Индия, брат!

Сергей Каргин

Что такое работать и жить в чужой стране? В современном мире этим уже никого не удивишь. Только если эта страна не… Индия.О непостижимой и невероятной Индии; о ментальности, ставящей в тупик европейского человека; о шокирующей разнице в уровне жизни и кастовых взаимоотношениях; о том, что обычный турист никогда не узнает; скрытых и не афишируемых сторонах работы и быта с максимальной откровенностью – от автора: непосредственного участника и свидетеля событий в сборнике рассказов «Индия, брат!»

Я памятник себе воздвиг

В Индии есть памятники. Но не так чтобы памятники-древности какие, охраняемые ЮНЕСКО и признанные объектом всемирного наследия, — такие как Тадж-Махал, являющийся одним из семи чудес света; или розовый Хава-Махал и совершенно не похожий на него Красный форт Агры, известный как Лал-Кила; или взметнувшаяся ввысь четырьмя острыми шпилями почти на пятьдесят метров Мечеть Четырех минаретов или даже Железный столб в Кутуб-Минаре — одна из загадок древней металлургии, оставленная предками 1600 лет назад. В Индии есть памятники, которые стоят прямо на дороге. Не в смысле — рядом или на обочине, а прямо посередине: на перекрестках в городе или деревне или просто на пересечении дорог в чистом поле. И памятники эти поставлены человеку. Как положено — на постаменте, часто с ограждением. И стоят так, что в каком бы ты направлении ни ехал, обязательно в этот памятник упрешься и вынужден будешь объезжать его по кругу, чтобы попасть на свое направление и ехать дальше. Памятники эти — или скульптуры — выполнены в полный рост и представляют собой фигуру человека: где верхом на коне с талваром в руке — индийской саблей, поражающей своих врагов; где — просто фигура воина; а где — и таких встречается больше — человек в костюме XX века, в шляпе и часто в очках. И, как правило, внизу табличка с надписью на хинди.

— Шудипто, — спрашиваю я переводчика, проезжая очередной перекресток, — а кому памятник стоит? Кто это такой?

Шудипто отворачивается в сторону и машет рукой:

— А так… Стоит.

— Так кому стоит? Кто это такой? — допытываюсь.

— Да, так… поставили одному.

— Да кому?! Кто это — личность историческая? Или деятель какой?

— А… политик один.

— Что за политик? Чем заслужил?

— Да бандит один… Все политики — бандиты, — отмахивается Шудипто.

— Мы их шахтерами прозвали, — поясняет мне Ваня: он здесь уже больше полугода. — По ним ориентироваться хорошо: все разные — у этого налево, у того — направо. Не собьешься.

Так и не получив вразумительного ответа, я не стал больше никого терзать расспросами. Не подозревая при этом, что буквально в ближайшее время получу разъяснения по полной программе.

Надо сказать, что в это самое время в штате нашем пришло время выборов в местные депутаты. Шли очень активно — как это бывает на Востоке и в Азии: с плакатами кандидатов, с агитмашинами и тукерами, прославляющими через орущие на всю округу динамики заслуги и уникальные человеческие и деловые качества будущих политиков; с колоннами байкеров на дорогах, кричащих «Джиндоба, джиндоба!» («Слава!» или «Славься!» по-нашему). Оно и понятно — народу-то что делать еще? — безработица, дома сидеть скучно, а тут и потолкаться среди таких же — весело, и обязательно денежку какую еще дадут, ну или просто накормят в конце дня. А если еще и попадешь на глаза политику будущему, а того еще возьмут и выберут в депутаты, так — глядишь — и не забудет, как ты старался для его блага. И, может, и пристроит потом на местечко непыльное: вот жизнь и сложилась. Все везде одинаково — хоть в Индии, хоть в Штатах, хоть в Зимбабве. Сидеть и ничего не делать и чтобы за это деньги еще давали — это мечта извечная: тут, как говорится, Америк никто не открывает.

