Мастер сновидений

Сергей Геннадьевич Нетреба-Залесский

Теория о параллельных Вселенных как и теория существования Бога не имеет достаточно весомых аргументов «за», равно как и достаточных аргументов «против». Можно было бы сказать, что каждый вправе верить в то, что ближе и понятней лично ему, но почему же тогда раз за разом мы погружаемся в сны и проживаем в этих снах совершенно разные жизни, зачастую не имеющие к нам никакого отношения за исключением того, что в этих снах мы принимаем самое деятельное участие?

Сон 2

Частный детектив

Мой Демон-близ меня, — повсюду, ночью, днём,

Неосязаемый, как воздух, недоступный,

Он плавает вокруг, он входит в грудь огнём,

Он жаждой мучает, извечной и преступной.

Ш. Бодлер «Разрушение»

Пронзительный телефонный звонок иглой проткнул тончайшую пленку, окружающую туго накачанную, уродливо распухшую в своей надутости, пустоту тяжкого похмельного забытья, в зыбком подташнивании качающего на своих волнах мозг Стаса. Инстинктивно он дернулся к телефону, но тут же, с коротким мучительным стоном, обхватив надувными подушками рук голову, казалось взорвавшуюся изнутри, повалился обратно на одеяло. Телефон трезвонил, не переставая, заставляя еще не вполне очнувшегося Стаса с тупо нарастающим в душе остервенелым отчаянием считать про себя звонки, в тщетной надежде ожидая, что вот-вот они прекратятся. Когда прозвучал двадцатый, Стас, поняв, что его все-таки не оставят в покое, пересилив себя на какой-то неуловимый краткий миг, рывком схватил трубку и обессилено уронил ее рядом с собой, неловко привалив рукой, казалось, весившей тонну. Сердце гулко колотилось в груди и в висках, сотрясая Стаса, как бьющий в него изнутри огромный молот. Чей-то отдаленный голос сердито жужжал в трубке, неразличимо коверкая слова.

«О, господи, — вязкие мысли копошились в голове Стаса подобно клубку слизистых вонючих червей. — О, господи, ну зачем, зачем все это? Ну почему я такой идиот, ну почему, почему? Какого дьявола я так нализался? Все так прекрасно началось и, — он перекатился на другой бок, — какого черта…

Диван под Стасом все время пытался подняться на дыбы. Мир вращался вокруг него, как будто он был осью, на которую нанизана Земля. От этого вращения желудок сжимался противными спазмами, и Стас понимал, что нужно срочно предпринимать какие-то меры, чтобы его не вывернуло наизнанку прямо сейчас, здесь, на этой кровати. С удивлением наблюдая за собой как бы со стороны, Стас увидел, как его рука вяло взяла трубку и поднесла к уху. Жужжание неожиданно расчленилось в слова, смысл которых еще не осознавался, но сами слова приобрели знакомые очертания и стали узнаваемы. Сделав огромное, жуткое, нечеловеческое усилие над собой, Стас начал прислушиваться. Звонко булькающие камешки слов падали в бездонную черноту зловонного колодца его головы.

— Какого дьявола, Стас? Алло! Ты слышишь меня? — Стас узнал голос Храмова, своего начальника.

— Да! — хрипло выдохнул Стас в трубку, пытаясь облизнуть пересохшие губы и чувствуя, что горло его першит, как будто там, внутри него был песок, со скрипом продирающийся сквозь неподатливую резиновую трубу гортани.

— Ну слава богу, отозвался. — Храмов шумно перевел дух. — Как самочувствие, придурок?

— Нормально… — вяло отозвался Стас. На больший объем слов он пока еще не был способен. На том конце провода Храмов издевательски хихикнул.

— Ну ты даешь! Надрался, как свиная задница. Ты хоть помнишь, как дома-то оказался?

— Да? А как? — у Стаса было сил ни обидеться, ни разозлиться.

— Как, как? — передразнил его Храмов. — Васька и Пухов проезжали мимо и увидели тебя возле кабака, сидящим в куче собственного дерьма! — он захохотал. — О, боже, вот это была картинка. Представляешь, прямо на улице и со спущенными штанами! Я чуть не помер со смеху, когда Васька обрисовал весь расклад!

— Ну и что дальше? — Стас сполз с постели и, неся в руке телефонный аппарат, враскачку, словно матрос по палубе штормующего парохода, прошлепал босыми ногами к холодильнику. «Если тут пусто, — подумал он, — мне конец. Я просто-напросто сейчас лягу здесь и подохну». Предпринятое усилие настолько истощило его, что он чувствовал, как холодный пот струится по лицу. Приоткрыв дверцу холодильника, Стас осторожно, как будто там могла сидеть ядовитая змея, заглянул внутрь, и вздох облегчения вырвался из его груди. Три тускло отсвечивающих донца, тупорылых, как донца пистолетных гильз, маслянисто блеснули ему в глаза. Поставив телефонный аппарат на пол, Стас аккуратно положил рядом с ним трубку и, открыв первую банку пива, долгим, прямо-таки непрерывным глотком осушил ее. В голове стремительно прояснялось. Подобно скакуну, бока которого ожгла плеть, Стас почувствовал, как горячеющая кровь, бурля, хлынула по жилам. Уже спокойно он достал вторую банку, неторопливо открыл, и, небрежно подхватив телефон с пола, прижал трубку к уху плечом. — Приношу свои извинения, я тут немного отвлекся, так что там дальше-то было?

— О, уже ожил! Нашел таки свое лекарство… — было слышно, как Храмов чертыхнулся.

— Господь услыхал ваши мольбы и Ааронов жезл коснулся меня. Теперь я готов выслушать все претензии и ответить на вопросы. — Хорошее настроение возвращалось к Стасу со скоростью курьерского поезда.

— Веселишься? — У Стаса промелькнула мысль, что злость Храмова прямо пропорциональна его, Стаса, хорошему состоянию. — Ну, повеселись, пока я тебя не осадил.

— Это каким же образом? — вежливо поинтересовался Стас.

— Простым! — рявкнул Храмов в трубку так, что Стас, поморщившись, отодвинул трубку подальше от уха. — Какого черта ты, свиная задница, сидишь дома, а? По меньшей мере, ты, тупица, должен быть на работе еще два часа тому назад. Я ведь отгул тебе не давал. Как ты думаешь, за что тебе платят твою зарплату? Не знаешь? И я не знаю, но догадываюсь, что уж во всяком случае, не за то, что ты, обгадившись, сидишь дома и корчишь из себя умника. И не за то, что ты, вместо того, чтобы явиться с утра, как все порядочные люди, на работу, валяешься у себя на кровати, подыхая с похмелья. Хочешь вылететь на улицу и стать вольным охотником? Так это я тебе быстро устрою!

— Эй, эй! Погодите, не так быстро. — Стас со смаком отхлебнул пива и оценивающим взглядом, отодвинув банку подальше от себя, посмотрел на ее запотевший бок. — Вы что, собрались меня уволить? Флаг вам в руки! Но скажите мне, ответьте на один-единственный вопрос: кого в следующий раз пошлют разгребать очередную кучу дерьма? Этого чистоплюя Пухова? Босс, может быть я и свиная задница, но, во всяком случае, уж точно не идиот и я знаю, что кроме меня послать некого… Такие как я необходимы, так что можете меня увольнять хоть по три раза на дню…

— Стас, ты, ты… — Храмов буквально задыхался от ярости.

— Я слушаю вас, босс, — вежливо отозвался Стас. — И вообще, какого черта надо было звонить мне? Ближе к обеду я и сам бы проснулся. Или, — Стас усмехнулся, — в кресле для посетителей сидит клиент? Очередная задница протирает дыру в кожаной подушке?

— Черт тебя возьми! — взревел Храмов. — Послушай, ты, свиная задница, умничать будешь перед кем-нибудь другим! Не позднее чем через час я жду тебя в своем кабинете. И не нажрись, как свинья! — Храмов бросил трубку на рычаг.

Услышав короткие гудки отбоя, Стас недоуменно пожал плечами. Потом, представив, как он достал Храмова, весело улыбнулся и, посвистывая, направился в ванную. Принимая душ, Стас во весь голос горланил какую-то дурацкую песню, пребывая в самом приятном расположении духа. Нельзя сказать, что он ненавидел Храмова, но то, что он не испытывал к нему особой симпатии-это было чистейшей правдой!

Стас благоухал пивом и дешевым дезодорантом, когда ввалился в кабинет Храмова. Предупреждения насчет свинского состояния были восприняты Стасом несколько своеобразно, и переступил он порог кабинета своего босса, изрядно покачиваясь, но все же не теряя способности воспринимать информацию. Хотя те, кто знал Стаса, прекрасно понимали: еще чуть-чуть, еще пара банок пива, и он благополучно минует черту за которой в нем уже ничего не останется от «гомо сапиенс». Храмов молча достал громадный носовой платок и медленно промокнул блестевшее потом отдуловатое лицо увенчанное огромной залысиной, затем, превозмогая отвращение, которое в последнее время вызывал у него Стас, вылез из своего кресла и, обогнув стол, широко раскрыл руки для объятия.

— Ба! Наконец-то! Стас, я чертовски рад тебя видеть! — 0н шагнул навстречу Стасу и крепко облапил его, похлопав ладонью по спине.

Как бы ни был пьян Стас, но и до него дошло, что Храмов ведет себя крайне фальшиво. То, что он сейчас проделал, было так на него не похоже, что Стас даже протрезвел на какие-то мгновения.

Отступив в сторону Храмов показал Стиву на Кейхила, сидевшего в кресле с потерянным видом и, наклонившись к самому уху Стаса, прошипел ему не снимая с лица приклеенной улыбки:-«Даже и не думай отказаться! Если ты провалишь его дело, то тебе конец, задница! Я сделаю так, что ты лишишься лицензии и я уж позабочусь о том, чтобы ты гнил на зоне до конца дней своих! Так что, постарайся, Стасик, очень-очень постарайся, если не хочешь, чтобы у тебя были большие проблемы! Понял?»

Стас обворожительно улыбнулся и,в свою очередь, тихонько шепнул Храмову:-Да пошёл ты! — постаравшись вложить в эту короткую фразу всё презрение, которое он испытывал к Храмову в этот момент.

Кейхил поднял голову и бросил короткий взгляд на Стаса. Ноздри его дрогнули и лицо скривилось в брезгливой гримасе, когда он уловил запах перегара, доносящийся от Стаса.

— Послушайте, — недовольно сказал он, — это что, ваш сотрудник? Тот, который будет заниматься моим делом?

Храмов хмуро кивнул. Кейхил молча вылез из кресла и направился к двери. На пороге он обернулся:-Спасибо! Я понимаю, что это ваш бизнес, что имя фирмы тоже чего-то стоит, но… Спасибо, что не отказали! Вот уж чего не ожидал, — он покрутил головой, словно тугой воротник жал ему шею.-так это того, что моим делом будет заниматься деградировавший алкоголик!

— Э-э-э! Полегче! — сердито сказал Стас.-Я, чёрт возьми, ещё не сделал тебе ничего плохого, чтобы ты мог обзываться на меня.

— Да? — угрюмо бросил Кейхил и желваки вспухли на его скулах.

— Да ладно вам, господин Кейхил, успокойтесь, — подал голос Храмов.-Я и сам терпеть не могу этого засранца, но поручить ваше дело кому-то из сопливых юнцов… Нет уж, увольте!

— Босс, я тоже тебя люблю! — ухмыльнулся Стас и икнул.

— Послушайте, господин Храмов, — проникновенно сказал Кейхил, — Я не спорю: ваш огромный опыт научил вас подбирать сотрудников, но только не пытайтесь меня убедить, что на этом парне держится вся ваша контора! — Он фыркнул.-Если это так, то мне жаль вас и ваш бизнес и, — взгляд его был полон горечи, — извините, что я побеспокоил вас!

— Зря вы так! — Храмов пожал плечами.-Может быть, его вид и не внушает доверия, но, поверьте мне, он самый лучший дерьмокопатель на всю округу!

— Да, сэр, так точно, сэр, есть, сэр! — Стас дурашливо изобразил щелчок каблуками.-Разрешите выполнять, сэр?!

