Ревизор: возвращение в СССР 31

Серж Винтеркей (2024)

Приключения московского аудитора, попавшего из нашего времени в 1971 год, продолжаются. Всяких дел, которые надо разгребать, полно, но после опыта выживания в девяностых для Пашки это нормальный рабочий ритм. Еще бы не было всяких сюрпризов по работе, да наивности со стороны родственников, подкидывающих проблем. А тут еще и всякие Дон Жуаны к жене подкатывают…

Глава 1

Москва. МГУ.

— Привет, — поздоровался я с Региной, стараясь скрыть, что очень неприятно удивлён такой встречей. — Это для всех. Девушки, угощайтесь, тут свежая выпечка на всех и конфеты.

— Спасибо! — послышалось со всех сторон.

Ну да, не выглядит так все, словно Регина сюда в гости забежала на пять минут. Сидит на стуле за столом, как и все остальные, перед ней папочка открытая, в руках письмо, на столе конверт лежит. Ну точно, Гусев зачем-то ее в состав моей группы включил.

Не понимая, что происходит, собрался сразу идти к Гусеву, разбираться, но вспомнил, что надо проверить, что мне девчонки отложили. Молча забрал письма из папки с письмами, которые они откладывали лично для меня, и направился к двери.

— Павел, Павел, постой! — выскочила вперёд Лера. — А эти письма откуда? — показала она на мешок, что я только что принёс.

— Это с радио, — сухо ответил я, и вышел, чувствуя, что начинаю сильно раздражаться.

И за что мне всё это? Ну почему, когда я с людьми по-человечески, они позволяют себе так со мной поступать? О чём Гусев думал, когда брал её в группу? Он же прекрасно знает, что она с Самедовым устроила! Было острое желание высказать ему всё в лицо…

Но уже почти перед самым кабинетом Гусева у меня вдруг промелькнула мысль, а как Регина могла оказаться в группе разбора писем, если он про нее знает? Уж не добралась ли она и до него? Может, она уже и его любовница? С неё станется… Пошел, вполне возможно, по стопам Самедова. Перехватил Регинку, как переходящее красное знамя.

Нет, в лоб выдвигать претензию, какого чёрта он взял её на письма, нельзя. Хоть и очень хочется. За свою любовницу, да еще если влюбился, Гусев сразу же резко на дыбы встанет. Мне еще один конфликт не нужен. Начну помягче, а в разговоре разберусь, какой стратегии придерживаться…

Притормозил, сделал несколько вдохов-выдохов и вошёл к Гусеву в кабинет.

— Добрый день, Анатолий Степанович. Я не совсем понимаю, что происходит? А как в группе по работе с письмами появилась Быстрова? — спросил я вежливо, но по тому, как сразу смутился Гусев, понял, что надо его дожимать. — Не вижу причины, по которой её стоило бы допускать к такому важному делу. Учитывая, что было в прошлый раз…

— Ну, я знаю, что она там была, вроде, любовницей моего предшественника, — смущенно глядя на меня, начал он, — но это же не означает, что она не может справиться с какими-то письмами…

Нет, не выглядит он влюбленным. И даже просто испытывающим какой-то позитив к Регине. Пронесло, а то это был самый плохой вариант из тех, что мне пришли в голову.

— Вот как раз в письмах-то всё и дело, — решился я, — всего рассказать не могу, но в прошлый раз она с одним человеком придумала написать подложное письмо, бросающее тень на очень большого человека из ЦК КПСС… Тот был невероятно взбешён, и именно поэтому ваш предшественник сейчас на северах вместо Кремля.

— Вот, чёрт — сказал потрясенно Гусев. — Вот, чёрт! Большого человека? Из ЦК КПСС?

— Без фамилий, это не моя тайна, но достаточно большого, чтобы разъяриться, если он узнает, что эта милая девочка занимается чем-то серьёзным под вашим руководством, да еще и связанным с письмами… Ему хватит власти и связей устроить тут погром…

Гусев смотрел куда-то сквозь меня, задумавшись о чем-то невеселом.

— Послушай, — наконец перевёл он взгляд на меня, — а я думал, что это мой предшественник её сюда спротежировал.

— Так это не вы сами придумали её назначить в группу разбора писем?

— Нет, конечно, я же уже получил на неё неблагоприятную характеристику, но мне буквально выкрутили руки сверху, из ЦК ВЛКСМ… А Жанна сказала, что мой предшественник ушёл в Кремль. Вот я и подумал, что это он, по старой памяти, протежирует свою любовницу!

