Запрещенная Таня

Сергей Комяков

Две женщины – наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…

Столетию большевизма. Опыт некролога

© Сергей Комяков, 2017

ISBN 978-5-4485-9972-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Москва двухтысячных уже не поражала. Осталась в прошлом вакумно-стеклянная жизнь восьмидесятых и разухабистое существование девяностых, все устоялось, устаканилось, определилось и застыло. Осторожно ступая по первым проталинам, Таня выбирала путь. Так бы выбирать путь и в жизни. Давно никто не мог понять, как идти по этой легкой и летящей жизни. И куда все это может завести. И не все родственники одобряли выбор Тани. Казалось, что в простом новом мире можно жить хорошо, если жить просто. Но всех на семейном совете убедил дед, выкрикнувший во всю силу легких изъеденных третьей степенью рака:

— Жопой ей, что ли идти торговать!

Неприличное, Таня сказала бы, непубличное слово, впервые услышанное от деда, решило судьбу семейного совета. Родители согласились, что Таня может какое-то время потратить и на такое не очень нужное для нормальной жизни как русская литература.

И вот сейчас, — скачек через лужу, — филфак престижного вуза. Потом, — выбор пути между большой и малой лужами, — потом. Потом.

Раньше люди жили, влюблялись, сочиняли. А сейчас Танюша перепрыгнула через лужу и вышла на чистую плитку. Сегодня нельзя было опоздать — решалась судьба ее диплома, что должно позволяло дать ответ родителям и себе, ну а деду он был уже не нужен.

Руководил ее дипломом Сергей Васильевич, милый пожилой человек. После путинских майских указов ему добавили часов, и он больше времени проводил в универе, маясь со студентами. Это сократило его репетирство и сделало рассеянным. Шептались, что падение денежных доходов уже раздражает четвертую супругу Сергея Васильевича, и он начал подыскивать пятую.

— Вы ведь не случайно взяли для дипломной творчество Бертольц? — настороженно спросил Сергей Васильевич.

Танюша кивнула. Половина ее курса взяла темой дипломной стихи Ахматовой, а другая Цветаевой. Первые были уверенными в себе начинающими клушами, которые хотели прожит долгую, дольше чем ипотечный кредит, жизнь. Вторые были готовы разорвать жизнь грубыми слесарными ножницами, и вяло прострадать несколько десятилетий. Танюша не хотела быть ни с первыми, ни со вторыми. Правда, ее выбор был связан только с общим с Бертольц именем. Когда пришел черед обозначить тему диплома, она посмотрела справочник писателей СССР и выбрала Татьяну Бертольц. Танюша знала, что Бертольц писала неплохие стихи, немного страдала, терпела, но не была, ни официозной поэтессой, ни Мандельштамом в юбке. Не было в ней ни пафоса мученичества, ни проклятия прославления в школьных учебниках. Такой персонаж вполне подходил Танюше, которая давно не хотела выделяться. И такой поэт как Бертольц подходил вполне. Он был ей даже нужен. Почему-то Танюше казалось, что в жизни Бертольц было много развилок, один список ее мужей чего стоил. Это могло помочь и милой московской студентке, которой уже скоро надо было определиться с жизнью и судьбой.

Сергей Васильевич, привязанный ко времени консультации посмотрел на Танюшу и поправил очки:

— Ваш выбор не может быть случайным. Все в какой-то мере осознано. Вот вас привлекала Бертольц, а многие хотят отмучиться и хватают самое простое и самое горячее. Они и проигрывают. Чем больше людей в очереди, тем тяжелее пройти. Если у нас по двадцать дипломов по Ахматовой и по Мандельштаму, то представьте, как тяжело приходиться найти что-то новое. Ну, хоть на полстранички. А вы решились на незначительного поэта. Сравнительно незначительного, конечно. Поэтому, я предполагаю, что у вас для этого есть некий тайный смысл. Но я сразу предупреждаю вас — если вам хочется действительно что-то понять, о надо отойти от стереотипа. И чем вы дальше от него отойдете, то тем дальше пройдете. Так сказать. Больше поймете. И больше для себя извлечете.

