Ангел из Сетубала

Сергей Тимофеевич Кириллов, 2018

Начало 18 века. Команда пиратского судна попадает в засаду, в живых остаются двое. Они прячут сундук с награбленными сокровищами на необитаемом острове. Один из них погибает. Отбыв наказание в Чистилище, он стал ангелом-хранителем актера Андрея Дорохова, который после травмы головы приобретает возможность общаться с ним. Перейра рассказывает о своей жизни, о красавице жене, с которой мечтает встретиться, о кладе на острове. Андрей загорается завладеть кладом, но на пути у него стоит шайка наркодельцов, а на острове – банда террористов. Сумеет ли Андрей преодолеть эти препятствия? Состоится ли встреча влюбленных через триста лет?

Глава 4

— Так тебя Ван Хайден убил?! — воскликнул я.

— Других людей на острове не было.

— Он ведь твой друг. Как он мог? Из-за пары глотков воды?!

— Эта пара глотков спасла ему жизнь.

— Погоди, Диего, этот гад выжил?

— Да, он остался в живых.

Перейра прошелся по палате, и я увидел на его куртке круглое отверстие с опаленными краями под левой лопаткой. Я поежился. Ангел остановился у окна.

— Его нашли на шестой день одиночного плаванья. Вода у него уже закончилась, сил грести не было. Он лежал без памяти на дне лодки и умирал.

— Кто его нашел? — удивился я.

— Араваки.

— Кто-кто?

— Араваки. Коренные жители Багамских Островов. Индейцы, рыбаки. Они его отпоили, выходили и за одну золотую монету доставили в Нассау.

— Погоди, Диего. А ты откуда это знаешь?

Я подозрительно уставился на него.

— Ведь тебя к тому времени в живых уже не было.

Перейра посмотрел на меня, как на маленького ребенка.

— Погоди, Андрей, вот когда попадешь туда…

Он многозначительно указал рукой на потолок и закатил для убедительности глаза кверху.

— У тебя там будет возможность узнать всю правду о своих друзьях, подругах, родственниках. И не всегда эта правда будет приятна для тебя.

Дверь в палату отворилась, и легкой скользящей походкой вошла медсестра. За собою она катила кресло-коляску.

— Поехали, Андрей, покатаемся, — сказала она приветливо.

— Куда?

— В Летний сад, — улыбнулась Любовь Васильевна. — На процедуры, конечно.

— А эта колымага зачем? Я бы и сам дошел.

— Конечно дошел бы, но не сегодня.

Она подкатила кресло к моей кровати, и я с ее помощью перебрался в него.

Мы выехали из палаты в широкий, длинный коридор. Медсестра неторопливо везла кресло. Перейра со скучающим видом шел позади.

А у меня не выходила из головы история, рассказанная мне Ангелом. Моя буйная актерская фантазия рисовала ее в ярких красках, с мельчайшими деталями, душевными переживаниями. Я как будто бы сам проживал чужую жизнь. И вдруг неожиданная мысль острой стрелой вонзилась мне в мозг. Я чуть было не закричал, обращаясь к Перейре, но вовремя спохватился. Любовь Васильевна была рядом. Опять подумает, что у меня не все дома.

Часа через два, после лечебного массажа и соляных ванн, Любовь Васильевна привезла меня в палату. Сказав мне, что через час принесет ужин, она бесшумно удалилась.

— Слушай, Диего. Я все думаю о твоей жизни, — начал я издалека.

Перейра остановился и удивленно уставился на меня.

— И что?

— Короткая у тебя жизнь получилась, но очень яркая и трагическая.

— Такая уж получилась. Могла быть и лучше. Да ладно, все прошло.

Он махнул рукой и прошелся по комнате.

— Я вот о чем подумал, Диего. А тот клад на острове… Его заграбастал Ван Хайден?

— Нет, — коротко ответил Перейра.

— Клад до сих пор лежит на острове?

— Конечно.

— И ты помнишь, где он лежит?

Голос мой слегка дрогнул, выдавая мое волнение.

— Ангелы ничего не забывают.

Перейра подозрительно уставился на меня.

— Нам с тобой срочно нужно ехать на Багамы. Прибрать к рукам клад. Немедля!

— Ты сначала из больницы выпишись, — растерянно произнес Перейра.