— Он сейчас не в состоянии что-нибудь протежировать, кроме рыбной ловли в полынье за много тысяч километров отсюда, — усмехнулся я.

— Так а что же нам делать? — расстроенно спросил меня Гусев. — Я не хочу вызвать гнев кого-то из ЦК. ЦК Политбюро — это намного серьёзнее, чем ЦК ВЛКСМ.

— Ну, самое главное, что это не ваша инициатива, — ответил я, — но дело тут непростое, рубить с плеча нельзя. Давайте я подумаю, как раз же выходные. Как что-то в голову придёт, сразу свяжусь с вами. А вы пока что скажите остальным девчонкам смотреть, что Регина делает с письмами. Чтобы она у нас снова что-нибудь не выкинула этакого. Потому как если из группы под вашим руководством что-то такое, как в прошлый раз, кому-то серьезному в Кремле придет…

Дальше договаривать не стал, Гусев и так выглядел предельно расстроенным. Видно было, что своих идей у него нет по этой сложной ситуации, поэтому он с готовностью кивнул на моё предложение.

— Что-то всё не так идет в последнее время, — расстроенно проговорил я, вспомнив, что я еще и по другому делу с ним должен переговорить. — Тут ещё наши добры молодцы записались на строительство нефтепровода. Мало того, что им в Верховном Совете никто отпуск на два месяца не даст, так ещё и на две наших бригады Сандалова и Тании московские предприятия в очереди стоят, у них всё до сентября уже расписано. Боюсь, скандал будет, с директорами все уже давно договорено. Анатолий Степанович, можно их оставить на лето в Москве? Стоит их отправить в Томскую область в стройотряд, такие серьезные люди сразу начнут вам телефон обрывать!.. А им же не объяснишь, что эти балбесы сами за таёжной романтикой погнались. У них ремонт на лето запланирован, в сентябре новые линии надо ставить импортные, а куда ставить, в полуразрушенные цеха, где ремонта с времен Царя Гороха не было?

— Как дети малые, честное слово, — раздраженно ответил Гусев. — Романтики им захотелось. Совсем головой не думают! Спасибо, Павел, что предупредил. Буду разбираться…

Я кивнул в ответ, с сочувствием глядя на него. На этом мы с ним и распрощались.

***

Москва.

Выйдя из детского дома, прокурор Томилин сел в машину, но с места не стронулся. Долго ещё не мог решить, что ему делать дальше, то ли поехать домой, то ли на службу… Мысли водили в голове бешеный хоровод вокруг личика маленькой лысенькой девочки с большими глазами, полными недетской тревоги и надежды.

Томилин понял дочь, понял её нынешнее состояние. Это не капризы избалованного ребёнка, как считала жена. Тут всё гораздо-гораздо хуже. Дать надежду маленькому человечку, растопить его сердце, а потом сделать вид, что ничего не было? Женька так не сможет. Она всю жизнь будет мучиться чувством вины за то, в чём, собственно, и нет её вины. И она не сдастся и не успокоится. И не потому, что она такая упрямая, просто, эти глаза будут её преследовать всю оставшуюся жизнь… Как, возможно, и его, если он сейчас ничего не сделает.

Томилин, решившись, опять поехал к дочери.

Зять, как всегда, был на работе. Дочь заметно осунулась и, увидев отца на пороге, молча пропустила в квартиру. У неё не было ни сил, ни желания с ним разговаривать. Они прошли на кухню и Женя также молча, как в прошлый раз, поставила чайник. Правда, в этот раз уже проверила, есть ли там что-то, взвесив его в руке.

— Жень, сядь, — велел ей отец. — Я хочу попробовать вам помочь с удочерением.

— Правда? — с надеждой взглянула она на отца, подойдя к нему поближе.

— Да. Но с одним условием.

— И каким же?

— Во-первых, что, удочерив девочку, вы сделаете всё, чтобы у вас и свои дети появились. Обратитесь к врачам, пройдёте, если надо будет, лечение. Договорились?

— Хорошо, — не задумываясь, быстро согласилась Женя, заметно оживившись.

— И второе… Дочь, пообещай мне, — строго посмотрел ей в глаза прокурор, — что когда у вас родится свой ребёнок, ты этого ребёнка не бросишь!

— Пап, ты чего! Как же её можно бросить? С чего ты взял, вообще?! Ларочке и так досталось, она и так несчастна из-за жизни в детском доме!

Прокурору понравилось, с каким возмущением дочь накинулась на него.