— Ну ладно, хорошо, — Кейхил кивнул и поманил Стива за собой, к выходу из кабинета.

Выйдя из офиса, Стас задумчиво огляделся. Беседовать о делах, стоя на тротуаре, у всех на обозрении, он не любил. Конечно, поблизости была парочка вполне приличных баров, где он мог бы выслушать Кейхила, и обстановка там была вполне комфортная, но Стас, вспоминая ту брезгливую гримасу, которую состроил клиент, уловив доносящийся от него запах перегара, растерянно мялся, не зная, как Кейхил воспримет предложение пропустить по стаканчику для оживления беседы. Кейхил сам пришёл к нему на помощь. Искоса глянув на Стаса, он вдруг спросил:-«Слушай, а здесь выпить где-нибудь можно?»

— Выпить? — переспросил Стас, думая что ему послышалось.

— Ну да, выпить, — Кейхил с недоумением посмотрел на Стаса и, усмехнувшись, добавил, — тем более, что тебе это, по-моему, сейчас просто необходимо.

— Ну, в принципе, есть тут местечко, — быстро сказал Стас. Предвкушение выпивки плеснуло в животе жидким огнём.-Местное неофициальное название-«Дохлый Бобик».

— Дохлый, так дохлый, — пожал плечами Кейхил.-Мне, собственно, всё равно, как это называется. Надеюсь, не слишком далеко?

— Да нет, совсем рядом, — Стас махнул рукой указывая направление.-Очень милое местечко и в это время суток там почти что никого нет. А выпивка на уровне, да и обслуживание тоже!

— Ну и чего же мы стоим тогда? — пробурчал Кейхил и они медленно направились в сторону указанную Стивом.

Войдя в бар, Стас с важным видом уселся на высокий табурет у стойки и приглашающе указал ему на место рядом с собой, но Кейхил, отрицательно покачав головой, уселся за столик и Стив, недоумённо пожав плечами, пересел к нему. Пока он устраивался поудобнее, к ним подошла крашеная брюнетка, исполнявшая обязанности официантки в этом рассаднике пороков. Помимо всего прочего она ещё выполняла роль неофициального осведомителя Стаса и иногда спала с ним. Но Кейхилу знать это было вовсе ни к чему и Стас, состроив ужасно деловой вид, искоса подмигнул ей, дескать, не мешай, я занят.

Ухмыльнувшись, брюнетка нагнулась над столиком подавая Кейхилу меню и её коротенькое платьице стыдливо показало пухленькие, как сдобные булочки, ягодицы, которые отразились в зеркале, лицом к которому уселся Кейхил. Кейхил поперхнулся, брюнетка стрельнула в него глазками, но он всё же взял себя в руки и невозмутимо сделал заказ. Покачивая бёдрами брюнетка отправилась к стойке, а Кейхил, вытащив из пачки сигарету, принялся нервно разминать её. Стас тоже сунул в рот сигарету, прикурил сам, дал прикурить своему собеседнику и, выпустив клуб дыма к потолку, откинулся на спинку диванчика.

— Ну, дружище, — Стас полуприкрыл глаза, — теперь давай, рассказывай!

— Я уже всё рассказал твоему боссу, — недовольно сказал Кейхил.-Что, ещё раз всё повторить?

— Естественно! — Стас глубоко затянулся и быстро взглянул на него.-Я-то ведь не Храмов, и, если честно сказать, я ничего не слышал. Знаю только, что у тебя есть дело, которое привело тебя в контору, но что за дело? — Он пожал плечами и наклонившись поближе к Кейхилу доверительно сказал:-Меня интересует всё! Все обстоятельства, любые подробности, всё, что показалось тебе не совсем логичным, не совсем обычным…

— Не совсем логичным и не совсем обычным, — тихо пробормотал Кейхил и поднял глаза на Стива.-Ну ладно, пройдём этот путь ещё раз! — Встряхнув головой он бросил быстрый взгляд в сторону стойки, но, не увидев там брюнетки, которая должна была принести им заказ, неторопливо начал:-Я познакомился с Мари когда приехал в Таджикистан для организации химического факультета в местном университете. Правда, обстоятельства сложились не в мою пользу и мне на хвост сели ищейки из АНБ, но мне удалось от них скрыться.-Он пожал плечами.-Не знаю, что взбрело им в голову, но они были уверены, что я прибыл в Душанбе для организации производства нового наркотика, одного из производных опиумной группы.-Взгляд его стал задумчивым. Он рассеянно вертел в пальцах сигарету и струйка дыма выписывала замысловатые узоры. Наконец он продолжил.-Меня вывезли через Афганистан, но на границе я был ранен и тогда я снова увидел Доктора. Доктор отправил меня в Швецию и несколько месяцев я очень тесно контактировал с Мари, но потом Доктор отправил меня в горы, я встретился с неким полковником Лыковым, который курировал операцию, а вечером приехала Мари. Мы выпили кофе и…И на этом всё. Она пропала!

— Прекрасно, — задумчиво сказал Стас.-Всяким хламом приходилось заниматься, но с таким бредом я ещё ни разу не сталкивался.

— Да-да, — кивнул Кейхил.-Именно бред. Но не это сейчас важно.

— А что же важно? — пробормотал Стас.-То, что ты пытаешься её найти? А зачем?

— Зачем? — Кейхил бросил короткий взгляд на Стаса.-А затем, что Доктор-вовсе не Доктор, и все мои версии лишены, оказывается, всякого смысла, потому что я знал того, кто называет сейчас себя Доктором очень-очень давно, ещё в своём детстве, и, поверь, он с тех пор ничуть не изменился, да и нрав его лучше не стал.

— И что? — Стас с любопытством уставился на Кейхила.-Если вы так давно знакомы, то зачем же понадобилась эта, как её там, Мари? Для чего нужны промежуточные звенья? Действительно занятно, чёрт меня побери!

— Ничего занятного, — ворчливо сказал Кейхил.-Не мог же я предполагать, что для того, чтобы отделаться от этого мнимого Доктора, который и не Доктор вовсе, мне придётся прыгать из окна какого-то небоскрёба… — Он болезненно сморщился и помассировал шею.-Самоубийство было единственным выходом, хотя, в тот момент, я, по большому счёту действовал инстинктивно и мне даже в голову не пришло просчитать все последствия этого поступка, но, как бы там ни было, я всё-таки выбрался, а выбравшись обнаружил, что единственный человек, который пришёл в мой дом со стороны-исчез и не может мне ничем помочь… Естественно, что я обратился в милицию, но там мне сказали, что в случае приёма моего заявления об исчезновении Мари, я буду в числе главных подозреваемых.

— Ага, — Стас кивнул.-Они не объяснили причин этого?

— Да как-то вот не пожелали, — хмуро сказал Кейхил.

— Интересненько… — протянул Стас.-Очень и очень… Обычно такие заявления хотя бы объясняются, а тут-просто отказ.-Он пристально посмотрел на того, кто называл себя Кейхилом и вдруг какое-то щемящее чувство родилось в нём. Он поперхнулся и через силу выдавил из себя; — Постой-ка… С Доктором была женщина, которая называла себя Селинда?

— Да, но… — Кейхил удивлённо воззрился на него, — Ты-то откуда это знаешь?

— Потому что это я беседовал с Доктором и с полковником Лыковым, — спокойно сказал Стас.-Это ко мне заявился Лыков с утра пораньше и предложил заменить тебя, потому что ты был убит при переходе афганской границы, а ты был необходим, потому что только при помощи тебя можно было накрыть завод по производству какого-то там суперубойного наркотика, но тебя уже не было в живых, а я, как ты мог заметить, чертовски похож на тебя. Посему мне и вручили легенду, которую я добросовестно изучил, а потом появилась эта Мари Кристман и я пил с ней кофе, думая, что это проверка, которую устроил мне Лыков, но всё оказалось не совсем так, так что, дорогой мой Кейхил, я-это ты, а ты-это я!

— То, что ты сказал-полный бред! — констатировал Кейхил после продолжительного молчания.-Я был прав, когда сказал, что моим делом занимается деградировавший алкоголик!

— Доктор, когда нарисовался у меня с утра, тоже собрался лечить меня от белой горячки, — невозмутимо произнёс Стас.-Это был твой (он подчеркнул голосом «твой») Доктор! О чём-то это тебе говорит?

Кейхил медленно покачал головой. Стас выжидательно смотрел на него. Наконец Кейхил медленно сказал; — Это невозможно…

— Невозможно? — переспросил Стас.-А как ты объяснишь, что выбросившись из окна высотного здания ты остался жив?

— Удачно упал, — хмыкнул Кейхил.

— А как тогда остался жив я? — спросил Стас.-Ведь это я выбросился из окна, выбросился вместе с тобой! У тебя есть ответ на этот вопрос?

— Нет.-Кейхил внимательно рассматривал свои руки.-Ответа на этот вопрос у меня нет, но почему появился ты? Почему он нашёл мне двойника и хотел меня заменить?

— Потому что он не мог знать наверняка чем закончится его игра.-спокойно сказал Стас.

— Боже, какой бред, — слабо улыбнулся Кейхил и хотел ещё что-то добавить, но в этот момент брюнетка подошла к столику и молча выставила перед ними выпивку и какие-то тарелки с немудрёной едой. Следующие минут пять Стас и Кейхил молчали, потому что жевать и говорить одновременно очень неудобно, но когда по желудку Стаса разлилось блаженное тепло, Кейхил продолжил свой рассказ.

— Ну, так вот, — сказал он, закуривая очередную сигарету.-Как ты помнишь, в тот вечер мы закончили разговор обсуждением достоинств турецких кофеен, после чего она ушла спать, а я, — он запнулся, — мы остались ещё поработать с материалами, и…И тут началось!

— В общем-то дальнейшую историю я знаю, но, тем не менее, есть вопросы по поводу Мари-тускло сказал Стас.-Всё закончилось падением из окна, но вот что я не понял, так это зачем именно мы понадобились Доктору? Это что, наш персональный кошмар?

— Ну да! — возбуждённо сказал Кейхил.-Именно это я и хотел сказать!

— Негусто, — задумчиво сказал Стас.-Очень и очень негусто! Можно сказать, что даже и вовсе пусто! Ну хорошо… — он залпом опрокинул в себя водку и поморщился, — а Мари? Она-то с какой стороны тут? Ты её видел в процессе своих э-э-э, — он на секунду запнулся, — видений? Или же это вовсе и не видения были? Видишь ли, — он задумчиво почесал кончик носа, — у меня, так сказать, были некоторые моменты, когда я был сам по себе и тебя не чувствовал.

— Да какие уж там видения, — устало произнёс Кейхил.-Меня целенаправленно сводили с ума. Понимаешь, ц-е-л-е-н-а-п-р-а-в-л-е-н-н-о… — Он зябко поёжился, хотя в баре было душно и жарко.-Ощущения, скажу тебе; — дерьмо полное!

— Ладно… — Стас задумался, потом, подняв глаза, пристально уставился на Кейхила. Ощущение полнейшей бредовости происходящего, сидевшее в нём с самого момента пробуждения, всё никак не оставляло его и более того, чем дольше он беседовал с этим Кейхилом, тем сильнее становилось это чувство. («Здесь есть какая-то логика, есть, но она недоступна при обычном восприятии». Мысль проползла вялым червяком, гадко извиваясь, словно опарыш в чреве дохлой кошки и тошнота шевельнулась внутри.) — А что ты вообще можешь сказать про эту женщину? Какая-нибудь информация о ней есть? В том смысле, — кто она, откуда родом, друзья, родственники? Хоть что-то? А то, — он улыбнулся, — может она тоже из твоих видений? Хотя, в общем-то, — он пожал плечами, — я тоже её видел.

— Она родилась в Швеции, лет до пяти-шести воспитывалась дома, потом осиротела и…И всё.-Кейхил ненадолго задумался, потом решительно тряхнул головой.-Нет, никого не могу припомнить! У меня создаётся впечатление, что она просто была подослана Доктором. Только вот для чего?.

Понятно, что ничего не понятно, — Стас почесал подбородок.-Ну, хорошо! Подруг нет, родителей тоже, а кто же тогда есть?