— Выпишусь! Это такая удача. Мой ангел-хранитель — бывший пират. А пока я тебя вижу, мы должны поехать на остров и приватизировать сокровища. Что добру пропадать? Слушай, Диего, сколько сейчас может стоить этот клад?

— Не знаю, — пожал плечами Перейра.

— Ничего не знает. Что ты за ангел? Двоечник.

Диего состроил обиженное лицо и проговорил:

— Я с тобой в детский сад ходил, в школу, в институт. Я читаю те книги и газеты, какие читаешь ты. Смотрю по телевизору те же передачи, что и ты. Я знаю столько, сколько знаешь ты. Если я двоечник, то только потому, что двоечник ты. Если бы я был ангелом-хранителем у академика, я бы знал столько, сколько знает он.

Перейра обиженно отвернулся от меня и подошел к окну. Возникла пауза.

— Ну так как насчет клада? — вкрадчиво спросил я после паузы.

Диего молчал.

— Что, тебе жалко, что ли? — продолжал канючить я.

Перейра повернулся ко мне.

— Мне не жалко. Мне этот клад, что козе баян. Просто я не знаю, что мне делать? Меня не учили этому. Четких инструкций на этот счет не было. Ты меня вообще не должен видеть. А ты меня видишь, разговариваешь со мною. Да еще просишь помочь тебе в меркантильных делах.

— Но это же ненадолго, заживет моя гематома в голове, и ты снова станешь недоступным для меня. Но, если уже так случилось, нужно использовать этот случай. Помоги, Диего!

— Не знаю, имею ли я на это право. Буду думать.

Он наморщил лоб, заложил руки за спину и стал ходить по палате из угла в угол. Я терпеливо следил за его перемещениями. Наконец он остановился у кровати и посмотрел на меня.

— Формально я не нарушу кодекса ангела-хранителя, если укажу тебе, где лежит клад. Но какое-то сомненье все-таки гложет меня.

— Отбрось все сомненья, Диего! Ты же солдат удачи! — воскликнул я.

— В прошлом. Вот что, Андрей. Мне нужно посоветоваться с моим Куратором.

— Кто это?

— Ангел из Верхнего Лика. Он контролирует мою работу.

— Ну так, советуйся.

— В общем, утром ты будешь знать ответ.

— Ладно, потерплю до утра. Слушай, Диего, а у твоего Куратора белые одежды?

— Белые. Еще какие белые!

Перейра мечтательно прищурил глаза, вероятно, представляя себя в таких одеждах.

***

Утром меня разбудил звон тарелок. Я открыл глаза. Палата была залита солнечным светом. Я взглянул в окно, на небе — ни облачка, и только солнечный блин сиял, стремясь к своему зениту.

Любовь Васильевна сгружала с тележки на тумбочку тарелки с омлетом, с овсяной кашей, со сдобными булочками. Из чайника она налила кипяток в стакан, в котором уже лежал пакетик чая и долька лимона.

Я сладко потянулся.

— С добрым утром, Любовь Васильевна!

— Доброе утро, Андрей!

Она улыбнулась своею немного грустной улыбкой.

— Сегодня, правда, хорошее утро. А вы молодец. Хорошо поспали.

— Это после вчерашних процедур. Да и вообще я поспать люблю.

— Просто вы на поправку идете. Это хорошо. Завтракайте, Андрей. Сегодня вас ждет несколько интересных процедур. Приятного аппетита!

Медсестра вышла из палаты.

Я покрутил головой, ища глазами Перейру.

Тот прогуливался взад-вперед в дальнем конце палаты.

— Ну что, Диего? Что сказал твой Куратор? — без предисловий, начал я.

Перейра подошел к моей койке.

— Куратор, в принципе, не против, чтобы я указал тебе место, где лежит клад.

— Ура! Слава мудрому Куратору!

— Но есть одно условие, которое ты должен выполнить, — продолжил Ангел.

— Я согласен на любое условие! Что нужно? Бросить курить? Регулярно переводить старушек через дорогу? Побриться наголо?

— Ты должен найти Крест Иоанна Крестителя и вернуть его Церкви. Только после этого, я укажу тебе остров и место, где скрыт клад.

— Вот тебе на! Что это за Крест такой?