— Хорошо, хорошо. Я попробую вам помочь, — пообещал он.

Жена, конечно, такое устроит, когда узнает, — с тоской подумал он, — но придется напомнить ей, как она постоянно твердит, что мы живем ради наших детей. И в каком неприглядном виде ее дочка была, когда я к ней приехал. Вот Брагины… С ними может быть намного сложнее…

***

На тренировку приехал раньше времени. Разговорились с Маратом, упомянул, что скоро буду принимать участие в соревнованиях по стрельбе. Он очень заинтересовался подробностями, видать, не настрелялся в армии… Затем рядом сразу оказались Миша Кузнецов и Мартин. Их эта тема тоже заинтересовала не на шутку. Стали спрашивать меня, нельзя ли им тоже пострелять вот так, как я езжу регулярно.

— Нет, к сожалению, не могу я так наглеть, — честно сказал им, — я и сам-то напросился нелегально, чисто по просьбе командира части из Святославля меня взяли. Единственное, что могу — спросить, когда эта универсиада будет, может быть, удастся туда билеты раздобыть. Пойдете смотреть на стрельбы?

Энтузиазма, конечно, сразу стало меньше, но и на этот вариант ребята согласились.

По возвращении домой жена мне сообщила, что Евгений Булатов уже два раза звонил.

— О, а он будет перезванивать? — уточнил я, но жена не успела мне ответить. Булатов, лёгок на помине, сам позвонил.

— Здорово. Ну как, Гусева видел? — спросил он.

— Видел, видел. Будет на вас орать, ругаться, но вы с ним не спорьте, кивайте только с виноватым видом и руками разводите. И всё будет нормально.

— Точно? Только кивать?

— Ну можете ещё прощения просить, — рассмеялся я. — Что неопытные, и сразу не подумали, что подведете заказчиков.

— Ладно, — озадаченно ответил он. — Спасибо.

В субботу с утра пораньше меня отправили с Иваном Алдониным на рынок, а Ахмад уехал Шанцева встречать. Когда мы вернулись, детей перенесли на четвёртый этаж к Алироевым, Ирина Леонидовна и Ксюша занимались мальчишками, а мама, Анна Аркадьевна и Галия — праздничным столом.

Вскоре приехали Ахмад с Шанцевым, затем Жариковы и Зацепины с Гончаровыми. Пришли Гриша с Родькой и началась веселуха. Санька у Жариковых уже ходил, держась одной рукой, но больше ползал, да так шустро, что мои за ним не поспевали. Зато они его влёгкую загоняли в угол с двух сторон. Отработали тактику на Панде… Родька только успевал Сашку от них уносить и сажать в другом месте. Эта игра нравилась всем троим. Они с визгом восторженно играли в догонялки. И Аришка, глядя на них, тоже на четвереньки встала. Хорошо, у Алироевых большой палас был в комнате, а то все коленки бы себе на голом полу разбила бы.

***

Святославль.

Эль Хажжи выехали с рассветом и к обеду уже были на месте. Всю дорогу Диана с завистью думала о том, что брат Пашка как-то умудрился вывезти из Святославля и переселить мать к себе этажом выше. Говорил, что они кооператив купили.

Можно же его попросить помочь с переселением и моей матери в Москву, — думала она. — Что она там живёт одна-одинёшенька? Мы дадим деньги, а Пашка подскажет, как устроить переезд.

Диане было стыдно перед матерью, каждый раз, когда она вспоминала, как дружно живут все вместе Эль Хажжи в Италии. Да и Тимур, когда училище закончит, уедет, скорее всего. Очень маловероятно, что его вдруг в Святославль служить распределят. И будет мать там до старости куковать, одинокая и несчастная.

Но мать выглядела отлично, на несчастную похожа совсем не была, сразу продемонстрировала зятю новенький холодильник, поблагодарив за деньги на него, и усадила их за шикарный стол.

— А я твой тортик любимый испекла, — хлопотала она вокруг Фирдауса. — И пельменей вам налепила. Доча, небось, соскучилась по маминым пельменям?

Вон, как рада, что мы приехали, — почувствовала Диана уколы совести.

И когда Фирдаус прилёг отдохнуть с дороги, Диана решила поговорить с матерью.

— Пашка Ивлев бабушку в Подмосковье перевёз, у них дом там большой и земли полно. А у самого и у матери кооперативные квартиры в Москве. Живут в одном подъезде друг над другом, представляешь? Телефон детский купили и через окно провод протянули… А у Галии отец сначала с ними жил, а сейчас женится на соседке из того же подъезда. Можешь себе представить?

