Оттенки и цвета

Сергей Балыкин (2024)

Стив Коул — загадочный посетитель библиотеки. И тот ли он, за кого себя выдает? И должен ли он быть здесь в данный момент? Что связывает его с Эмили Уайт? Намерение? Загадочность? Совпадение? Судьба? Кто такая Эмили Уайт? Женщина без ясного прошлого, но в будущем которой хотели бы поучаствовать многие. Есть ли шанс у Джефри Оуэна? Человека случайного во всех этих событиях, но без которого все они не имели бы никакого смысла. Это история о вопросах, которые задает нам жизнь, и ответах, которые мы выбираем. Это история об оттенках и цветах, и как важно не принять одно за другое.

Глава 2

— Я, право, чувствую себя не очень ловко, — извиняющимся тоном нудил молодой человек, когда дуэт новоиспеченных знакомых следовал по тусклым коридорам и лестницам. — Вот так, пользуясь вашим добродушием и доверчивостью, я проникаю в хранилище, откуда и совершаю кражу очень ценных изданий.

Старик тихо рассмеялся:

— Это то дело, за которым вы в Й*?

— Точно.

— Хорошо, согласен. Но только после ужина.

— Вы думаете, это терпит?

— Думаю да. Более того, я сам вынесу то, что вам нужно, если вы ответите лишь на один вопрос.

— Очень кстати. Ну и?

— Зачем вам такие издания, если вас не интересует художественная ценность книг?

— Меня нет. Других интересует.

— Вы удовлетворяете нужды других?

— Скорее прихоти. За нужды мало платят.

Легкий хохот забрызгал воздух, впитываясь в мягкие стены окружающего полумрака. Молодой человек излагал свои мысли в спокойной и, в то же время, недвусмысленной манере, поэтому реакция старика выглядела довольно странной для человека, которому только что обрисовали события ближайшего будущего, в коих тому, по меньшей мере, предстояло испытать пару неприятных минут.

— Осторожно, Мистер Коул, здесь крутая лестница, — сказал старик.

— Я поражаюсь вам…, — молодой человек с грохотом принялся считать ступеньки, — … черт…

— Вам незачем извещать меня о своем приближении так громко. Вполне достаточно легкого пошаркивания за спиной.

— Я поражаюсь вам, — молодой человек предпринял вторую попытку, — вас привлекут за соучастие.

— Это ещё почему? Я пока ещё ничем не помог.

— Но вы и не препятствуете.

— Я пытаюсь.

— Неужели?

— Вы же предупредили меня о том, что собираетесь предпринять, я сделал то же самое. Надеюсь, вы не слишком пострадали?

— Спасибо, не слишком. Но разве вам не всё равно, произойдет ограбление или нет?

— Отнюдь.

— Тогда почему я до сих пор иду?

— Мне не хочется ужинать в одиночестве.

— Интересный способ самообороны.

— Интересная методика ограбления.

— Но вы ещё не знаете, что вас ждет впереди.

— И вы тоже.

— Не понял? — насторожился молодой человек.

Старик притормозил на секунду:

— Этот ужин — лишь слабая компенсация за нанесенный вам моральный и… гм… физический ущерб.

— В каком смысле?

— Дело в том, что обязанности сторожа — это только прикрытие для моей основной работы.

— Да? И в чем же она заключается?

— Я занимаюсь исследованиями человеческого мозга. Практическими исследованиями, — сделал акцент старик. — Могу похвастаться неплохой коллекцией. К сожалению, добровольцев на эксперименты, как вы сами понимаете, мало. Вот и приходится приглашать засидевшихся читателей на ужин.

На мгновение оба собеседника остановились. Нельзя сказать с уверенностью, как выглядело лицо молодого человека в эту минуту, ибо скромного освещения явно не хватало для того, чтобы различить какие-либо эмоции. Однако вполне можно было предположить, что оно изображало.

— Я почему-то чувствую себя неуютно, — сдавленным тоном выдавил он. — Вы не знаете от чего?

— Не беспокойтесь, Мистер Коул, — старик говорил медленно и слегка хрипловато, — у меня сегодня выходной. Даже в работе, что приносит удовлетворение, нужно делать перерывы.