И вот по нашему округу среди всех прочих шли два основных кандидата. И было б нам все это дело глубоко по барабану, если б не то обстоятельство, что оба эти товарища напрямую пересекались с нашими интересами. Оба были местными бизнесменами средней руки, и каждый, естественно, свой интерес имел. С одним нам приходилось раньше дела иметь — по работе: человек оказался адекватным, с западным мышлением, слово свое держал, и работать с ним было нормально. Второй же просто хотел тупо оттяпать бизнес у первого, выйти на русских и по-легкому с них — то есть с нас — поиметь денег. Причем на постоянно-регулярной основе. А поскольку остальные «политики» реально представляли существующий расклад сил — причем явно не в свою пользу, то основная драчка развернулась между этими двумя «партнерами». Драчка настолько серьезная, что в один прекрасный день из Дели на вертолете прилетел сам премьер-министр — поддержать своего кандидата и определить, так сказать, кто есть ху. Мы в тот день пытались попасть на работу, но, поняв явную бесперспективность этой затеи на запруженных и оцепленных полицией близлежащих дорогах, повернули назад — устроив себе внеплановый выходной.

И потому нам только оставалось лишь наблюдать со стороны за тем, как разворачиваются события, и ждать, — втайне надеясь, — что победит… нет, не дружба, а тот, с кем можно было бы нормально работать в перспективе.

Но человек предполагает, а Бог располагает.

И угодно было индийскому богу (какому — история умалчивает, их там не одна сотня), чтобы избрали в депутаты… второго. Звали его Дула Матту.

Ну, на то он и индийский бог — чтобы делать все по-своему.

Нам же осталось только попечалькаться и развести руками — знать, не судьба…

Но выборы выборами, а нам работать надо: никто не отменял. И потому на следующий день после выборов мы отправились на «Блок-2».

«Блок-2» — это такое название карьера. Их там много, блоков этих — я знаю двенадцать. А чтобы легче ориентироваться, то и деревни местные называют тоже — по блокам. Вполне возможно, что у них есть какие-то свои названия — на хинди; но слышать не приходилось. Поэтому чтобы проехать в карьер, надо через деревню проехать — насквозь. Что мы и сделали — как всегда. Только что-то не то было в деревне нынче — что-то слишком пристально нас провожали взглядами местные, многие брались за телефоны после того, как мы проезжали мимо. Что-то явно происходило не так. В воздухе висела какая-то напряженность.

Через пять минут все стало понятно — подъезжая к сайт-офису на борту карьера, мы увидели толпу. Человек семьдесят-сто. С бамбуковыми палками. Нас ждали.

Мы на двух машинах. Подъезжаем, выходим. Тут же оказываемся в окружении толпы. Пикантность ситуации усугубляется тем, что именно в этот день Шудипто с нами нет. Нет у нас толмача для общения с местным населением — Шудипто накануне отпросился домой и потому благополучно отбыл к родителям в Калькутту. А английский местные знают, как мы — хинди. Стоим, смотрим молча друг на друга: толпа на нас, мы на толпу. Вопрос «Вот из проблем?» повис в воздухе. Но понятно, что что-то от нас явно хотят. Но что хотят — объяснить не могут. В голове всплыло из фильма «Белое солнце пустыни»: «Ну что, отцы! Давно сидим?»

И вдруг, рассекая толпу, выходит к нам собственной персоной… Дула Матту, народно избранный депутат. В сопровождении полиции. Ура. Свершилось. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все стало ясно.

— Ну что? — говорит ему Юльич, он у нас главный. — Пошли в офис, говорить будем.

Депутат кивает — по-английски он не алё, но смысл уловил.

В почетном окружении толпы идем в офис. Собственно говоря, офис представляет собой сарай, обшитый жестью, но с крышей — что уже хорошо; и с квадратными проемами в стенах — с окнами то есть. Ну, кто бывал в теплых странах — поймут, потому как это нормально: главное, чтобы сверху не жарило и не лило, а через окна сквозило. Там и в школах тоже так; да и везде практически.

