Во власти чувств

София Эстер (2024)

Лиам Аллистер всегда был для меня загадкой: пугающий, взрослый и властный, хотя ему было всего за тридцать. С грозным выражением лица и отчуждённостью он казался человеком, который скрывает свои истинные намерения. Будучи одним из самых состоятельных и влиятельных людей в стране, он умело создавал вокруг себя ауру успеха, несмотря на то что его состояние было нажито незаконным путём. Когда я впервые стала объектом его внимания, то решила, что это просто недоразумение. Он мне в отцы годится, да и женат! — думала я, пытаясь игнорировать его пронизывающий взгляд. Но вскоре мои попытки забыть о нем потерпели неудачу. Прошёл месяц, и моя жизнь разделилась на «до» и «после». Лиам, сам того не догадываясь, стал воплощением моих страхов, словно тень, готовая в любой момент разрушить привычный мир.

Посвящается тем, кто стремится быть собой, несмотря на давление ожиданий и предрассудков. Тем, кто верит в силу любви и смелость следовать своему сердцу. И всем, кто когда-либо чувствовал себя потерянным, но продолжал искать свой путь.

Пролог

Сколько себя помню, мои родители всегда отмечали каждое событие с размахом, превращая даже самый обыденный день в грандиозный спектакль.

Они приглашали большое количество незнакомых мне людей, дабы показать немыслимое состояние нашей семьи. На их взгляд, такое внимание должно было демонстрировать великолепие нашего положения и вызывать восхищение окружающих.

На самом деле всем этим «друзьям» будет в радость, если однажды семья Эвансов заявит о банкротстве. Чем меньше конкурентов, тем больше возможностей для них самих.

Я быстро усвоила урок: настоящих друзей здесь не было, только улыбающиеся лицемеры, которые с нетерпением ждали, когда ты допустишь хоть малейшую ошибку, чтобы наслаждаться твоим падением.

Сегодняшнее благотворительное мероприятие, посвященное успешному открытию моей мамы второй крупной кардиоклиники не было исключением в списке «трофеев» моей семьи.

Для такого повода был снят роскошный зал музея, украшенный живыми цветами и свечами. Гости собрались, чтобы поддержать фонд помощи для людей, страдающих болезнями сердца.

Моя мама, как всегда, выглядела элегантно и уверенно, словно сама являлась воплощением стиля и грации. Обходя гостей, она дарила каждому своё внимание, щедро делясь историями о пациентах, чьи жизни изменились благодаря её клинике.

Папа, в свою очередь, не упускал возможности похвастаться тем, какая у него славная и хорошая жена.

Весь этот вечер казался лишь очередным представлением, ведь большая часть собравшихся пришла не за добрыми делами, а лишь для того, чтобы блеснуть в светских хрониках, демонстрируя себя как «щедрых бизнесменов». На деле же их щедрость ограничивалась чеком на тысячу долларов — и это был их максимум.

Забавно было наблюдать за этим фарсом, а потом обсуждать всё с человеком, без которого такие вечера давались бы мне с трудом — с Ли, моей лучшей подругой.

Я называла её сестрой по духу, ведь наши истории были удивительно похожи. Мы были как две птички в золотой клетке, вынужденные танцевать под одну мелодию.

Наши родители были давними друзьями, и поэтому почти с самого детства мы часто оказывались на таких мероприятиях, что и положило начало нашей крепкой дружбе.

— Посмотри аккуратно в сторону сцены, рядом с сенатором Смитом, это Лиам Аллистер? — спросила меня Ли. — Мне кажется, он смотрит на тебя.

Я обернулась и действительно встретилась взглядом с мужчиной, чьи глаза были черны, как смоль. Его пронизывающий взгляд словно проходил сквозь меня, оставляя за собой волны невидимого напряжения.

Он стоял неподалёку, слегка наклонив голову, как будто изучая каждую деталь, каждую черту моего лица. В его глазах скрывалось нечто большее, чем простое любопытство — ощущение, будто он знал что-то, чего я сама не осознавала.