В этот момент сторож уже безудержно хохотал.

— Вы меня напугали, — взволновано воскликнул молодой человек.

— А вы меня, — сквозь смех брякнул старик и щелкнул переключателем на стене. Затаившаяся впереди пустота лениво приоткрыла веки, встречая гостей оседающей пылью света, слетающего со стеклянных дверей.

— Вы довольно необычный собеседник, Мистер Коул, непредсказуемый, — заключил старик.

Он распахнул дверь, и мужчины вошли в огромное помещение, заставленное в строгом порядке высокими стеллажами, полными книг. Пожалуй, это производило впечатление, ибо молодой человек замер буквально на самом пороге, окидывая взглядом всё пространство, которое вырывали из мрака маленькие лампочки, зажженные в узких проходах. Вдруг, где то в стороне, послышался треск и это потянуло внимание. Коул повернулся и увидел сторожа рядом с чем то, напоминающим принтер.

— Судя по тому, как вы на меня смотрите, ваша работа не связана с компьютерами, — пробурчал старик.

— Именно потому, что она с ними связана, я смотрю на вас подобным образом. Странно, что мы ещё слышим друг друга.

Треск прекратился, и старик аккуратно оторвал отпечатанный лист.

— Зато удобно. Не надо бегать по всему хранилищу.

Подталкиваемый любопытством, молодой человек, всё-таки, сдвинулся с места и направился к загадочному аппарату. Подойдя, он робко ощупал его, словно не доверяя своим глазам. Однако физическое обследование не внесло ничего нового в ранее сделанное заключение:"безумно старый, умирающий принтер".

Рядом с аппаратом лежала стопка распечаток, подобных только что сорванной, То были информационный сводки. Данные с показателями местного микроклимата и состоянием системы безопасности: информация на конкретный момент времени.

— Что? — прервал молчание старик. Он почти умывался рассматриваемым листком, настолько близко тот был к его глазам.

— Судя по этому, — молодой человек слегка потряс в воздухе пачкой напечатанных листов, — ваша библиотека буквально напичкана датчиками. Не хватает только скрытых камер.

— Да, скрытых камер действительно не хватает, — серьезно посетовал смотритель, абсолютно не улавливая скрытой иронии. Встретив удивленный взгляд своего гостя, он добавил, — но вас, по-моему, всё это забавляет.

— В общем-то, я всегда считал, что камеры, в отличии от фотоаппарата, были изобретены специально чтобы фиксировать именно движение. Верно?

— Абсолютно. — Старик положил информационный листок в общую кипу распечаток и жестом предложил следовать за ним.

— Но, в то же время, мне трудно представить что либо более неподвижное и не меняющееся во времени чем то, что нас окружает.

— И всё-таки оно существует, — настаивал сторож.

— Вы разбудите меня, когда будет час пик?

— Думаю, в ваших же интересах, чтобы я вас не будил.

— Но я хочу потолкаться, — не унимался молодой человек.

— Не шутите так, Мистер Коул. Им это может не понравиться.

— О ком вы говорите?

— О тех, кто нас слушает.

Молодой человек оглянулся.

— А кто нас слушает?

— Мистер Коул, этому помещению уже очень много лет.

— И что?

— Вы что-нибудь слышали о непременном атрибуте старых зданий?

— Нет, вернее, я хотел спросить: вы что, поклонник мистики?

— Я очевидец.

— Да ладно, — недоверчиво отреагировал молодой человек. Однако, видя, что его скепсис весьма неуместен, вынужден был сдаться. — И как это происходит?

— Прошу прощения, Мистер Коул, но в другой раз. По крайней мере, не здесь. Привидения не любят когда о них говорят в их присутствии.

Молодой человек соединил ладони у груди и, поочередно поворачиваясь в каждую сторону, четыре раза повторил: — Виноват, виноват, виноват, виноват.

На лице старика вновь появилась усмешка. Пройдя ещё несколько шагов, он внезапно остановился и, обернувшись к догонявшему его гостю, слегка улыбаясь, сказал:

— Мистер Коул, возможно я неправ, но всё же мне кажется, что весь ваш интерес, всё ваше любопытство наигранно. На самом деле, вас ничего не интересует.