— Это одна из главных реликвий Православной Церкви. Именно этим Крестом Иоанн Креститель крестил Иисуса Христа. После смерти Иоанна, Крест перешел к Андрею Первозванному, проповедовавшему позже в Греции. После смерти Андрея этот Крест хранился в храме на одном из греческих островов. А в конце семнадцатого или в начале восемнадцатого веков Крест пропал. Сказать вернее, его похитила банда Родригеса во время одного из своих налетов на этот остров.

— Где же я его найду? Его, может, уже не существует. А если и существует, то пылится в какой-нибудь церквушке в запасниках.

— Такого уровня реликвии находятся на особом учете. Этого Креста нет ни в одном храме.

— Как я найду то, чего нет? Я не согласен. А есть другое условие, которое выполнимо?

— Нет. Ты должен найти Крест, Андрей. Когда ты попадешь на Небо, там тебе это зачтется, потому что это будет твоим Христианским Подвигом. А поскольку ты — мой подопечный и совершил богоугодное деяние, то и меня досрочно повысят на один или даже два лика.

— Да вы — карьерист, Перейра, — съязвил я.

— Я не карьерист. Я просто хочу заниматься более интересными делами и приносить больше пользы нашему Сонму, чем еще ближайшую тысячу лет быть нижним ликом. Помоги мне, Андрей. И я помогу тебе.

— Ладно, ладно, Диего. Я согласен. Но как я могу найти этот Крест? Я даже не знаю, с чего начать. И есть ли он вообще?

— Он есть! По нашим с Куратором прикидкам, он сейчас находится в Петербурге.

— Да ладно. Быть такого не может.

Я смотрел на Перейру во все глаза.

— В земной жизни все может быть, — философски изрек Ангел.

— Но как Крест здесь оказался? — воскликнул я.

— Хороший вопрос. Ты пока ешь свой завтрак, а я расскажу тебе, что стало с Ван Хайденом, и тогда тебе станет все понятно.

— Давай, мне нравятся твои рассказы.

Я приподнял спинку кровати и подтянул к себе тарелку с салатом.

Перейра начал свой рассказ:

— После того, как араваки доставили голландца в Нассау, у него все пошло по плану, придуманному нами. В порту он сел на рабовладельческий корабль, отправлявшийся в Африку за живым товаром. Добрался он на нем до Нуакшота. Это на западном побережье Африки, в Мавритании. В Нуакшоте он неделю ждал попутного корабля в Европу. И дождался. Это было французское торговое судно. На нем Ван Хайден доплыл до Марселя. А от Марселя, на перекладных, до родного Амстердама.

Арендовать корабль для похода за сокровищами Родригеса он решил в своем городе. Но этому помешало одно трагическое обстоятельство. В одном из трактиров Амстердама, в пьяной драке, он убил сына важного чиновника из местного Магистрата. Ван Хайдена разыскивала вся полиция Амстердама. Но он укрылся в доме своего дяди Иохима Бригеля, состоявшего на службе у российского императора Петра I.

Произошло это в 1698 году, когда царь Петр под именем Петра Михайлова со своим Великим Посольством побывал в Голландии. Иохим Бригель, как специалист по морскому делу, был приглашен на работу в России. Иохим был несказанно удивлен невиданной щедростью русских и немедленно подписал контракт. И с этого момента стал служить в столичном Адмиралтействе под началом графа Ф. М. Апраксина. В то нелегкое время для Ван Хайдена, Иохим Бригель находился в Амстердаме в составе дипломатической миссии, которую возглавлял адмирал Федор Матвеевич Апраксин.

Питер рассказал своему дяде, что случилось с ним в трактире, и попросил тайком вывезти его из Голландии. Разве мог отказать дядя своему единственному, хоть и непутевому племяннику, которого держал на руках в младенчестве и обучал азам морского дела в детстве и юности? Дядюшка Иохим в тот же день представил Питера графу Апраксину, как специалиста в области мореплаванья и кораблестроения. Собственно говоря, Ван Хайден и был таковым.

Граф Федор Матвеевич, оглядев Питера, произнес одно слово:

— Добро.

В одно мгновенье ока с голландцем был подписан контракт и выданы щедрые подъемные. Его обрядили в форменный мундир Адмиралтейства, темно-синего цвета с золотыми пуговицами. А еще через два дня дипломатическая миссия отправилась назад, в молодую столицу Российской Империи, город Санкт-Петербург, увозя с собою бывшего пирата и отчаянного авантюриста Питера Ван Хайдена, навстречу его новой и непонятной жизни в туманной и заснеженной стране.

