высадки донскую батарею и пару сотен казаков с сапёрами. Произвести побольше шума. Но если пароходы смогут подойти близко и начнут обстреливать берег, тут же свернуть позицию и отойти.

— Решили нас обмануть, — объяснил он генералам. — Как будто хотят высадить десант у Альмы. А мы сделаем вид, что клюнули на их уловку.

Шесть лёгких орудий выкатили на песчаную прибрежную полосу. Казаки ловко установили пушки, принялись забивать заряды. Следом подошла сапёрная рота. Павел соскочил с коня. Подождал, когда подъедут телеги, груженные плетёными турами. За телегами бежали сапёры. Он быстро расставил людей. Солдаты принялись возводить укрытия для орудий.

— Здесь песок, ваше благородие, — пожаловался ефрейтор Козлов. — Сквозь прутья все высыпается.

Ефрейтор был широкоплечий, с большими руками и мощной короткой шей. Лицо, словно вырезанное из камня. Усы жёсткой щёткой. Глаза тёмные, строгие.

— Да, ты, хлопец, не сильно старайся, — успокоил ефрейтора командир одного из орудий, высокий молодой казак с вислыми черными усами. — Мы же для виду встали. Слегка накидай, чтоб ветром не сдуло.

Подъехали две сотни казаков. Спешились, укрывая лошадей в густом кустарнике. Принялись выбегать на берег, строиться, затем быстро разбегались, вновь строились — делали вид, как будто подходит целый полк. При этом хорунжие кричали до хрипоты, чтобы на пароходах было слышно: готовится серьёзная оборона.

Пароходы подошли ближе, насколько позволяла осадка. Начали разворачиваться бортами к берегу.

— Гляди-ка! — крикнул Павел командиру батареи. — Порты открывают. Сейчас по нам бабахнут.

Казак, коротко взглянул в сторону вражеских кораблей.

— Не достанут, — спокойно ответил. — Далеко.

Один из пароходов пыхнул белым облачком. Затем ухнул отдалённый гром. Ядро рикошетом отскочило от воды и зарылось в песок, не долетев до пушки шагов десять.

— Ох! — выдохнул Павел, с ужасом взирая на песчаный холмик, под которым успокоилось ядро.

— Чего перепужался? — усмехнулся казак. — Я же говорю: далеко.

— А если гранатой стрельнут? — не унимался Павел.

— С кораблей гранатами не стреляют. У них только ядра, чтобы борта прошибать. На кой им гранаты? Разрывные бомбы они на нас тратить не станут.

С транспортов начали спускать шлюпки. Казаки высыпали на берег, показывая, что готовятся к схватке с десантом. Но шлюпки не спешили. Плыли прямо, вдруг поворачивали вправо или влево.

— Михайлов, достанешь? — спросил командир батареи у наводчика одного из орудий.

— Ежели гранату песком набьём, да с полуторным зарядом, — прикинул наводчик.

— А давай! — согласился командир батареи.

— Зачем песком? — удивился Павел.

— Чтобы ядро легче было. Пули свинцовые выпотрошим, и песка насыплем. Оно летит дальше.

С парохода опять раздался выстрел. На этот раз ядро скакнуло по воде и нырнуло далеко от берега.

— Готово! — крикнул заряжающий, вытянув прибойник из ствола.

Наводчик задрал ствол орудия как можно выше, прицелился.

— Правое колесо на вершок вперёд! — скомандовал он. Пушкари тотчас подвинули колесо. — Готово!

— Пали! — скомандовал командир орудия.

Фейерверкер поднёс запал к огнепроводной трубке. Орудие ухнуло, откатилось. Ядро, описав дугу в воздухе, ударило о воду, подпрыгнуло, словно мячик и точно угодило в одну из шлюпок, разломав её пополам. Матросы барахтались в воде, пока их не подбирали с других лодок.

— Ну и глаз у тебя, Михайлов! — похвалил наводчика командир батареи.

Вскоре шлюпки подняли обратно на борт, и вражеский флот проследовал дальше в сторону Севастополя. Казаки тут же снялись с позиции. Орудия цепляли на передки. Туры вновь грузили на телеги. Передвинулись в район Качи. Представление повторилось. С транспортов спустили шлюпки. Они опять сделали вид, что направляются к берегу. Пароходы дали несколько залпов. Наша батарея ответила. Шлюпки подняли на транспорты, и суда уплыли в море.