Ошарашенный таким заявлением, молодой человек не сразу нашелся с ответом.

— По-моему, я задал вам больше вопросов, чем вы мне.

— Вы тактичны. В смысле такта и в смысле тактики. Вы уважительны к собеседнику и прекрасно знаете, где нужно начать говорить и где нужно закончить. К тому же, вы много знаете. Именно этим я объясняю наигранность вашего интереса, а отнюдь не пренебрежением к теме разговора. Вам просто заведомо известно больше, чем вашему потенциальному собеседнику и я, например, не удивлюсь, если вы… скажете, как меня зовут.

Молодой человек смутился. На сей раз искренне.

— Я думаю, последнее предложение, сказанное вами, полностью опровергает всё, что ему предшествовало, — заметил он после некоторой паузы. — Во-первых, ни один тактичный человек не проговорил бы со своим собеседником полчаса, не спросив его имени. А во-вторых, лишь действительная увлеченность разговором может быть причиной такой нетактичности. Как бы там ни было, мне очень не удобно за мою…

— Осведомленность? — перебил старик.

— Неуважительность к вам, — с улыбкой закончил молодой человек. — Меня зовут Стив.

— Мюрей. — Старик протянул руку.

— А…

— Просто Мюрей.

— Но всё-таки?

— Мюрей Барнс, — выпало неохотное признание.

— Очень приятно, Мистер Барнс.

— Взаимно, Мистер Коул. Хотя, вы всё-таки его знали, — Старик пытливо смотрел в молодые глаза. Он не разжимал руку, тем самым давая понять, что хотел бы получить ответ на свой вопрос.

— Почти, — сознался молодой человек, наконец почувствовав свою руку на свободе. — Ваша машинка весьма учтива в обращении:"Многоуважаемый Мистер Барнс, на данный момент сохраняется следующая обстановка…". Именно так начинается каждая распечатка. Я знал имя, но не был уверен, что оно относится именно к вам.

Старик поморщился и испустил звук сожаления по поводу того, что всё оказалось так просто.

— Верно, — с досадой произнес он, — однако, мы уже пришли. Если хотите, можете что-нибудь посмотреть, пока я всё здесь приготовлю.

— Охотно.

— Это займет максимум минут десять.

— Хорошо.

Они свернули с центрального прохода и, пройдя несколько метров между стен из книг, оказались в весьма уютном тупике. Небольшой письменный стол, очевидно, очень старый, вернее, старинный, два стула того же порядка, книги от пола до потолка — всё это создавало иллюзию огромного рабочего кабинета. Немного в глубине, если можно употребить такое словосочетание по отношению к тупику, находился диван, потертый до такой степени, что трудно было определить, какой же цвет обивки являлся оригинальным. Рядом стояло кресло-качалка, чтение в котором, должно быть, было чудесным времяпрепровождением. А приставленный тут же невысокий торшер решал проблему локального освещения.

Молодой человек некоторое время восхищенно рассматривал возникшее перед его глазами. Затем, качая головой, проговорил:

— А у Вас тут здорово, уютно.

— Спасибо. Вы располагайтесь.

— Угу, — промычал Коул и, взяв один из стульев, бросил на него свой пиджак. Затем он облокотился руками на его спинку, обвел взглядом бесконечные ряды книг и отвлеченно произнес:

— Вообще-то, вы были не правы, когда определили область моих интересов.

— Неужели?

— Возможно, вам это покажется странным, но меня интересует всё. Абсолютно всё. — Молодой человек подошел поближе к книгам и стал исследовать переплеты. — Всё, что было, всё, что будет.

— А всё, что есть?

— Номинально существует три времени. Но на самом деле, каждую секунду мы одномоментно входим в будущее и выходим из прошлого. Однако, безусловно, существуют некоторые особенности: меня больше интересует будущее и прошедшее связанные со мной. Кстати, ваш старинный принтер напомнил мне одну любопытную историю.

— Какую?

— Не знаю даже, как это объяснить. — Коул начал несколько издалека. — Я никогда не был равнодушен ко всякого рода предсказаниям или легендам, хотя очень не люблю, когда мне гадают.