Служил он в Адмиралтействе честно и добросовестно. Работа ему нравилась и поначалу совсем увлекла Ван Хайдена. Он очень быстро усвоил русский язык. Переделал свое голландское имя на русский лад, так, вместо Питера Ван Хайдена возник Петр Иванович Хайденовский.

Он даже принял Православие, чтобы жениться на Липочке Виноградовой, дочке купца первой гильдии Прохора Виноградова. Не устоял свирепый пират перед чарами русской красавицы. Тесть подарил молодым большой деревянный дом на Петроградской Стороне, где влюбленные голубки свили свое семейное гнездышко. Как и положено, через год, в самый сочельник, у Хайденовских появился первенец Лаврушка.

Постепенно пиратское прошлое стиралось из памяти голландца. Он теперь уважаемый человек, на государевой службе, добропорядочный отец семейства. И только одна мысль из его прошлой жизни острой занозой засела в его сердце. Сокровища Родригеса!

Много бессонных ночей он провел, обдумывая различные варианты похода за богатством. Самый простой способ, бежать из России в Испанию или Португалию, арендовать или купить корабль, — и вперед, за золотом! Но обстоятельства изменились, и теперь ему очень не хотелось покидать интересную и доходную работу, свой дом, свою семью.

И в одну из ночей, проведенных в раздумье, его осенило. Он даже подскочил в кровати, вызвав недовольное ворчание Липочки.

В то время при дворе императора Петра был популярным редкий, необычайно вкусный и страшно дорогой напиток — кофей. Привозили его в малых количествах иностранные купцы и продавали за сумасшедшие деньги. План Ван Хайдена был прост, — убедить с помощью своего дяди графа Апраксина снарядить судно в Южную Америку, за кофейными зернами. Он даже составил расчеты, согласно которым получалось, что кофе, привезенный им из Венесуэлы (а именно туда он собирался), обойдется четырежды дешевле, нежели покупать его у иноземных купцов-шкуродеров.

Вместе со своим дядей Иохимом Бригелем, Питер побывал на аудиенции у графа Апраксина, где в красках описал все преимущества похода в Южную Америку за зернами чудесного напитка. Граф дослушал Ван Хайдена, прочел его экономические выкладки по этому вопросу и, по своему обыкновению, произнес:

— Добро.

Голландец был на седьмом небе от радости. Все шло по его плану. Ему готовился корабль, команда матросов, деньги на закупку кофе, а он назначался капитаном. Назначение — порт Каракас в Венесуэле. Путь предстоял неблизкий — через Балтийское и Северное моря в Атлантический океан. Далее, с севера на юг, к побережью Южной Америки.

Багамские Острова располагались на пути следования в Каракас. Голландцу нужно было сделать небольшой крюк к безымянному острову, где его поджидал «кошелек» Родригеса. На подходе к острову он устроит небольшую поломку на корабле и отдаст приказ пристать к берегу для устранения неполадки. А уже под покровом ночи, когда команда будет спать, он наведается в ту самую пещеру и перенесет сокровища в свою каюту. Поутру корабль продолжит свой кофейный рейс. Вот и весь план, простой и изящный. А Петр Иванович Хайденовский станет одним из самых богатых людей в Петербурге.

Будущее ему представлялось лишь в розовых тонах. Но, увы, судьба, рисующая картину жизни Ван Хайдена, уже использовала все яркие краски, и теперь для голландца на палитре осталась лишь одна краска — черная.

Через четыре дня плаванья по неспокойному Балтийскому морю, в районе острова Борнхольм русское торговое судно встретило сорокапушечный шведский фрегат. Такая встреча не входила в планы Ван Хайдена, ибо это рандеву ничего хорошего не сулило.

В те времена отношения России и Швеции напоминали отношения соседей по коммунальной квартире, с постоянными перебранками на дипломатическом уровне и частыми потасовками, то на суше, то на море. Еще были свежи шведские воспоминания о полученной от русских оплеухе под Полтавой. У капитана фрегата, как и у всех шведов, до сих пор «горело» ухо. Пылая благородным гневом, швед отдает приказ задержать русскую посудину и арестовать всю команду. И плевать, что судно гражданское, в нейтральных водах, наверняка эти русские — «шпионы и диверсанты».

