Матрешка богов

Сергей Москвич, 2020

Научно-фантастический роман «Матрешка богов» – вторая книга из серии произведений о мироустройстве бытия, которое, оказывается, имеет луковичную структуру. Каждый слой – это ступень разума, и он становится все сложней и сложней. Иерархия такой структуры напоминает матрешку. И начинается она в минус бесконечности, а идет в плюс бесконечность. В романе каждый персонаж или явление подтверждены современными научными представлениями. И вкупе с юмором и гротеском, автор ведет читателя по увлекательным лабиринтам сюжета, где переплетаются истории о любви, добре и зле, забвении и вновь обретенном восхождении к познанию.

Мгновенная вечность и где начинается я

— Чем это вы в нее саданули, прям как гранатой? — спросил Люк, едва захлопнулась дверь за стенающей козой.

— Это вот? — Доктор поднял со стола еще одну золотистую лепешку. — Это Угомонитель повышенной эффективности. Если быть точным — электрофорезный нейролептик, атомарный транквилизатор мгновенного действия. Ну, то есть воздействует на все клетки подопытного организма одновременно. Очень удобная вещь и, прошу отметить, совершенно безвредная!

— Да уж! Ваша коза так дернулась, как будто на нее высоковольтный провод свалился! — чуть слышно сказала Ната, но доктор все же ее услышал.

— Естественно! И ощущения у нее были схожие, но, знаете ли, это тонизирует, да и она уже привыкла и не брыкается больше. Кстати, это мое личное изобретение, — он горделиво посмотрел через полупрозрачную лепешку на свет. — Можете не аплодировать!

Аплодировать никто и не собирался. Молодые люди, особенно Наташа, боязливо следили за зловещей лепешкой, которой игрался хозяин кабинета. Развеселившийся доктор заметил их испуг и смущенно спрятал транквилизатор среди прочей чепухи на столе.

— Ну что вы действительно… — Он внимательно посмотрел на молодую пару. — Переживаете так… Я ведь ее очень люблю!

Было непонятно, говорит он все-таки о лепешке или о козе. Соломон Яковлевич мягко спрыгнул со стола и прошелся вдоль него, очевидно разминая ноги.

— Скажу по секрету, все равно ведь станет известно, — доктор остановился и, слегка покачиваясь с пятки на носок, почти мечтательно проговорил: — Я ведь ей, Элеоноре, предложение делал! — Он помолчал. — Отказала, гордая… Ну да ладно! Как вам все? Впечатлений много? — и не дожидаясь ответа, продолжил: — Уверен, много, но это ничего, надо уметь привыкать, да вы и справитесь!

— С чем? — спросил Люк и быстро добавил: — Как насчет телефона?

— А зачем вам телефон, если звонить некуда и некому? — вопросом на вопрос так же быстро ответил Соломон Яковлевич. — Давайте лучше по делу. Как вам здесь? И, главное, как вам тела, нигде неудобств не ощущаете?

— То есть тела нам не жмут, что ли? — переспросила Ната.

— Ну можно и так сказать, — согласно кивнул Соломон Яковлевич. — То есть руки, ноги, голова — все двигается, как обычно?

— Нас уже спрашивал об этом этот ваш, как его, Юнька! — резко вмешался Люк. — Но если такой вопрос от него и можно было сглотнуть, то от вас, специалиста, — это уже за гранью приличий!

— Почему же?

— Наши тела — это наши тела, и никому не может быть дела до них, кроме нас с Натой! — запальчиво крикнул француз.

— Ошибаетесь, мой милый друг, — доктор достал из кармана стеклянную трубочку, на две трети заполненную зеленоватой жидкостью, и посмотрел на нее. — У нас есть еще немножко времени, и, чтобы снять возбуждение, нехорошее, подчеркиваю, возбуждение, — он щелкнул пальцами, как бы выделяя сказанное, — попытаемся войти в ритм событий и начать осознавать окружающую реальность.

— Давайте! — принял вызов Люк и выразительно посмотрел на Наташу. Та согласно кивнула для поддержки.

— Тогда по порядку, — сказал Соломон Яковлевич и спрятал трубочку в карман. — Вот, допустим, ваша рука. Вам какая больше нравится? — Молодожены синхронно посмотрели на правую руку Люка. — Замечательно! Ваша правая рука, она кому принадлежит? Какому Я?