— Боитесь узнать правду?

— А почему вы решили, что это будет правда?

— Тогда тем более. Чего вам волноваться?

— Ну, это личное. Суеверие, наверное. Потом, я не люблю, когда есть что-то в планах. Понимаете, намного интереснее, если всё происходит вдруг, как бы из-за угла.

— Похоже, вы авантюрист, Стив, — сказал старик, раскладывая приборы. — Так и что дальше?

— На днях один мой приятель принес мне удивительную распечатку, — рассказывая, Коул ходил вдоль огромных стеллажей с книгами, изредка доставая некоторые из них для чуть более детального ознакомления.

— Касающуюся вашей жизни?

— Абсолютно точно.

— Разумеется, вы его прогнали.

— Разумеется, нет. Во-первых, потому что это был мой очень, — здесь было сделано ударение, — хороший приятель, а во-вторых, распечатка касалась моего прошлого.

— Далекого?

— Чрезвычайно далекого.

— Мемуары сиделки?

Ответа не последовало.

— Стив! — позвал старик.

— А? — отозвался тот, оторвавшись от только что взятой книги. — Послушайте, это же просто с ума сойти! Какие издания! — Он с восхищенным видом указал на томик в своих руках. — Почему они не указаны в каталогах? Господи, какие вещи! — Стив качал головой и восторженно перебирал соседние книжки. — Нет, — вдруг резко сказал он, возвращаясь к теме разговора. — Распечатка касалась моей прошлой жизни.

Здесь он внезапно перестал копаться в книгах и, взглянув на Барнса, спросил:

— Звучит неразумно, правда?

— Ну, — протянул старик, — вообще-то я об этом никогда не думал.

— Отлично. — Стив возобновил свои копания. — Что до меня, то я верю в реинкарнацию души не столько по разуму, сколько потому, что просто хочу в это верить.

— А для чего?

— Для чего верить?

— Да.

— В какой то мере, для бессмертия, наверное. Если ты жил в прошлом, живешь сейчас, стало быть будешь жить ещё. Мне, например, очень хочется жить вечно.

— Но это же абсурд, — возразил старик.

— Что именно?

— Ваше желание.

— Мое желание или возможность его реализации?

— Последнее.

— Не вижу ничего сверхъестественного. Допустим, вас лишили руки. Вы живете? Живете. Вас лишили ноги. Живете? Живете. Так почему вы не сможете жить, если вас лишат тела? — Стив придвинул стремянку к стеллажу и начал подниматься по ступенькам. — Ведь руки или ноги отнимаются у тела, а не у души. У души нет ни того, ни другого. Поэтому ей всё равно, в какой оболочке находиться: в той, у которой четыре глаза или семь пальцев.

— А если теряешь голову? После такой потери ты мертвец. Это исключение из правил? — Старик довольно улыбнулся.

— Нет, это подтверждение правила. — Стив не отрывался от просмотра книг. — Так уж получилось, что для человека, а он не единственная физическая форма, голова является хранителем сразу трех, самых важных каналов, через которые душа общается с внешним физическим миром: это слух, зрение и речь. Если лишить душу всех этих каналов сразу, заметьте, сразу, ибо потеря одного из них, или даже двух, не является причиной смерти, то у неё остаются лишь руки да ноги для совершения чисто физических действий. А это не её предназначение. Поэтому она и покидает обезглавленное тело. Вот так. — Коул слез со стремянки и, немного передвинув её, снова поднялся до второго яруса стеллажей.

— Интересная теория, — помолчав, изрек Мюрей.

— Я бы назвал это легкой вспышкой не совсем здоровой фантазии.

— Но даже если допустить такое, почему, покидая тело, душа, также отказывается от всего того, что было с ним связано? Я имею ввиду воспоминания и всё такое. Неужели нам это настолько ненужно? Для чего мы живем заново, вселяясь в младенца и умирая стариком, для чего делать те же ошибки, испытывать туже боль? Разумеется, я далек от мысли, что наша следующая жизнь будет полностью похожа на предыдущую, но ведь не исключено, что что-то повторится?