Корабль был объявлен военным трофеем и препровожден в ближайший порт. Команда, во главе с капитаном Петром Ивановичем Хайденовским, как военнопленные, была отправлена в тюрьму города Мальме. А чтоб жизнь малиной не казалась, пленные по четырнадцать часов работали в местной каменоломне на благо Швеции. Так прошло три кошмарных года. Отношения между Россией и Швецией немного потеплели. Страны договорились соблюдать исторически сложившиеся границы и жить в мире друг с другом, как добрые соседи. А в знак примирения обменялись военнопленными.

Ван Хайден вернулся домой без денег, без корабля, без кофе, а самое главное, без сокровищ Родригеса. Из Адмиралтейства его уволили, как не справившегося со своею миссией. Ван Хайден очень переживал по этому поводу. Он постарел, осунулся, его постоянно мучил надрывный кашель, иногда он задыхался, точно взбирался на гору, покалывало грудь, оно и понятно, каторга в шведских каменоломнях — не дача на Кислых Водах.

Но в нем до сих пор жила уверенность, что он обязательно завладеет «кошельком» Родригеса. Денег на новую экспедицию у него уже не было, но был еще золотой Крест с большими драгоценными камнями. По его мнению, стоил тот Крест огромных денег. Так и было на самом деле. Необходимо было его продать. И вот он выбрал момент, когда Липочка со Лаврушкой ушли кататься на санках. Был ноябрь месяц, снег выпал рано, и зима в тот год выдалась снежной и студеной.

Ван Хайден поднялся на второй этаж, в спальню. Он отодвинул громоздкий сундук, стоявший у окна, поднял половицу и вынул из-под пола Крест, завернутый в серую холщовую тряпицу. Торопливо сунул его за пазуху и вышел из своего дома на Посадскую улицу. Он остановил проезжавшего мимо извозчика. Путь его лежал в известный в городе ювелирный салон господина Храповицкого, бывший тогда на Невском проспекте недалеко от реки Мойки.

Не прошло и получаса, как голландец уже сидел в черном кожаном кресле у пылающего камина в кабинете ювелира. Храповицкий — грузный мужчина с золотым пенсне на мясистом носу, сидел за массивным столом и внимательно, через лупу, изучал Крест, принесенный Ван Хайденом. Покончив рассматривать Крест, ювелир принялся разглядывать странного посетителя.

Худое изможденное лицо, длинные светлые с седыми прядями волосы, напряженный взгляд водянисто-голубых глаз. Одет прилично, но не богато. Ювелир подошел к окну и посмотрел на улицу, — у парадного подъезда кареты не было, а стояли обыкновенные дрожки, на облучке которых сидел ямщик в тулупе.

— Чиновник какой-нибудь. Мелкая сошка, — подумал Храповицкий и произнес цену совершенно неприличную — раз в сто меньшую, чем на самом деле стоил Крест.

Ван Хайден даже подскочил с места, словно сидел не в мягком удобном кресле, а на раскаленной плите. Он буквально задыхался от возмущения и обиды, вдобавок его душил хронический кашель.

— Сколько?! — не веря своим ушам, переспросил он.

Ювелир равнодушно повторил сумму.

— У тебя совесть есть? — прохрипел голландец.

Правая рука его автоматически метнулась к левому боку, где во времена его пиратской жизни, за поясом торчал пистолет.

— Совесть? — ухмыльнулся ювелир. — Если бы у меня была бы совесть, я бы сейчас с сумой ходил на Сытном рынке.

— Ты — сволочь, гнида, вошь тифозная!

Ван Хайден угрожающе двинулся к Храповицкому. Тот испуганно отскочил к стене и ухватился за шелковый шнур с декоративной кисточкой на конце.

— Еще шаг, я дерну за веревочку, и через секунду здесь объявится жандарм. А он точно поинтересуется, откуда у такого голодранца, как вы, такая дорогая вещь?

Ван Хайден остановился.

— Краденый, поди, крестик? — продолжал приторным голосом ювелир, держась за спасительный шнурок. — Соглашайтесь. Больше меня вам никто не предложит.

