Новая жизнь. Книга 1. Сергей Савелов

Сергей Савелов, 2019

Это рассказ о покалеченном войной офицере-афганце, начинающем новую жизнь после службы в армии. Бонусом ему в помощь – возможность заглядывать в будущее. На этом фантастические возможности ГГ заканчиваются. Постараюсь обойтись без значимых «роялей» и показать, что только за счет человеческих качеств, знаний, понятий о чести и справедливости, несмотря на все удары судьбы человек способен подняться над обыденностью и построить свой мир.Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Утраты.

Другие удары судьбы.

В госпитале заметно ухудшилось снабжение продуктами питания и медикаментами. Некоторые медицинские средства (обезболивающие, бинты, лейкопластыри и другие мелочи) приходилось покупать в аптеке или доставать через знакомых или родственников.

Как-то отправился в академическую аптеку. В отделении закончился новокаин и медперсонал начал разбавлять инъекции водой, а это слишком болезненно для моего измученного тела. (Люблю его, заразу и жалею!) Набрал попутных заказов от соседей по палате, и поскакал на привычных уже костылях на первый этаж.

Забирая сверток с медикаментами у симпатичной аптекарши, пошутил с намеком:

— Могу рассчитаться горячим поцелуем.

— Можно и поцелуем, но деньги вперед! — улыбнулась девчонка, понимающая шутки.

— Воронов! Андрей! — прервал многообещающий завязавшийся разговор женский возглас из-за спины.

Неловко развернувшись на костылях, вижу медсестру моего отделения. Девушка, помявшись, выпалила:

— Тебя замполит госпиталя вызывает.

Чувствую нарастающую тревогу и, кивнув головой, торопливо рассчитался с продавщицей за покупки.

Политработник с погонами майора и черными петлицами артиллериста встретил меня сочувственным взглядом.

— Присядьте, Андрей Викторович, — предложил и отвел взгляд.

«Что произошло?» — теряюсь в догадках и отгоняю непрошеные черные мысли и предчувствия.

Знаю, что замполиту госпиталя приходилось выполнять важную работу, не свойственную обычным политработникам строевых частей. Те отвечали за морально-политическое состояние личного состава и политико-воспитательную работу. Что это такое и с чем едят, наверное, не знали сами. Оценка их деятельности производилась по красочному оформлению наглядной агитации Ленинских комнат и добросовестному ведению документации с отчетами. Считалось, что войсковые замполиты отвечают за воздух, который сотрясают. Единственная полезное дело, которое возлагалось на них — быть ответственными⁴⁴ по подразделению по очереди с другими офицерами и прапорщиками и ходить в наряды по части.

Замполит госпиталя на своей должности занимался реальным делом. Поддерживал морально упавших духом, пробивал финансовую и материальную помощь нуждающимся. Систематически обходил палаты, беседовал с больными, выясняя их проблемы и записывал просьбы. Переписывался с различными инстанциями, отстаивая интересы раненых и больных.

Смотрю на майора, гадая: «Что ему от меня нужно?»

— Андрей! От соседки Вашей мамы поступила не заверенная телеграмма….

Помолчал и участливым голосом тихо продолжил:

— Ваша мама скончалась.

От полученного сообщения перехватило дыхание, все мысли сразу исчезли и усилился звон в ушах.

— Мужайтесь, Андрей. Примите наши соболезнования, — слышу сочувственный голос майора, как бы издалека.

В глазах потемнело: «Мама! Мама! Как же так?» Ты никогда не жаловалась на здоровье сама и не признавала за болезни головную боль, ангину и простудные заболевания за серьезные причины, требующие амбулаторного лечения и освобождения от работы или учебы. Даже мои ранения не восприняла всерьез — главное жив, голова, руки, ноги на месте и ладно! «Я плачущей ее не видел», — вдруг вспомнилось, хотя отец как-то признавался, что слышал от ее коллег по работе — она плакала, когда я в детстве попал в больницу с сотрясением головного мозга. Помню ее, еле сдерживающую слезы от боли, когда у нее что-то воспалилось по женской части, но мне родители причину не сообщали. Когда в раннем детстве прибежал домой с разбитой камнем головой со слезами, то она встретила меня со словами: «Чтобы тебя, сволочь, совсем убили! Нечего плакать, сам виноват! Нечего свою голову подставлять!» Я почему-то понимал тогда, что эти слова от любви и испуга за неразумное дитя.

— У вас есть родные рядом? — отвлек от воспоминаний голос замполита.

Отрицательно мотаю головой. У отца осталось много родственников в нашей области, но они родственники отца. Папа умер от рака несколько лет назад. Долго мучился от боли и сидел на обезболивающих лекарствах, потом лежал, не вставая и маме пришлось долго за ним ухаживать. Он умер, когда я служил на Дальнем Востоке. Смутно помню, как друзья, сослуживцы и посторонние люди приняли участие и поддержали меня в беде. В части быстро оформили документы на отпуск. Потом с другом судорожно собирали мои вещи и бежали километр из гарнизона к трассе, по которой ходили рейсовые автобусы. Друг, по-видимому, сообщил водителю о моей беде и тот в Уссурийске достал билет и помог мне сесть на ближайший автобус, следующий во Владивосток. Еле успел тогда на похороны.

У мамы были какие-то родственники в Ярославле, Иванове и Москве. Она переписывалась и обменивалась открытками с ними, но я никогда их не видел и не знал.

— Маму есть, кому похоронить? — вновь поинтересовался майор.

Пожимаю плечами, и до меня доходит подоплека вопроса. Поднимаю взгляд на замполита. «А я?» — вопросительно гляжу на него.

— Я говорил с врачами. Тебе нельзя прерывать лечение и покидать госпиталь, — сообщает и смотрит исподлобья на меня. — Я тебе сочувствую, но не забывай — ты офицер и находишься в воинской части. Мне хочется тебе помочь. Мы можем дать телеграммы в твой город военному комиссару и в ближайшую воинскую часть, чтобы они приняли участие в организации похорон матери раненого офицера. У вас есть в городе воинские части? — спрашивает с сочувствием в голосе.

Отрицательно мотаю головой и, проглотив комок в горле глухо сообщаю:

— Сам поеду.

— Понимаю тебя, но пойми и ты — это будет считаться самовольной отлучкой с соответствующими последствиями, но даже не это главное. Ты можешь навредить своему здоровью, только пошел на поправку, а тут дальняя поездка. А если чего случится? У тебя же еще швы не сняты после последней операции! Так? — показывает знание моего состояния здоровья.

— Мне все равно! Я должен попрощаться с мамой! — упрямо возражаю и поднимаюсь, опираясь на костыли. — Разрешите идти?

Выйдя из кабинета политработника, направился к начальнику своего хирургического отделения. Там повторился почти такой же разговор, только с упором на неблагоприятные последствия для результатов лечения. Георгий Николаевич пытался отговорить меня от необдуманного поступка и предупреждал, что их работа может пойти насмарку.

Вернулся в палату. Молча передал сверток с заказанными медикаментами и сел на кровать, опустив голову. «Что же мне делать?» — задумался. Форму из кладовки, скорее всего не выдадут. Деньги при себе есть, но мало, так как основная сумма тоже хранится в чемодане. Мама работала на заводе много лет и знаю, что в таких случаях профсоюзный или заводской комитеты организуют похороны их работника. Выделяют транспорт, людей, закупают венки, роют могилу и с честью провожают усопшего в последний путь. Но я все равно должен присутствовать! Это же единственный мой родной человек.

Неожиданно чувствую, как рядом на мою кровать кто-то присел. Терехов!

— Чего решил? — спросил с сочувствием в голосе. — Прими наши соболезнования. Нам уже сообщили, — ответил на мой невысказанный вопрос.

— Надо ехать, но не знаю, во что одеться, — хриплю и оглядываю свою больничную пижаму.

— Держись, — тронул меня за плечо. — Я сейчас вернусь, — поднялся и вышел из палаты.

С надеждой смотрю ему вслед на закрывшуюся дверь. Обвожу взглядом соседей по палате и натыкаюсь на сочувственные взгляды.

— Андрюха! За деньги не переживай! Дам сколько есть, — заверил Михаил. — Я тебя…, мы все тебя понимаем. Не дай бог, чтобы у меня подобное случилось! — запнувшись, признался, посмотрев на танкиста.

— Андрей! Я могу достать спортивный костюм и кроссовки с курткой…,…ну и деньгами помочь конечно, если понадобится, — подал голос Егор.

— Спасибо ребята, — глотаю очередной комок в горле и опускаю голову.