— О! — Стив громко захлопнул книжку, немного испугав звуком Барнса. — Как это верно! Вот сейчас мы подошли с вами к самому интересному. — Он уселся на ступеньку, лицом к своему оппоненту и, пошарив с мгновение глазами по книжным полкам, в поисках импульса для своего рассказа, сказал: — Насколько я помню, всё началось с распечатки. Так вот, я бы никогда не обратил на неё такого внимания если бы не одна деталь: там говорилось, что прошлую жизнь мне довелось провести, будучи женщиной. Конечно, прозвучит забавно, но иногда я ощущаю в себе некоторые женские начала.

— На мужиков тянет? — шутливо спросил старик.

— Но если единственное отличие, по-вашему, между мужчиной и женщиной заключается в этом, то, — Стив пожал плечами и хлопнул томиком по ладошке, — тогда, наверное, можно сделать такой вывод.

— Конечно, я так не думаю, — попытался оправдаться старик.

— Да ладно. — перебил Коул. — Дело в том, что, действительно, существуют моменты когда я, помимо своей воли, конечно, позволяю себе сделать некоторые чисто женские движения, жесты. И, пожалуй, самое удивительное, что это не машинальное действие: в такие мгновения я именно чувствую себя женщиной. — Стив посмотрел на старика.

— Я в порядке, Мистер Коул, — выдавил он, — … продолжайте.

— Ну хорошо. Так вот, — начал Стив, кладя книжку на место и собираясь с мыслями. — Вы были правы, когда сказали, что две жизни не могут полностью повторять одна другую, но отдельные фрагменты их могут совпадать. Вот почему мы иногда оказываемся в ситуациях, которые до боли поражают нас фактом своего повторения. Общеизвестное дежавю. Если вы прожили две жизни или, допустим, три, то вероятность возникновения таких ситуаций чрезвычайно мала. Однако она сильно возрастает с возрастом в десяток судеб. Наши жизни подобны синусоидам: у каждой своя частота и фаза. Располагаясь на одной временной оси, они пересекаются, но только что упомянутые ситуации — это не точки их пересечения, они только миг, и поэтому мы не успеваем их заметить. Моменты ощущения нечто подобного наступают тогда, когда две разные синусоиды имеют несколько общих точек, то есть частично повторяют друг друга.

— Ну и что?

— А то, что в такие моменты колеи двух абсолютно разных жизней сходятся, и некоторое время мы находимся одновременно в двух жизненных течениях. И вот загадка: почему потом, когда нам предстоит расстаться, мы выбираем новую ветку, а не проторенную. Хотя на этот счет у меня есть кое-какие сомнения. Иначе как быть с внезапными, необъяснимыми смертями.

— Вы полагаете, это именно те случаи ложного выбора пути?

— По крайней мере, обратное недоказуемо, так же, как и утверждение. Это лишь предположение, так сказать, «легкая вспышка не совсем здоровой фантазии», — процитировал себя Стив.

— Да, — протянул Барнс, вытирая лоб, — забавно, честное слово, забавно.

— Однако как это не прискорбно, но из сказанного следует, что, несмотря на всю нашу многожизненность, умереть нам, всё-таки, предстоит, — заключил молодой человек.

–?!

— Да-да, ибо обязательно наступит такой момент, когда наша очередная жизнь будет полностью состоять из фрагментов, прожитых ранее. А это значит конец фантазии. А что такое душа? Это та же фантазия. Нет фантазии — нет души — нет жизни. Всё. — Стив развел руки в стороны, втянул голову в плечи и надул щеки.

— Но, вообще-то, в моей жизни было… полно неожиданностей, — пролепетал Барнс. — Скорее, она одна, сплошная неожиданность.

— Тогда, я вас искренне поздравляю, Мистер Барнс: вам ещё жить да жить, — добродушно заметил Стив, возобновляя исследование книжных полок.

— Но, если честно, я так и не понял, почему же мы, всё-таки, ничего не помним из наших прошлых жизней?

— Почему же? Кое что помним. — Коул улыбнулся. — Любая боль или радость рано или поздно умирает, оставляя лишь шрамы, при взгляде на которые возникают ассоциации от испытанного ранее. Ведь так?

— Ну-у-у-у-у, — промычал старик, — я слабо представляю себе эти шрамы.