— Да пошел ты, ракалия! — рявкнул голландец.

Он схватил со стола Крест, сунул его за пазуху и широко зашагал к двери.

— Вы успокойтесь, подумайте и приходите.

Ван Хайден стремительно вышел из кабинета, рванув дверь за собою с такой силой, что она с грохотом впечаталась в дверную коробку, вызвав тревожный дребезг оконных стекол. В руке голландца осталась ажурная дверная ручка с торчащими из нее гвоздями.

Отпустив извозчика, Ван Хайден бесцельно брел по заснеженному Невскому проспекту. Он свернул на Знаменскую улицу и остановился перед дверью, над которой красовалась вывеска: «Трактир». Немного подумав, он вошел внутрь.

После неудачного похода за сокровищами и шведского плена на Ван Хайдена стала часто наваливаться необъяснимая хандра. А тут еще и из Адмиралтейства взашей прогнали. Неудача следовала за неудачей словно караван верблюдов в пустыне. Он стал часто пить, заливая свою тоску ядреной водкой.

Вот и сейчас он заказал полштофа водки для просветления мозгов, а на закуску — пирогов с семгой и соленые грузди. Мозги и, правда, просветлели, или он просто успокоился после неудачного визита к Храповицкому. В голову пришла простая идея, — вынуть из Креста драгоценные камни, а сам Крест распилить на небольшие кусочки, и все это распродать по частям разным ювелирам. Мысль ему понравилась, Ван Хайден заказал себе еще шкалик «на ход ноги» и вышел на улицу. Мела поземка, и дул пронизывающий ледяной ветер.

Вернувшись домой, Ван Хайден снял сапоги, полушубок, шапку и поднялся на второй этаж, в спальню. Липочки и Лаврушки дома не было, наверное, зашли в гости к тестю и теще, жившим неподалеку. Он вынул Крест, положил его на стол и стал прикидывать, как его лучше распилить. Для начала он попробовал расшатать большой рубин, но не тут-то было, камень сидел крепко.

Он хотел встать и пойти на кухню за ножом, как очередной приступ сухого, изнуряющего кашля навалился на него. Он снова попытался встать, но тут острая боль в груди осадила его, — казалось, что сердце стиснули раскаленными стальными клещами. Ему катастрофически не хватало воздуха, он жадно хватал его открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. В газах темнело и наконец свет погас. Кромешная тьма и боль.

Очнулся Ван Хайден от сильного запаха уксуса. Откуда-то слева тянуло морозным воздухом. Он открыл глаза. Окно в комнате было распахнуто настежь. Рубаха его была расстегнута до пупа. Над ним склонилась Липочка, старательно растирая мужу грудную клетку.

— Живой, Петя, живой! Слава Богу! — выдохнула она и опустила голову ему на грудь.

Плечи ее дрожали.

— Не плачь, родная. Все хорошо, я не умер. Не плачь, Лаврушку напугаешь.

Голландец гладил жену по волосам. Он осторожно отстранил от себя Липочку, приподнялся и сел на пол, обнимая жену. У дверей спальни стоял его сынишка. Из глаз его одна за другой катились слезы.

Он подбежал к Ван Хайдену, обнял его за шею и зашептал на ухо:

— Ты не умирай, папка, не умирай. Как мы будем без тебя? Не умирай, слышишь?

— Слышу, сынок. Не умру. Я же бессмертный.

Он поцеловал сынишку в лоб.

— Как Кощей?

— Как Кощей.

— Нет, Кощей — плохой. А ты — хороший.

Они сидели на полу втроем, обнявшись, и молчали. И голландец, наверное, впервые в своей жизни чувствовал себя счастливым. Ему было тепло и покойно в этом доме, рядом с беззаветно любящей его женщиной, с обожаемым им сынишкой.

— А может, это и есть его самое большое сокровище? — думал Ван Хайден. — Что плыть на край земли, терпеть лишения, рисковать жизнью? Да пропади они пропадом, те сокровища!

Он хотел встать с пола, но в глубине сердца его шевельнулся какой-то червячок.