Я искренне тронут сочувствием и желанием помочь соседей по палате, но главное — зачем ушел Терехов и с чем вернется?

Минут через сорок появился Виктор Алексеевич и кивнул мне с невозмутимым лицом:

— Иди в процедурную. Там тебя осмотрит твой врач, и сделают перевязку, потом получай свои вещи и готовься к выезду. Сколько до твоего города надо ехать на автомобиле?

Подскакиваю в удивлении, забыв о больной ноге и шиплю от боли.

— Около одной тысячи километров, а что? — морщась, нащупываю костыли глядя на волшебника.

Тот кивнул и пояснил:

— Через пару часов тебя с медбратом будет ждать машина. Поедете на ней, а теперь поспеши….

Некоторое время не могу прийти в себя от сообщения, а потом кидаюсь к двери кивая на ходу:

— Спасибо, Виктор Алексеевич!

«Какими возможностями обладает подполковник Терехов, если так, мимоходом способен решить, казалось бы, неразрешимые проблемы?» — мысленно удивляюсь.

В процедурной, недовольный врач осмотрел все мои незажившие раны. Я его понимал. Юрий Михайлович, несмотря на молодость, являлся хорошим профессионалом. Никогда не видел его улыбающимся и тем более смеющимся. Слишком ответственно он относился к своему делу. Я бы тоже был недоволен, если к моим рекомендациям или результатам труда относились легкомысленно или игнорировали. Вероятно, смерть близкого родственника не являлась для него уважительной причиной, и он бы ни за что меня не отпустил, если бы не приказ вышестоящего начальства.

«С кем говорил Виктор Алексеевич?» — опять удивляюсь.

Мне сменили повязки и проинструктировали, как вести себя в случае проблем с ранами в поездке. «Будто сам не понимаю, что ногу следует беречь, тяжести не поднимать, меньше двигаться и прочее…», — мысленно возмущаюсь, но терпеливо молчу, так как нее хочу расстраивать всех этих людей.

Возвратился в палату со всем своим имуществом и завис над открытым чемоданом. По требованию кадровиков перед отправкой в Афганистан мы с собой брали почти весь комплект военной формы, включая сапоги. А сапоги у меня по-армейски стильные индивидуального пошива, как в Роте Почетного караула с гладкими и твердыми голенищами. Зачем они мне теперь? Что мне надеть на похороны? В офицерской форме на костылях…?

Мои сомнения разрешил все тот же Терехов:

— На похоронах ты должен быть в военной форме со всеми наградами, чтобы окружающие видели, что мать родила и воспитала достойного сына! Давай примеряй, а мы оценим.

— Капитанскую звездочку надо прикрепить, — намечаю, глядя на свои старые погоны старшего лейтенанта. — Может обойтись наградными колодками? Все-таки это повседневная форма! — в сомнении поворачиваюсь к заинтересованным соседям.

О присвоении капитанского звания по сроку мне объявили еще прошлым летом. Моя должность в Афганистане — начальник разведки батальона соответствовала капитанскому званию. После визита сослуживцев мне вручили орден «Красная звезда» с медалями «За боевые заслуги» и юбилейную «70 лет Вооруженных Сил СССР». С имеющимися — «От благодарного афганского народа» и «За отвагу» набирался достойный «иконостас».

— Ничего. Никто в нюансы вникать не будет, а достойно выглядеть на людях, как боевой офицер ты должен. Давай спарывай колодки со старыми погонами, пришивай новые капитанские и крепи награды. Миша помоги ему, — распорядился Виктор Алексеевич. — Не стой! Времени уже почти не осталось — скоро машина уже подойдет. Собирайся. Ехать лучше в спортивном костюме. Форму пусть отгладит сестра-хозяйка и повезешь отдельно. Переоденешься перед мероприятиями и, если придется ходить по учреждениям, — продолжил планировать мои действия опытный офицер.

Я чувствовал туман в голове и мешанину от мыслей, поэтому растерянно отдал инициативу Терехову.

— Мы тут собрали вам кое-что в дорогу и в помощь тебе, — положил на мою тумбочку пакет и сверху положил тонкую пачку купюр.

— Денег не надо, у меня есть! — возразил.

— Не дури. Деньги и продукты всегда пригодятся в дальней дороге. Неизвестно, как у вас там с продуктами, а тебе троих содержать надо и на бензин тратить. К тому же — поминки ведь будешь организовывать? Останутся деньги — хорошо, привезешь назад, — логично пояснил он.

Брюки не застегивались на поясе. За время службы в Афганистане я скинул с привычных шестидесяти семи килограммов веса, килограммов пять-семь из-за жары и постоянных физических нагрузок. Как-то примерил эту форму и ужаснулся. Китель висел, как на вешалке, а брюкам требовался ремень или подтяжки. В госпиталях снова поднабрал вес, даже превысив свою норму и к тому же на животе — наложены плотные повязки.

Терехов и тут решил проблему. Принес свои подтяжки и порекомендовал не застегивать верхние две пуговицы на брюках. (Все равно под кителем не видно!)

Через час с небольшим вышли за территорию ВМА к машине. Нас ожидала новенькая синяя «шестерка» с молодым коротко стриженым парнем за рулем. Рядом топтался нескладный очкарик с двумя сумками. Познакомились. Водителя звали Вадим, а медбрат назвался Олегом.

Терехов на прощание напомнил, протягивая забытое мною Удостоверение личности офицера:

— Едешь неофициально. Для всех ты находишься на излечении после ранения, поэтому старайся не попадать в комендатуру.

— У нас только военкомат и комендатуры нет, — успокоил его.

— Ну, давайте ребята! С богом! — напутствовал он.

Обнявшись со ставшими родными соседями по палате, загрузил свой кейс в багажник, подвесил свою выглаженную форму в салоне и разместился с костылями на заднем сиденье «Жигулей».

Махнув провожающим, тронулись в путь. В машине познакомился с попутчиками ближе. Вадим оказался компанейским парнем. Тоже офицер. Закончил два года назад Киевское ВОКУ⁴⁵, а в настоящее время командовал взводом в воинской части под Ленинградом. Его командир сегодня предложил ему прокатиться в мой город на личной машине.

— Мне не трудно, тем более мою «ласточку» (хлопнул по рулю) надо обкатать. Купил недавно, — улыбаясь, сообщил.

«Новая машина! В народе «Жигули» называют ведром с гайками. Стоило ли рисковать, отправляясь в дальний путь, не выявив и не избавившись от «детских» болезней?» — размышляю скептически. «Если машина встанет в дороге надолго, то доберусь «автостопом». Главное из госпиталя вырвался!» — успокаиваю себя.

Успеть бы взглянуть в последний раз на родное лицо! Достал в очередной раз телеграмму и вчитался в текст на телеграфной ленте, наклеенной на бланк:

«АНДРЕЙ ПРИЕЗЖАЙ ТВОЯ МАМА УМЕРЛА ТЕТЯ МАША СОСЕДКА»

Телеграмма даже не срочная, когда похороны не указано. Что произошло?

Воспоминания. Семья.

Выехав за пределы Ленинграда, заправили полный бак и уточнили дальнейший маршрут по атласу автомобильных дорог. Вадим оказался уверенным водителем. За пределами населенных пунктов на хорошем шоссе держал скорость сто и выше. Машина вела себя нормально и с легкостью глотала километр за километром. Некоторое время пытался участвовать в разговорах соседей, но шум автомобиля не позволял расслышать все слова, а переспрашивать стеснялся и замолчал. Мысленно обратился в свое прошлое.

Родился и вырос я в рабочей семье. Отец с мамой работали на крупном машиностроительном заводе и проживали в поселке на окраине небольшого провинциального городка, являющимся районным центром в глухой провинции. Мама имела высшее образование и работала в конструкторском бюро, а отец со среднетехническим — мастером кузнечнопрессового цеха. Можно сказать — моя семья относилась к рабочей интеллигенции.

Жили мы в бараке, где из всех благ цивилизации было центральное отопление и газ, да и тот провели сравнительно недавно, а остальные «удобства» находились на улице в пятидесяти метрах от нашего подъезда. Население поселка жило также, а некоторые даже хуже — с печным отоплением и без газа. С детства, как и все подростки поселка был приучен заниматься ежедневным многоборьем — дрова, вода, помои. Иногда добавлялась еще одна дисциплина — керосин.

Нас постоянно окружало все связанное с заводом — заводские ясли, заводской детский сад, заводские клуб, спортзал, стадион, библиотека…. Вокруг поселка располагались другие многочисленные промышленные предприятия, поэтому места наших игр и времяпровождения находились на территории этих объектов, а также в клубе, спортзале и на стадионе.