Таня кивнула. Она совсем не понимала, про что говорит Сергей Васильевич, но выглядит все убедительно и складно.

— Вам надо не просо увлечься темой, — продолжил преподаватель, — вам надо загореться ею. Жить ею. Вот тогда будет результат.

Про себя Танюша уже проклинали и эту консультацию, и эти майские указы, стронувшие образование в какую-то иную сторону. Еще пару лет назад преподаватели хотели быстрее отмучиться и ставили оценки просто так, — лишь бы быстрее уехать из старого здания престижного ВУЗа. Но теперь им приходилось отрабатывать по полной и они стали изобретать различные забавы для себя. Вот и милейший Сергей Васильевич решил позабавиться. Танюша подумала, что вздохнуть сейчас будет очень неприличным. И глубоко вздохнула.

— Нам с вами нужен новый подход, — преподаватель посмотрел на потолок, по которому сновали солнечные зайчики отмечавшие весну — мы отойдем от консервативных моделей и предложим новое видение творчества Бертольц. Вообще мы постараемся доказать и то, что творчество поэтов второго ряда можно понять эпоху. И даже плотнее, полнее, объемнее. На них не было такого давления как на советскую писательскую номенклатуру. Вот поэтому они могли писать свободнее, и были ближе к истине. К чувствам. Но небыли и оппозиции. Поэтому именно они и есть зеркало эпохи.

Танюша кивнула, хотя единственного, что ей сейчас хотелось это глубоко вдыхать. Да и до рыданий было не далеко. Диплом, еще утром казавшийся проходным, становился все более далеким. Но в тоже время это отдаляло прекрасное «потом», оттягивало решение проблем, которые сами решаться не хотели. Да и преподаватель не унимался.

— Танюша, — убедительно сказал Сергей Васильевич и резко развел руки в стороны, — представьте, что вы не просто анализируете стихи Бертольц, а то, что вы ее муж.

Танюша смутилась. Но Сергей Васильевич широко улыбнулся и кивнул ей:

— Представьте, что вы не просто живете с ней, а ждете ребенка. Конечно, у вас нет детей, но вы можете представить, как идет этот процесс. А ребенок это результат вашей любви. Проникните в ее душу. Ну, скажем не так громко, а проникните в е жизнь. Поймите, почему и как она писала. Что было вокруг. И вот этот ваш ребенок будет истинным, последним судьей ее стихов. Он соединит два времени — ее и наше. Из его судьбы мы поймем, насколько она могла бы жить сейчас и как мы жили бы тогда. Согласитесь, что идея не тривиальная.

Танюша пожала плечами. Предложение Сергея Васильевича было необычным:

— Нам о чем — то таком, говорили на психологии, — ответила Таня, — это называется погружение. Попытка понять смысл поступков другого человека, погрузившись в его психику.

— Вот видите, вот видите, — кивнул Сергей Васильевич, — значит, такое уже есть. Вам надо адаптировать эти методы к филологии. Согласитесь, что понять поэта еще важнее, чем понять его стихи.

Веселые зайчики на потолке смеялись над ней, они овили: «вот мы свободны, а тебе еще предстоит помучаться».

— Подумайте, — развил мысль преподаватель, — все будут бубнить о формах стиха, о режиме, о давящей руке Сталина и прочей тысячи раз изжеванной лабуде. И только вы сможете понять Бертольц, настолько близко насколько ее мог бы понять ее ребенок. Вы только представьте, насколько это интересная и сложная проблема. Я считаю, что это будет отличным завершением вашего постижения как литературы, так и нашей истории. Согласны?

Танюша снова пожала плечами. Может это было неплохо, но деваться ей было некуда, приходилось соглашаться и на погружение и на разгружение и на все интеллектуальные выверты преподавателя. Может солнечным зайчикам по потолке и жилось легче, но интереснее было Танюше.