— Постой, значит, вся моя предыдущая жизнь была насмарку? Я десять лет жил в постоянной опасности, два раза тонул, два раза был ранен, — и все напрасно? Я один остался в живых из команды Родригеса. Я один знаю, где лежат сокровища. Это ведь неспроста. Значит, кому-то это нужно было? Стало быть, сокровища по праву принадлежат мне. Я один знаю о них. И должен их забрать. И это будет справедливо. Не для себя радею, для Лаврушки и для будущих моих детей, чтобы они жили лучше, чем их отец. Все! Решено. Весной, когда потеплеет, продам по частям Крест и подамся в Испанию, в Картахену. Там куплю судно, — и вперед, на свой остров. Жене скажу, что поехал на родину, в Голландию, погостить, проведать родственников. Через полгода вернусь богатый, как Крез.

— Дорогой, как ты себя чувствуешь? — донесся до него голос жены.

— Все хорошо, милая.

— Может быть, мы тогда встанем с пола и пойдем пить чай?

— Отличная идея! Пойдем, сынок, чай пить!

Ван Хайден с трудом поднялся с пола.

— Пойдем, папка! С баранками и с клубничным вареньем! — радостно закричал Лаврушка и стремглав бросился к двери.

— Пошли на кухню, спасительница моя.

Голландец подошел сзади к жене и обнял ее за плечи.

Липочка стояла у стола и пристально смотрела на Крест, тускло поблескивавший драгоценными камнями.

— Это что, Петя? — спросила она, подняв на мужа удивленные глаза.

— Вот уж некстати со мною случился приступ, не успел спрятать Крест, — пронеслось в голове бывшего пирата.

Он хотел рассказать жене все честно. О своей лихой молодости, о «кошельке» Родригеса. Но тут же отмел эту мысль. Никто не знал, что он был морским разбойником, даже родной дядя Иохим. Все знали, со слов самого Питера, что он десять лет плавал на различных торговых судах. Пираты подлежали аресту, а затем суду, в любой стране. А приговор был для них один — виселица.

— Это что, Петя? — настойчиво повторила Липочка.

— Это? Это Крест, — как можно равнодушнее произнес Ван Хайден.

— Я вижу. Чей он?

— Кто? Крест? Крест мой. Так вот всю жизнь и несу крест свой.

Но Липочке было не до шуток. Она отстранилась от мужа.

— Твой? Петя, откуда у тебя такой большой золотой Крест? Здесь огромные рубины, россыпь бриллиантов, и весит он, наверное, фунтов пять. Это же сумасшедшие деньги.

— Скажешь тоже, фунтов пять. Тут и четырех не будет.

Ван Хайден поскреб пятерней в затылке, не зная, что сказать дальше. Его вдруг осенило. Сам Крест и камни потускнели, просто их уже много десятков, а, может быть, и сотен лет, никто не чистил.

— Да может и того меньше. Фунта три с половиной, — начал врать, как газета, голландец. — Сам Крест вовсе не золотой, а раззолоченный. А камни эти драгоценные — подделка! Стекляшки. У нас в Амстердаме, знаешь, какие искусные ювелиры? Все, что хочешь, подделают. Грошовый Крест. Он у меня в детстве над кроваткой висел. С тех пор я его за собою и таскаю в сундуке.

— Ну слава Богу, — облегченно вздохнула Липочка.

Святая простота, она верила всему, что говорил ей муж.

— А знаешь что, Петя. Давай этот Крест над кроваткой Лаврушки повесим?

— Конечно, родная. Вот попьем чаю и повесим.

Ван Хайден обнял жену, и они пошли на кухню. На душе у голландца скребли кошки. Опять ему пришлось врать любимой женщине.

— Ну ничего, соврал и ладно. Для ее же пользы. Меньше знаешь — крепче спишь. Вот весной съезжу на остров, заберу «кошелек» Родригеса и к осени вернусь в семью. Богатый, радостный и здоровый. И начнется у меня совсем другая жизнь, праведная и счастливая. А то, что было до этого, сотру из своей памяти навсегда.

Так думал голландец, и от этих мыслей в душе у него становилось тепло, уютно и радостно. Но человек предполагает, а Бог располагает. В феврале месяце, поздним вечером, голландец возвращался из трактира в изрядном подпитии. Не доходя до дома несколько десятков метров, с ним снова случился приступ. Он потерял сознание и упал в сугроб. Время для него остановилось.

Утром обледеневший труп Ван Хайдена нашел местный дворник. Через два дня голландцу исполнилось бы тридцать семь лет.