По телу пробежал табун мурашек, вызывая смешанные чувства. Это было не только волнение, но и страх.

Его оценивающий взгляд словно обнажал меня до самой сути, и я почувствовала, как внутренние стены начинают рушиться под давлением его взгляда.

Лиам Аллистер был старше меня. Сильно старше. Ему было за тридцать, и он всегда держался на расстоянии от окружающих, предпочитая одиночество. Я часто замечала, как он привлекает внимание окружающих, но никогда не использовал это в своих интересах.

Насколько мне было известно, у него была жена и ребёнок, с которыми он не любил появляться на публике. Когда-то он рос в бедности, а теперь стал одним из самых состоятельных и влиятельных людей страны — человек, сделавший себя сам. Так писала пресса.

Но все вокруг знали, что его богатство не было получено честным путём. Торговля людьми, наркотики, рэкет — всё это стало основными источниками его дохода, хотя никто так и не мог сказать, как именно, и действительно ли ему это удалось.

Его власть и влияние простирались далеко за пределы города, и многие опасались даже упоминать его имя вслух, чтобы не навлечь на себя беду. Возможно, те, кто знал и пытался докопаться до правды, просто не дожили до того момента, чтобы рассказать об этом.

Всё это делало Лиама неуязвимым в глазах общества, которое предпочитало не задавать лишних вопросов.

Мне было странно видеть его на подобном мероприятии; любой глупец мог бы понять, что Лиам Аллистер не имел ни малейшего понятия о благотворительности и добрых делах. Он выбрал совершенно иной путь.

— Боже, как красиво он на тебя смотрит, — тихо произнесла Ли, прерывая мои размышления.

— Ли, ты с ума сошла? Он мне в отцы годится, да ещё и женат! Может, он просто ищет кого-нибудь, и смотрит мимо нашего стола. Перестань на него смотреть, — резко одернула я её, стараясь отвлечь себя от непрошенных мыслей.

После этого вечера Ли пыталась всячески выудить информацию о нём. Я же запретила подруге вспоминать о мужчине, ставшем ненадолго объектом моего внимания, стараясь не придавать значения его загадочному взгляду и мрачной ауре, которая окружала его.

Но я даже не догадывалась, что спустя два месяца моя размеренная жизнь изменится на «до» и «после».

Лиам Аллистер снова появится в моей жизни неожиданно, с той же загадочной притягательностью, как в тот первый раз, и разрушит всё, что я упорно строила годами.

Глава 1

Последние дни в медицинской школе перед долгожданными каникулами и практике, давались мне с трудом. Иногда казалось, что преподаватели готовы вытянуть из нас последние силы, прежде чем поставить хоть какую-то положительную оценку за тест.

Каждый день начинался с ранних утренних занятий, продолжался сложными лабораторными работами и заканчивался подготовкой к очередным экзаменам.

Сегодня всё прошло куда удачнее, чем пару дней назад, когда старая и eccentric преподавательница заставила нас резать живых лягушек прямо за своими столами. Я до сих пор помню, как, сдерживая рвоту, конспектировала каждое своё действие, не упуская ни одной детали.

— Мы не попрощались! — раздался высокий голос Энн, с которой мы вместе ходили на биологию.

Она обняла меня, а затем, пританцовывая, убежала в сторону станции метро. Её рыжие волосы развивались на ветру, создавая вокруг нее атмосферу лёгкости и свободы. Эта картина выглядела волшебно, особенно благодаря цветочному платью, которое она сегодня выбрала. Казалось, будто сбежала прямо из сказки.

— Люблю тебя и с нетерпением жду встречи! — напевала она, уже на расстоянии нескольких метров от меня, заставляя удивляться ее непосредственности.