— Не знаю, — Кейхил пожал плечами, — ничего она не говорила. И настроение, вроде, у неё было как обычно… Не знаю, не знаю. Хотя, — он встрепенулся, — она упоминала некого Либермана, но кто он такой, какое отношение имеет к ней или же ко мне-сказать не могу.

К исходу третьего дня, уже поздно вечером, Стас позвонил Храмову. Сказать по правде, он хотел сперва позвонить себе домой, Кейхилу и отчитаться о проделанной работе перед ним, потому что заказчиком-то выступал Кейхил, но потом передумал. А передумал по одной-единственной причине: отчитываться было не в чем! Трое суток Стас трудился не покладая рук и результатом его трудов стало банальнейшее «ничего». Мари Кристман пропала, исчезла, превратилась в миф, в фикцию! Иногда Стаса охватывало тупое отчаяние: все следы вели в никуда. Складывалось впечатление, что Стас участвует в какой-то мистификации, потому что никто ничего не мог сказать насчёт Мари. Вроде бы она и не существовала никогда в сущем мире, а была плодом воображения, некой виртуальной единицей, чьё бытие никак не пересекается с реальностью того мира, в котором существовал Стас. Правда, за эти дни ему удалось кое-чего накопать, но как связать полученную информацию с исчезновением Мари он пока не знал. Но кое-какие идейки у него родились и они требовали проверки через каналы Храмова. И именно поэтому он и набрал в конце концов его номер. Прижимая к уху телефонную трубку, Стас стоял на пронизывающем ветру и, чертыхаясь про себя, ждал, когда же Храмов соизволит подойти к аппарату. Наконец в трубке щёлкнуло и близкий голос Храмова визгливо царапнул ухо Стаса.

— Я слушаю, кто это? — Храмов говорил испуганно и Стив усмехнулся.-«Засранец чёртов,» — подумал он, — «Опять я его вытащил из тёплой постельки. Ничего-ничего, пусть потрясётся, это моя маленькая месть ему за то, что я тут мёрзну на ветру и дожде, зарабатывая ему деньги!» — Но вслух он деловито произнёс:-Привет, босс! Это я, Стас!

— Стас? — Храмов шумно перевёл дух.-А не поздновато ли ты мне звонишь?

— Поздновато? — деланно удивился Стас.-Ну что вы, босс! Разве одиннадцать часов это так поздно? Мне лично так не кажется!

— Ладно, ладно, хорошо! — раздражённо сказал Храмов в трубку. Чувствовалось, что он уже пришёл в себя.-Что там у тебя?

— Разрешите доложить, шеф, — ухмыльнулся Стас, пользуясь тем, что Храмов сейчас не может его видеть, а интонации… А что интонации? Их к делу не пришьёшь.-Результат поиска-нулевой!

— Как это нулевой? — недоумённо спросил Храмов.-Что, три дня работы и ничего?

— Абсолютно ничего! — безмятежно подтвердил Стас.-Все воспоминания об этой девице заканчиваются в половине седьмого вечера того дня, когда она пропала. Но этот факт мы и так знали! Одним словом, ничего стоящего и достойного внимания.

— Ну ладно, — Храмов усмехнулся в трубку.-Я уж тебя за эти годы изучил. Ради того, чтобы сказать мне это, ты не стал бы прерывать мой мирный сон. Лучше уж сразу переходи к главной части информации. Кстати, ты сейчас где?

— Около загородного дома некоего господина Лыкова, офицера спецслужб в отставке, изгнанного с позором со службы за какие-то неблаговидные делишки лет десять тому назад, — небрежно проговорил Стив.-И, если честно, тут ужасно мерзкая погода, босс! Я говорю из телефона-автомата, а дождик меня так и поливает!

— А что ты там делаешь? Решил прогуляться под дождиком? — хмыкнул Храмов.-И вообще: чем быстрее ты изложишь свой вопрос, тем быстрее ты сможешь спрятать свою задницу в салон машины! Мой тебе совет-поторопись! Что я должен узнать и сообщить тебе?

— Ценю вашу сообразительность, босс! — усмехнулся Стас.-Ну а если конкретно, то меня интересует, не попадал ли некий отставной полковник Лыков в сводки пропавших без вести в течение последних пяти суток? Или же просто убиенных?

— И только то? — удивлённо спросил Храмов.-А зачем это тебе нужно? Мы, вроде бы, ищем Мари Кристман, а не какого-то там полковника Лыкова, пусть и отставного!

— Мне это нужно затем, — торжествующе сказал Стив, — что на заднем дворе этого дома стоит «Тойота» и что-то мне подсказывает, что эта машина принадлежала нашей пропавшей дамочке!

— Ну и… — Стас прямо физически ощутил напряжение в котором пребывал сейчас Храмов.

— А то, — Стас поскрёб затылок и прикрыл трубку рукой, — что некий сосед вспомнил, что не видел Лыкова уже пять дней, но когда он встретился с ним в последний раз, то есть пять суток тому назад, Лыков производил, мягко говоря, странное впечатление. Мало того, что он вроде бы как заговаривался, но он, вдобавок ко всему, ещё и босиком из дома выскочил. Этот сосед говорит, что Лыков ещё что-то про кошмары плёл!

— Ну и что из этого? — недовольно спросил Храмов.-Какая связь тут с нашим делом?

— Прямая! — Отчеканил Стас.-Если верить номерам, то машина на заднем дворе была взята напрокат фрёкен Мари-Энн Кристман, гражданкой Швеции в салоне «Автон» в аэропорту Шереметьево. Отсюда следует, что в загородный дом господина Лыкова она добралась, но, босс… — Стас понизил голос до шёпота, — к машине не ведёт никаких следов!

— Как это? — не понял Храмов.

— А вот так! — Стив огляделся по сторонам, но улица была пустынна.-Нет ни следов покрышек, ни следов ног. Создаётся впечатление, что машина перенеслась сюда по воздуху и опустилась прямо на задний двор. Это при том, что на задний двор в принципе, вообще невозможно проехать. Далее, никто из соседей не может вспомнить, когда же эта машина тут появилась, но зато двое вспомнили, что видели около дома Лыкова синий фургон с жутко тонированными стёклами и около фургона тёрся парнишка в строгом деловом костюме и с явной военной выправкой. Таким образом: дом закрыт, хозяин не показывался на глаза окружающим вот уже пять суток, свет по вечерам в доме не загорается, правда, телефон работает, я пробовал звонить уже сегодня в этот дом, возле дома стоит неизвестно как попавшая сюда машина женщины, которая заявлена у нас в розыск, вокруг тишина и просторное поле для всяких домыслов и догадок!

— Действительно, чертовщина какая-то, — досадливо пробурчал Храмов. Он помолчал мгновение, собираясь с мыслями и, наконец, сказал Стасу:-Так, ладно! Оставайся у дома этого Лыкова. Ничего не делай и только наблюдай. Я сейчас кое-кому звякну, к тебе подъедут. Эти парни тебя знают, так что особых вопросов они тебе задавать не будут. Всё понял?

— Понял, — Стас согласно кивнул.-Только, босс, одна просьба!

— Какая? — удивился Храмов.

— Я хочу войти в дом вместе с ними, — спокойно сказал Стас.-Предпочитаю видеть всё своими глазами.

— Ладно, хорошо! — проворчал Храмов.-Ты будешь участвовать. Это я тебе обещаю!

Послушав короткие гудки в трубке, Стас вытер рукавом мокрое лицо и задумался. Время до приезда милиции у него ещё было и он, повинуясь какому-то безотчётному порыву, вдруг набрал домашний номер Лыкова. Наверное, это было смешно, потому что он стоял на улице под дождём менее чем в ста метрах от его дома и ни единого лучика света не было видно в тёмных, маслянисто отблёскивающих стёклах, но он всё равно сделал это, как будто чья-то невидимая рука толкнула его. В трубке была сперва тишина, потом послышались долгие гудки. Он стоял и слушал их и когда он уже был готов нажать на рычаг и разъединиться, в трубке послышался щелчок и женский голос неуверенно произнёс:-Алло?

— Привет! — сказал Стас.-Куда я попал? — И только задав этот вопрос, он понял всю абсурдность происходящего. Он звонил в пустой дом, в дом, хозяин которого уже пять суток не показывался на глаза живущим рядом с ним людям, в дом, в котором творилось что-то странное.-Алло! — крикнул Стас в трубку.-Вы меня слышите? Куда я попал? — В трубке слышалось шипение и шорохи, потом отдалённый смех донёсся и обрывок тихой музыки, но соединение не пропадало.-Эй, послушайте, — крикнул Стас.-Вы меня слышите? Мне нужен господин Лыков, позовите его к телефону!

— Профессор Кейхил не может подойти, — голос был как отдалённое эхо.-Профессор не может…

— Мне нужен Лыков! Если он не может подойти, если его нет… Тогда позовите Мари Кристман! — крикнул Стас невидимому абоненту. Холодный пот ручьём лил по его спине и волосы шевелились на затылке.-Позовите Мари Кристман!

— Госпожа Кристман уехала… — голос плыл в трубке, невесомый и холодный.-Госпожа Кристман не может разговаривать с вами…

— Куда уехала? — отчаянно крикнул Стас.-КУДА!

Сердитый, насупленный Храмов стоял прямо в луже, попыхивая своей неизменной вонючей сигарой. Зонт он наклонил так, чтобы он прикрывал его от порывов ветра, швырявшего ему в лицо крупные, как горошины, дождевые капли. Милицейская машина с выключенными мигалками стояла чуть поодаль, рядом с фургончиком Стаса. В доме Лыкова ярко горел свет и силуэты людей проплывали по задёрнутым шторам. Наконец дверь дома распахнулась и кто-то вышел на веранду. Поглядев на сиротливо мокнущего в луже Храмова, он махнул ему рукой и крикнул:-Эй, Храмов, заходи давай, чего это ты там мокнешь? — Храмов угрюмо посмотрел на него и, пожевав губами, выплюнул сигару в лужу.-Что мне там делать? — ворчливо спросил он.-Скажи Стасу, пусть выходит, если он уже всё осмотрел, — в голосе его слышался неприкрытый сарказм.-Теперь, это я так понимаю, вести это дело будете вы? — Человек кивнул и снова вошёл в дом, а Храмов, поёживаясь от внезапного озноба, медленно пошёл к своей машине. Открыв дверцу, он закрыл зонт, тщательно встряхнул его, и только тогда забрался на сиденье, не забыв расправить полы плаща. Загудели включенные дворники, смахивая воду с ветрового стекла. Открыв перчаточный ящик, Храмов достал очередную сигару и, похрустев целлофаном обёртки, распечатал её. На улице зашлёпали быстрые шаги и пассажирская дверца распахнулась. Мокрый Стас плюхнулся на сиденье и захлопнул за собой дверь. Вода стекала по его лицу и он вытерся ладонью. Храмов тщательно осмотрел сигару, даже обнюхал её и, отрезав кончик, сунул сигару в рот. Неторопливо и молча он раскурил её и только тогда взглянул на Стаса.

— Ну давай, рассказывай, — недовольно пробурчал он. Стас пожал плечами и извлёк из нагрудного кармана своей куртки начатую пачку «Лаки Страйк». Закурив, он откинулся на спинку сиденья и полуприкрыл глаза.-Всё так, как я и ожидал, — наконец негромко проговорил он.-Дом пуст, и пуст уже давно.

— А давно, это как? — Храмов почесал кончик носа.-Месяц, два, или же год?

— Судя по плесени на тарелке в мойке, — флегматично сказал Стас, — где-то около недели, что в принципе, даёт нам результат, близкий к искомому!

— Тебе виднее, — невозмутимо произнёс Храмов.-Ну да ладно, всё это, конечно, важно, но меня-то ты зачем сюда вызвал? Тебе что, милицейских чинов мало?

— Да вот, босс, — Стас оглянулся, как бы проверяя, не крадётся ли кто к ним.-Нюансик один возник.

— Что там ещё? — недовольно поглядел на него Храмов.-Что ты ещё такое нашёл?

— Видите ли, босс, — задумчиво произнёс Стас, — я говорил с обитателями этого дома, вернее с одной из них, — поправился он.

