Путь. Поиск Истины в Мире Лжи

Сергей Баранов, 2015

Необычная история обычного человека, поиск истины и смысла жизни которого в конечном итоге приводит автора к самому себе – к внутреннему состоянию человека, из которого начинается настоящая жизнь. Родившись в СССР, он перемещается по миру в поиске своего пути. Изучение восточной философии приводит его к священным растениям-Учителям, которые были и до сих пор используются шаманами Южной и Северной Америки. Погружаясь в духовные практики древнего мира, автор проходит через процесс глубокой личностной трансформации, что приводит его к образу жизни, который возможно не был предначертан ему судьбой. Книга «Путь» заинтересует любого духовного искателя, который ценит искренность выше всего.

Детство

Я родился 3 июля 1976 года в СССР. Мои первые туманные воспоминания о раннем детстве застыли в памяти, как снежные морозные узоры на стекле.

Мне было два с половиной года, когда однажды ночью я проснулся от боли. Я лежал в детской кроватке. Между ней и стеной проходила труба отопления, на которую я во сне положил руку. Сильный ожог оставил шрам на правой руке на всю жизнь.

Следующее воспоминание: я стою в зоопарке и плачу. Проходя мимо клетки со львами, своим детским восторгом я разбудил спавшего льва, который, проснувшись, громко зарычал и испугал меня до слез.

Мне было четыре года, когда во время Олимпиады 1980 года, заболев свинкой, я наблюдал за бежавшими спортсменами через окно.

В памяти всплывают отдельные картины моего пятилетнего возраста. Ураган сорвал кусок жестяной крыши театра и сильно ударил о стены нашего балкона. Пожар на крыше от молнии во время грозы. Помню, как ярким заревом осветилась надпись «Миру мир!», после чего в нашем доме начался пожар. Я помню отца, державшего меня на руках, в толпе жителей нашего дома, наблюдавших за горевшей пятиэтажкой.

Мне было немногим больше пяти лет, когда я организовал побег из детского сада, подбив всех на прогулку по улице. Мы стояли на тротуаре и наблюдали за проезжавшими машинами. Родители рассказали мне и об организации побега, и о том, как потом их ругали воспитатели. Конечно, дома я получил хороший нагоняй. Помню, как мы с друзьями бегали на железную дорогу, плавили свинец на костре и отливали из него разные фигуры при помощи песка. А однажды, набегавшись на улице и наигравшись в футбол, я заскочил домой и вместо воды хлебнул уксус, а потом сильно задыхался.

В семь лет я помню себя немного лучше. Мы переехали на новую квартиру, я пошел в другую школу, где и начал заниматься разными видами спорта: ходил на фехтование, плавание, футбол. В девять лет наша группа по фехтованию поехала в Евпаторию, где, заснув на пляже, я сильно обгорел. Обугленные плечи об этом событии напоминали долгие годы.

Тогда же в Крыму произошел первый опыт знакомства с гипнозом. На сеансе было много людей, они подчинились гипнотизеру и сцепили руки, а я смотрел на них с изумлением и был разочарован, потому что на меня он не подействовал. Придя в себя, многие аплодировали. Я вышел из зала на улицу, где меня встретили трое парней явно постарше. Они спросили меня о национальности, и, получив ответ, один из них ударил меня по лицу. Драться с тремя я не решился и очень пожалел, что не могу ввести их в состояние транса и просто пройти мимо.

Я увлекся рукопашным боем. На тренировки ходил, не пропуская ни одного занятия, больным и здоровым. Я любил ходить на речку, кататься на велосипеде, собирать гербарий из кленовых листьев, жечь костры, камыши, стрелять из самодельного лука, играя в индейцев. Мы часто бегали на стройку, а однажды я нашел пробитую каску, вероятно, еще со времен войны.

Очень любил кино. С родителями мы часто ходили на разные сеансы, в том числе на «Спартака», сюжет которого мне очень нравился. Я был в восторге от фильмов «Миллион лет до нашей эры», «Вожди Атлантиды» и «Легенда о динозавре», которые я просматривал по нескольку раз.

Какое-то время увлекался фотографией. Ходил на фотокружок: мне нравилось наблюдать, как на чистых листах проявлялись образы. Помню эту специфическую атмосферу и запах в процессе проявки. Однажды у меня появился негатив с фото рок-группы, фотографии которой мы продавали в школе на перемене. Первый опыт бизнеса был недолгим: старшеклассники негатив у меня отобрали после того, как я с одним из них подрался. Вскоре после этого я начал слушать музыку музыкантов с тех фотографий. В ней ощущалась свобода.