Офис всех желающих, разумеется, не вместил. Потому остальные — снаружи. Располагаемся. Диспозиция такая: по одну сторону депутат, с ним помощник — тип мрачной наружности; видимо — правая рука и, похоже, недавно откинулся (что потом подтвердилось — сидел за убийство пятнадцать лет). Мы напротив. Толпа — кто внутри, кто в окнах — снаружи. Офицер полиции — молодой парень лет двадцати — и двое полицейских уселись посередине: для контроля переговорного процесса и вообще, на всякий случай. Переговоры-то международные: русско-индийские.

Юльич — депутату:

— Ду ю спик инглиш?

А в ответ — тишина.

— Не дую, понятно, — вздыхает Юльич. — Звоним Шудипто.

И полез за телефоном.

Понимая, что время есть, и даже очень, — решаю, что не стоит терять время и нужно заняться, собственно, тем, что я и должен делать. Потому, пока суть да дело, — решаю заполнить технологические журналы. Оглянувшись назад, вижу за спиной человека с фотоаппаратом.

— Фоторепортер? — прикалываюсь с серьезным лицом.

Тот с важным видом кивает. И только сейчас замечаю на его груди бейджик представителя прессы.

«Однако тут все и в самом деле по-взрослому», — промелькнуло в голове.

А Юльич тем временем дозвонился до Шудипто.

— Шудипто, привет. Занят? Неважно. Бросай все — слушай сюда. Короче, у нас тут ситуация: приехали на «Блок-2». А тут какой-то страйк устроили — забастовку, говорю; человек сто и депутат, которого выбрали. Короче, даю ему телефон — пусть скажет, что хочет. Объясни, что через тебя будем говорить.

С этими словами передает телефон депутату.

Тот берет, говорит на хинди, возвращает телефон назад — Юльичу.

— Да, слушаю. А мы здесь при чем? Скажи — что его неправильно информировали.

Передает депутату телефон. Опять хинди. Телефон — назад.

— Да что он говорит? Что он теперь главный? Над кем? Над всеми?! Почему? Потому что политик? Рады за него. Спроси его — а мы-то при чем?

Телефон назад. Говорят. Возвращает.

— Ну что? Говорит — деньги теперь должны? С какого перепугу? Не понял? Забей… Почему должны? Потому что политик? Скажи, мы и раньше не платили. Давай.

Телефон. Хинди. Возврат.

— Ну? Он говорит: платили? Кому? Ему так говорили? Объясни: мы не платим и на работу не берем, завод нанимает подрядчика и переводит ему деньги — за выполненную работу. У нас нет денег. У нас только контроль и консультации. Объясни.

Связь алаверды: от нашего стола — вашему. Говорят — хинди. Назад.

— Да, я. Говорит, раньше были деньги? У кого? У нас? Еще раз объясни: завод переводит подрядчику, мы деньгами не занимаемся. Давай.

Телефон — хинди — назад.

— Слушаю. Говорит, чтобы с ним договор заключали? Какой договор? Что он теперь подрядчик? Как это? Новый написать? И все? Нет, так не делается — объясни, что не мы заключаем. У нас прав на это нет — не наши полномочия. Скажи ему.

Телефон — хинди — назад — снова.

— Это я, говори. Кто заключает? Директор генеральный! Шудипто! Не о том говорим! Не будет никто ничего с ним заключать! Это не два пальца обас… фальт! Так не делается! Как делается? В тендере надо участвовать, а не с бухты-барахты! Поздно схватился. Объясни ему!

Церемониал с телефоном по регламенту.

— Да, я. Что говорит? Работу остановит? Забастовку сделает? Скажи — нам все равно. Это не наше дело. Мы — технический контроль. Объясняй.

Процесс передачи коммуникатора. Диалог на хинди. Все взад.

— Да, слушаю. Деньги дадим — страйка не будет? Про деньги сказал — что не наше дело? Говорит, чтобы на завод звонили? Сказал, что нам пофиг? Все равно, говорю! Еще раз скажи — деньгами не занимаемся, звонить не будем. Скажи, вообще домой уедем — на том все и закончится. Давай.

Ритуал с телефоном: туда-сюда-обратно.

— Я, да. Слушаю. На работу?! Кого?! Людей? Каких? Которые здесь стоят? А мы здесь при чем? Скажи, мы на работу не принимаем, у нас завод принимает. В России причем. Они туда поедут — устраиваться? Объясняй.

