Едки, грубы, а порой и жутки строки автора о мире, взаимоотношениях мужчины и женщины, любви и сексе, насилии и смерти, о сущности человека. Они шокируют своей откровенностью и долей фривольности. Сергей Яхновец интересен. Он приоткрывает глубины нетипичных, негативных тем, заставляет задумываться о вечных аспектах человеческого бытия, несчастья и счастья.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Натурально предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Сексо сапиенс: любовь и разлука
Сказочно хороша
Безумная стройность плывущих ног,
колыхание сочной, упругой груди…
С ней бы любой импотент смог
стать гигантом и без минета —
ты погляди, погляди…
Пьяный ветер целует соблазн губ,
играет шелком пышных волос.
Да я вам на спор даю любой зуб,
ей бы очень легко и Президента
соблазнить удалось!
Так ослепительна, сказочно хороша!
Все в груди и ниже, поднимаясь, немеет.
А она плывет над похотью не спеша —
а ведь кто-то ее регулярно, по-всякому,
долго имеет!
Город восторженно, ошарашенно обалдел,
тормозили авто, замирали лица и птицы,
и каждый мужик, имевший глаза, хотел…
Дразнили, сводя с ума, бесстыдно
пляшущие ягодицы.
Да… есть женщины в русских селеньях!
Кромсает скальпелем размеренность жизни эротика…
Бьются самцы, как в брачный период олени.
Сексуальная самка сворачивает мозг
сильнее любого наркотика!
Сворою хищных, звериных взглядов
раздета, растерзана, прочно покорена…
Она шла, словно никого не было рядом,
стряхивая женскую зависть, цветущая
и радостная, как весна!
Услады звездопады
Снова счастья случайность закономерно хрупка — словно сон мотылька или свет упорхнувшей улыбки. Сочетанием плоти тешится прелесть греха, вожделенность порочности сладкой любовной ошибки…
Улыбаясь, предчувствия тягостные таю́ — принимать преждевременность будущих бед — беспощадно. Пусть утешит слепое слияние тел на краю единения душ, насыщаемых мутью досадной…
Знаю, скоро другой властелин вожделения так же станет тебя… Плоть банальна, будет все как всегда — по закону всеобщего совокупления — будет брать твою кроткую сладостность, и ты вновь без стыда станешь страстно шептать: «Да!.. да!.. да!.. да!.. да!..»
Извлекаю покуда потаенные стоны, увлекая ритмичностью похоть покорного тела. Страсть порочного тела греховного жаждет предела. Пляшут пьяные черти — буйной страсти гормоны.
Вихрь безумия… Озверения взрыв… Так хотела?.. Увлекай в пьяный край по обрыву любовной беды — лучше сладость конца, чем печальный конец без услады! Околдует дурман искушения новой Звезды, заворожив завлечет в неизбежные звездопады…
Тихо меркнешь в сумрачном прошлом, утраченным соблазном навсегда — созвездия порочного звезда, плоть отрифмованная пошло…
Тогда и теперь
Мы, привыкая сладостно друг к другу,
как стрелки, что бегут, сходясь по кругу,
сливались в упоенье на кровати,
опять, как и они на циферблате!
И без остатка страсть свою дарили.
О, как хотели мы, как мы любили!
И застывали от изнеможденья
в ликующем дурмане наважденья.
Пьянил тела избыток наслажденья…
И ее тело
изминая
нежно
в любовном,
сладком,
пыточном
бреду,
я, зверски насыщаясь плотью грешной,
сгорал в раю
и воскресал в аду…
Судьба — плутовка. Все проходит. И уже:
похмелье тяжкое в трезвеющей душе,
остыла страсть — пожар души потушен,
секс опротивел, мир стал сер и скучен…
Заносит снегом улицы и скверы,
замерзли чувства и остатки веры.
Зима на улице, зима во мне,
и долго там еще не быть весне…
Зачем приходишь вновь ко мне во сне?
Кровавят раны расставания.
С тобою правильный и добрый муж.
К чему напрасные терзания
разъединенных, чуждых душ?
Не жалей
Холмы укрыты бескрайней синью неба,
белеют борозды застуженных полей.