Поселковое население развлечениями не было избаловано. Повсеместная выпивка в свободное время и выходные дни, спортивные состязания на стадионе, хоккейном корте или в спортзале. Кино, танцы для молодежи в клубе и редкие концерты своих или приезжих артистов. Техника для тех, кто имел мотоциклы и мопеды. Дача — как для моих родителей. Рыбалка на многочисленных водоемах и охота. В сезон — сбор грибов и ягод в окрестных лесах.

Заводские мужики после рабочего дня заполняли несколько пивнушек или, закупив спиртное, рассеивались по сараям, паркам и пустырям. Как-то ради интереса с друзьями в день выдачи зарплаты или аванса пытались подсчитать группы выпивающих мужиков только в районе стадиона и сбились после пятидесяти.

Заводские спортивные сооружения были лучшими в городе, а команды — сильнейшими не только в городе, но и славились по области. Спорт и культ силы у подростков города был популярен. Среди моих друзей и одноклассников слабаков не было. Все подтягивались на перекладине не менее десяти раз. В армии удивлялся — откуда столько среди призывников «дохляков», не способных сделать этого хоть один раз?

Другой жизни мы с друзьями не видели, правда школьная жизнь была разнообразнее, так как проводились различные мероприятия. Иногда школьников возили на экскурсии, в цирк, зоопарк в областной центр или в Москву. Занимались спортом и участвовали во многих спортивных соревнованиях за сборные школы или завода. Я посещал несколько спортивных секций и кружки в Доме пионеров. Беря пример с взрослых — тайком покуривали, а став постарше — выпивали. Ровесников, проживающих в городе или в других городах, воспринимали как живущих на другой планете иной, более интересной и насыщенной жизнью. Конечно, завидовали, недолюбливали и при случае били.

Одним из популярных развлечений молодежи были драки — двор на двор, улица на улицу, поселок на поселок. Наиболее крупные драки происходили на танцах в городе и тогда могли драться район на район или поселковая молодежь против группировки городского района.

Из-за подобных забав я в первом классе, подравшись с соседом по бараку, заработал сотрясение головного мозга, которое так расстроило тогда маму. Потом в начальных классах пришлось много раз защищать свою честь и бараков, когда против наших домов ополчился весь поселок. В четвертом классе получил камнем в голову. Травмы, синяки и ушибы, полученные «в боях», нас не пугали и не останавливали. Бараковской компанией смело ходили по поселку, с вызовом посматривая на окружающих и распевая задорную частушку:

Оп-па, оп-па! Жареные раки!

Если хочешь пиз…юлей,

Приходи в бараки!

Зачастую старшие ребята натравливали нас подростков на чужаков для проверки и закалки нашего духа или для завязки драки и мы, двенадцатилетние пацаны шли и начинали драку с более сильными взрослыми противниками.

Нашим родителям не хватало времени заниматься воспитанием детей, и мы большую часть времени были предоставлены самим себе. Я прошел все учреждения, полагающиеся детям — ясли, детский сад, школу с группами продленного дня и летние пионерские лагеря.

Когда мне было лет пять, нашей семье, как и многим на заводе выделили участок земли в организованном садовом товариществе и у мамы проснулась страсть к садоводству и огородничеству. Папа построил на участке дачный домик. Родители купили мотоцикл «Восход» и все свободное время после работы и на выходные пропадали там. Зачастую и мне приходилось принимать участие в дачных работах, хотя ковыряться в земле мне не нравилось. Откуда у мамы, потомственной горожанки появилась такая любовь к земле? Папа, родом из деревни не имел такой тяги к садоводству, а я — тем более.

Мама в нашей семье была главкомом. Вела хозяйство, заведовала семейным бюджетом, решала, что покупать, одевать, на что копить деньги и так далее. Отец смиренно подчинялся ее приказам, а я зачастую взбрыкивал, так как не нравилось, когда за меня решали, не любил сидеть дома и работать с родителями на даче. Интереснее было проводить время с друзьями, поэтому до девятого класса учился преимущественно на тройки. Вероятно, этим расстраивал родителей, но так училось большинство моих друзей.

В городе была популярна тюремная и блатная романтика, так как многие из нашего окружения отсидели срок на зонах или ходили с условными наказаниями. Я тоже с замиранием сердца слушал тюремные и зоновские рассказы, пел со всеми и сольно блатные песни. Даже завел блокнотик, куда записывал тексты многих песен тюремного шансона.

Север, север — канал беломорский,

Север, север — сплошные снега.

Как же хочется нам, малолеткам,

Чтобы мама нас вновь родила…

…..

Я помню тот Ванинский порт

И борт парохода угрюмый,

Когда мы входили на борт,

В холодные мрачные трюмы…

У меня обнаружился неплохой слух и голос, но уроки пения и концертные выступления в школе игнорировал. В моей компании к участию в школьных мероприятиях, кроме спортивных относились отрицательно. В седьмом классе нашел гитару, которая совсем не держала строй, но для ребят, девчонок и себя летними вечерами и ночами играл и пел.

Кроме этого, благодаря маме приобрел тягу к чтению. Когда был маленьким, она читала мне вслух детские книжки. Став старше, стал сам ходить в библиотеки и читал запоем, даже ночью под одеялом при свете фонарика или в бараковском коридоре. Однажды на десятилетие родители мне подарили «Книгу будущих командиров» и на долгие годы эта тонкая книжица с картинками стала моей любимой. Даже став старше иногда доставал ее, рассматривал картинки и мечтал о будущей военной службе. Конечно, своим друзьям не признавался в своем увлечении и не делился мечтами.

Любил читать книги о войне, пограничниках, летчиках, геологах и конечно о сыщиках. Завидовал героям Джека Лондона, Фенимора Купера, Марка Твена, Стивенсона и других писателей, пишущих в приключенческом жанре. Был записан во все библиотеки поселка и города. Зачастую читальный зал Детской городской библиотеки покидал последним.

В жизни старался походить на героев любимых книг и соблюдать воровские понятия, популярные в нашей молодежной среде, схожие с книжными. В школе среди сверстников и даже старшеклассников пользовался авторитетом за счет силы, смелости, умению драться, независимому поведению, порядочности и чувству справедливости. В общественной жизни класса и школы участия не принимал, так как это считалось «западло» в нашем кругу поселковой шпаны.

Окончил восемь классов преимущественно на тройки с репутацией хулигана у школьной администрации и когда стали комплектовать один девятый класс из наших трех восьмых, то меня в списках не оказалось. Меня вполне удовлетворяло идти со своими друзьями учиться в городское ПТУ, но мама возмутилась. Она единственная мечтала о сыне с высшим образованием. Не смирившись с решением школьной администрации, ходила, просила и ругалась за меня. Не ожидал от нее такой настойчивости, но благодаря маминой активности попал в девятый класс.

Тогда впервые задумался о своем будущем и исполнении своей детской мечты о военной службе. Понимая, что с таким отношением к учебе и поведением мне не светит поступление в военное училище, поэтому стал добросовестно учить уроки и делать домашние занятия. Пытаясь заполнить пробелы в знаниях, заново самостоятельно проходил программы седьмого и восьмого классов по математике, физике и химии. Иногда ложился спать в три часа ночи.

К маминой радости отошел от своей бывшей компании. Теперь у меня появились другие интересы и новые друзья. Неожиданно, глядя со стороны на своих бывших друзей понял, что меня ждало в будущем — зона или алкоголизм. Уже сейчас многие ходили с условным наказанием, курили, воровали и все чаще прикладывались к бутылке. Наоборот стал завидовать старшим ребятам, которые смогли после школы поступить в военные училища и приезжали в отпуска в красивой строгой военной форме.

Несмотря на мое старание, многие учителя не верили такой быстрой метаморфозе бывшего троечника и двоечника и по инерции с трудом выводили четверки и пятерки в дневнике. Только мама, классная руководительница и директор школы восприняли изменения со мной, как должное. Теперь среди моих приоритетов была учеба и спорт.

Неожиданно в нашем заводском спортзале появился лейтенант милиции. Александр Шамраев окончил высшую школу милиции и по распределению попал в уголовный розыск нашего городского отдела милиции. Ему предоставили комнату в одном из заводских мужских общежитий поселка. Александр серьезно увлекался борьбой самбо и был кандидатом в мастера спорта. Чтобы не потерять навыки, умения и для поддержания физической формы он среди поселковых подростков организовал секцию самбо. Я тоже записался и увлекся этой мужской борьбой, наплевав на свое прежнее отношение к милиции. По понятиям своих прежних друзей было «западло» общаться с сотрудниками органов. Александр для многих из нас стал кумиром. Физически сильный, немногословный, сдержанный он терпеливо показывал нам движения, падения, приемы и заставлял отрабатывать их до автоматизма.