Передача — возврат.

— Слушаю. Требует, чтобы взяли на работу? Здесь? Сколько?! Пятьдесят человек?! А че ими делать? Он понял, что не принимаем? Есть подрядчик — он принимает, к нему все вопросы. Давай вложи ему в уши.

Телефон из рук — в руки и назад: уже как традиция.

— Ну что? Говорит — согласен, чтобы тридцать взяли? Не берем мы! Нет полномочий таких! Скажи ему! И прав юридических не имеем! Мы — только техническая поддержка. Втолкуй, чтобы понял!

Прения на хинди. Отпасовка русскому партнеру.

— Да, я — кто еще? Шудипто! Ты хоть не тупи! Излагай давай! Что говорит? Ну и что, что он деревенским обещал! Не мы же обещали! Напел песен перед выборами — его дело! Сам пусть разбирается. Не берем мы на работу — что непонятно? Не получится это. Говори давай.

Отработанный ритуал с телефоном под названием «туда-сюда».

— Говори. Я. Да. Сколько? Пять взять? Да и пять не взять! Не трудоустраиваем мы. Нет — нисколько не взять! Говорил уже. Передай ему.

Депутат выслушал Шудипто, перекинулся на хинди со своей правой рукой — тот все время сидел молча, хмуро наблюдая за происходящим. После чего снова стал что-то объяснять Шудипто по телефону. Закончил, передал Юльичу.

— Говори. Слушаю. Три дня дает? Чтобы подумали? А потом — страйк сделает? Забастовку? На месяц? Ну, это его дело. Хоть на год. Ладно, скажи ему, что мы будем думать три дня; но мы в эти три дня будем работать — чтобы он не мешал. Понял? Давай, объясни нормально. И так уже три часа тут переговоры ведем.

Переброс средства связи. Выслушал, закивал головой, вернул телефон Юльичу.

— Что говорит? Согласен? На три дня? Понятно. Скажи, что договорились. Потом встретимся — будем дальше разговаривать.

Гул одобрения раскатился по офису и за его пределами — депутат огласил народу результаты тяжелых и трудных переговоров с русскими.

Все вывалили наружу — мы сами по себе, депутат в окружении избирателей. Представители медиа и информагентств — фоторепортер и видеооператор — бросились брать интервью о ходе и результатах непростых переговоров, проведенных столь блистательно только что избранным народным депутатом. И эти первые шаги — безо всякого сомнения — уже четко обозначили начало многообещающего пути, направляющего будущего талантливого политика к вершинам местечкового политического Олимпа.

И, таким образом, послужили основой к закладке первого кирпичика в постаменте очередного (и, вполне вероятно, прижизненного — а почему бы и нет?) местного памятника самому себе, установленного на еще одном пока никем не занятом перекрестке бесчисленных индийских дорог…

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Впрочем, это уже Александр Сергеевич.

P. S. А через три дня в карьере объявили страйк. Потому что денег, разумеется, никто не дал. Как и на работу никого не приняли. И началась обычная индийская тягомотина: периодически устраивались страйки — между ними как-то удавалось работать. Дирекция государственной угледобывающей компании, на территории которой это происходило, как и полиция, ввиду традиционной коррумпированности заняла позицию наблюдателей из ООН: то есть придерживались нейтралитета, занимая выжидательную позицию и не принимая ничью сторону. Но оно и понятно — как против народа и его депутата выступать? Себе дороже.

Но постепенно как-то все сошло на нет. Говорили, что вроде как депутат встречался с подрядчиком нашим и вроде что-то у того сумел все-таки оттяпать; еще ходили разговоры, что вроде прилетал министр из Дели — чтобы всех помирить; и тогда там дали и депутату, и министру тоже. Еще ходили разговоры, что вроде полиция вмешивалась — наверное, главному полицейскому тоже поднесли. Точно сказать не могу — как говорится, свечку не держал. Но со временем вырулилось, и в целом работа пошла по своему обычному ритму. А по какому — это уже другая история.