Первая моя книга — «Энциклопедия животного мира», в которой в шесть лет я любил рассматривать иллюстрации животных. Мне интересно было изучать глобус. В школе я любил читать сказку «Старик Хоттабыч». Волшебства не хватало во всем, что меня окружало: особенно остро я ощущал это, глядя на спешивших людей за окнами.

Вскоре я стал посетителем городской библиотеки, в десять лет увлекся научной фантастикой. В домашней библиотеке отца были книги Александра Беляева, которые он часто читал сам. Меня увлек этот автор, особенно рассказы «Вечный хлеб», «Властелин мира», «Продавец воздуха», «Человек-амфибия» и «Ариэль». Над сюжетом этих произведений я часто размышлял на уроках, наблюдая за падавшим за окном снегом. Звонок на перемену приносил радость: я снова мог погрузиться в свой собственный мир.

Кроме научной фантастики мне нравились приключенческие романы «Остров сокровищ», «Копи царя Соломона», «Робинзон Крузо». Частенько утром, когда ночью зачитывался «Войной миров», «Машиной времени», «Человеком-невидимкой» Герберта Уэллса, мне тяжело было подниматься в школу и идти на уроки, где мне рассказывали о Ледовом побоище и баснях Крылова, весь смысл которых открылся мне много позже. В то время ночное чтение, полеты во снах и теплая постель были гораздо приятнее утренних подъемов.

Перебарывая себя, каждое зимнее утро я выходил на еще темную улицу и по чистому, только что выпавшему, хрустевшему снегу, в чем ощущалась некая тайна, шел в школу. Учиться я не хотел: мне было скучно. Тройки с длинными минусами, следы которых оставались на учительском столе, расстраивали родителей, которые частенько вечерами делали со мной уроки. Я не хотел их расстраивать и часто менял дневники. Старые мы с другом сжигали, новые ожидала та же участь. Однажды я спалил себе брови, ресницы и волосы.

Родителей часто вызывали в школу, где им говорили одно и то же, мол, учиться может, но не хочет, присутствует на уроках, отсутствуя. Зато я любил ходить на физкультуру, рисование и труды. В них тоже ощущалась свобода. Ненавидел ездить в колхоз на картошку, но любил сажать деревья.

В новых тетрадках я любил рисовать. Однажды на работе у матери мои карикатуры заняли первое место в конкурсе. Как она говорила, людям понравились простота и узнаваемость моих изображений. Помню, как мне было легко создавать на бумаге образ пьющих людей. Когда на уроках труда я научился выжигать, то целыми днями «рисовал» на фанере и лакировал свои произведения. Одну работу «Ленин у костра» увезли на городскую выставку, однако судьба ее мне неизвестна. Особенно ценной для меня была выжженная овчарка, над которой я трудился очень долго. Она потерялась, а через двадцать лет я узнал старый образ в своей собаке, о которой подробней напишу позже. В пионерских лагерях мне нравились большие костры, бродить по лесу, остальное было скучным. На первом же родительском дне я просился домой, угрожал побегом.

Помню, как часто присутствовал на похоронах соседей. Мы жили в длинной пятиэтажке, многие из жителей которой умерли. Я стоял у стоявших на стульях гробов, смотрел на покойников, размышляя о том, куда девается жизнь после смерти. Потом по ночам я боялся засыпать: меня пугала темная бездна. Возможно, это стало причиной, по которой меня возили к бабке-знахарке, от которой родители и узнали о моем интересе к загробному миру. Посещение похорон заставило меня задуматься и о своей смерти. Тогда еще ребенком лет восьми я боялся мысли о том, что когда-нибудь и мне придется покинуть этот мир. Я стал размышлять о возможности пронести свое сознание через смерть.

Я любил зиму за домашний уют, весну — за таявшие сосульки в руках, в которых сверкало долгожданное лето, лето — за радость, осень — за грусть.

О том, что мы уезжаем в Израиль, я узнал перед самым отъездом. Я учился в пятом классе. Помню, как было грустно, хотя перемены сулили новое и интересное. Я понимал, что светлое детство я оставляю в прошлом, расставаясь с ним навсегда. Тогда я пообещал себе его никогда не забыть, а с ним и себя.