Шамраев разительно отличался от других городских милиционеров, которые выглядели зачастую неопрятно и вели себя нагло по-хамски среди простых рабочих, но опасались влезать в драки молодежи, если численное преимущество было не на их стороне. Даже не стеснялись появляться в общественных местах в нетрезвом виде. Много слухов ходило о нечистоплотности милиционеров постовой службы, медвытрезвителя и гаишников.

Александр не рассказывал нам о своей службе, но на его примере поняли, что бывают другие сотрудники милиции. Когда ему приходилось дежурить на городских танцах, то все отъявленные хулиганы смирнели и драк не случалось. Это произошло после того, как он скрутил здорового пьяного парня, развязавшего уже несколько драк. Шамраев поначалу пытался успокоить словами дебошира, но тот, чувствуя свою силу и безнаказанность, попытался оттолкнуть милиционера, который был ниже его ростом меньше весом. Александр броском через бедро швырнул парня на площадку так, что тот долго не мог вдохнуть и прийти в себя. Дружинники так и поволокли его к милицейской машине через всю танцплощадку.

Мама была недовольна моим решением стать офицером. Она мечтала о том, чтобы я стал врачом, а папа был на моей стороне. Когда я поступил в Ленинградское высшее общевойсковое командное училище, то на ближайшей нашей встрече, приехав на присягу, пьяненький признался:

— Я горжусь тобой, сынок.

Даже не знаю, кого из родителей я любил больше. Папа чаще принимал мою сторону и поддерживал в спорах с мамой. С ней я часто конфликтовал и противился ее решениям и только с возрастом стал понимать правоту и верность ее оценок событий, людей и решений, но лишь в последние годы при редких встречах стал у мамы спрашивать совета и прислушиваться к ее мнению.

Когда учился на первом курсе, родителям выделили благоустроенную двухкомнатную квартиру. Испытать блага цивилизации жизни в благоустроенной квартире мне довелось только в первом зимнем курсантском отпуске. Помню трудности при сборах в заводскую баню, так как не знал где найти в своей квартире банные принадлежности и чистое белье и шарил по всем шкафам и ящикам. В этом новом доме соседей знал плохо, кроме родителей своих школьных и поселковых друзей.

Потом папа заболел и маме пришлось долгое время за ним ухаживать, а я находился за восемь тысяч километров и ничем помочь не мог. После смерти отца переживал за оставшуюся одной маму и когда в полк пришла разнарядка, а один из офицеров отказался от предложения кадровика поехать в Афганистан, то вызвался добровольцем, несмотря на плохое предчувствие. «Опять третий глаз? А я не прислушался», — промелькнула мысль. Меня считали перспективным офицером и не хотели отпускать, однако я настоял. Считалось, что после выполнения интернационального долга офицер мог выбирать военный округ для дальнейшей службы и я рассчитывал через пару лет после службы в Афганистане перебраться в европейскую часть страны поближе к единственному оставшемуся родному человеку.

После смерти папы мама сдружилась с соседкой по подъезду тетей Машей, так как у них оказалось много общего. Обе вдовы работали на одном заводе, имели сыновей — офицеров и дачные участки в заводском садовом товариществе. Тетя Маша проживала ниже этажом в трехкомнатной квартире. Я с ней познакомился в последнем отпуске перед отъездом в Афганистан. Ее сын закончил Ярославское зенитно-ракетное училище и служил на Севере под Мурманском. Его раньше не знал, так как он учился в другой школе, был младше меня на два года и проживал с родителями в другом районе города.

Был удивлен, когда узнал, что подруги могли коротать вечера под бутылочку самодельной настойки из самогона, который искусно производила тетя Маша. Мама раньше всегда была категоричной противницей спиртного. Не употребляла сама и ограничивала папу.

«Что меня ждет по приезду?» — гадаю.

Похороны.

Вадим без устали гнал машину и останавливался лишь несколько раз, чтобы отлить, перекурить Олегу и перекусить. Основную часть пути мы проделали ночью и смотреть на красоты средней полосы России было нечего. Я не смог заснуть со своими мыслями и воспоминаниями, а лишь погружался иногда в какое-то забытье. Предлагал Вадиму остановиться и подремать хоть полчаса, так как знал, что краткий сон хорошо восстанавливает силы и прогоняет дремоту, а ночью ехать долгое время утомительно из-за однообразия дороги и яркого света фар встречного или попутного транспорта. Однако наш водитель лишь улыбнулся:

— Доставлю тебя и завалюсь спать.

Прибыли к подъезду родительской пятиэтажки в десятом часу утра. Последние километры до города я совсем извелся, но всему приходит конец и вот я дома! Достали из багажника свой багаж и направились в подъезд. У Вадима тоже оказался внушительный сверток. На лавочке возле подъезда сидели несколько незнакомых старух.

— Кто это? Кто это?

— Слава богу, сын приехал!

— Это который?

— На костылях, поранетый в Афганистане. Офицер.

— Вальке не свезло. Недавно мужа схоронила, теперь сына на войне покалечило, вот сердечко и не выдержало, — услышал за спиной, поднимаясь по лестнице.

Дверь в нашу квартиру оказалась распахнутой, а внутри находились несколько женщин в черных платках. Зеркало в прихожей было занавешено простыней. Среди присутствующих заметил тетю Машу и тещу.

Соседка, увидев меня всплеснула руками, устремилась навстречу и, заплакав обняла.

— Слава богу, успел, — выдохнула. — А я так переживала. Вот и ушла от нас твоя мамка! Ну, иди, попрощайся, — отстранилась и перекрестила.

Неловко перенося ногу, двинулся к гробу, который стоял на столе посреди большой комнаты.

— Здравствуй, Андрюша! — по пути меня обняла теща и коснулась сухими губами щеки. — Держись и прими наши соболезнования! — услышал уже за спиной.

Мама лежала в гробу, обитом красной материей, строго поджав губы и без привычных очков. Всматриваюсь в постаревшее и ставшим вдруг незнакомым родное лицо. В голове билась только одна мысль: «Как же так? Как же так, мама?» В ее руках, сложенных по традиции на груди, теплилась тонкая свеча, а на лбу лежала полоска бумаги из церкви. «Какая же она старенькая и маленькая!» — кольнуло в груди и к горлу подкатил комок.

— Прощайся! — услышал сбоку чью-то подсказку.

Не понимая, повернул голову. Скорее разобрал по губам, чем услышал тетю Машу:

— Поцелуй.

Неловко наклонился над гробом и коснулся губами бумаги на лбу. Выпрямился, не отрывая взгляда от покойницы и прохрипел:

— Как это произошло?

Ко мне приблизилась элегантно одетая интеллигентная женщина в очках с прозрачной черной косынкой на голове:

— Кровоизлияние в мозг. На вашей даче это случилось, вероятно, вечером. Спохватились на следующий день, когда она не появилась на работе. Квартира была закрыта. Мария (кивнула на вытирающую слезы соседку и мамину подругу) поехала на дачу и там ее обнаружила. Сообщила нам в профком. Мы уже организовали транспорт, отвезли в морг, купили гроб, а потом привезли уже сюда. Сегодня, в час дня намечен вынос тела. Мы все организовали. Вывесили на главной проходной объявление, в газетах — «Городская жизнь» и заводской малотиражке тоже. Валентина Ивановна была старейшим работником завода и ее многие знали. Документы на похороны у меня. Могилу ребята уже копают. От завода выделили грузовик и автобус. К выносу прибудут, привезут коллег по работе и знакомых, а после рабочего дня люди еще подойдут на поминки.

Помолчав, представилась:

— Меня зовут Анастасия Александровна. Я от профкома занимаюсь похоронами Вашей мамы. Держитесь, Андрей! Примите наше соболезнования. Валентина Ивановна была достойным человеком, хорошим, надежным работником и пользовалась заслуженным авторитетом в коллективе. Нам всем очень жаль, что так произошло.

Коснулась моей руки и отошла. Ко мне стали подходить другие женщины, что-то говорить, сочувствовать, но я их уже не слышал.

«Мама! Когда случилась беда, рядом с тобой никого не оказалось! Никто сразу не спохватился, хотя наверняка тебя можно было спасти, вмешайся врачи вовремя, а ты лежала всю ночь одна на своих любимых грядах», — мысленно сокрушаюсь. В глазах было сухо, но в горле вновь появился комок и болезненно тянуло внизу живота.