Нежность солнца очищает их от снега…
О том, что было между нами, не жалей!
Приди скорее к нам, желанная весна,
прими в объятия поля, луга и пущи!
Очнись, застывший край, от тягостного сна!
Весна, как и любовь, — пьяняще вездесуща…
Пускай февраль — злорадный старец — отдохнет.
Капели звоны жизнерадостнее вьюги!
Теплом зеленые покровы распахнет
и птичьим щебетом наполнит ширь округи.
Река расколет истомивший панцирь льда,
просыпаясь устремится на свободу.
Природной скуки не останется следа,
прелесть апреля с журчаньем пустит воду.
Не сто́ит в слякоти природу упрекать —
ей предназначено умыться после спячки,
чтоб обаянием цветенья покорять,
надеждой врачевать сердечные болячки…
я охладел, тобой до дна переболев —
избыточной любвеобильностью в беспутстве.
так ненасытно перепивший, протрезвев,
стыдясь, вздыхает о вчерашнем безрассудстве…
Освободят печали зимнего ненастья.
А если не отпустит боль, опять налей
смысл опьяняющий нектар иллюзий счастья,
вновь радость жизни жадными глотками пей!
Плыть в иллюзиях прекрасно и опасно —
хотя мучительней и горестней терять…
Испытанье расставаньем — не напрасно.
Поверь, любовь, возможно, встретится опять…
Просторы нежатся в лазурной ласке неба.
Однажды солнце снимет снежный тлен с полей.
Оттает боль в душе, словно земля от снега.
О том, что было между нами, не жалей…
В конце эпохи
Нудный гул приглушенный Москвы заоконной. Тянется ночь, не уступая рассвету. Снова из неспокойного сна извлеченный, слепо щурюсь огням, покрывшим планету… До горизонта бежит безбрежность бетона, квадратится среди деревьев безлистных, россыпью огней в панорамности мглистой…
Жизнь бурлит стандартно в старой панельной башне — шумит, словно коммунальная квартира… Сонному свидетелю войны и мира настырно лезут в мозги разборки и шашни… Наверху бушует привычный бой словесный… Вдруг (сердце тревожно замирает в груди) — слова знакомые женщины неизвестной
огнем обожгли: «Уйди отсюда! Уйди!»
И мне тоже истошно бросали когда-то камни отчаянья этих же горьких слов… В той жизни, куда больше не будет возврата, — в конце эпохи счастливых снов…
Потом в стервозной, долгословесной драке о чем-то раздраженно лаял пес… Надеждой облегчения возник вопрос: вдруг слова те были для собаки? Тогда помирятся. Расставаться рано. И снова стоны страсти зазвучат под нестерпимый,
ритмичный скрип дивана…
Пойду, войду в один приятный чат…
Пожалей, бессонница
(Обломок с послесловиями)
Под плавными волнами одеяла, в прохладной предрассветности окна, беспечно тело утомленное дремало… Сознанью растревоженному было не до сна…
Привычно возвращаясь среди ночи мыслеблудьем бессонной пустоты, растягивало боль, делая короче покой беспамятства в просветах нудной маеты…
Обрезки сна, разбавленные болью, мученья осознанья в комнатном квадрате нутро тянули кабально к алкоголю, сплетались, как в психиатрической палате…
Все передумано, но раз за разом бред навязчиво прессует разум… Стоном эха смысла твоих последних фраз усиливает вновь мучительный ночной маразм,
переполняя хмельной сумеречной виной…
Ворочаться устал. Себя достал. Сажусь. Раздался хруст какой-то подо мной. В чем дело, сразу и не соображу. Понятно — просто сломан позабытый карандаш. Вот, лист помятый со вчерашними словами… Что за судьбу обломанную дашь? Необратимость пролегла меж нами.