— Чего? — Храмов вынул сигару изо рта и удивлённо уставился на Стаса.-Когда же это ты успел?

— Не далее, чем минут двадцать тому назад! — Стас сидел совсем мокрый и вид у него был-несчастней не придумаешь.

— Так! — Храмов вновь засунул сигару в рот и, задумчиво пожевав её, неожиданно спросил:-Ты сколько дней уже спиртное в рот не брал?

— Четвёртые сутки пошли, — сказал Стас и в свою очередь спросил:-А причём тут это?

— Да так! — усмехнулся Храмов.-Медики говорят, что вспышка белой горячки как раз на третьи-пятые сутки после выхода из запоя приходится!

— Зря смеётесь, шеф, — недовольно сказал Стас.-Позвонив вам, я задержался у телефона-автомата. Стою, значит, раздумываю. И тут, верите или нет, меня как под руку кто толкнул. Дай, думаю, ещё разок наберу номер этого Лыкова. Самое странное, что я был в ста метрах от дома и прекрасно видел, что в окнах нет света. Дом производил абсолютно нежилое впечатление, но, тем не менее, я набрал этот номер!

— Ну и… — Храмов впёрся в Стаса пристальным взглядом (Как нож к горлу приставил, — промелькнуло у Стива)

— Сперва, — Стас задумчиво посмотрел в окно, — как и положено: тишина! Но потом трубку взяли!

— М-да! — Храмов саркастически усмехнулся.-Советую тебе обратиться к психиатру, Стас. У меня создалось впечатление, что тебе не стоило так резко бросать!

— Да пошёл ты! — неожиданно взорвался Стас.-Я тебе клянусь, я говорил с кем-то или чем-то, что находилось, а может и сейчас находится в этом доме!

— Но ты же только что оттуда, — невозмутимо сказал Храмов.-И это твои слова, что дом пуст! Как тебя понимать, Стас?

— А-а, — Стас махнул рукой.-Можете понимать это как вам заблагорассудится, но то, что Мари Кристман была в этом доме-я Богом поклясться могу!

— Не поминай имя Господа всуе, — ухмыльнулся Храмов.-В конце концов, Стас, работаешь над этой проблемой ты, я лишь прикрытие твоё, так что, справляйся сам! Не узнаю я тебя, право, не узнаю! — Храмов покачал головой.

— Слушайте, босс, — Стас помассировал лицо ладонями.-Можно выполнить одно дело?

— Смотря какое.-Храмов попыхивал сигарой и всем видом своим показывал, что интерес к словам Стаса он потерял напрочь.-Смотря какое…

— Мне надо, — Стас пристально посмотрел на Храмова, — чтобы вы пробили информацию, не выезжала ли Мари-Энн Кристман в последние день-два из города, а если выезжала, то куда! Может быть, даже не одна, а с сопровождающими лицами… По фамилии Лыков там, или Кейхил… Вы можете это сделать?

— Если бы это сказал кто-нибудь другой, — Храмов флегматично пыхнул сигарой, — я подумал бы, что он свихнулся. Но ты и так свихнутый, поэтому я не откажу тебе в твоей просьбе! — Тяжело сопя, он открыл дверцу и, буркнув Стасу, — «Посиди здесь.» — вылез под проливной дождь. Стас закурил очередную сигарету и, поёрзав на сиденье, прикрыл глаза. «Надо немного передохнуть,» — подумал он, — «Надо немного передохнуть…» — Мерзкая ознобная дрожь бродила где-то глубоко внутри и Стас, глубоко затянувшись, неожиданно поперхнулся горьким табачным дымом. Резкая тошнота плеснулась горячей слюной в горло и Стас, затаив дыхание, торопливо приоткрыл дверцу и выкинул сигарету в лужу. Он немного посидел, вдыхая сырую дождевую свежесть и, когда тошнота отступила, спряталась где-то глубоко внутри, он тихо и мирно заснул, привалившись головой к стеклу. Именно в таком положении и застал его Храмов, когда полчаса спустя вернулся назад, выяснив всё, что было нужно. Бесцеремонно разбудив Стаса, Храмов сердито проворчал:-Чёрт возьми, ты был прав! Не знаю, как ты об этом разнюхал, но Мари Кристман вместе с профессором Кейхилом действительно вылетела вчера назначением Баку…

— Куда-куда она отправилась? — зевнув во весь рот спросил Стас.

— В Баку.-недовольно сказал Храмов.-Теперь мне придётся ломать голову, как обеспечить твою работу там. Деньги-то они конечно везде деньги, но в Азербайджане всегда возникают какие-нибудь сложности.

Весь день с моря дул упругий, несущий преддождевую свежесть, юго-восточный ветер. Начавшись утром едва заметным бризом, лениво раскачивающим флаги, к обеду он засвежел, начал сердито посвистывать, поднимая в море стеклянисто просвечивающие барашки ветровой волны. Зеленовато-мутная вода бухты, весело хлюпая, облизывала покрытые коростой мазута камни у самого берега, и все пыталась, и никак не могла выбраться на прибрежный песок. Неровный песчаный пляж, с кое-где торчащими из песка изжелта-бурыми скалами, отлого поднимался к подножию невысоких холмов, покрытых выжженной солнцем травой. Под упругим ветром с моря мотались, низко клонясь и вновь распрямляясь, ковыльные заросли, да скрипучие крики чаек резкими нотами вплетались в неумолчную мелодию моря и ветра, что звучит над этим берегом издревле, пронизывая бесконечную поступь веков. Послышались шаги. Разомлевшая на солнце змея настороженно подняла голову, прислушиваясь, и вдруг скользнула за камень, а пробиравшийся в ковыльных зарослях кролик, поджарый и неторопкий, вдруг присел на задние лапки и, пошевелив чуткими ушками, с озабоченным видом стремглав бросился прочь. По склону холма от дороги поднимались двое. Пожилой азербайджанец, одетый в застиранную рубашку с коротким рукавом, почесывая дня три не бритый подбородок, шел следом за молодым, коротко стриженым парнем с колючими глазами, поднимая старенькими сандалиями облачка бурой пыли, которая уже изрядно припорошила до колен его выцветшие и приобретшие неопределенный цвет брюки. Было уже часа четыре пополудни, и солнце вот-вот должно было начать клониться к закату. На склоне холма, защищенном от ветра, было жарко. Звенящий стрекот цикад раздавался из-под самых ног. Поднявшись на вершину холма, насквозь продуваемую свежим морским бризом, пожилой остановился и шумно перевел дух, отирая пот со лба. Молодой парень оглянулся и, увидев, что его спутник остановился, привычно присел на корточки. Пожилой подошел ближе и, кряхтя, опустился на траву, а потом, видимо решив устроиться поудобнее, прилег, удобно опершись на локоть. — Сигарету давай, да? — обратился он к своему молодому спутнику. Тот, не вставая, нашарил в кармане пачку «Кэмэл» и протянул ее пожилому. Достав из пачки сигарету, пожилой сунул ее в рот и прикурил от предупредительно подставленной молодым зажигалки. — Зачем мы приехали сюда, Али? — глубоко затянувшись и выдохнув белое облачко дыма, тут же подхваченное и растрепанное ветром, недовольно спросил пожилой.

— Этот парень, ну за которого бабки нам перегнали, прилетает сегодня, Гейдар-ага, — почтительно сказал парень. — Куда везти его?

— Куда, куда… В гостиницу! — с сарказмом проговорил Гейдар. — Али, ты умный человек, зачем ты задаешь глупые вопросы? Может, ещё предложишь его прямо в горы отвезти? Без документов местных, без всего?

Не знаю, — пожал плечами парень, отстраненно глядя на белые, с голубоватыми подпалинами, башни и башенки кучевых облаков которые уже начали собираться на юге далеко над морем. — Как скажешь, Гейдар-ага, так я и сделаю…

Что он из себя представляет, гость этот? — лениво поинтересовался Гейдар.-Я ориентировку-то не видел.

Человек, как человек, — всё так же отстранённо сказал Али.-прибудет со своими документами. Виза гостевая, на десять суток. Не был, не замечен, не привлекался. Чистенький. Единственное «но» — сильно пьет. Можно сказать, уже алкоголик…

Мда, — задумчиво пожевал губами Гейдар. — Это плохо… Очень плохо. Не терплю я таких. Проблемы с ними бывают! Ну да ладно. Не мы решаем, кого и куда послать… В общем, так, — он пристально взглянул на Али. — Поедешь в аэропорт сам, на машине… а, ладно, мою возьмешь. Перед этим позвони Ядулле, пусть к стамбульскому рейсу подъедет на «копейке», как будто подрабатывает. Ты встретишь этого Ковальского, ну, там сам знаешь как, типа обознался; и дашь ему номер машины Ядуллы, а Ядулла отвезет его к Самеду. И все!

Сделаем, Гейдар-ага, — лениво проговорил парень, поднимаясь с корточек и отряхивая спортивные брюки «Найк». — Все сделаем как надо, не впервой…

Вот-вот, что не впервой, — проворчал Гейдар. — Потому и объясняю вам все, чтобы каждый раз, как впервой был. Осторожности терять нельзя.

Не засветимся, — все так же лениво проговорил Али. — Ну что, поехал я?

— Нет, ну ты молодец, — спокойно сказал Гейдар, поднимаясь с земли, — ты поехал… А я, значит, теперь пешком добирайся? Сагол! Умная голова! Мы сейчас вместе поедем, в Зиря, а оттуда ты уже в город двигай. Понял?

— Понял, — недовольно проговорил Али и бросил косой взгляд в сторону своего белого «БМВ», сиротливо притулившегося на проселке, изрядно избитом и искореженном выбоинами и колдобинами.

— А я ведь тебе говорил, — усмехнулся Гейдар, — бери джип… Тогда, вон какой «Чероки» подогнали. А ты: «Нет! Только БМВ!» Вот теперь терпи.

— «Чероки» полиция на «ДЭУ» достает, а мою «семерку» они на трассе не достанут, — обиженно возразил Али.

— Эх, — сокрушенно вздохнул Гейдар. — Молодежь, молодежь…

— Да ладно тебе, Гейдар-ага, — сконфуженно пробормотал парень. — Лучше поехали, да? Сам знаешь, мне еще много успеть надо.

— Знаю, знаю, — недовольно пробурчал Гейдар, отряхивая брюки. — Пошли! А то действительно, время-то идет.