Мама никогда не жалела себя на даче. Начинала ездить туда, когда еще не сошел снег. Почти ежедневно проводила на даче все свое свободное время после работы и в выходные, а когда папа умер и возить ее стало некому, то уезжала к своему любимому саду на одном из первых автобусов и возвращалась на последнем. Хвасталась: «Я редис, зеленый лук, клубнику и огурцы раньше всех начинаю собирать! Многие не верят», — и смеялась довольная.

— Андрюша! Пойдем, дорогой ко мне, попьем чаю и поговорим. Отдохнешь с друзьями хоть немного с дороги. Вы голодные небось, вот и покормлю. Вон сколько добирались! — рядом послышался сочувственный голос тети Маши.

Еще раз взглянул в родное лицо и кивнул головой. Стоять на одной ноге, хоть с опорой на костыли было утомительно. Развернулся, чтобы идти с тетей Машей, но меня вновь перехватила профсоюзная активистка:

— Андрей! Вы на машине? Надо бы съездить в Горторг и привезти для поминок водку с продуктами.

Разыскиваю глазами своих ребят и увидел только Олега у дверей с нашим багажом и свертком Вадима. Заметил, что парень чувствует себя неловко среди незнакомых людей и от безрадостной обстановки.

— Настька! — возмутилась соседка, — Дай ребятам отдохнуть хоть немного с дороги и перекусить. Неужели на заводе машины не нашлось?

— Да вызвали «Волгу» куда-то, — оправдалась Анастасия Александровна.

Кивнул вопросительно Олегу. Тот без слов понял вопрос:

— Вадим ушел спать в машину и просил разбудить, если понадобится. Вот он передал продукты для похорон, — протянул громоздкий сверток женщинам.

— Вот видишь! — с чувством собственной правоты заявила соседка активистке.

— Через полчаса машина будет в Вашем распоряжении, — обрадовал Анастасию Александровну, соображая: «Сначала надо решить все дела, а отоспимся потом!»

У себя на кухне тетя Маша пока Олег отмывался с дороги в ванной, вполголоса сообщила мне:

— Я, когда наводила у вас в квартире порядок, нашла у Вали в кровати кошелек с семистами с лишним рублей и на всякий случай прибрала вместе со всеми документами из вашего серванта. Тебе сейчас отдать или потом заберешь?

— Потом, — отмахнулся вспоминая, что мама бережливо относилась к деньгам и часто хранила кошелек в своей постели.

«На маминой сберкнижке тоже должны быть какие-то деньги», — предположил. Мама как-то признавалась, что ей на жизнь одной денег хватает с продажи излишков дачного урожая. «Когда по закону получу доступ к унаследованным сбережениям, то надо будет срочно перевести все мамины и свои деньги в доллары, пока рубль дорогой и не обесценился!» — появилась неожиданная мысль. «Опять третий глаз?» — предположил удивленно.

Вспомнилось — когда пошли полноценные урожаи с дачи, мама впервые вышла в выходной день на городской рынок торговать излишками. Вернулась оттуда испуганная и смущенная. Испугали ее пьяные мужики, которые стали прицениваться к ее товару, а заодно оказывать знаки внимания симпатичной женщине. Чтобы отделаться от них ей пришлось отдать часть овощей и фруктов бесплатно, а смутили ее коллеги по работе, которые увидели инженера-конструктора, торгующую овощами на рынке. Отец категорически отказался стоять с ней рядом, и я был против ее затеи с торговлей, однако она упорно продолжила сбывать продукты на рынке, привыкла и торговля вошла в ее обыденную жизнь.

Никогда не понимал причин этой дачной страсти. Сначала бороться за урожай, а потом — с урожаем. Пытался выяснить причины этого фанатичного увлечения, но получил какой-то невнятный ответ. Наверное, так же страстный охотник, рыбак или филателист не сможет логично объяснить причины своей увлеченности.

— Может, выпьешь? Легче станет, — предложила тетя Маша, участливо заглядывая в лицо. — И я выпью с тобой за помин души хорошего человека, — добавила, разливая светло-коричневую жидкость по рюмкам. — Настояно на орешках, — объяснила необычный цвет самогона.

— Царствие ей небесное! — подняла свою емкость. — Крепкая! — предупредила.

Сомневаюсь, что спиртное облегчит горечь утраты, но кивнул. Выцедил рюмку самогона и почувствовал лишь горечь во рту и жар в пищеводе.

— Спасибо вам, тетя Маша, за помощь и участие. Покормите, пожалуйста Олега, — кивнул на появившегося из ванной медбрата, — а я кушать не хочу, нет аппетита. Пойду, пожалуй, побреюсь, — пощупал подборок, — и надо бы переодеться в форму, — посмотрел со значением на напарника.

— Заодно повязки осмотрим, укол сделаю и таблетки надо бы принять те, что врач прописал, — добавил тот и отправился из квартиры за формой.

— Хорошо, хорошо! Делайте все, что вам нужно, — забормотала хозяйка, вытирая слезы и направилась к плите.

После туалетных процедур уединились с Олегом в другой комнате.

— Чего-нибудь беспокоит? — поинтересовался медик, раскладывая на столе медицинские принадлежности.

— В животе тянет и дергает, — признался.

— Снимай штаны и повернись. Сейчас должно полегчать, — пробормотал он, выпуская воздух из шприца.

С трудом стягиваю спортивки. Самая болезненная процедура, так как приходится глубоко наклоняться, чтобы освободить больную ногу из правой штанины. Также и с одеванием. Олегу пришлось помогать мне. Бинты держались хорошо и перевязку решили сделать вечером.

Прозвенел дверной звонок и в нашу дверь постучали, когда мы натягивали на меня форменные брюки.

— Ребята к вам можно? — поинтересовалась тетя Маша и вошла в комнату. — Там вас…. О господи! — воскликнула, прервавшись.

Испугалась, увидев мои многочисленные шрамы, повязки и лекарства на столе.

— Эка, как тебя посекло! — удивилась и вновь приложила платок к глазам. — Гляжу на тебя горемыку и думаю о своем Пашке. Не дай бог ему попасть в Афганистан, — призналась.

— Так вывели всех уже или вот-вот выведут, — попытался успокоить простую русскую женщину и мать офицера.

— Горбачев доведет народ до крайности, и начнем друг друга резать, — спрогнозировала она. — Там к вам пришла Настя. Ей машина нужна, — сообщила, наконец.

— Олег, сходи, пожалуйста, к Вадиму и съезди с ним. Может помощь потребуется, — предложил медбрату. — Вот, возьми деньги, — протянул пачку купюр.

Штаны не застегнул на верхние пуговицы, как советовал Терехов. Надел рубашку с галстуком, китель и вышел на кухню к хозяйке.

— Господи, красивый какой! — в очередной раз удивилась тетя Маша. — Вот мать бы порадовалась, — опять потянулась к платку.

Вернулись в нашу квартиру, где народу прибавилось. Многие приходили с цветами и, постояв у гроба, уходили.

Ко мне подошла жена. «Вероятно, теща сообщила по телефону о том, что я приехал», — предположил.

— Здравствуй Андрей. Приехал, значит. Мы опасались, что тебя не отпустят или, не сможешь, — тихо проговорила и замолчала, оглядывая меня.

— Здравствуй Света. Замечательно выглядишь, — поздоровался и признался.

Я нисколько не кривил душой. Моя жена, как всегда выглядела ослепительно. Несмотря на щедрые от природы данные, она всегда тратила много времени перед выходом на улицу. Тщательно продумывала свой внешний вид, наводила макияж, гладилась, а при необходимости мыла и сушила волосы. Даже наш брак не изменил ее привычек. Собираться с ней в гости было сущим мучением, при этом от меня постоянно требовалась положительная оценка каждого предмета ее туалета и если она замечала хоть тень сомнения в моем голосе, то неоднократно перепроверяла свой выбор и рассматривала другие варианты. Тем самым время нашего выхода в свет откладывалось на неопределенный срок.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась, разглядывая костыли и перемотанную ступню.

— Нормально, — пожимаю плечами и кошусь в сторону гроба.

— Извини. Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой. Прими мои соболезнования, — поняла, что сейчас не время для светских разговоров. — Нам надо будет поговорить, потом, — добавила и отошла к своей матери.

Снова занял место у изголовья, опять вглядываясь в родное лицо и вспоминать. Мама ничего не говорила, но я чувствовал, что Светка ей не нравилась. Ей вообще не нравилась ни одна из моих подружек. Сначала она высказывала свое мнение, а потом замолчала. Наверное, обеспокоилась, что я из-за ее критики так и останусь холостым и не подарю ей внуков. Расписались мы со Светкой в то время, когда мама находилась в санатории по профсоюзной путевке. Я даже не стал их знакомить заранее, чтобы Светка не почувствовала мамино отношение к себе.