Так хрупко все в печальнолунном, мутностранном мире и в нежной солнечной гирлянде бренных дней. Лишь каторжная жизнь в съемной квартире…
Бессонница, хоть ты-то пожалей! Уйди, мучительница, отсюда прочь! Не спит изгнанник из родной квартиры. Пустым молчаньем очередная ночь терзает струны жалостливой лиры…
P. S.: Обломки хрупкого карандаша (они, как «Я» и «Ты» — теперь отдельно…) в точилку вставлю, вращая не спеша, бездумно, бездушно, бесцельно. Для пользы их — еще послужат делу. Судьба отыщет примененье телу…
P. Р. S.: Эти строки написаны одним отверженным обломком. Любви наркотик кончился, и у обломка ломка…
P. P. Р. S.:
«Only one» рифмуется с «болван», а «ломка» — со словом «комкая». Лишь ее, судьбу, комкая, любил глупой душонкою! Жаль, любовный роман, словно сладкий капкан, маняще-страстная штука. Терзаньем отрезвит разлука. Судьба — суровая наука… Подзапоздала ясность. Под зад подда́ла — и с носом я остался. Горчит любви наука… Довырифмовывался… Сука…
P. P. P. Р. S.:
Снова нет приличного слова. Снова жизнь неприличная — глядь… Дорифмуй, пожалуйста сама, б…
Пойду
Твои подруги шлют и шлют sms, названивают: «Сделай первый шаг!» А у тебя — словно всегда ПМС… Я — охамевший, сумасшедший враг!
Пообломавшись в спорах, устал… Славлю тебя — победивший лидер! Пойду выпью «Персен» или «Броменвал», поведу себя, как явный… ирод.
Не умеешь «успокаивать психа»? Взвинчиваешь скандал до предела? Вот и проснулось притихшее лихо! Ты этого, тигрица, хотела?!
Я оставляю за гранью утраты все, что прожито, беспечно любя. Похороню
все совместные даты, по горькой утрате скорбя.
Бездну темы разрыва не исчерпать, как бурное море чайной ложкой… Благодарю тебя… твою мать… Пусть иным распахнется твоя кровать. Пойду своей свободной дорожкой…
Конец войне
Сойдемся в яростном бою.
Самих себя смертельно раним.
И не увидимся в раю.
Стервозную сущность не излечить — тебе скандалов мало и мало… От квартиры оставляю ключи… Милая, ты меня… застебала! Да будь ты… счастлива
как угодно! Заманить другого — сущий пустяк… Пускай опозорен принародно…
Пусть тебе наступит полный… ништяк!
Усталость от войны ерундовой испепелила наш цветущий мир… Давай жить снова… порознь — по новой, лихой и всезнающий командир!..
Давай вперед, с боевой песней, к твоим новым азартным боям! Раненый отползу. Мир чудесней… И пошлю эту войну к… чертям!
Постижение одиночества
К одиночеству приложены преимущества — можно не бриться и, балдея, бродить без трусов, разбрасывая одежду, имущество… И отдых концу, наконец, в конце концов…
Беспощадная, противоречивая штука — для подопытной души — смесь яда и лекарства. Не спасет и сверхсексуальная сука от истязающего самомытарства… От алкоголя тошнит, и ничего не хочу… Лишь жалкие трупики дней укладываю в могилы. Злюсь — бесполезно идти к любому врачу, свято сомневаясь, черпать в церкви силы…
Почему одиночеству мы предназначены?! Хмурый… чудак, отбрось сладенький самообманчик! Две трети жалкой жизни зря утрачены… Глупенький,
лысенький, седеющий мальчик…
Зря ощетинилась морда в зеркале печально… Напряженно морщинит корку гудящего лба… Если судьба отчебурала анально — такова твоя содомитская судьба…
Одиночество — ее чистенькая изнанка — лишь внешнее приличие замызганных трусов; небытие внутри подбитого танка; скитающийся парусник без парусов…
Пора бы кончать строчить слезливый слюнявый стих и ставить на словоблудии жирную точку. Одинокий невротик — не полностью псих. Мерси одиночеству за оболочку! Оно как презерватив при миросношении — защищает
от болезненных заразных стрессов. Горестная сладость в этом спасении от злопорочных, похотливых процессов…
Вымучить что хочу? Что не кончу почему-то затянувшийся утомительный
стеганый стих? Порою отбарабанить хватало минуты. Так перспективный и паникующий псих ослабляет сумасшествия стягивающие путы…
Психиатрическое
Пришлось порочную любовь приговорить к расстрелу. Приговор окончательный — отменить невозможно. Проклинаю зов доступа к разлюбленному телу — ничтожное желанье должно быть уничтожено…
Корячатся сомнения — живучие калеки, — за мной ползут со стонами к последнему пределу… Нищенка-жалость молит душу, увлажняя веки; сияет смысл грядущего в далеком счастья склепе; боль любви судьбой разъята на тоски молекулы…
Время — цепкий, странный психиатр, излечи мне душу! Выправь пациенту тоски мозговых извилин выверты! Пожалуйста, помоги мерзких мыслей сор вымести…
Бом!