— Это они все в одном подъезде теперь живут? — удивилась мать.

— Да… А ты, кстати, не хочешь в Москву переехать? Купим тебе тоже квартиру кооперативную…

— Дианочка, деточка моя, — прослезившись, только и смогла сказать мать и обняла её.

Диана выждала немного и спросила:

— Ну так как?

— Доча… Тут друзья, подруги, дом родительский, старики мои здесь лежат… Ну, куда я уже отсюда?

— На новом месте, знаешь, как быстро привыкаешь! — бойко ответила ей Диана. — Я в Москве меньше двух лет, а как будто всю жизнь там прожила. Зачем тебе тут одинокой страдать?

— Ну, я уже не такая и одинокая… У меня тут мужчина появился, — смущаясь, призналась мать.

— Правда? — удивлённо воскликнула Диана. — Ничего себе…

— Не хотела говорить…

— Но почему?

— Не знала, как ты отнесёшься…

— Мам, ну ты чего?! Я там переживаю, что ты тут одна совсем, а ты мужчину скрываешь!

— Боже мой, доча! Ну, я ж не знала, что ты так нормально отнесешься, — рассмеялась мать и опять обняла её. — Раньше же вы с Тимуром меня так ревновали, так ревновали…

И Диана опять почувствовала стыд за былой эгоизм. Эх, какая же она была глупая! Не дала матери нормально жизнь устроить еще давно!

***

К часу начали подъезжать гости с работы Ахмада.

— Это Алексей Мыльников, мой друг и однокурсник, — представил нам Ахмад седого мужчину среднего роста с заметным пузиком. — И его жена Валентина.

— Валя, — представлялась всем, скромно улыбаясь, пухленькая женщина с высоким пучком на голове. Очень популярная сейчас привычка, но как-то все не могу к ней привыкнуть. К брюкам клеш вот привык, а к этой прическе все никак…

Следом за ними приехала ещё одна пара — начальник Ахмада с супругой. Оба были одного роста. Если жена наденет каблуки, то будет на полголовы выше мужа, но их это нисколько не смущало. Каштанов Дмитрий Андреевич оказался балагуром и весельчаком. А жена его Алла, была вся такая медлительная и мечтательная. Так и не понял, есть ли у них дети, а если есть, то как они выжили с такой матерью? У неё даже движения все были как в замедленной съёмке. У меня жена за несколько секунд три дела сделать успевает, тарелку на стол поставить, меня чмокнуть и кого-нибудь из детей обратно на ковёр посадить. А эта…

Улучив момент, уединился с Шанцевым, намереваясь обсудить дела руслановские. Но для начала поинтересовался, как у них дела в Святославле вообще и, у Александра Викторовича в частности. Он сам перешёл на историю с зэком, которого Эмма Либкинд искала.

— Представляешь, Паш, с какого пустяка это дело началось! А в результате сядет начальник колонии в Клинцах и кое-кто из его подчинённых, что ему помогал.

— Одна печаль, в газете такое не напечатаешь, — грустно сказал я, сразу прикинув ситуацию с точки зрения советского журналиста.

— Верно, конечно, — кивнул он. — Это для служебного пользования информация. Кто ж народу о таком рассказывает? — ухмыльнулся он, покачав головой собственным мыслям. — Клинцы — городок небольшой. Все стараются или в Брянск податься или ещё куда. Начальник колонии дочку в Брянск жить отправил, и жена туда постепенно перебралась. Сам он на выходные тоже в Брянск к семье уезжал. Как уж там было на самом деле, не знаю, но утверждают, что жена просто общительная и много знакомых завела, друзей. По гостям много ходила, но факт в том, что от неё муж узнавал, кто из обеспеченных семей где живёт, что имеет, а главное, кого и когда дома не будет.

— Семейный подряд, — усмехнулся я.

— Ну да. А погорели все из-за дурости Водолаза. Он решил часть похищенного утаить от начальника и спрятать, и не придумал ничего лучше, чем сделать это на даче у знакомого в Святославле. В поле, мол, трактор может клад распахать, а в лесу медведь какой на запах залезет и всё раскидает…

— Какая проблема-то серьёзная, оказывается, клад спрятать, — удивился я. — Мне бы и в голову не пришло о медведе подумать.

Шанцев в голос рассмеялся в голос в ответ на это моё замечание. Нам было о чем вспомнить при слове «клад».