Вечный Жид

Сергей Могилевцев, 2016

В психиатрической лечебнице маленького провинциального города N. находится пациент, не знающий своего подлинного имени, и не имеющий возможности взглянуть на свое отражение в зеркале. Вместо собственного лица он видит множество осколков, сложить которые между собой не представляется никакой возможности. Положение его совершенно безнадежно, и он, как всем очевидно, будет вынужден до конца своих дней пребывать в этом доме скорби. В качестве эксперимента его лечащий врач, не надеясь на какой-либо результат, предлагает Виктору К. (так называет персонал лечебницы несчастного) собирать отдельные осколки своей жизни, записывая их на листах бумаги. Врач рассчитывает, что, собранные вместе, эти отдельные осколки, возможно, заставят Виктора К. вспомнить, кто он есть на самом деле, и помогут увидеть в зеркале свое собственное лицо. Когда отдельных листов с записями различных эпизодов из жизни Виктора К. набирается довольно много, лечащий врач с согласия пациента решает издать их отдельной брошюрой. Но он не догадывается, что на оборотной стороне этих отдельных осколков своей жизни Виктор К. описывает историю некоего то ли подлинного, то ли вымышленного писателя Айзека Обломоффа. Ничего не подозревающий издатель издает осколки жизни Виктора К. вместе с биографией Айзека Обломоффа, и в итоге получает уже не брошюру, а вполне приличную книгу, произвольно названную им «Вечный Жид». Виктор К. получает возможность взглянуть в зеркало, и увидеть в нем наконец-то свое собственное лицо. Он понимает, что и есть тот самый писатель Айзек Обломофф, а вовсе не несчастный пациент маленькой провинциальной лечебницы. Все чудесным образом преображается, он становится нормальным, и покидает место своего долгого заключения. В целом роман «Вечный Жид» – это книга о боли, отчаянии, безнадежности, и о чудесном спасении, в которое всегда нужно верить, и которое обязательно приходит к тому, кто не теряет надежду.

Театральное бюро (Оск.)

— Скажите, вы сами написали эту пьесу?

— Разумеется сам! Кто же еще мог написать ее, кроме меня?

— Мало ли кто? Пьесы приходят к нам в театральное бюро разными путями. Может быть, вы украли ее у кого-то?

— У кого?

— У того, кто ее написал.

— Ее написал я.

— Такую странную пьесу?

— А что в ней странного?

— А вы не понимаете?

— Нет.

Пауза. Он худой и костлявый, борода, как у козла, когда встает, начинает хромать на левую ногу. Хромой бес, к тому же еврей. Впрочем, при чем тут еврей, это не имеет никакого значения.

— Неужели вы и правда не понимаете, о чем написали в своей пьесе? — продолжает допытываться Хромой Бес.

— Объясните мне, прошу вас.

— Скажите, вы еврей?

— По матери, да.

— Это значит, что вы действительно еврей.

— Вы тоже, и что из того?

— Как что, я не пишу подобные пьесы!

— Подобные в каком смысле?

— В том смысле, что в них высмеиваются евреи!

— Где вы это нашли?

— Да вот здесь, вот здесь (тычет пальцами в текст), и еще в двух или трех местах вы употребляете не вполне корректные выражения!

— Речь идет о древнем Израиле, моя пьеса о древнем Израиле, и евреи сами ругаются между собой, называя собеседников неподобающими словами. Тем более речь идет о подонках, об отбросах общества, и даже вообще не о людях, а о бесах, героях одной из библейских притч, которую я решил исследовать методом драматургии, и превратил ее в пьесу. Я не антисемит, не юдофоб, я сам еврей по крови и жизни, и написал пьесу о жизни своих соплеменников.

— Вас кто-то надоумил ее написать?

— Разве что мое вдохновение, да еще, возможно, вечные Музы.

— Музы? Вы всерьез верите в Муз?

— Не только верю, но и обращаюсь к ним с просьбой о помощи, особенно к Талии и Мельпомене.

— Вы что, сумасшедший?

— А вы?

— Я хозяин этого театрального бюро, и я абсолютно нормален.

— Рад за вас. Так вы возьмете себе мою пьесу?

— Не знаю, не уверен, мне надо посоветоваться с другими людьми.

— По поводу чего?

— По поводу содержания вашей драмы. Кстати, а почему она называется «Бисер»?

— «Не мечите бисера перед свиньями!» — Помните эту цитату из Иисуса Христа?

— Разумеется, помню, и что из того?

— Я просто литературно обработал одну из его притч, ту самую, где бесы, вышедшие из бесноватого, вошли в стадо свиней, и оно, бросившись с высокой кручи, утонуло в водах Генисаретского озера. А бесы, разумеется, не утонули, ибо они духи, и, выбравшись из воды, продолжали преспокойно жить среди древних евреев. Жить, сквернословить, устраивать разные пакости, и прочее, в том же духе. Вот откуда некорректные выражения! Так бесы ругают один другого, и никакого антисемитизма здесь, разумеется, нет и в помине!

— И все же мне надо посоветоваться с другими людьми и навести о вас кое-какие справки!

Хромой Бес теребит козлиную бороду и смотрит на меня явно глумливо.

— В таком случае, извините, я вам эту пьесу вообще не отдам, мне не надо, чтобы обо мне наводили какие-то справки! Вы не милиция, чтобы наводить обо мне какие-то справки!

— Я уже навел о вас кое-какие справки!

— И что же это за справки?

— У вас довольно подмоченная репутация!

— А у вас?

— Что у меня?

— А какая репутация у вас?

— В каком смысле?

— Насколько она подмочена, и чем именно?

— Вы что, издеваетесь надо мной?

— Помилуйте, вы сами над собой издеваетесь! Разрешите, я заберу назад свою пьесу!

— Я не могу вам ее отдать!

— Почему?

— Подождите немного, я посоветуюсь кое с кем, и все вам подробно сообщу!

— Нет уж, советуйтесь с кем хотите, но пьесу я вам ни за что не оставлю!

Недолгая борьба, козлобородый явно проигрывает и вынужден уступить. Прощай, Хромой Бес, ты явный персонаж моей странной пьесы!