Они не спеша зашагали вниз по склону. Али носком ботинка бездумно отшвыривал в сторону попадавшиеся ему камешки, а Гейдар, засунув руки в карманы, шел, о чем-то размышляя. Над невысокими горами побережья собиралась гроза. Облака громоздились друг на друга, суля проливной дождь. Осторожный кролик приподнялся на задние лапки, сторожко пошевелил ушами и, убедившись, что рядом никого нет, сел и начал умывать смешную усатую мордочку. Змея вылезла из-под камня и хотела было еще погреться на уже заходящем солнце, но потом, видимо передумав, неспешно уползла по своим делам, с тихим шорохом извиваясь среди сухой травы. Все стихло, потом внизу, под холмом, на дороге грозно рявкнул мощный двигатель, и испуганный кролик бросился в сторону моря, подальше от опасного шума, а на западе, над холмом Сейханбахчи, над белыми домиками, утонувшими в зелени садов, блеснула ветвящаяся молния и, немного времени спустя, раскатами заворчал гром. Солнце бросило прощальный луч из-под края тучи на враз потемневшее море, и сразу вокруг все нахмурилось и посуровело. Даже чайки куда-то умчались, перекрикиваясь на лету…

Над аэропортом шел дождь. Гроза, погромыхивая и озаряя самое себя слепящими сполохами молний, уползла на восток, не признавая границ, которыми люди поделили землю на свою и чужую, а дождь остался. Он нудно шел, то усиливаясь, то ослабевая, но не прекращаясь ни на минуту. Серые растрепанные тучи, белесо подсвеченные аэродромными огнями, нависли над самым летным полем, зацепившись за мачты громоотводов, паутину антенн и башню диспетчерской. Струйки воды сползали по огромным витринным стеклам аэровокзала, и капли прыгали в пузырящихся лужах. Насупившиеся автомашины и автобусы сиротливо мокли на стоянке среди луж, а их владельцы, загнанные дождем под крышу, слонялись по зданию, ожидая прибытия встречаемых ими рейсов. Али, оставив на стоянке старенькую, не раз битую «Волгу» Гейдара, вошел в широко распахнутые стеклянные двери зала ожидания и, неожиданно для себя чихнул, смешно сморщив нос. С него капало, а ноги в мокрых грязных кроссовках неприятно захолодели Торчать в аэропорту в насквозь промокшем виде ему не улыбалось. «Старый шакал, — с ожесточением подумал он о Гейдаре, — Загнал меня сюда, а сам в тепле и уюте, дома нежится… Эх, черт, по такой погоде в кабаке надо сидеть, пить вино, слушать музыку, с девчонками болтать, а не торчать здесь, в этом дурацком аэропорту, встречая какого-то там шныря». Поднявшись на второй этаж, Али подошел к огромному стеклу и стал смотреть на летное поле и самолеты, застывшие на стоянке, подобные огромным нахохлившимся птицам. На втором этаже было тихо. В углу, под самым потолком, синевато мерцал экран телевизора, показывали последние новости, а на диванчике, скорчившись и подложив себе под голову сумку с каким-то грязным тряпьем, спал бездомный старик. Его драные туфли и отполированная каждодневным использованием суковатая палка, длинная, как посох, валялись рядом, на полу. Какая-то беззащитно-длинная, щетинистая, словно у ощипанной курицы, шея старика судорожно подергивалась, и беззубый запавший рот шамкал что-то беззвучно и слюняво. Правая рука его свисала с диванчика, почти касаясь пола, а левая, перебирая узловатыми грязными пальцами, шарила и шарила, словно черви ползли по грязной рубахе на груди. В раскрытый ворот вывалилась грязно-серая веревочка, на которой, лунно отсвечивая в скудном освещении, висел, покачиваясь, серебряный медальон. Запах давно не мытого тела, мочи и застарелого перегара коснулся ноздрей Али, и он брезгливо поморщился. Поморщился, и вдруг понял: вот то, что ему сейчас нужно! Этот старик, грязный и бездомный и есть именно то, что даст ему, Али, возможность сбросить с себя поганое чувство неудовлетворенности и раздражения, накопившиеся за этот длинный и почему-то бестолковый день. Мутная жижа, что бурлила, закипая, внутри, внезапно оформилась в конкретное и ясное чувство жажды крови. Уже не видя ничего вокруг, поджарый, тренированно-мускулистый парень, с вставшей внезапно дыбом щеточкой коротко остриженных волос над низким лбом и вспухшими желваками на туго обтянутых скулах, по-волчьи ощерив рот и сжав кулаки, шагнул к диванчику. Его глаза полыхнули желтым, звериным огнем, и он, что есть силы, ударил старика ногой в коленку, ударил расчетливо, прицельно, носком ноги, как будто в футбол играл… Удар был такой силы, что диван с коротким стуком перевернулся и ничего не понявший спросонья старик оказался на полу. Ударившись всем телом об пол, он оглушенно молчал какие-то мгновения, а его колено, словно взорвавшись изнутри, стремительно превращалось в огненный шар. Полумрак перед глазами старика вдруг вспыхнул огненно-желтым всполохом, когда Али, легко перепрыгнув через опрокинутый диван, ударил его с лета ногой в лицо. И тогда старик закричал. Закричал тоненько, визгливо, как-то по-девчачьи, с трудом проталкивая слова сквозь окровавлено слюнявый рот, сквозь мутную мглу страха, застилающего мозг, он беспрерывно, как заведенный причитал: «3а что, сынок, за что? За что…» Али, подпрыгнув, словно он был на футбольном поле, вновь, как по мячу, прицельно ударил бездомного, беззащитного старика ногой в висок, в тот самый момент, когда старик, с тяжелым оханьем, попытался подняться на четвереньки. Голова старика, мотнувшись на шее, с каким-то глухим, деревянным стуком, ударилась о следующий диванчик, и старик, удивленно выдохнув, повалился на бок, толкнув диванчик телом. Металлические ножки скрежетнули по каменным плиткам пола и диванчик, грохотнув, отлетел в сторону, натолкнулся на каменную кадку с пальмой и остановился.

— Шакал! Тварь, проклятый шакал, ублюдок! — со свистом выдавил Али сквозь стиснутые зубы. — Я убью тебя, тварь, убью, убью… — Схватив старика за рубаху на груди, Али потянул его кверху и нанес несколько страшных, коротких, прямых ударов в лицо и горло своей жертвы. Методично и расчетливо бил он в бессильно мотавшееся перед ним, залитое кровью лицо, бил так, как бьют, когда хотят убить. С каким-то остервенением заносил он свой измазанный в крови, со сбитыми костяшками пальцев кулак и бил, бил, бил! Откуда-то, издалека, услышал он истеричный женский крик, крик, пробившийся сквозь грохот крови в ушах.

— Ай! Люди! Что же это такое делается?! Мужчины, да сделайте же что-нибудь! Остановите его! Люди! Помогите!

Краем глаза, сквозь кровавый отсвет, увидел он пожилую женщину, судорожно цепляющуюся за седовласого мужчину, оторопело стоящего в полной растерянности, увидел окровавленную кучу вонючего тряпья у своих ног, увидел то, что совсем недавно было человеческим существом и в этот момент, получив сильный удар дубинкой по спине, сам, со сдавленным выкриком, опустился на колени. Чьи-то сильные руки схватили его, и уже щелкнули, фиксируясь, наручники, а Али все продолжал выкрикивать что-то совсем нечленораздельное и все порывался пнуть еще раз лежащее перед ним безжизненное тело.

Сильным рывком его поняли на ноги, и он увидел перед собой полицейского. Чуть поодаль стоял еще один, что-то сосредоточенно говоря в рацию. Несколько человек с испуганными лицами толпились за его спиной, одна пожилая женщина обессилено сидела на неизвестно откуда взявшемся стуле, а молодая медсестра в белом халате подносила к ее носу ватку, смоченную нашатырным спиртом. Молодая супружеская пара с ясно читаемым на лицах омерзением разглядывала Али и лежащую у его ног жертву, а холеный мужчина, в отлично сшитом на заказ костюме, припал к видоискателю видеокамеры, и лиц его выражало что-то вроде оживления. Сильная рука полицейского дернула Али за рукав.

— Пошли, ишак, — недовольно прошипел полицейский и еще раз дернул Али, приводя его в чувство. — Откуда ты тут взялся, сын свиньи и шакала?

— Эй, полегче, — еле проговорил Али, — а то со службы вылетишь! За меня есть кому слово ска… — Он не договорил, получив сильный удар дубинкой по голове.

— Я тебе покажу «слово сказать», — с ненавистью проговорил полицейский. — Ай, шакал, откуда ты такой на свет вылез? Наверное, твоя мать родила тебя по пьяному делу, а отец твой рылся в помойке, вместо того, чтобы воспитывать тебя! Ай, шакал! — еще раз повторил он, таща Али за плечо. Второй полицейский догнал их и, крепко схватив Али за другую руку, чуть ли не бегом потащил его через весь зал ожидания в дежурную часть. В дежурной части полицейские швырнули Али на стул, и тот, что был старше по званию, дрожащей рукой достал из кармана форменной куртки пачку сигарет. Вытащив две сигареты, он дал одну своему напарнику, а другую прикурил сам. Глубоко затянувшись и выпустив вверх струю дыма, он, наконец, обернулся к Али.

— Документы есть? — уже спокойно спросил он и помассировал одной рукой другую. Его напарник включил компьютер и, пододвинув к себе свободный стул, уселся за клавиатуру. «Все, приплыл», — промелькнуло в голове Али, и он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и даже веско сказал:

— Слушай, брат, давай все решим по-людски. Зачем шум, зачем протокол? Отпусти меня. Штука баксов и все… Вы меня не видели, я тут не был, зачем шуметь, да? Полицейские переглянулись, и старший наряда спросил у Али:

— Слушай, зачем тебе старик этот понадобился, а? При людях… шум поднял. У тебя с головой проблемы?

— Да черт с ним, с бомжарой этим, — громко сказал Али. — Ничего с ним не будет, заживет его рожа. Вон, на дождик его выпереть, обмоется, в луже отлежится и всего делов-то. Ну, отпусти, начальник. Если по штуке вам мало, свою сумму назовите. Сейчас позвоню, ребята подгонят столько, сколько скажешь. По две — так по две, по пять — так по пять… Сколько скажешь, столько и будет

— Что-то ты легко деньгами бросаешься, — сказал старший. — Давай-ка, мы лучше кармашки проверим. — С этими словами он ловко обыскал Али и положил на стол перед собой водительское удостоверение, лицензию на право ношения оружия и удостоверение сотрудника частной охранной фирмы, ключи от машины, пачку жевательной резинки и пачку сигарет «Кэмел». Его напарник искоса глянул на стол и спросил:

— Все? — Али спокойно ответил: — Конечно все! А вы что, хотели ствол, наркоту найти? Я приличный человек, таким дерьмом не балуюсь.

— Да, да, конечно, — отрешенно сказал человек за компьютером. — Сейчас мы еще ориентировочки посмотрим, а то, может, ты у нас в розыске?

— Ну, смотри, смотри, — спокойно проговорил Али, а сам, внутренне весь сжавшись, ожидал, что сейчас, вот-вот, раздастся оживленный возглас свидетельствующий о том, что он узнан и на белый свет извлечен весь длинный перечень его игр с законом. В дежурной части повисло напряженное молчание. Так прошло несколько минут, и, наконец, полицейский, сидевший за компьютером, неуверенно произнес: «Вроде ничего за ним нет… Чистенький!»

— Ладно, — задумчиво сказал старший, — ну, что с этим отмороженным делать будем?

— Не знаю, — пожал плечами его напарник. — Он что-то там бормотал…

Услышав эти слова, Али оживился. Разговор переходил в понятную и привычную плоскость. Али надеялся, что сейчас начнется самый обыкновенный торг, тем более, что с его точки зрения, ничего особенного не произошло. Ну, подумаешь, отвязался на бездомном старике, чего тут такого? Никто за этого бича и слова не скажет. Куда он пойдет жаловаться, к кому? У него и документов-то никаких нет, да и живет он чем? Ясное дело — подворовывает. Ходит весь грязный, заразный, да еще и спать пристроился в этом зале, где приличные люди в чистой одежде ожидают свой рейс…

— Ребята вы браслеты-то мне снимите, — просяще проговорил Али. — Я что, такой опасный? Никуда я не убегу да и, — он усмехнулся, — буянить тоже не собираюсь. Мы же люди-то цивилизованные.

— Ладно, ладно, тебе, цивилизованный, — недовольно проговорил старший. — Старика за что отметелил?

— Да выгнать я его хотел, — быстро проговорил Али. — А он пьяный, драться на меня палкой своей полез. Я его разбудил, говорю: «Уходи отсюда!» А он давай меня крыть по всякому, мать мою задел, вот я и не сдержался.

— Хм, ловок, шайтан! — одобрительно проговорил старший и, подойдя к Али, снял с него наручники. — Ну что, протокол составлять будем? — обратился он к напарнику. — За нарушение общественного порядка?

— Ай, слушай, брат, зачем тебе бумажки эти нужны? — начал было Али и замолчал, потому что дверь широко распахнулась и в дежурку зашел тот, давешний, с видеокамерой весь из себя в своем костюме.

— Эй, эй, эй! Какого… — крикнул старший и тут же замолчал, нарвавшись на начальственный голос вошедшего.

— Вы что, шакалы паршивые? — тихо, с угрозой, проговорил мужчина с видеокамерой. — Я что, из-за вас, псы, должен министра беспокоить? А ну, быстро убрать труп из зала! Это же, сыны ишаков, аэропорт, сюда международные рейсы принимают, а у вас покойник, кровища кругом! Сейчас с московского рейса начнут выходить… Вы что, всю страну загадить решили? Да я вас с дерьмом смешаю!!!

— Какой труп? — недоуменно спросил старший, — откуда?

