Виви по имени Цукерпу.
Черт! Черт! Черт!
Ральф задохнулся от неожиданности.
Перед глазами сверкнуло и потемнело. Он замер, молясь, чтоб Папоська не узнал его. И бог внезапно откликнулся. Мужчина скользнул по нему равнодушным взглядом и отвернулся к машине.
— Ви! — велел он. — А ну-ка прекрати вредничать!
— Не пекащу!
— Верена!..
— Да все нормально, — заверил сын графа. — Я ее возьму.
Он в самом деле нырнул в кабину и вытащил уже знакомую Ральфу девочку. Та яростно брыкала воздух маленькими ножками:
— Пуси меня! Отпуси! Я не юбью тебя, я юбью Фиипа!
Ральф резко отвернулся.
Ну, почему он не слушал тетю? Почему не держался подальше от графской семьи?!
Что, если девочка сейчас узнает его? Что, если ее родственники, начиная с Филиппа, конечно же, захотят спросить: а где они познакомились? А как они познакомились? А что он делал ночью в лесу?
И что он скажет?
Что собирал грибы?
— Что с тобой? Знаешь Ви? — игриво подмигнул Филипп.
Ральф молчал. Сердце билось, как сумасшедшее. В лесу Верена рассказала ему о своих родных. И описала их, как могла. И папочку, и мать свою, Грету. Что если Фил был его заказчиком?.. Что если Фил искал его всю неделю? Что если девочка запомнила и его?..
Рука скользнула по остаткам волос.
Внешность у Ральфа и без кудрей была яркая. Волосы, как смола и светлые глаза; как лед, голубые. Как Принц в Русалочке, — постановила Цукерпу. И Ральф загуглил дома. Те же цвета! Если она рассказала о нем домашним, те без труда могли сложить два и два. Безвестный юноша темной ночью в лесу и… тот же юноша, опознанный днем, у церкви!..
Ральф против воли, искоса, вновь посмотрел на малышку. Верена. Вот значит, как ее на самом деле зовут. Не Вивиан, а Верена.
Сегодня ее одели, как дебютантку в фильмах пятидесятых. В нежно-розовое платье с гладким лифом и целой кучей полупрозрачных юбок. Густые белые волосы были гладко зачесаны и уложены на макушке тугим узлом. Девчушку, вроде, даже, подкрасили. По крайней мере, щеки и губы.
— Мы думаем, ее притащили эльфы, — сказал Филипп. — По виду Маркуса не скажешь, что он способен что-то там породить.
Девочка развернулась и Ральфу пришлось развернуться одновременно с ней. Так чтобы она его лица не увидела. Но Фил, похоже, не обратил на это внимания.
— У ее бабки с матерью денег — вагоны, — продолжал он словоохотливо, — Ви стоит, как бриллиант «Надежда». Вот брат и прыгает, словно стрекозунчик, а я его довожу…
— Зачем ты рассказываешь мне это?
— А почему нет? Ты детей не любишь? И зря: наша Ви — прелесть!
–…пуси меня тупая койова! — шипела девочка.
— Что я тебе говорил? — Филипп гордился, словно папаша.
— Да, уж, — Ральф выжал улыбку. — Просто сахарная… прелесть.
— Ви! Ви! — вмешалась мать. — Что за сленг у церкви?!
Девочка доверчиво уставилась на нее. Точь-в-точь белый медвежонок.
— Как надо говорить в обществе? — спросила женщина низким, продирающим до костей, мелодичным голосом.
— Купный огатый скот с заделсками интеекта, — без запинки прошепелявила девочка.
Филипп заржал, и Ральф тоже прыснул, зажав рукой рот. Девушка, которая пыталась ухватить ее за руку, яростно обернулась к ним. Ее взгляд был подобен молоту Тора.
— Что-то смешное?!
— Да! — сказал Филипп. — Есть две минуты?..
— Урод! — она отвернулась вновь и крепче ухватила малышку за руку. — Идем! С тобой хотят поздороваться тетя Лана и ее муж.
— Бывшая? — спросил Ральф, заметив, что обе устремились в другую сторону.
Филипп рассмеялся.
— Не-е-ет! Меня ждет вот это, — он кивнул в сторону церкви. — Она…
— Ты? — ужаснулся Ральф. — Священником?
Он сам пару раз подумывал. Однажды, даже всерьез… Уж очень хотелось пять тысяч в месяц. Но когда речь зашла о Филиппе, Ральф не поверил своим ушам. Казалось немыслимым, что такой богатый, красивый, полный жизненных сил чувак, вдруг станет священником… Если бы Филипп сказал, что его собрались кастрировать, чтобы принести в жертву, Ральф поразился бы меньше.
— Но ты же сын графа!.. — возразил он.
Филипп улыбнулся вновь, но не очень весело.
— Если сам граф перестанет вдруг соблюдать традиции, кто станет их соблюдать?
Под этим углом Ральф никогда еще не смотрел. Но тем не менее, ляпнул:
— Да все равно! Отправить тебя в священники — преступление против всех законов природы! Будь я твоим отцом, подделал бы свидетельство о рождении и послал вот его! — он подбородком указал на Рене, который стоял, покорно свесив длинные руки, пока его мать оттирала платочком пятно на галстуке.
— На самом деле, все не так страшно, — губы Филиппа искривились, и он уставился на облако розового фатина, которое неохотно тащилось вслед за высокой, стройной сестрой. — Могло быть и хуже. Думаешь, братец так любит Ви? Он не дурак ведь и понимает: что будет лизать ей пятки, чтоб получить хоть цент. А она — изменять ему на каждом шагу… И хорошо, если только со мной, — он снова расхохотался и ткнул Ральфа локтем в бок. — Так что, не хорони меня раньше времени.
— Я и не хороню.
Филипп опять, как-то слишком пристально, всмотрелся в его лицо.
— Черт, как ты красив, парниша! Не будь я будущим падре, сломал бы тебе лицо в четырех местах! Не выношу конкуренцию.
Ральф улыбнулся:
— Я чемпион страны среди юниоров. Киокушин.
— А я дисквалифицирован за жесткач. Кикбоксинг, — парировал Филипп и, как бы невзначай показал свой профиль. Ровный, ни разу еще не сломанный нос. — Увидимся на обеде!
Он саданул его по плечу, как друга и побежал к церкви. Ральф молча посмотрел вслед. Он понятия не имел ни о каком обеде.