— Как какому? Она моя, значит, принадлежит мне!

— Абсолютно точно, она ваша, но это как раз и означает, что она не вы, то есть она принадлежит и подчиняется вашему Я, правильно? Вот на вас же одежда — рубашка, брюки, трусы с красными маками, Юнька их всем выдает, и все это тоже ваше. Вы же не скажете, что ваше Я — в ваших трусах!

— Ну, это лингвистическое рукоблудие. Раз рука моя — значит, это часть меня, то есть часть моего Я, а трусы можно взять и выкинуть, а руку — нет! — торжествующе произнес молодой супруг.

— Это с чего вы взяли? А если ее отрежут или она перестанет вам подчиняться? Допустим, паралич или еще что-то. Что, ваше Я от этого уменьшится?

Супруги озадаченно переглянулись и опять посмотрели на почти обреченную руку.

— Вот-вот! То есть где начинается и заканчивается Я? Если последовательно, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, — Соломон Яковлевич аккуратно проимитировал три плевка, — вам начнут отрезать все ваши члены, где останется это самое Я?

— В голове, наверное… — нерешительно предположила На-та и затравленно посмотрела на доктора, а Люк, от греха подальше, засунул приговоренную руку глубоко за спину.

— А если и с вашей симпатичной головки, Наташа, изуверы отделят элементы вашей красоты, допустим уши, носик, нижнюю челюсть с милой ямочкой, ну, я утрирую, безусловно, такого и быть не может, то где тогда спрячется Я?

— Бросьте, доктор, это казуистика, я — это Я, и как личность неразрывно связан со своим телом! Тело и я — одно и то же!

— А вот и нет! — захлопал в ладошки Соломон Яковлевич. — Эти тела, в которых вы сейчас сидите, совсем-таки и не ваши! Они Юнькины, это он их сделал и вам дал их поносить!

— Врете вы все, так не бывает! Где же тогда наши тела, если мы сидим в этих? — насмешливо постучал себя в грудь молодой человек.

— А я вам их покажу, обязательно покажу, но раз уж мы встали на путь выяснения того, что Я и тело — совсем не одно и то же, задам другой вопрос. — Доктор выдержал театральную паузу и, подняв к потолку руку с вытянутым указательным пальцем, выразительно произнес: — Сколько прошло времени с того момента, как вас сбила лавина или что-то там еще?

— Ну, раз мы еще живы… — протянул Люк, — то, думаю, немного, может быть день-два, тем более мы разом проснулись. Вы нас в искусственную кому вводили?

Доктор молчал.

— Если вводили, то, может, и долго, несколько месяцев… — Он вопросительно посмотрел на жену, но та неопределенно пожала плечами.

— Но ведь вам показалось, что прошло лишь мгновение, не так ли? — Соломон Яковлевич, чуть пригнувшись, заглянул Люку прямо в глаза. — Вспышка, темнота и опять свет, только уже в момент пробуждения, ведь я прав? Иными словами, по ощущениям прошел лишь миг, мгновение, так по крайней мере говорит вам ваше Я.

— Да не томите уже, сколько прошло времени? — раздраженно проговорила Ната.

— А я не знаю! — с усмешкой произнес доктор. — Думаю, что вечность или около того. Мы уже давненько перестали следить за временем, пожалуй, с тех пор, как разучились умирать.

— То есть как?! — обалдело выдохнули хором молодожены.

— А вот так! — просто ответил Соломон Яковлевич и развел руками. — А зачем умирать, когда можно жить и жить. И следить за календарем нет ни охоты, да и надобности. Так что нашли вас сейчас, а когда вы попали в горный ледник — это вам никто не скажет. Ведь уже в конце 23-го века отпала необходимость считать зимы, весны, осени и дни с месяцами. Мы считаем только временные промежутки. То есть время для нас течет тогда, когда мы хотим. Согласитесь, что и для вас — прошло мгновение, или сто лет, или двести, или даже вечность — значения не имеет. Потому что вечность прошла мгновенно, и это хорошо.

— Кто вы и где мы? — хрипло и испуганно проговорил Люк, а Наташа тихонько заплакала.