Холодная ярость

Сергей Зверев (2008)

Над обледенелой Гренландией терпит катастрофу пассажирский «Боинг». На его бору коррумпированный российский чиновник, нагревший руки на государственном нафтяном бизнесе, перевозил награбленные миллионы и компромат на подельников. В район падения самолета направлена группа российского спецназа, в которой по контракту служит сержант Володя Локис. Выйдя на след выжившего в авиакатастрофе «особого» пассажира, бойцы еще не знают, что в предстоящей погоне противостоять им будут не только дикие свирепые хищники, но и агенты конкурирующей спецслужбы…

Глава 6

— Ну что, Александр Гаврилович? — Володька встал из-за стола и торжественно приподнял в руке хрустальную рюмочку с водкой. — Давай, друг, выпьем за тебя. За то, что не растерял ты в своем стриптиз-клубе армейских навыков и, главное, солдатской чести. Выпьем за нормативы эти, которые ты с успехом сдал. Синяки эти пройдут. — Он кивнул подбородком на заплывший глаз товарища. — У меня, кстати, после спарринга все лицо было одним сплошным синяком. Фингалы пройдут, а ты — останешься в славных рядах нашего подразделения. Со вступлением тебя и первым, хоть и учебным, крещением, — закончил Володька свой тост и звонко чокнулся сперва с сослуживцем, потом с матерью, которая сидела с боевыми товарищами за одним столом.

— А что, — не преминула вставить свое слово родительница, — у вас в части разве бывают и боевые крещения? — Она с подозрением глянула на сына.

— Мама, не цепляйся к словам, — отмахнулся Володя, — это просто так говорится. Все так говорят. — Он снова потянулся к бутылке.

— Ты куда это так разогнался? — возмутилась мать, сурово глянув на Локиса.

— Так за вас же, за родителей, надо обязательно. А как же? — нашелся Володя и добавил: — За тебя, мама.

— Поддерживаю, — откликнулся Кондратьев и тоже встал. — За вас, Антонина Тимофеевна.

Против такого святого тоста возразить было нечего, и женщина с горестным вздохом приняла из рук сына свою рюмку.

Выпив, компания на минуту приутихла, припав к аппетитным домашним разносолам.

— Сашенька, не разочаровался? — Антонина Тимофеевна первой оторвалась от снеди. — Как тебе опять попасть в армию?

— Честно говоря, я ожидал увидеть немножко другое… — уклончиво ответил Кондратьев. — С возрастом как-то по-иному начинаешь относиться к этим нелепым бегалкам-стрелялкам… Там, на Северном Кавказе была война. Там все было понятно. А муштра ради муштры…

— Зато человеком себя чувствуешь! — бодро откликнулся Локис. — Здоровым молодым мужиком! Защитником Родины! Не будет стыдно за бесцельно прожитые годы! А муштра в армии всегда была, чтобы в бою не сплоховать.

— В каком бою, Володя? — снова озабоченно поинтересовалась женщина. — Что ты все про бой, а?

— Да это я к слову, мама. — Володька опять взял в руку поллитровку. — Тяжело в учении — легко в бою. А вдруг завтра какая-нибудь нечисть решит объявить нам войну? Что тогда?

— Типун тебе на язык, — покачала головой мать. — Мелешь абы что.

— Вот, — подытожил Локис, — тост сам и родился. За мир на земле и согласие в семье.

Антонина Тимофеевна и Кондратьев покачали головами, но наступать тосту на горло не стали. После третьей, как водится, образовалась разговорная пауза, и инициативу в беседе взяла на себя Володькина мама.

— Сашенька, а чего же вы на службу эту пошли, коли она вам не нравится? — снова поинтересовалась Антонина Тимофеевна, внимательно глядя на гостя.

— Ма, с чего ты взяла, что Башке это не нравится? — вступился за товарища Локис. — Он ведь сам пошел, никто его силком не тащил. Не нравилось бы — не отмечали бы мы сейчас его сдачу.

— Я вижу, — коротко ответила женщина и снова посмотрела на сослуживца сына.

— Да нет, Антонина Тимофеевна. — Александр отвечал без тени кокетства или скрытности. — Мне не то чтобы не нравится. Какая разница, где и как зарабатывать деньги? Хоть стриптизером, хоть солдатом — лишь бы прилично платили.

— Так ты что, только из-за денег к нам пошел? — искренне удивился Локис. — В жизни не поверю. Не наговаривай на себя.

— Я не наговариваю, а смотрю на вещи трезвым взглядом, — парировал Кондратьев и пояснил: — Я не офицер, значит, военная карьера мне не светит. Не ходить же всю жизнь в младших сержантах. Это смешно. Да и со стороны выглядело бы очень нелепо: сорокалетний младший сержант.

— Так ведь можно же поступить в военное училище, — подсказала Антонина Тимофеевна.

— Он у нас в дипломаты метит, — ответил за друга Локис. — В МГИМО, в Гарвард или на худой конец в этот… как его?

— Оксфорд, — подсказал Александр.

— Во-во, в Оксфорд, — поддакнул Володя. — Кстати, а кого из этого твоего Оксфорда выпускают? Банкиров? Или, может, это высшая школа стриптиза? — беззлобно хохотнул Локис и разлил по рюмкам водку.

— Володя, — одернула сына хозяйка, — как не стыдно!

— Да ладно, ма, — отмахнулся спецназовец, — мы с Сашкой, можно сказать, огонь и воду прошли. Чего нам друг на друга обижаться? Это я так, для поддержания разговора ляпнул, — пояснил он. — Не об Оксфорде ж разговаривать. У меня от заумных разговоров нервный тик начинается.