Ко мне подходили какие-то люди, что-то говорили, сочувствовали, трогали за рукав и жали руку. Большинства я не знал, других смутно помнил, но были и хорошие знакомые. Какая-то женщина принесла стул и предложила:

— Садитесь Андрей. Вам трудно стоять, не мучайтесь.

Через некоторое время появился Олег с Вадимом.

— Мы будем в машине, — сообщил Вадим. — Тебя не надо сопровождать до автомобиля?

— Нет, справлюсь, — мотнул головой. — Ты не голоден? Если что — тебя покормят сейчас, — ищу взглядом в толпе тетю Машу.

— Спасибо, потом поем, — отказался, — на кладбище с нами поедешь?

— Не знаю, — пожал плечами.

Подошло время выноса гроба и в комнату вошли мужчины. Пришлось встать и посторониться, освободив доступ к гробу. Тетя Маша подошла ко мне, взяла под руку и прижалась, прижимая платок к лицу. Плакала не только она. Не ожидал, что мама настолько популярна на работе и в поселке.

На улице толпилось еще больше людей. Где-то сбоку духовой оркестр заиграл похоронный марш. Кто-то вынес две табуретки, гроб вынесли и установили на них. Люди подходили, смотрели и отходили, чтобы освободить место следующим.

— Я на кладбище не поеду, — сбоку заговорила соседка. — Останусь здесь, надо лестницу помыть. Ты Андрюша держись, — пожелала на прощание и отошла.

Ее место тут же заняла Светка, а где-то сбоку и сзади держалась теща. В толпе заметил несколько знакомых лиц друзей детства и поздоровавшись кивнули друг другу.

Мужчины вновь подняли гроб с телом на длинных полотенцах и понесли к дороге. Кто-то крикнул из толпы:

— Держись командир!

Повернув голову, попытался высмотреть кричавшего, но тут уже крикнули с другой стороны:

— Афганец, держись!

Услышал другие мужские и детские голоса:

— Разве внутренние войска воюют в Афганистане?

— Наград у парня, как у иного ветерана.

— Боевой офицер.

— Разве у внутренних войск есть танки?

Понял, что народ путает мои красные петлицы с малиновыми — внутренних войск, а у разведчиков было принято крепить на петлицы эмблемы танка, а не привычную общевойсковую «капусту».

Некоторое время двигались по дороге. Первым медленно ехал грузовик с опущенными бортами и еловыми лапами в кузове. За ним двигался духовой оркестр, играя похоронный марш Шопена. Следом — двое мужчин несли крышку гроба над головами, затем шли мужчины с гробом, а за ними я со Светкой и другие провожающие.

Через некоторое время все остановились. Гроб с крышкой загрузили в грузовик и подняли борта. Оркестр сел в РАФик. Анастасия Александровна предложила желающим садиться в автобус, а я Светку повел к машине Вадима.

Так колонной прибыли на кладбище и подъехали к вырытой могиле. Мысленно отметил: «Место неплохое, рядом с соснами, почва не сырая, но от папы далековато». Возле, толпились мужики, а в сторонке с брезентовыми ремнями на плече стоял Юрка Смирнов.

Мы друг друга знали с детства. Некоторое время он с родителями и старшей сестрой жил в соседнем бараке. Почему-то тогда ребята его звали Юрка Хуйков. Его сестру считали «слабой на передок» со школьных лет, и многие старшие ребята пользовались ею. По-видимому, Юркина мама знала об этом и часто обходила окрестности, разыскивая дочь. Потом слышал, что после школы она куда-то поступила и уехала. Удивлялся, как она не «залетела» в юном возрасте?

Юрка подошел ко мне, пожал руку и посочувствовал:

— Теперь и мать хоронишь? Прими мои…, ну сам знаешь. Знал бы, подхоронили к дяде Вите.

Наши отцы дружили. Даже дача Смирновых находилась недалеко от нашей, а мама всегда папе ставила в пример Юркиного отца, который, по ее мнению, был более хозяйственный и предприимчивый.

Юрка после армии окончил школу прапорщиков и какое-то время служил на соседнем с городом военном аэродроме. Потом начал спиваться из-за легкого доступа к дармовому спирту и из армии его выгнали. На гражданке парень изменился. Женился и устроился копателем могил, а теперь числился бригадиром. Должность была денежная и все вопросы с захоронением, подхоронением решались через него. Его бригада могла выкопать могилу в любое время года, поставить памятник, ограду и прочее.

Гроб опять установили на табуреты. Начали выступать желающие, потом некоторые подходили и целовали маму. Поцеловал и я. Слез по-прежнему не было, а в голове — пустота. К тому же опять разболелся живот — по-видимому прошло действие лекарства.

Стоял и безучастно смотрел, как накрыли гроб крышкой и заколотили. Юрка с таким же мощным помощником вдвоем взяли гроб и поднесли к могиле. Оркестр опять заиграл Шопена. Могильщики ловко опустили гроб в могилу и выдернули ремни. Все стали кидать горсти земли в могилу. Кинули со Светкой тоже. Смотрел, как зарывали могилу, сооружали ровный холмик, водружали металлическое временное надгробие и гробницу. С фотографии смотрела молодая мама, слегка улыбаясь. Вся могила утопала в цветах и венках. Вот сейчас защемило сердце и только теперь окончательно осознал, что больше не увижу родного человека. Не выдержав отвернулся и, переставляя костыли, поковылял с кладбища, забыв, что планировал навестить могилу отца.

Жена.

У кладбищенских ворот меня кто-то тронул за рукав. Олег.

— Давай машину подождем, — тихо предложил он.

Оглянулся, приходя в себя и кивнул. Заметил, что и Светка стоит рядом и с сочувствием смотрит на меня. В машине она взяла меня за руку и по дороге сообщила:

— Я на поминки не пойду. Ты, когда собираешься уезжать?

— Наверное, вечером после поминок, — предположил. — Вадим, как машина? — интересуюсь.

— В подвеске что-то постукивать стало, но здесь станции техобслуживания нет скорее всего, так что поедем и в Ленинграде будем ремонтироваться, — ответил, чуть повернув голову.

— Нам надо поговорить, — напомнила супруга.

Киваю головой, догадываясь, о чем будет разговор. Дождавшись перекрестка с переулком, ведущим к ее дому, попросил Вадима остановить машину.

Некоторое время стоим молча напротив друг друга. Наконец, она, решившись, выпалила:

— Андрей! Нам надо развестись!

На мгновение запнулась и затараторила:

— Прости меня, если сможешь, но я встретила другого человека. Надеюсь на твое понимание. Знаю, что ты можешь обо мне подумать, да и мама говорит…

Замолчала, поняв, что сболтнула лишнее.

— Ты должен меня понять! — воскликнула, прижав руки к груди. — Я не смогла бы…. Когда я увидела тебя в таком состоянии…. Все эти раненые вокруг…. Калеки…. Я поняла, что это выше моих сил. Мне показалось, что ты уже не поднимешься, — призналась под конец тирады тихим голосом и опустив голову.

Я молчал, так как говорить было нечего.

Она подняла голову, всматриваясь в меня.

— Ну чего ты молчишь? — повысила голос. — Считаешь меня дрянью? Ну, ударь, обзови, но не молчи!

Мне говорить ничего не хотелось, да и не знал, что ей сказать. Только что похоронил родного человека и вникать в чужие проблемы не хотелось. «Чего она от меня хочет? Сочувствия? Понимания ее тонкой натуры? Поддержки в ее решении?» — задумался.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил прямо, желая закончить быстрее этот никчемный разговор.

— Чтобы ты согласился на развод, — обрадованно выпалила Светка и быстро заговорила: — Я все узнала. Если мы оба согласны развестись и не имеем претензий на имущество, то достаточно подать заявление в ЗАГС и нас разведут. Если хочешь, то могу вернуть все твои подарки.

Опять потупилась.

— Не надо мне от тебя таких жертв. Успокойся. Я согласен, — устало сообщил.

— Правда? — недоверчиво подняла на меня большие глаза.

«А чего ты хотела? Чтобы я здесь стал устраивать сцены, заламывать руки, упал на колени и начал уговаривать тебя изменить решение, заверяя в своей любви?» — иронично подумал. Я чувствовал лишь опустошение и усиливающиеся боли в животе.

— Что мне нужно делать? — поторопил ее.