— Подурили друг дружку, — усмехнулся командир батареи, — а теперь, гляди, вон они где высаживаются, у солёных озёр.

Он протянул Павлу подзорную трубу. Павел приник к окуляру. Увидел, как транспортные суда, под прикрытием пароходов, выстроились в шесть эшелонов. На спаренные шлюпки клали дощатые щиты и на них спускали пушки. В длинные десантные боты сажали солдат. Как только какой-либо корабль разгружался, он тут же снимался с якоря и уходил в сторону Евпатории, уступая место судну из следующего эшелона.

— Их же надо атаковать! — воскликнул Павел. Он оглядывал окрест солёных озёр, но нигде не видел наших колонн.

— Надо, — нехотя согласился командир батареи. — Но приказа не было.

— Но почему? — недоумевал Павел.

— Перешеек узкий, простреливается с моря. Видишь, как пароходы поставили? Только подойди — вмиг накроют.

— Неужели мы, вот так, просто, будем смотреть?

— Ну, видать, наш главнокомандующий хитрость какую-то задумал, — неопределённо ответил казак. — Хотя, я бы врезал!

***

— Эдуард Иванович, — обратился князь к подполковнику Тотлебену. — Мне надобно укрепиться здесь. Что вы можете предложить?

Они стояли возле недостроенной телеграфной башни, откуда хорошо просматривалась вся будущая позиция перед рекой Альмой.

— Прежде всего, мне надо знать, сколько у меня времени, — сказал Тотлебен.

— Не более двух дней.

— Но этого мало. Надо было как-то раньше определиться с позицией.

— Ну, дорогой мой, как же я это смог бы сделать раньше? — развёл руками Меньшиков. — А если бы противник высадился в другом месте? Да и после, как узнать, куда он двинется? Только теперь мне понятно, что Сент-Арно пойдёт именно к Севастополю и именно по этой дороге. А мог бы к Перекопу полезть.

— Я располагаю только одним сапёрным батальоном, да и тот не в полном составе. Этих сил недостаточно, — пожаловался Тотлебен. — Откомандируйте мне хотя бы несколько пехотных рот.

— Солдат я вам дать не могу, — отрицательно покачал головой Меньшиков. — Солдаты мне нужны для боя. И ещё есть одно неприятное обстоятельства — инструмента нет. Едва ли наберётся полсотни годных лопат. Даже если дам вам ещё людей, чем они землю рыть будут?

— Ах, Александр Сергеевич, вы от меня требуете невозможного! — Тотлебен даже покраснел от возмущения. — Как же я смогу построить апроши или люнеты без лопат и кирок? Да и с одним батальоном времени займёт не меньше недели.

— Не надо возводить монументальных сооружений. Укрепите батареи в центре позиции на высоте — и достаточно. Как для арьергардного боя, — ответил Меньшиков.

— Простите, вы заранее наметили отступление? — удивился Тотлебен.

— Меньше вопросов, — каменным голосом урезонил его главнокомандующий. — Приступайте к работам.

— Но почему нет инструментов, позвольте спросить. База военно-морского флота — и нет лопат? — все возмущался Тотлебен.

— Прикажете отдать под суд коменданта? — горько усмехнулся Меньшиков. — Мне ли вам разъяснять, что деньги, выделяемые на инструмент, утекли в неизвестном направлении. Нет времени сейчас разбираться со снабжением. Эдак всех интендантов надо судить. Знаете, что мне доложил генерал-лейтенант Павловский? — начал гневаться князь. — Инженерный департамент в этом году на закупку и починку инструмента выделил целых сто пятьдесят рублей, да и эти крохи — растворились, — поди, отыщи! Откуда же я вам возьму лопаты?

Тотлебен сердито пожал плечами.

Меньшиков подозвал к себе начальника штаба, капитана Вунша.

— Какие у вас есть соображения по подготовки к баталии?

— Вырубить сады на северном берегу реки. Разобрать каменные дома, деревянные — сжечь. Разрушить ограды, — высказался капитан.

— Для чего надо очистить местность? — попросил уточнить Меньшиков.

— На случай контратаки.

— Контратаки не будет.

— Простите, не понял вас, ваша светлость, — глупо хлопал белёсыми ресницами Вунш.

Меньшиков устало вздохнул.