— Оттуда! — рявкнул на него мужчина с видеокамерой, — который этот отморозок сделал. — Он ткнул пальцем в сторону Али. — Кстати, почему без наручников?

— А, собственно говоря, кто вы такой? — стараясь не терять достоинства спросил полицейский, продолжавший сидеть за компьютером, хотя было видно, что он весь кипит от возмущения.

— Кто я такой? — возмущенно переспросил мужчина. — Ты не знаешь кто я такой? Ну, так сейчас узнаешь! — Он залез во внутренний карман своего отлично пошитого пиджака и достал оттуда корочку роскошного тиснения. Сунув удостоверение в самый нос старшему наряда он приказал: «Читай!» Старший наряда, увидев «депутат меджлиса», тут же вскочил и, вытянувшись по струнке, взял под козырек.

— Есть господин депутат! Слушаюсь, господин депутат! — 3ыркнув на Али так, что Али вжался в стул, он снял с ремня наручники и, обратившись к Али, рявкнул: — Руки! — Опешивший Али безропотно дал надеть на себя наручники, причем старший наряда, ловко и умело поставив его на колени, приковал его к трубе парового отопления.-Стой здесь, сволочь, и не дергайся, — прошипел он и по рации вызвал патрульных, которые были снаружи здания.

Телефонный звонок поднял Гейдара с постели далеко заполночь. Взяв трубку, он сонно и недовольно проговорил: «Да! В чем дело? Я слушаю!» Но от слов Ядуллы, а это звонил он, сон с Гейдара мгновенно слетел, словно и не спал он вовсе.

— Повтори, повтори, что ты сказал, — встревоженно проговорил он и плотнее прижал трубку к уху. — Как потерял? Да ты что?

— Ничего, что слышал! — со злостью ответил Ядулла. — Али замели, а кто мне этого шныря покажет? Я ждал на стоянке, рейс прибыл, все вышли, ну со стамбульского, а ко мне никто не подошел. Я подождал еще немного, потом пошел в аэровокзал, думал, Али там, с этим, ну, которого встретить надо, беседует. Зашел, а там кипеж в полный рост, разборки какие-то… Я туда-сюда, в дежурку даже к охране сунулся, так и так, в общем, гоню им, что я родственника ищу, должен здесь в аэропорту быть, а они мне, что никого уже тут нет. Ну, я туда-сюда, гляжу, у служебных ворот «ворон» и труповозка, а потом смотрю, Али в браслетах вывели… Я ждать не стал, в тачку и дернул оттуда. Вот, из дома тебе звоню.

— А, черт бы вас всех взял, идиоты, — почти простонал Гейдар, вылезая из постели. — А моя машина где?

— На стоянке, в аэропорту, где же еще… — сказал Ядулла на том конце провода. — Как я ее тебе оттуда заберу?

— Ладно, хорошо! — Гейдар что есть силы потер лицо, прогоняя остатки сна. Ты, давай ко мне подъезжай, а я пока кое-кого дерну. Жду тебя!

— Хорошо, — сказал Ядулла и повесил трубку. Гейдар, не включая света, взял сигарету и закурил. Ситуация неожиданно осложнилась. «Проклятый ублюдок,» — с остервенением подумал он об Али. Чувствовал он, сердцем чувствовал в последнее время, что с этим ишаком, с этим наркоманом даже близко нельзя дел иметь. Но… уговорили, упросили! Как же, пусть и дальний, а все же родственник, нельзя его бросить, надо к делу пристраивать. Сколько он, интересно, таких вот родственников к делу пристроил? И не перечесть. Со всеми все нормально, а вот Али этот его подвел. Ай, как крупно подвел. Так подвел, что теперь все на волоске повисло, весь тщательно налаженный бизнес. Что он теперь там болтает, одному Аллаху известно. А ведь как все хорошо организовано было, как хорошо…

Уже несколько лет прошло с того самого дня, как Гейдар принял для себя судьбоносное решение. Все его кореша тогда в большие дела полезли. Умели, не умели, а полезли. А он, Гейдар, тогда умно поступил. Армия разваливалась, подработать многие хотели, оружия было… видимо-невидимо. Вот и стал он посредником между теми, кто это оружие продать хотел и теми, кто хотел купить. Не светился, не жировал, деньги в дело вкладывал, заботливо лепил, кирпичик к кирпичику! Прошли годы, и вот результат. Где они, те, кто тогда взлетел, рассыпая блеск и искры, как новогодний салют? Куда подевались? Со своей охраной, своими бойцами, своими миллиардными оборотами? Помогли им их роскошные иномарки, их шальные деньги? Не помогли. Никого из тех, кто тогда начинал, и в помине нет. Одни могилы… И убивали-то друг друга, ну не смешно ли, из тех стволов, что он, Гейдар, им подгонял. Их нет, а он остался. Время доказало его правоту. А деньгами сорить… пусть дураки в глаза лезут! 3а эти годы он понял, что есть только одна непреложная истина: дороже покоя ничего нет. А зависть людская… вот она-то покоя и лишает. Живи тогда и трясись, а вдруг завистник тебе подножку поставит? Поэтому и жил аскетом. Старенький потрепанный пиджачишко носил и брючата такие же, а денег имел… Половину города мог купить, да что там половину — весь город ему по зубам был. В глаза не лез, а в помощи никому не отказывал, на прикорм многих посадил. Вот и думал он сейчас, кому позвонить, кого дернуть, чтобы не болтал Али, не трепался о том, о чем не следует. Докурив сигарету, Гейдар включил в комнате свет и набрал номер. Тофик ему сейчас нужен был, вот кто. Тофик в уголовке, чин пусть и не очень большой, но для этого дела хватит. Не беспокоить же, в самом деле, больших людей.

Набрав номер домашнего телефона Тофика, Гейдар терпеливо ждал, считая про себя гудки. Наконец в трубке щелкнуло, и сонный недовольный женский голос хрипло и испуганно произнес: «Алло?»

— Мне Тофик нужен, — безмятежно сказал Гейдар. — Где он?

— Какой Тофик? — возмущенно произнесла женщина. — Вы хоть знаете, который час?

— Знаю, — спокойно ответил Гейдар. — Я же сказал: мне Тофик нужен!

— Слушаю. — Тофик взял трубку. — Кто это?

— А-а! Здравствуй, дорогой! — Гейдар усмехнулся, представив заспанное и помятое, похожее на свиной окорок, испуганное лицо Тофика. — Это я, Гейдар.

— А, черт, — было слышно, как Тофик прокашлялся, — здравствуй, дорогой! Что-то случилось?

— Конечно, конечно, дорогой, родственник в беду попал. — Гейдар не глядя протянул руку и взял следующую сигарету. — Тут, Тофик, понимаешь, я и сам толком не знаю, что, кто, зачем… Поехал он в аэропорт родственника встречать, я ему машину дал, а потом звонит знакомый, говорит, видел, как парня в «воронок» сажают… Ты уж постарайся, узнай, что случилось. Сам знаешь: за мной не пропадет! А, Тофик?

— Хорошо, дорогой, хорошо. Сейчас своим позвоню, узнаю. Как, ты говоришь, фамилия твоего родственника?

— Мамедов. Али Султан Мамедов. Это двоюродный племянник со стороны моей жены. Ну, так узнаешь? — Гейдар переложил трубку в другую руку. — С ребятами будешь говорить, хоть узнай, что он там рассказывает про то, что там натворил, хорошо?

— Ладно, сейчас узнаю и тебе перезвоню, — неохотно сказал Тофик. — Давай, пока!

— Ну, пока, — сказал Гейдар и повесил трубку. Встав, он подошел к окну и, прижавшись лбом к холодному стеклу, посмотрел на свой сад и виноград, сплошным ковром затянувший вешала. Неяркий свет, падавший из окна, смутно освещал мокрые ветви деревьев, на которых шумела, мотаясь под порывами ветра смешанного с дождем, листва. А Тофик, широко зевнув, вылез из-под одеяла, поёживаясь прошлёпал на кухню и поставил чайник на плиту. Дождь барабанил по окну и сиротливо мокли сонные машины во дворе.

В это же время Стас стоял в коридоре гостиницы там, где огромные витринные стекла сходились углом, и тоскливо смотрел на безлюдные улицы, оранжево подсвеченные фонарями, которые отражались в мокрой мостовой. Дождь, который встретил Стаса в аэропорту, здесь, в городе как-то спрятался среди многоэтажных зданий и не был столь пугающе неукротим, как там, на побережье, где сквозь грохот авиационных турбин доносился ровный неумолчный шум прибоя, и тянуло свежим запахом моря, смешанным с запахом авиационного керосина. Странная получилась поездка у Стаса. Перед вылетом из Москвы, уже когда была оформлена гостевая виза в азербайджанском посольстве, к Стасу домой приехал некий Алимхан, доверенное лицо тех людей, к которым обратился за содействием Храмов и сказал, что Стаса в Баку будут встречать. Какой-то там то ли Гейдар, то ли Гаджи, в общем, кто-то из местных. Никаких проблем возникнуть вроде бы не должно, потому что встречающая сторона берет на себя все заботы о Стасе и за всё проплачено. Но в аэропорту Стаса никто не встретил. Тогда Стасу пришлось на свой страх и риск уехать на такси в город, за пятьдесят километров от аэропорта и там уже устраиваться в гостиницу. Спасибо, что хоть были свободные номера, правда, баснословно дорогие. В планы Стаса не входило оплачивать свое проживание где бы то ни было, и теперь он с тревогой подсчитывал оставшиеся у него деньги, потому что если возникли какие-то осложнения, Стасу могло хватить только-только, в самый обрез, на обратную дорогу. О том, что он будет говорить Храмову, если не выполнит порученное дело и бесславно вернется к себе домой, Стас старался не думать. Он прекрасно отдавал себе отчет, что вот так, на ура, проникнуть в горы и отыскать там, среди тысяч квадратных километров вздыбленных скал и непроходимых лесов Мари Кристман ему вряд ли удастся. Его должны были встретить и передать тем людям, которые обеспечили бы ему возможность выполнения той работы, ради которой он, собственно говоря, и прилетел на Кавказ. И если что-то пошло не так, как первоначально планировалось, то у него, у Стаса, положение становилось затруднительным. Оказаться вот так, одному, в абсолютно незнакомом городе, в который и прибыл-то он, можно сказать, почти инкогнито…«Вот так и бывает всегда», — с тоской подумал Стас, глядя с высоты четвертого этажа вниз, на пустые ночные улицы, по которым, изредка отблескивая лучами фар в лужах, проносились, разбрызгивая воду, автомашины. — «Всегда, что плохо начинается — и продолжается плохо». Почему-то Стасу не хотелось сидеть в номере, окна которого выходили на парк. Ему казалось, что, стоя здесь, в коридоре, около огромных, сходящихся углом окон, он как-то сможет разобраться во всей этой неразберихе, о которой он и не подозревал, когда шел на посадку, и что если он будет продолжать здесь стоять, то вот-вот из-за угла коридора выйдет человек, который, подойдя к нему, весело улыбнется и скажет: «Стас? Ну, наконец-то! Я чертовски рад тебя видеть…» Но, увы, все это было не более чем просто приятные мечты. Нет, конечно, он мог с утра отправиться в аэропорт и улететь обратно. А вот этого Стас вовсе не хотел делать, ибо в противном случае ему пришлось бы признать, что он просто-напросто не в состоянии выполнить поставленную перед ним задачу.

Задумчиво почесав затылок, Стас, бросив прощальный взгляд в окно, повернулся и пошел по коридору в свой номер. Войдя и плотно закрыв за собой дверь, он уселся, не раздеваясь, на кровать и, раскрыв свою дорожную сумку, с тоской осмотрел ее содержимое. К сожалению, он был так беспечен и так полагался на обязательность тех, кто должен был встретить его, что в его сумке, кроме вещей и аппаратуры, не оказалось ни крошки съестного. Стас взглянул на наручные часы, которые он еще в аэропорту перевел на местное время. Стрелки подбирались к половине третьего ночи, а в такое время надежда на то, что бар на первом этаже еще работает, была очень слаба. Тем не менее, Стас, почувствовав, что он не на шутку проголодался, решительно встал и вышел из номера. Пройдя по коридору к лифту, он несколько раз нажал кнопку лифта, впрочем, безуспешно и пошагал вниз по уже затемненной лестнице.