— Ну, так включи телевизор, — осадила сына мать, — найди себе какой-нибудь боевик. Пощелкай каналами, наверняка найдешь. А мне, может, с гостем поговорить хочется. Все-таки новый человек, твой сослуживец.

— Про Оксфорд, что ли? — всерьез озаботился Локис.

— А хотя бы и про него, — поддакнула мать. — Человек, видишь, о будущем печется, думает, как жизнь свою дальше обустраивать.

— Ага, — согласился Володя, — сперва для банкиров танцевал, а теперь сам в банкиры метит. Ничего не поделаешь, законы эволюции. — Он со вздохом поднял свою рюмку и произнес: — Наш Коноваленко, капитан, который нас у болота встретил, — пояснил он Кондратьеву, — любит повторять: «Народ, который плохо заботится о своей армии, рано или поздно будет вынужден хорошо заботиться о чужой». Так вот — выпьем за нашу армию, — подытожил он и опрокинул содержимое рюмки в рот. — Я не против банкиров и бизнесменов, — продолжал он, переведя дух, — от них никуда не денешься. Хотя раньше как-то обходились. Я за настоящих мужиков, которые могут защитить и себя, и мать, и Родину, — с хмельным пафосом закончил Локис свой монолог.

— А я что, по-твоему, себя защитить не могу? — Александр воспринял выпад друга в свой адрес.

— Можешь, — признался Локис. — Я сегодня на спарринге лично убедился.

— И что, мне теперь, по-твоему, один путь определен? Всю жизнь бегать через болото по горло в вонючей воде? Премного благодарен. — Кондратьев театрально поклонился. — Это можно проделывать, пока здоровье позволяет. А потом что? Спецназовцы, как и спортсмены, долго в профессии не живут, — вынес он свой окончательный вердикт.

— Как это? — не согласился Локис. — А Комаров наш, Василий Игнатьевич, бывший наш командир роты? Он, кстати, в нашей части служит, тебя хорошо помнит и словечко за тебя замолвил. Капитан Коноваленко, опять же. Их, по-твоему, в расход списать надо?

— Это же офицеры, балда. — Кондратьев снисходительно глянул на непонятливого друга. — Отцы-командиры. Они небось кроссы каждый день не наяривают. Я же о рядовых толкую, о таких же парнях, как мы с тобой. О людях, которые не приказывают, а эти самые поставленные задачи выполняют. Ты представляешь себя в сорок лет, при полной амуниции бегущим по болоту, как сегодня? Я себя — нет.

— А че? — Володька на секунду задумался и потянулся за очередной порцией спиртного. — Мне в армии нравится. Надежные друзья, уважают меня по-настоящему, а не карьерным жополизством занимаются. Мир посмотреть можно…

— Какой мир? — встрепенулась Антонина Тимофеевна, доселе внимательно слушавшая безобидную перебранку сослуживцев.

— Мамуля, приготовь мне под сигаретку кофе, а? — попросил он маму, деликатно удаляя от мужского разговора. — Очень курить хочется.

Мать послушно двинулась на кухню, и, дождавшись ее ухода, Локис продолжал:

— Я, конечно, на красный «Феррари» на этой службе не заработаю, но не всем же на них ездить. И генералами не всем быть. Кто-то должен оставаться и простым исполнителем. Моя должность и звание на данный момент меня вполне устраивают.

— Вот именно, что на данный момент, — акцентировал Кондратьев.

— А чего заглядывать на годы вперед, а, Башка? — пожал плечами Володька. — Жизнь по-всякому повернуться может. Поживем — а там посмотрим.

— Хорошо тут у вас. — Тема разговора была исчерпана, и Кондратьев стал закругляться. — Вроде бы и Москва, а вроде бы и нет. Свой уклад, своя жизнь…

— Это точно. — Локис расплылся в широкой улыбке. — Балашиха — это отдельный разговор. Мне, по правде говоря, не очень нравится толкотня. Я больше простор люблю.

— А я вот к столице привык… — резюмировал Сашка. — Ну, давай на посошок. Время позднее, пора и честь знать.

— Какой-то у тебя друг… Непонятный. А я непонятных людей не люблю, — бросила сыну Антонина Тимофеевна, когда тот, проводив гостя, пришел на кухню выкурить под кофе сигарету.

— А чего в нем непонятного? — удивленно глянул на мать Локис. — Учиться пацан хочет. К нам пришел подработать. Для того и существует у нас контрактная система. Хочешь — продавайся на два года, хочешь — на пять. Можешь и на всю жизнь.

— Какой-то он… чересчур уж расчетливый и прагматичный, — покачала головой опытная женщина.

— Скажешь тоже! — не согласился с матерью сын. — Он же не подался опять в стриптиз, а к нам пришел. А службу в нашей части пряником никак не назовешь.

— И опять же, что это за профессия для мужика — стриптизер? — не унималась Антонина Тимофеевна.

— Профессия, ма, конечно, говно. Тут я с тобой согласен. — Володька кивнул головой. — Ну а что делать после армии пацанам без профессии? Я вон в литейке целый год корячился. Он в стриптизеры подался. В бандиты же не пошел и не воровал, вот что главное. Да я уверен, что он понял, в чем его призвание. Только для виду хорохорится, сопротивляется. Понятно, что поначалу тяжело. Ничего, привыкнет. Через пару месяцев ты от него услышишь совсем другую песню!

— Твои бы слова, сынок, да богу в уши… — озабоченно вздохнула мать и принялась убирать со стола остатки пиршества.