— Я все узнала, — повторилась с чуть заметным разочарованием в голосе, — если ты не сможешь со мной пойти в ЗАГС, то будет достаточно твоего заявления о согласии на развод и отсутствия имущественных претензий, — торопливо выпалила, ни разу не запнувшись на юридических терминах.

«Вероятно долго готовилась к этому разговору, обдумывая свои фразы и подбирая аргументы», — подумалось.

— Писать сейчас? — поинтересовался. — Или по почте прислать?

— Напиши сейчас. Я бумагу принесла, — расстегнула сумочку и достала обычную двухкопеечную школьную тетрадь с ручкой.

«Подготовилась!» — с неожиданным раздражением подумал, но кивнув головой, прямо на капоте машины набросал заявление, поставил дату и размашисто расписался.

— Все? — протянул ей тетрадь с ручкой.

— Прости меня Андрей за то, что так получилось, — тихо проговорила, убирая все в сумочку. — Поверь, я чувствую себя предательницей и прости, если сможешь, — неожиданно призналась.

— А-а, — махнул рукой и полез с костылями в машину.

Светка постояла некоторое время, с сомнением глядя на автомобиль, пока Вадим заводил двигатель, а потом, опустив голову, направилась к своей маме.

«А теща-то, откуда взялась?» — удивился про себя. Ребята сочувственно взглянули на меня и отвернулись, ничего не спросив. Наверняка слышали наш разговор через открытые окна или догадались.

«Вот почему Светкина мать так на меня смотрела утром при встрече и потом в маминой квартире!» — догадался, вспомнив тещины непонятные взгляды. Она уже все знала, ведь у дочери никогда не было от нее секретов. «Но почему Светка с сомнением глядела при расставании?» — вспоминаю. Возможно сомневалась еще в правильности своего решения и выбора. Вероятно, она почувствовала ужас, увидев меня неподвижным с «уткой» под кроватью в Московском госпитале и испугалась за свою будущую жизнь с мужем-калекой, а сегодня увидела меня на ногах, хоть и с костылями и засомневалась — прогресс в излечении ведь налицо!

С будущей женой мы познакомились в ресторане. (Где еще знакомиться молодому холостому офицеру с женщинами?) Я обратил внимание на стройную веселую блондинку с короткой стрижкой, одетую в стильный брючный костюм. Заметил и ее несколько заинтересованных взглядов. Несколько раз переглянулись, улыбнулись друг другу, потанцевали. Так и познакомились. Светка оказалась довольно бойкой на язык, за словом в карман не лезла и довольно эрудированной. Красивое лицо, обаятельная улыбка, стройная фигурка притягивала мужские взгляды.

Стали встречаться. Она оказалась довольно практичной по натуре. Подарки принимала без ложной скромности, а когда дело дошло до постели, то показала раскрепощенность и фантазию. Я был в восторге от своей новой подружки. Красивая, яркая блондинка, всегда со вкусом модно одетая, без комплексов в постели, не скорбная умом и в то же время практичная в жизненных вопросах. Казалось, у нее не было недостатков.

Когда у нас дошло до серьезных отношений, то Светка отшила всех прежних своих поклонников и о прошлом старалась не говорить и не вспоминать. С радостью шла на свидания и не скрываясь проявляла свою симпатию ко мне. С удовольствием дарил подарки — часики, колечки, цепочки или понравившиеся ей женские вещи и наслаждался, замечая радость в ее глазах при виде очередной вещицы. Тогда мог себе позволить, не задумываясь тратить деньги на свою избранницу. В период службы в удаленном районе получал достаточно много с дальневосточными надбавками, а также за классность и выслугу лет. Тогда мой месячный доход значительно превышал совместный родительский и ежемесячно откладывал от сотни рублей и выше на отпуск, а на эти накопления с отпускными мог полтора месяца шиковать и жить на широкую ногу ни в чем себе и подруге не отказывая.

В гарнизоне того времени был не только широкий выбор вин, но и хорошее снабжение импортной и модной одеждой. Друзья могли привезти под заказ джинсы, батники и стильную обувь, поэтому в отпуске я выделялся своим внешним видом среди окружающих провинциалов.

Многие знакомые признавали нас идеальной парой. Оба красивые, высокие, стройные, модно одетые и веселые. Нам нравилось проводить время вдвоем и с друзьями. Часто шутили и смеялись, легко понимая друг друга.

При прощании по окончании моего отпуска Светка еле сдерживала слезы, а потом часто переписывались.

В следующем отпуске поженились. Расписали нас быстро, через несколько дней после подачи заявления, как военнослужащего. Еще год мы жили раздельно, пока ждал своей квартиры в гарнизоне.

Светка легко вписалась в круг моих друзей-офицеров, их жен и завела новых подруг. Только при совместной жизни у нее проявились некоторые недостатки, как жены и хозяйки. Готовила она замечательно. По ее словам — научилась у бабушки, однако зачастую приходя на обед или возвращаясь поздно вечером со службы, в доме могло не оказаться хлеба, соли и прочих мелочей. Моя молодая жена к тому же патологически не могла планировать наш семейный бюджет. На мой вопрос:

— Где деньги, «Зин»? До получки еще неделя, а в доме не копейки!

— А я плащик прикупила, ты же мне тогда разрешил. Не помнишь что-ли? Я тебе его еще не показывала. Прелестно, правда? — хлопала невинными глазами, примеряя при мне обновку.

Помнил смутно что-то, но о цене разговора не было точно. Эту проблему решил, не выкладывая ежемесячное денежное довольствие полностью.

Конечно, как и большинство мужчин я считал, что вести хозяйство и следить за расходом денежных средств должна жена и при этом я ориентировался на отношения в семье родителей.

Но главное — Светка не хотела заводить детей, пока мы живем в этом отдаленном гарнизоне, считая нашу жизнь здесь временной, а в одном серьезном разговоре призналась, что мечтает о жизни в крупном городе, нормальной работе для себя, высоком звании и должности мужа (то есть меня). Она не хотела понимать, что у меня нет «волосатой лапы», которая может способствовать продвижению по службе или переводу в более цивилизованное место, а для нее примером являлась старшая сестра, которая тоже была замужем за офицером. Те жили в областном центре, а муж сестры служил в военкомате с нормальным восьмичасовым рабочим днем, без ночных звонков, тревог, командировок, учений, лагерей на месяц и прочего.

К этому времени мама была одна, и я стал задумываться о смене военного округа, случай вскоре подвернулся и вызвался кандидатом в Афганистан. В обязательный перед командировкой очередной отпуск Светка поехала со мной и наотрез отказалась возвращаться на Дальний Восток и жить одной в нашей квартире, пока я выполняю интернациональный долг. Квартиру перед отъездом сдал, а немногочисленную мебель раздал или продал.

В части получил справку о сданной квартире, а в Горисполкоме своего города — Обязательство о выделении жилья моей семье по срочной очереди. «Похоже, это Обязательство уже не понадобится!» — предположил.

Соседи.

Мои воспоминания прервала остановка у родительского дома. Предстояло еще высидеть поминки. Возле подъезда на лавочке сидели и выпивали поселковые ребята и мужики. Верховодил в компании мамин сосед по подъезду Вовка Гром. Тридцатилетний детина, весом за сто килограммов и ростом под сто девяносто был заводилой местных любителей спиртного. В брежневские времена при доступности дешевого алкоголя все свободное время проводил возле поселкового магазина, стреляя у прохожих копейки на очередную бутылку в компании таких же. Повзрослев, копейки сшибать перестал, да и вино с водкой стали в дефиците, но любви к спиртному не утратил. Всегда появлялся в местах, где можно добыть водки — на свадьбах и похоронах. Наверняка прогнал старух с их обычного наблюдательного пункта, а водку выпросили с поминок. Он ненавидел сплетниц у подъезда и, приближаясь к дому уже метров с пятидесяти начинал орать:

— Если я подойду к подъезду, и хоть одна старая бл…дь еще будет сидеть, то… (тут были варианты). Старухи в панике покидали насиженное место, и он спокойно заходил в подъезд.

Вовка поднялся мне навстречу, протягивая руку для рукопожатия:

— Андрюха! Прими мои самые искренние…. Ты, это…. Держись. Если что, то можешь на меня всегда….

— Спасибо Володя, — пожал ему руку, — Здорово, мужики! — кивнул остальным. — Поднимитесь, помянем? — мотнул головой в сторону подъезда.

— Не. Пусть уж там коллеги, знакомые и бабы поминают, да и тетя Валя меня не особо жаловала, — отказался. — Мы уж лучше здесь выпьем за хорошего человека. Не вынесешь? — поинтересовался на всякий случай.

— Какой из меня несун? — пристукнул костылем. — Пойдем со мной, скажу, вынесут, — развернулся к подъезду.