— Распорядитесь подготовить разметку для батарей.

— Слушаюсь! — ответил начальник штаба и приказал ординарцу подать коня.

— Ваша светлость, простите за вопрос, но почему без контратак? — осторожно спросил Тотлебен.

— Какие контратаки, Эдуард Иванович? — Меньшиков не любил ничего никому объяснять, но с Тотлебеным почему-то был всегда откровенен. Чувствовал, что траншей-подполковник стоит больше десятка его генералов. — Против нас идут лучшие в мире армии. Зуавы! Знаете такие подразделения во французской пехоте? Они половину Африки прошли с боями. Прибавьте к ним Шотландскую королевскую гвардию… А у меня кто? Мои генералы могут организовать образцовый смотр личного состава: проход маршем в парадных колоннах, всевозможные упражнения с оружием, чеканный шаг…. Но они понятия не имеют о расположении подразделений на местности: как поставить артиллерию, куда выдвинуть стрелков, каким образом перестроить атакующую колонну в рассыпной строй…. Единственный, кто хоть что-то соображает в современной тактике, так это — генерал Хрущёв. Но Александр Петрович, при всем моем уважении к нему, толком не воевал. Он всю жизнь занимался теорией. Вот так-то, — самый умелый генерал под моим началом из воспитателей кадетского корпуса.

— Но позвольте, а как же князь Пётр Дмитриевич? — напомнил Тотлебен.

— Вы о генерале Горчакове? — усмехнулся Меньшиков. — Какой толк от этого героического старичка? Храбрости ему не занимать, согласен, но, Эдуард Иванович…. — Меньшаков напряг скулы. — Давайте говорить честно: командир из него — никакой. Уж очень он нерешительный, соображает долго. А на поле боя решения должны приниматься в секунду. Не знаю, не знаю, — покачал он головой. — Вот, служил наш уважаемый Пётр Дмитриевич генерал-губернатором Западной Сибири, ну и служил бы дальше. С чего вдруг государь на старости лет его прислал ко мне в армию? Чувствую, натворит он дел.

— У Петра Дмитриевича хороший боевой опыт, — попытался Тотлебен сказать слово в защиту Горчакова. — Все же, Турецкую войну прошёл, на Кавказе воевал успешно….

— Опыт…. Конечно…, — зло усмехнулся Меньшиков. — Недавно я проводил манёвры под Севастополем. Если бы вы присутствовали на них, у вас бы волосы встали дыбом. Никто ничего не знает. — Меньшиков чуть не перешёл на крик. — Резервные батальоны мне прислали. Половина солдат ружье зарядить не умеет. Гусары в парадном строю смотрятся изумительно, но даёшь команду: развернуться поэскадронно, — сразу куча-мала. Саблей рубят, что дубиной машут. Им говоришь: по уставу колоть надо, а они устав в глаза не видели. Армию обучать надо. А когда? Враг уже, вон, в Евпатории. Учиться нам придётся, как плохим актёрам, — по ходу пьесы. Поэтому, Эдуард Иванович, никаких контратак. Мне надо сохранить то, что есть до подхода подкрепления, а не на убой пускать последних.

***

К вечеру ветер нагнал тучи. Зарядил ливень. Солдаты прятались в палатках и шалашах. Костры шипели, заливаемые дождём. Лошадей отвели в овраги и старались укрыть под деревьями.

Дежурный адъютант заглянул в палатку Меньшикова, доложил, что к главнокомандующему прибыл генерал Хрущёв. Вошёл невысокого роста, плотный офицер, пятидесяти лет.

— Слушаю вас, Александр Петрович.

Меньшиков нависал над небольшим походным столом, на котором была расстелена, видавшая виды, штабная карта. На карте лежало несколько карандашей разного цвета.

— Ваше сиятельство, прошу разъяснить мою диспозицию.

— Что вам непонятно? — спокойно спросил Меньшиков.

— Я определён в резерв. Почему? Волынский полк один из лучших в дивизии.

— А вы хотите в первую линию? Подойдите сюда, — попросил Меньшиков, указал на карту. — Вы преподавали стратегию, как мне помнится. Могли бы высказать свои соображения?

Хрущёв нерешительно сделал шаг к столу. Снял фуражку, стряхнул в сторону дождевые капли. Взглянул на карту.

— Я бы укрепил высокий берег на левом фланге, — сказал он. — Вот здесь, где река выходит к морю. Поставил бы несколько батарей.