На первом этаже было тихо. Портье дремал за стойкой, положив на скрещенные руки голову, а полицейский, охранявший вход, дремал на диванчике, подложив под голову маленькую подушечку и накрывшись форменной тужуркой. С большим трудом Стиву удалось разбудить портье, который спросонья долго не мог понять, чего хочет от него этот странный парень, а когда понял, то на его лице расплылась широкая улыбка. Портье, беспрерывно повторяя почему-то «Айн момент», нагнулся куда-то под стойку и, подобно фокуснику, извлек из ниоткуда пакет с помидорами, кусок холодной вареной баранины и початую бутылку с изображением московского кремля. Потом, оттуда же, на свет божий появился относительно чистый стакан, заварной чайник, тарелка и нож. Быстро и ловко портье нарезал помидоры и, плеснув в стакан чуть больше чем на палец прозрачной жидкости, пододвинул все это Стасу, предложив выпить за здоровье его какого-то родственника, у которого вчера был юбилей, с коего портье и прибыл на работу, чисто случайно прихватив с собой этот джентльменский набор. Стас, глубоко вздохнув, влил в себя обжигающую жидкость и какое-то мгновение сидел весь побагровевший, не в силах перевести дух, а когда, наконец, обрел дар речи, то портье весело объяснил ему, что его родственник работает на спиртзаводе, откуда и обеспечил застолье по поводу своего юбилея дармовой выпивкой. Охранник тоже проснулся и, помявшись немного, присоединился к ним, а спустя полчаса он уже рассказывал о своих студенческих похождениях и со слезами на глазах вспоминал о том славном времени, когда учился в Губинке.

Приехав в управление, Тофик оставил машину около входа, рядом со служебными машинами и, небрежно козырнув дежурному на входе, прошел к себе в отдел. Оперативник, попавшийся ому навстречу в коридоре, сказал, что сопроводиловки лежат на столе у дежурного следователя, и Тофик, буркнув что-то нечленораздельное, быстро прошел в кабинет, в котором было жутко накурено, и на колченогом столе возле дивана стояли грязные чашки из-под чая и заварной чайник с треснувшей крышкой.

Брезгливо оглядев это непрезентабельное убранство, Тофик взял со стола папку с протоколами и начал быстро просматривать бумаги, беззвучно шевеля губами. Найдя нужный протокол, он отложил его в сторону, а все остальное убрал в папку. Протокол был уже зарегистрирован, и это несколько осложняло дело, если бы Тофику надо было отпустить этого парня, поэтому Тофик, приняв деловой вид, вышел в коридор, ища дежурного следователя. Из соседнего кабинета доносились оживленные голоса, изредка прерываемые взрывами здорового жизнерадостного смеха. Тофик, с деловым видом приоткрыв дверь в кабинет, переступил порог и остановился в сразу наступившей тишине.

— Всем привет, — бодро произнес Тофик, небрежно взмахнув рукой.

— Здравствуйте. Здравствуйте, Тофик Вагифович! — вразнобой отозвались голоса. Тофик, поманив дежурного следователя, вышел в коридор. Тот, выйдя следом за ним, уставился на него с выражением ожидания на лице.

— Слушай, Тагир, — проникновенно сказал Тофик, — где у тебя этот, как его, Мамедов, ну, которого из аэропорта привезли?

— Какой Мамедов? — недоуменно переспросил Тагир, — А, Мамедов… По убою который проходит? В седьмой камере, в одиночке.

— Ты с ним говорил? — небрежно спросил Тофик. — Чего он тебе плел?

— Ай, Слушай, Тофик Вагифович, — возмущенно развел руками Тагир. — Когда мне с ними работать, дай принять, да зарегистрировать, да с бумажками этими разобраться. Вот рабочий день начнется, сам раскинешь. Кого мне, кого Мирзоеву… Успеем еще с этими уродами побеседовать. А с этим Мамедовым и говорить не о чем. Отмороженный он какой-то. Старика там бездомного забил насмерть! О чем с таким говорить?

— Да уж, действительно, — сочувственно проговорил Тофик. — Ладно, я в своем кабинете, если понадоблюсь. Хорошо?

— Ага, — согласно кивнул Тагир и нырнул в дверь кабинета, а Тофик, пройдя чуть дальше по коридору, аккуратно снял печать с двери и, достав из кармана ключи, начал свой рабочий день. Настенные часы показывали пять часов тридцать минут утра. Подумав, Тофик протянул руку к телефону и набрал номер Гейдара. На том конце трубку взяли сразу. «Ждет Гейдар, волнуется», — усмехнулся про себя Тофик, — «видать зацепило его сильно». Ну да ладно, не его, Тофика, это дело. Попросили узнать, узнал, теперь послушаем, что еще от него нужно.

— Гейдар? — спросил Тофик. — Ты слушаешь?

— Да! — голос Гейдара был раздраженным. — Почему так долго не звонил?

— Извини, дорогой, — Тофик зевнул. — Ты мне устроил начало рабочего дня на четыре часа раньше, чем обычно.

— Ничего, переживешь, — сказал Гейдар. — Что скажешь?

— А что я скажу? — пожал плечами Тофик, — ничего интересного. Согласно протоколу, в аэропорту его взяли с поличным на месте преступления!

— Я понимаю, что он не леденец там облизывал, — со злостью сказал Гейдар. — Не тяни!

— В общем, на нем убийство! — Тофик был холоден, как айсберг. — И если ты хочешь, чтобы я его вытащил, то из этого ничего не выйдет. Протокол задержания есть, в нашей документации он уже зарегистрирован, правда, этого Мамедова еще не допрашивали. Я вот сейчас сижу, думаю, кому его подсунуть, ну, я имею в виду, из следователей. А что ты хочешь?

— Я ничего не хочу, — сказал Гейдар. — Я, дорогой мой, ничего не хочу. У меня все, что мне надо, есть. И меньше всего я хочу неприятностей из-за этого наркомана. Ты меня понимаешь, Тофик? Когда у него начнется ломка, он твоим операм и следователям расскажет то, что было и чего не было. Недалеко и до беды от такого говорливого. Он ведь и про тебя может сказать…

— Откуда он… — начал Тофик и не докончил фразу. — Ты хочешь сказать, что он про меня знает? Ну и г… же ты, Гейдар!

— Не трещи, — спокойно проговорил Гейдар. — Я не могу тебе гарантировать, что он не в курсе этих дел, поэтому, дорогой мой, в твоих же интересах сделать так, чтобы никто, никогда, ты слышишь, никогда, не смог допросить его. Ты меня понял?

— Понял, — сказал Тофик и облизал враз пересохшие губы. — Да, я тебя понял…

— Ну, вот и отлично, — Гейдар улыбнулся. — Сделай это, и я твой должник по гроб дней моих. Шучу, шучу! На пяти штуках сговоримся?

— Семь, — хрипло выдавил Тофик. Людям надо дать будет…

— Ну, семь, так семь, — спокойно согласился Гейдар. — Вечерком позвонишь мне? Из дома. Ну, давай, пока, — он положил трубку. Тофик услышал короткие гудки отбоя и, положив трубку на рычаг, вытер дрожащей рукой враз вспотевший лоб. «Ладно», — сказал сам себе Тофик и бросил короткий взгляд на часы. Надо было поторапливаться. Когда начнется рабочий день, и все соберутся в отделе, он уже не сможет сделать так, чтобы этого Мамедова не трогали. На оперативке начальство обязательно потребует отчета обо всех происшествиях, задержаниях и о том, распределил ли он задержанных по следователям. Отвертеться не удастся. Поэтому, если уж он решил что-то делать, то, делать это надо сейчас, не откладывая. Решительно хлопнув ладонью по колену, Тофик встал из-за стола и, выйдя из кабинета, тщательно запер за собой на ключ дверь. Держа свернутый в трубочку протокол задержания, Тофик спустился на первый этаж и, зайдя в дежурку, огляделся, небрежно козырнув в ответ на приветствие прапорщика, сидевшего за столом с селектором.

— С кем дежуришь сегодня? — спросил он, подойдя к расписанию на стене и внимательно изучая его. — Так, так! Подполковник Гафизов… — Он обернулся к прапорщику и, весело поглядев на него, спросил: — Сержант Нефедов в твоей смене?

— В моей, Тофик Вагифович, — ответил, потягиваясь, прапорщик. — Он сейчас внизу, там, где камеры с задержанными. Он что, нужен?

— Да нет, не сейчас, — небрежно ответил Тофик. — Это уж когда сменится. Ты ему тогда скажи, пусть ко мне зайдет. Оперативка в девять начнется, так что успеет, ну ладно, пойду я!

— Ага! Хорошо Тофик Вагифович, — быстро проговорил прапорщик, протягивая руку к телефонной трубке, потому что в этот момент резко и требовательно загудел зуммер вызова. Выйдя за дверь и плотно прикрыв ее за собой, Тофик чуть-чуть задержался, прислушиваясь к разговору дежурного и решительно направился к лестнице, ведущей в подвал, туда, где были камеры.

Выйдя из дежурки, Тофик повернул к лестнице, ведущей вниз, в подвал, туда, где были камеры предварительного заключения. Здание Управления было старым, и обшарпанные стены, с кое-где облупившейся до самого кирпича штукатуркой, поросли какими-то белесыми махрами, то ли соль выступила, то ли плесень пробилась. Но Тофик лишь скользнул по этому зрелищу упадка и развала привычным взором, весь погружений в свои мысли. Нефедов был, с точки зрения Тофика, парень неплохой. Во всяком случае, выгоду свою чувствовал издалека и никогда ее не упускал. Такие люди Тофику нравились. С ними можно было иметь дело. Хотя и опасны они были по-своему… Но опасности пока от Нефедова Тофик не видел, к тому же Нефедов был многим обязан Тофику. Пару лет тому назад, когда начались чистки в рядах защитников правопорядка, Тофик отмазал Нефедова из-под сокращения и при случае не упускал возможности напомнить ему об этом. Понятно, что Нефедову это не нравилось, и он потихоньку начал скалить зубы, а Тофик, как тонкий психолог, доведя Нефедова до того момента, когда он уже был готов вцепиться ему, Тофику, в горло, тихо и доверительно переговорил с ним и предложил партнерство. И убил сразу двух зайцев. Нефедов счел, что он напугал Тофика и предложенное сотрудничество принял, как само собой разумеющееся, а, замазавшись, уже сам стал бояться разоблачения, и Тофик, взяв его под свой патронаж, приобрел верного человечка. Конечно, не один Нефедов был у Тофика в прихвате, для разных дел ведь разные люди нужны, но Нефедова Тофик ценил. За те годы, что вместе они проработали в органах, Нефедов приучился беспрекословно выполнять те распоряжения, что отдавал ему Тофик. А уж дураком-то Тофик никогда не был. Каждую операцию планировал тщательно, до мелочей. И если уж подставлял кого, то только не своих людей. Своих людей Тофик берег как зеницу ока, вплоть до того, что и в быту заставлял их вести себя прилично. Хороший офицер был Тофик, умный. Знал, где лизнуть, а где и гавкнуть. И благодаря этому сам по службе шел и людей своих за собой тащил…

Спустившись по железной, громыхающей под каблуками, лестнице, в подвал, Тофик громко крикнул: «Нефедов!» — и крик его гулким мячиком скакнул по коридору. «Нефедов!» — еще раз крикнул Тофик сквозь решетку, и откуда-то из-за угла коридора от туалетов донеслось недовольное: «Ну, здесь я, здесь. Чего орать-то?»

— Не орать тебе надо, а из пушки стрелять, — недовольно проговорил Тофик, дождавшись, когда из-за угла появится кряжистая, с головой, вросшей в тяжелые борцовские плечи, фигура в пятнисто-стальной форме. Толстые ноги в берцах ступали чуть косолапо, а руки были такой длины, что, казалось, свисали ниже колен. «Ну и горилла» — неприязненно подумал Тофик, но вслух деловито произнес: «Привет!»