Бам!
Бам!
Бом!
Бам!
Бам!
Бьет боль бытия в мозговой барабан! Бьет снаружи, бьет изнутри! Осколки смыслов — ду́хи обозленных глубин — тьмы праведники и нечисти срам, не внемля слезным мольбам, бал безумия, подлюки, мутят! Групповуха душевной жути — оргия муки!
Врач мой! Знай, психобрат, здесь — из ада в рай, из рая в ад — все по-всякому, подряд, вперемешку. Спрячь усмешку! Сечешь фишку?
Вот так:
Вновь — знак, стар мир, вновь вдруг, всяк нам, мнет мрак, дней сор, цепь лет, шлак бед, грязь — срам, ржет хам, тут — хлам, там — бред, хлеб — соль, дел жар, дан старт, дай тишь, шарм ширм, яств сласть, кайф тел, плен драм, грянь гром, смрад толп, глуп зов, спесь морд, век — нов, взмыл зов, зверь — стар, дух — худ, прет сброд, льет ложь, мрет люд, быт сперт, рой мух, код — глух, шифр слов, зря красть, муть — в масть, взял плоть, был — вдул, так-сяк, глядь — влип, как быть, чтоб ввысь? Ты трать, вот blядь, нагл вой, слов зябь, пыль лет, да — нет, смят стыд, страсть мчит, суд сил, нрав крив, был прав, вел торг, вор рад; бед — горб, вглубь стон, тьмы пик, лют рык, бег в круг, чувств плеск, ишь горд, мир стерв, язв дев, жен — ведьм, так ведь, средь склок, грусть стен, вал цен, нал мал, счет — пуст, так-сяк, нас — вниз; знать, злюсь, что бдишь? Зря бздишь, страх рвет, бьет дрожь, спрут смут, груз груд, вновь — лгать, суть мять, чтить лад, дал — взял, в дар — рад, ждет враг, боль гнет, брат — лжешь, пусть спишь, что мнишь? Низ ниш, но — мстишь, хоть смел, глуп лишь, ты — прыщ, не смог, слаб бог, льнет бес, крут блуд, рыл вал, их кал, знал — вел, все ссут, есть смысл, мысль — есть, пусть вес, вверх влез, шут с ним, шлю всех, жаль гад, вял член, дом гол; раб — бар; плох слог, дрянь строк, слив рифм, брызг тем, бред всем, треп муз, тих стих, фак ю, длю дни, жру — пью, зер гуд, хрен труд, жду доз, ласк плеск, трезв — пьян, лих — нем, в крик псих, мир всем, пусть даст, всех благ, мой путь, стон грез, жизнь — тлен, вал войн, жмет жуть, вдох — пуст, стух мозг, гол — бос, коль труп, пей скорбь, груб гроб, дом — тих, иль — жив? Рад быть, зол ад; а вдруг? Все — стих. Стих — глуп. Жизнь — стоп! Дорифмовался остолоп…
Мотая срок
И опускаются бессильно руки… Я сам себе судья и прокурор. Мотаю срок по кодексу разлуки и отбываю самоприговор… За неспособность сохранить любовь, упертую психованность натуры, и за доставленную близким боль, и не высокий уровень культуры…
От адвокатства отказался сразу я… За черною решеткой невозврата осталась позабывшая, увы, семья… и птичка счастья унеслась куда-то…
Пусть заключенная заблудшая душа тисками боли сжата одиноко, осмысливает свои беды не спеша и ждет конца спасительного срока…
Так быстротечно истекает срок земной… Вновь гложет крысой смутное сомнение: быть может, я, с неисправимою душой, склонен к постоянству преступления?