— А если нас обойдут с правого фланга и прижмут к морю?

— Можно будет закрепиться возле телеграфной башни.

— И потерять дорогу на Севастополь. А ещё вы забыли, что с моря нас могут обстрелять вражеские корабли.

— Берег высокий. В устье Альмы мелководье. Корабли не смогут подойти близко, да и стрелять прицельно с моря неудобно.

— А пароходы? Осадка меньше, орудия верхней палубы на подвижных лафетах….

— Тогда, чтобы не обошли с правого фланга, надо растянуть линию.

— Растянуть линию, — нехотя согласился Меньшиков. — Посмотрите на позицию. Длина её примерно такая же, как при Бородино, около семи вёрст. Сколько у Кутузова было штыков?

— Больше ста тридцати, если включать ополченцев.

— А у меня чуть больше тридцати, и ещё неизвестно, поспеет ли вовремя Московский полк. Как я растяну линию фронта? А противник превосходит меня силами в два раза. Правильней было бы нам прижать его к морю.

— Надо выделить крупный резерв. На правом фланге сосредоточить кавалерию. Отбить лобовые атаки и, пустив в дело резерв, тем самым отбросить противника к берегу.

— Ну, предположим, — устало согласился Меньшиков. — Это в идеале. А коль что пойдёт не так? Допустим где-нибудь прорыв.

Хрущёв внимательно смотрел на карту, обдумывая ситуации, но по лицу его было видно, что стратег в затруднении.

— Вот что, Александр Петрович, — сказал Меньшиков, не дождавшись его ответа, а, может, не желая продолжать беседу, — мне нужна дорога на Севастополь в неприкосновенности. И прикрывать её должна боеспособная часть, а не резервные батальоны.

— Вы хотите иметь шанс отойти на следующий рубеж? Но он не подготовлен: ни у Качи, ни у Бельбека. Мы должны здесь стоять до конца, — решительно возразил Хрущёв.

— Согласен с вами: стоять до конца! А если не выстоим?

— Так, как же…, — растерялся Хрущёв.

— Вы когда-нибудь встречались на поле боя лицом к лицу с гвардией?

— С гвардией? Нет.

— Идите, — коротко бросил Меньшиков. — Если хотите — изложите письменно свои соображения, я их рассмотрю.

— Разрешите вас спросить, князь, откровенно, — потребовал Хрущёв. — Я, как ваш подчинённый, имею право знать, почему мы оказались в столь затруднительной ситуации?

— А сами вы не догадались?

— Простите, нет.

— Все очень просто, дорогой Александр Петрович. — Меньшиков распрямился. Швырнул карандаш на карту. — Год назад князь Горчаков Михаил Дмитриевич, нынче командующий Дунайской армией, делал доклад царю, в котором утверждал, что для обороны Крыма и Одессы достаточно держать одну пехотную дивизию. При всем моем уважении к князю Горчакову, он сильно просчитался. Мне этот просчёт как-то надо исправлять. Конечно, не предполагалось, что против нас выступят мировые державы. Защита нужна была от турецких диверсий с моря. А, вон, видите, как вышло. Чтобы здесь, в Крыму содержать большую армию, у нас нет ни магазинов, ни складов, ни дорог. Казарм — и тех в достатке не имеется. В Петербурге же до сих пор думают, что основной театр военных действий развернётся на Балтийском побережье и, может быть, в Польше. Так же предполагалась возможная высадка в Одессе и на Кавказе. Мне все же удалось с большим трудом доказать императору, что именно Севастополь, как база Черноморского флота, является главной мишенью.

— У нас в достатке резервных частей. Нужно потребовать их перебросить в Крым, — предложил Хрущёв.

— Потребовать можно, — иронично согласился Меньшиков. — Но так, как в Крыму не налажены пути снабжения, мы рискуем оказаться в таком же положении, что и испанцы, когда к ним пришёл Наполеон. Король Карл поставил под ружье огромную армию. Но его штаб не смог наладить тыловую поддержку. У солдат — никакой выучки. Лошадей не хватало. Боеприпасов — в обрез. Кормить солдат нечем…. В итоге: армия превратилась в толпу оборванцев и постоянно терпела поражение за поражением. Очень надеюсь, с нами подобного не произойдёт. Вот так, Александр Петрович.