Гром пошел следом.

— Вижу, досталось тебе. Где служишь? — пробасил в спину.

— В армии, — ответил.

Не тот Вовка человек, чтобы с ним откровенничать, хотя в подлости или непорядочности замечен не был.

— Андрюха! Хотел тебе сказать…. Ты сегодня шел…. Твоя жена…. Я сам видел и другие говорили…. Она…, — спотыкаясь на каждой фразе, попытался сообщить мне то, что уже известно.

— Не надо Володя! Я все знаю. Сам виноват. Мы уже разводимся, — пришел ему на помощь.

Он громко выдохнул с облегчением или возмущением:

— Ты? Виноват?…, — от удивления не нашел слов. — Да мы этого кооператора на куски…, — пригрозил.

— Не стоит. Действительно виноват. Жди, сейчас будет тебе водка, — наконец поднялся к открытой двери бывшей маминой квартиры.

Прошел на кухню по пути заметив, что в большой комнате уже составлены столы, за которыми сидело много людей.

— Там соседи желают помянуть, — мотнул головой за спину. — Вынесите им пару бутылок, если можно, — попросил хозяйничающих на кухне женщин.

— Это Громову с его алкоголиками, что ли? — услышал за спиной недовольный голос тети Маши.

— Пусть пьют. Или у нас водки недостаточно? Так сейчас съездим, — погасил недовольство.

Недовольно ворча под нос, соседка понесла на площадку две бутылки.

«Сейчас Грому достанется от несдержанной на язык женщины!» — предположил.

Шепнул тете Маше о некормленом водителе и прошел на предложенное место. Выпил глядя на мамину фотографию, стоящую рядом со стопкой водки, накрытую куском хлеба и задумался над своими словами Громову.

Кто обычно виноват в разводе? Конечно оба, а значит и я. Меня не оправдывает то, что не изучил будущую жену до свадьбы по объективным причинам. Никто не загонял в ЗАГС и не торопил со свадьбой. Купился на яркое и блестящее, вот и получил то, что заслужил. Даже если бы мама воспротивилась моему выбору, то вряд ли тогда послушал мудрую женщину.

Светка, наверное, так же ошиблась, выходя замуж за красивого, денежного, не жадного, модно одетого и мечту всех девчонок — офицера. Впереди — балы, блеск погон, гром оркестров и обеспеченная жизнь, а получила — далекий гарнизон по соседству с селом, а ближний город за сто с лишним километров по грунтовке. Благоустроенная квартира с горячей водой из титана не показатель красивой и яркой жизни, о которой мечтала девчонка. Любимый и желанный муж, которого она видела только в короткий обеденный перерыв и ночью. Деньги были, но и тех не хватало на все. Это когда-то офицеры были желанными женихами, а сейчас кооператоры больше зарабатывают. Работу в гарнизоне для женщины найти можно, но не по профессии и не то, чем хотелось заниматься. А что впереди? Другой гарнизон не отличающийся от прежнего? Сколько лет придется ждать квартиру в нормальном городе? До пенсии…?

Попрощался и поблагодарил Анастасию Александровну, поцеловав руку зардевшейся женщине за организацию похорон. Профсоюзная активистка не зря ела свой хлеб — все было организовано на должном уровне и даже моего участия не понадобилось.

Поминки продолжались еще долго. Люди приходили, выпивали, закусывали и уходили, освобождая места за столом следующим. Не выдержав, поблагодарил и попрощался с оставшимся гостями и попросил тетю Машу, как лучшую мамину подругу выйти для разговора.

Сели по-простому у нее на кухне. Она, как принято при серьезном разговоре, выставила бутылку своей настойки.

— Спасибо вам за участие и помощь не только в похоронах, — начал я, пригубив спиртное и жестом остановил, пытающуюся возразить женщину. — Не знаю, что было бы, если не вы?

— Квартира, судя по всему, отойдет государству. Неизвестно, когда я вылечусь, что со мной и со службой будет дальше, — начал размышлять вслух. — Даже если уволюсь из армии сейчас, родительскую квартиру мне не отдадут, так как с женой развожусь, а я там не прописан.

— Я давно хотела тебе сообщить о ней. Валя сильно переживала за ее поведение, но не хотела тебе сообщать, чтобы не нервировать, — вклинилась она.

— Да не об этом я переживаю, — отмахнулся. — От родителей осталось обстановка в квартире, дача и гараж. Все это можно и нужно продать. В гараже в кессоне наверняка еще хранится часть урожая. Возьмите себе то, что вам нужно, а остальное надо продавать пока не будет поздно. Вы не займетесь этим? — перешел к главному.

— Мне ничего не надо, — тут же заявила она. — Хотя…, — задумалась. — Ножную швейную машинку я бы забрала. Конечно, если она понадобится тебе или твоей будущей жене, то сразу отдам, — заверила.

— Это мелочи, — отмахнулся. — Гараж нигде не зарегистрирован, поэтому пусть остается. Вдруг вернусь жить в город, пригодится, только кессон от продуктов надо бы освободить, чтобы не пропали. Можете раздать, если вам не надо. Продайте, выкиньте или раздайте всю обстановку в квартире, только внимательно проверьте все вещи. У мамы была привычка прятать деньги в разных местах и, как правило, в белье и одежде. Ценности, если попадутся, заберите на хранение или тоже продайте. Сам не знаю, что было у родителей, — продолжил инструктаж.

— Я уже кое-чего забрала вместе с документами. Сейчас принесу. Конечно, если еще что попадется, сохраню до твоего приезда, — пообещала.

— Хорошо, — кивнул. — По закону распоряжаться наследством я смогу только через полгода и если не приеду до этого времени, то тогда приступайте. Доверенность на Ваши действия выпишу сейчас, — предложил свое решение, только желательно найти двух свидетелей.

— Может тебе жениться? Как это называется? Фиктивный брак, во! Или пока не разводиться? Хотя нет, не надо связываться с этой твоей Светой, — тоже стала размышлять вслух практичная соседка.

— Ладно, время еще есть подумать, но эта квартира вряд ли уже достанется мне и новый брак вряд ли поможет в чем, — в сомнении покачал головой. — Прошу вас поверить и воспользоваться моим советом — все деньги, которые есть у вас и даже те, которые лежат на сберкнижке перевести в доллары.

С ребятами решили заночевать и выехать рано утром. Не стоило испытывать без надобности возможности Вадима.

Только в машине по дороге в Ленинград смог, наконец, осознать, что произошло. Похоронная круговерть, посторонние люди, разговоры, не позволяли полностью погрузиться в свое горе и отвлекали. Горечь утраты не исчезала в течение всего дня, но эмоции сдерживал, так как не люблю их проявлять при посторонних. «Не помню — когда последний раз плакал? Наверное, только в детстве. А вообще, могу я плакать? Это нормально?», — неожиданно посетила мысль.

Потом заявление жены о предстоящем разводе, но это воспринял уже легче на фоне горя и вероятно подсознательно был готов к этому.

Тяжелые ранения, утрата близких людей — за что мне такие испытания? Что еще судьба может мне подкинуть? Что у меня еще осталось? Армия и друзья? А если меня уволят из армии? Одинокий инвалид на костылях кому будет нужен? Что меня ждет?

А как быть другим, покалеченным на войне без ног, глаз или полностью обездвиженным? Им и их родственникам еще хуже. Насмотрелся по госпиталям.

Пить или колоться, жалея себя не смогу. Просить милостыню или помощи у кого либо, тоже не по мне.

«Что тогда говорил Мишке Терехов?» — попытался вспомнить. Быть мужиком. Даже сняв погоны, оставаться в душе офицером. Доказать себе и всем, что могу быть счастливым. Создавать семью, рожать детей и строить себе и близким счастливую жизнь, несмотря на собственную ущербность. Голова и руки на месте, перемещаться могу. Все зависит от меня. Надо начинать жить заново при других обстоятельствах, не забывая о прошлом. Не терять связь с друзьями, но не докучать им своими проблемами. Похоже, только друзья и останутся у меня после выписки из госпиталя. Надо их беречь и начинать жизнь с нового чистого листа. «Да! И все чеки с деньгами тоже перевести в доллары, как посоветовал доброй тете Маше», — вспомнил.

Приняв решение, удовлетворенный заснул под монотонный шум машины.

Примечания

44

Неофициальное дежурство по подразделению, части. Ответственный офицер от подъема до отбоя следит за соблюдением распорядка дня и дисциплины личным составом в отсутствие других офицеров.

45

Высшее общевойсковое командное училище. Готовило офицеров для разведподразделений и военных переводчиков.