Свобода радостной самоамнистии — освобождение от истязающей беды — не облегчают неизбежной миссии — быть обреченным на самосуды… Злой атрибут моей судьбы, навечно вросший в нутро натуры едкой чернотой — бесстрашие все разрушать беспечно, оказываясь за черною чертой… А после каяться, виной страдая, не пытаясь снова исправить ничего, опять судьбу по-шулерски кидая, быть бедным узником страданья своего…
Зачем то страстно рвусь из заключения, то самовертухайствую напрасно? Свобода не приносит излечения… Тюрьма душе везде — теперь все ясно…
Убить чувство порочной ревности! Изгнать бред мыслей об обреченности! В быстро растущей потребности дожидаться счастливой влюбленности? Зажат жерновами искренности… Как после самозапетушенности ощутить милость самоценности, достигнуть благостной просветленности?
Зеркала
Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья.
В искривляющем зеркале сна
искаженья твои лучезарны —
смутность счастья, беззвучие зла,
и глаза добротою коварны.
Разбивает пробужденье зеркала,
вновь в подсознание скользят осколки —
тускнеющие всполохи тепла —
разбитый лед реальности размолвки…
Отражение отраженного…
Искажение искаженного…
Реальность лживости лжи реалий…
Осязание искаженного…
Пробуждение разобщенного…
Осознание поможет едва ли…
Нам теперь искажаться отдельно:
в зеркале, сердце, воде и судьбе —
предел отраженья в беспредельном —
любовь искажена запредельно.
Можно лгать тебе — не смертельно.
Нужно не лгать себе о тебе!
Осколки померкли в пустой мольбе.
Надо верить в себя и себе!
Горько не лгать себе о себе…
зы́чнОе, БАРАНистое «бе…» —
время ставить точку на ТЕБЕ.
не соврут БОЛЬные зерКАЛА —
ЛЖИвость ИСКажения ПРОшла…
и дошла до правды ИСПРАЖНЕНИЯ…
я — ассениЗАтор ПОРажения…
Сны весны
Ты явилась сегодня ко мне
после долгой разлуки.
Помню губы твои в полутьме
и горячие руки.
Мы молчали… Шептались тела
распятием нежности.
Позабытая страсть ожила
слияньем безбрежности…
Ни к чему возвращенье тоски,
любви эксгумация,
соблазненье воле вопреки —
тоски провокация,
мазохистский, мучительный стон.
А что так снова близки —
только смутный мираж,
сладкий сон, отцветшие лепестки,
безжалостными временами
иссу́шенные напрочь.
Зачем такое на ночь?
Давным-давно все ясно с нами.
Непонятно со снами…
Сны питаются жизнью,
жизнь полнится странными снами.
А вечность черной высью
равнодушно молчит над нами.
Неслиянности звездной,
знать, у космоса научились?
Даже встретившись поздно,
преждевременно разлучились…
Стирает время чувства
безжалостной наждачкой быта.
Вчерашние безумства
смешны, изжиты позабыты.
Похитило время любовные чувства
и поиздевалось над нами…
Прискорбно — постичь не сумели искусство
прорастать друг в друга корнями,
единством спасительным
противоборствуя злобным ветрам —
лихим мучительным временам
доставшихся нам,
неподвластных моим снам…
Звезды гаснут (и здесь и там…),
значит, это кому-то нужно…
А нам?..
Важно то, что уже неважно…
Неважно, сколько меня осталось в тебе…
Тебе во мне оставаться не нужно…
Устало скроется солнце в ночной норе…
Две мухи совокупляются на стене
и скоро разлетятся равнодушно…
Нам на го́ре рак просвистел на горе…
Не надо ползать, покоряясь паденью,
и продолжая тягостный эпилог,
унижаться перед прошлого тенью,
руководствуясь пульсацией между ног…
Как живется тебе без моих тревог?
Кому сейчас ставишь заздравные свечки?
Затянулся запутанный эпилог
барана и благороднейшей овечки…
Смотрю на обновление бытия,
офигевая — мне так жить неохота…
И блею, не понимая ни…*уя,
и млею грустно на новые ворота…
Мухи, кайфанув, разлетелись давно,
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Натурально предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других