— Я тоже. Впрочем, любую неосязаемую вещь можно представить себе лишь слабо.

— Но тогда…

— Что дает толчок к воспоминаниям? Обстановка, в которой Вы находитесь: картинки, звуки, запахи. Ваша память связанна с физическим миром, то есть единственные свидетели того, что с вами было — это, что вас окружает. Допустим, на дворе ночь. За окном идет сильный дождь. Вы чувствуете себя очень неуютно, потому что год, десять, сто лет назад тоже была ночь и дождь за окном и… сильная молния, которая ударила так близко, что в вашем доме повылетали стекла. А может она даже убила кого-нибудь. Вы никогда не забудете эти переживания, совсем не понимая, что было их первопричиной. Это и есть шрамы. Но меня, например, больше интересует вот какой вопрос: помните, я говорил вам о пересечении жизненных течений?

— Да.

— Так вот, если мы из будущей жизни попадем в прошлую, нам уже будет известен весь её дальнейший ход.

— Полагаю, да. Ведь она уже прожита.

— На первый взгляд, верно. Это как открыть прочитанную книгу посередине. Вроде бы читаешь заново, а конец уже известен. Но это ведь мы в будущей жизни знаем, что прожили настоящую, то есть читая шестой том, узнаем героев, появившихся в пятом. Кто же расскажет нам про нашу настоящую жизнь, если тот, кто должен нам о ней рассказать в будущем, в то самое будущее ещё не попал по той простой причине, что не прожил настоящего. Другими словами, мы можем знать, что пятый том уже прочитан, только читая шестой. Но для того чтобы начать шестой и узнать, что мы читали пятый, нам необходимо этот же пятый сначала прочесть. — Стив на некоторое время замолчал. Похоже, он сам старался понять свою теорию.

— Ну? — подтолкнул Барнс, напрягаю всю свою фантазию.

— Стало быть, замкнутый круг, и нет никакого шанса узнать свое прошлое, никакого. Каждый раз живем заново. Правда, я в этом не уверен. — Как бы находясь под грузом лишенного ясности рассуждения, Стив медленно передвинул стремянку, намереваясь проинспектировать очередной стеллаж.

— Мда, — с оттенком неугасшего любопытства подытожил Барнс, но оставил свои попытки вникнуть в услышанное. Наверное, следовало бы тактично намекнуть на необходимость повтора, но то ли старик не хотел полностью разочароваться в себе, то ли пожалел Стива, полагая, что воспроизвести заново свою мысль тому будет сложно. — Ладно, заканчивайте там ваши исследования и слезайте. Уже почти всё готово.

Скромный ужин мексиканской кухни мирно дожидался своего уничтожения.

— Стынет! — крикнул Барнс.

— Иду, — послышалось в ответ, — ещё секунду.

— Эмили! — послышался чей-то голос.

Стив резко обернулся. Настолько резко, что заставил стремянку слегка покачнуться.

— Мистер Барнс! — настороженно крикнул он, — Мистер Барнс!

— Да.

— Вы что-нибудь слышали?

— Лишь голодное бурчание в желудке.

— Нет, я серьезно. Вы меня звали?

— По-моему, это единственное чем я занимаюсь.

— А как вы меня позвали в последний раз?

— Словом «стынет». Это вас оскорбило?

Стив внимательно осмотрелся вокруг.

— Здесь никого нет кроме нас?

— Прекратите, Мистер Коул, конечно, нет. Спускайтесь, поболтаем за столом.

«Странно, — подумал Стив, — что за чертовщина». — Однако не столько факт происшедшего волновал его, сколько реакция на этот факт. Он отнюдь не испугался. Напротив, ему даже казалось, что он был готов услышать это слово. Он откликнулся на него так как будто за спиной раздалось его собственное имя: Эмили.

«Причем тут Эмили?» — подумал Стив и добавил вслух: — я иду!

— Эмили, не гони! — Снова тот же голос.

На этот раз Стив обернулся очень резко. Стремянка качнулась и, на мгновение, остановилась в неустойчивом равновесии. Секунда и…

— Аа-а-а… — закричал Стив, срываясь с самой верхушки складной лестницы.