— Приветствую, Тофик Вагифович, — увесисто сказал сержант Нефедов и широко, во весь рот, зевнул, дыхнув на Тофика запахом перегара и какой-то трупной гнили. Тофик едва заметно поморщился.

— Зубы по утрам чистить надо, — наставительно произнес Тофик. — Ты же все-таки лицо закона! — он усмехнулся. — А то урки о тебе плохо подумают…

— Мне их думы по фенечке, — повел плечами Нефедов. — Кого надо-то?

— Да отмороженного одного, — спокойно сказал Тофик, — ты дверцу-то мне открой!

— А? Да-да, сейчас. — Нефедов забренчал ключами. Замок клацнул. — Сейчас, — Нефедов зашел в свою дежурку и нажал кнопку открывания. Реле щелкнуло, и Тофик, толкнув дверь, вошел в коридор.

— Ты один что ли, — спросил он Нефедова. — Напарник-то где?

— Дрыхнет, — равнодушно ответил Нефедов. — Да я что, маленькая девочка, что ли? Меня караулить незачем.

— Инструкцию нарушаешь… — Тофик погрозил ему пальцем, — Нехорошо! Почему напарник спит?

— Да черт бы с ним, пусть проспится, — махнул рукой Нефедов. — Баламут, пить не умеет, а туда же…

— Можно подумать, — усмехнулся Тофик, — что кто-то пить умеет. Любой человек, когда пьяный, дураком становится, кто в большей, кто в меньшей степени. — Он тяжело вздохнул. — Ты сам-то как? Никого спьяну тут не задавил?

— Нет, к сожалению, — вздохнул Нефедов, — хотя порой очень хочется. Они, уроды эти, у меня в печенке сидят!

— Вот-вот, — подхватил Тофик. — Мы тут корячимся, на пули лезем, а как до суда доходит… Сидят эти чистоплюйчики, кобенятся! Вы, дескать, улики притянули, признание выколотили, адвокаты тоже, дерьмом нас поливают! Как работать, а?

— И не говори, Тофик Вагифович, — сочувственно поддержал его Нефедов. — Совсем плохо работать стало! Совсем! — Он помолчал, потом спросил. — Ну, кого доставать-то?

— Да вот, привезли ночью одного, — Тофик замялся, — Мамедов вроде… Он у тебя в каком номере?

— В персональном, — хохотнул Нефедов, — в семерке. А что? Мне опера сказали — на общак ни-ни, вроде убой на нем!

— Правильно сказали, — Тофик ласково взял Нефедова под локоть. — А знаешь кого он грохнул?

— Да кто его знает, — пожал плечами Нефедов, — я особо не интересовался. А кого?

— Деда какого-то, да и дед-то так, случайно на глаза ему попался, — веско сказал Тофик. — И при этом, когда его брали, кричал, что всех кончит! Понял? Он тут как, не орал? А то в аэропорту он всем грозил, что за него есть кому заступиться, что он всех нас поимеет, разгонит и со службы поувольняет.

— Вот сучонок! — возмущенно сказал Нефедов. — Чего ж мне опера сразу не сказали, а? Эта тварь отмороженная у меня бы до самого утра белочкой по камере прыгала!

— Не стоит, — пробормотал Тофик. — Его с поличным взяли, свидетелей — шквал. Даже видеозапись есть. Признанку из него выбивать не надо. Тут в другом дело…

— Короче! — Нефедов искоса взглянул на Тофика и обвел рукой вокруг шеи. — Так?!

— Вай, слушай, Нефедов, что мне в тебе больше всего нравится, так это то, что ты умный! — восхищенно сказал Тофик. — Все что надо, сам понял!

— Э, Тофик Вагифович, — махнул рукой Нефедов, — мы ведь с тобой не первый год вместе служим. Раз надо…

— Да, дорогой мой, надо! — сказал Тофик. — Люди позвонили, попросили. Не нужен им он. Две штуки дают!

— Местных? — недовольно спросил Нефедов.-Я чего, лох?

— Каких местных? — возмущенно сказал Тофик. — Меня что, попросили водительское удостоверение вернуть?

— Слушай, Тофик Вагифович, — пристально взглянул ему в глаза Нефедов. — А не мало ли

две-то? Все-таки не подушку выбить…

— За подушку тебя жена поцелует, — спокойно сказал Тофик. — Это тебе что, президент что ли? 3а этого наркота на большее и не рассчитывай. Давай-ка, лучше дело сделаем! Но по уму, понял! Наркоман он, неуравновешенный! Ну и все в этом духе.

— Конечно, понял, — спокойно сказал Нефедов и, воровато оглянувшись, быстро закрыл решетку на замок. — Ты тут побудь, в дежурке, — сквозь зубы пробормотал он и тяжелой развалистой походкой направился в сторону камеры номер семь.

Всякое бывало в короткой жизни Али. Всего напробовался, все повидал, еще с малолетки начиная. Рос он пацаненком шебутным, хулиганистым. Да и чего можно было ждать от шпанца, рожденного в Черном городе, у подножия Нагорного парка, где еще в старые добрые времена и сходняки устраивались, и стрелки набивались. Вот и впитывал подрастающий Али всю эту романтику, а потом и сам таким романтиком стал. Пока мал был, подворовывал по мелочам; как постарше стал, к воровству мелкий рэкет прибавился, а там и пошло и покатилось. Смотрел Али на своих сверстников, что от мам-пап жалкие копейки на мороженое выклянчивали, и искренне недоумевал. Деньги-то, вот они, прямо под ногами, бери, не хочу. Только сильным надо быть, прогнать прочь от себя слюнтяйство, пусть тебя боятся, а не ты! Погруженный в свой, сумеречный мир, недоступный никому, кроме таких же как и он сам, краем глаза видел, как тяжело приходилось матери и отцу, вечно озабоченным тем, где взять денег на жизнь, но не сочувствовал им, а презирал их за бесхребетность, слюнтяйство, неумение взять быка за рога. Себя же считал парнем фартовым. Не понимал Али, как можно жить на такие бабки, что он за вечер на развлечения тратил, целый месяц, как можно, приходя с работы, лечь спать полуголодным… Не понимал Али такой жизни, хоть убей его, не понимал. Да и не хотел понимать. Воспитанный на волчьих законах улицы, Али рано понял, что этим миром правит страх. Тогда и обзавелся он ножичком. Ходил, сжимая рукоятку в кармане потной ладошкой, ходил и ждал случая пустить его в ход. На рожон лез, желая самоутверждения, признания своей силы и лихости желая. Посверкивая желтоватым волчьим огоньком в глазах, чуть что выхватывал свое перышко и радостно видел, как взрослые, серьезные мужики испуганно опускали глаза. Страх правил миром, страх! Ни разу ему еще отпора никто не дал, серьезного такого отпора, чтобы понял он, что на его волчью злую силу есть и другая сила, которая может сломать его и исковеркать. Вот и доигрался Али ножичком… Полоснул мужика какого-то, да и ни за что полоснул, просто так, бахвальства ради. На этом все и кончилось, или же наоборот, началось… Взяли опера его быстро, да он и не скрывался, гоголем по улице ходил, упивался всеобщим страхом, что ясно читался в глазах окружающих, а тут «воронок». В отделе обработали его так, что лучше и не вспоминать. Все он тогда подписал, в полную признанку пошел, лишь бы не били. Ну и дали ему тогда, по совокупности, четыре года. Ушел на малолетку шпанец Али, а вернулся уже матереющий волчонок, годовичок. И зубки окрепли и коготки. Многие из тех, кто с ним срок первый мотал, испугались, раскаялись, слюни пустили, за красные повязки да за актив были готовы хозяину все вылизать, но не таков Али был. Не согнуть его было. Не слюнтяй! Топтал зону, щерился, а своё на уме держал. Четыре года от звонка до звонка отбыл, на компромисс с гражданами начальниками не шел, но, правда, и буром не пер. Вышел вчистую. Характеристика у него была не ах, поэтому на воле за него сразу взялись, под колпак посадили. Но не мог Али, не мог принять ту жизнь, что навязать ему пытались. Не та натура у него была. Через полгода его опять посадили, теперь уже семерик сунули. Так вот и получилось, что вышел Али на волю когда уже в полный рост новая жизнь шла, и вышел не тем сосунком, что был когда-то, а матерым волчищем уже вышел. Свел знакомства, какие надо, готовился не повторять прежних ошибок, поумнел! Поумнел-то поумнел, да времена другие настали. Блатные все в легальный бизнес подались, понабрали себе быков из чистеньких, не свеченых… Из студентов, ментов опальных, другая, одним словом, жизнь поперла. И оказался Али временно как бы не у дел. Все стороной проходило, а в руки не шло. Плохую шутку жизнь с ним сыграла. Теперь та репутация, которой он гордился, ему ходу и не давала. Следующую высоту жизнь перед ним ставила: стать волком среди волков, волком, который другим волкам глотки рвет! Но выбиться так, по-простому; было невозможно. Надо было или свою группировку создавать или же в чью-то идти. К кому-то, кто его знает, и не на последнюю роль. И пока разбирался он что почём, вел себя тихо, не борзел, как когда-то. Сидел себе дома сиднем, а мать из сил выбивалась, сыночка кормила. Отец-то из жизни ушел, еще когда Али первый срок мотал. На работу Али не брали, прежним корешам он теперь не по масти был, но не зря Али сам себя фартовым парнем считал. Встретила его мать как-то на базаре свою двоюродную сестру, Валиду, да и поплакалась ей в жилетку, а через день ему дядя Гейдар позвонил, сказал куда прийти… С того дня и началась нормальная жизнь. Делал Али что говорили, снятые бабки все до копейки отдавал, ничего себе не брал, но дядя Гейдар его не обижал, и через полгодика Али было и не узнать. Отъелся, силу обрел и вес определенный, «БМВ» себе купил, цепочки золотые, там цацки всякие. В общем, на человека стал походить. А вот норов свой дурной так не смог в узду взять. Как был волчарой, так им и оставался. Что надо делал, а свое в уме держал. Ждал часа своего, чтобы дело в свои руки взять, чтобы по-своему игру повести.

Замок в двери камеры щелкнул тихо-тихо, даже не щелкнул, а шепнул с присвистом. Али поразился этому. Везде замки лязгают, как стальные челюсти капкана, а здесь, словно он в больничном покое оказался, тихонько шептали что-то свое. Из коридора в камеру вошел огромный, гориллообразный детина в форме. Али открыл рот, чтобы спросить у него, скоро ли его позовут к следователю и, может, и сигарету спросить, потому что опера сигареты у него отобрали, и в тот же момент, получив сокрушительный удар в лоб открытой ладонью, полетел во тьму. А детина, протянув руку, словно пружина выстрелила, ловко схватил Али за ворот, не дав ему упасть и удержал его на весу. Аккуратно уложив Али на пол, сержант Нефедов довольно ухмыльнулся и потянул из своего кармана узенький поясной ремень, но, подумав, отвернул пояс спортивных брюк Али. Интуиция его не подвела и на этот раз. С внутренней стороны пояс, помимо резинки, был стянут плетеным синтетическим шнурком. А шнурки эти выдерживали вес под сотню килограмм. Нефедов это знал очень хорошо, потому что не так давно на тренировке в спортзале на таком же точно шнурке, на спор, зубами, поднял стокилограммовую штангу. Быстро выдернув шнурок из пояса, Нефедов привязал его к идущей под потолком трубе, с которой посыпалась на пол сочащаяся влагой ржавая окалина. Потянув за шнурок, он убедился, что труба выдержит и, сделав на свободном конце петлю, легко, как ребенка, приподнял Али с пола одной рукой и засунул его головой в петлю. А потом легонько потянул его вниз. Шнурок натянулся как струна и задергался, когда Али бешено засучил ногами и захрипел. Руки его взметнулись вверх, к горлу, разорвать шнурок, освободить дыхание, но было уже поздно. Али показалось, что голова его взорвалась, а потом, как бы вознаграждая его за смертную муку, природа послала ему миг небывалого счастья. Умирающий мозг произвел огромное количество эндоморфина, и испытав небывалый, чудовищный по своей силе оргазм, Али умер!

Конец ознакомительного фрагмента.