Я не успела ничего ответить, лишь крепко обняла её в ответ. Сегодня, как она рассказала, её ждал романтический вечер с парнем из Тиндера, и это придавало ей особую радость. С приближением долгожданных каникул наше уже общее счастье только умножалось. Скоро можно будет наконец спокойно выдохнуть, и набраться сил перед началом практики.

Сколько себя помню, я всегда мечтала стать врачом. Возможно на это повлияла мама–врач, которая полжизни отдала этому делу, и каждый день, несмотря на сильную усталость и отсутствие нормального режима сна, с улыбкой собиралась на работу.

В детстве я постоянно лечила кукол, родителей и дедушек с бабушками. На любой праздник просила в подарок медицинские наборы и больше игрушек, чтобы пациентов в моей «клинике» стало больше. Родители умилялись, считая что это всего лишь детская забава и желание повторять за мамой–кардиологом, как это обычно происходит у девочек. Наверное даже думали, что с возрастом это не сможет перерасти во что-то серьезное.

Ну что, родители? Переросло. Я помню те тяжёлые времена, когда, готовясь к поступлению в медицинскую школу, потратила множество бессонных ночей, пытаясь убедить папу, что у меня действительно всё получится.

Конечно, он во мне сомневался. Как хороший бизнесмен, у него были свои планы: отдать меня удачно замуж и слегка приобщить к общему делу. Если с вторым я могла смириться, то первое полностью зависело от его желания. Британская аристократия, хоть и старалась адаптироваться к новому режиму, всё же держалась за свои традиции, и договорные браки часто оставались в силе. Папа не особенно противился такому раскладу — его это устраивало. Единственное, что он пообещал нам, — это свобода выбора. Небольшая, но всё же значимая для нас обоих.

Однако в тот момент мне казалось, что эта «свобода» больше похожа на иллюзию. Я хотела быть не просто частью чьих-то планов, а самой творить свою судьбу. И несмотря на сомнения отца, я была готова бороться за свои мечты, даже если это означало встать против его желаний.

Подходя к парковке у университет, я начала искать глазами Данте, моего водителя — обычно к этому времени он уже на месте, и ждет меня.

— Мисс Эванс, — позвал он меня, рукой приглашая сесть в автомобиль.

***

Домой мы вернулись, когда день уже клонился к вечеру, и начало смеркаться. Подъездная дорожка, аккуратно украшенная мягким светом фонарей по обе стороны, была почти полностью заставлена машинами домочадцев — за исключением тех, что обычно стоят в просторном гараже.

Странно, что мама и папа были дома. Обычно, в будние дни они оба погружены в работу до поздней ночи. Совместно проведенное время для нас было редкостью и большой роскошью. Мама часто оставалась на дежурствах и, вопреки ожиданиям, не пользовалась привилегиями «владельца клиники», предпочитая работать наравне с остальными. Папа и старший брат были полностью заняты управлением «большой империей Эвансов», поэтому у них почти не оставалось свободного времени.

Данте был неразговорчивым мужчиной, поэтому просто остановил машину около главного входа к дому. Я старалась скромничать, называя это «домом», но мы жили в огромном особняке классического, английского стиля. Порой казалось, что в нём могло поместиться еще несколько семей так, чтобы редко сталкиваться друг с другом.

Открываю массивную дверь и вижу перед собой просторный холл, в котором царит благородная элегантность старины. Массивная мебель из темного дерева, картины в изысканных золотых рамах, на которых наши предки взирают с величавым спокойствием. Мягкий свет просачивался через витражные окна, бросая на мраморный пол замысловатые, будто живые, узоры. В центре комнаты стояла мама, беседуя с нашей домоправительницей.

Видимо, она вернулась совсем недавно — её медицинская одежда ещё не успела смениться на домашний наряд. Заметив меня, мама сразу же завершила разговор, и, тепло улыбнувшись своей собеседнице, направилась ко мне с непривычной для неё мягкостью в глазах.

— Как прошёл день? Сдала тест? — спросила она, приобняв меня за плечи, её прикосновение было лёгким, но всё же полным заботы.

Я заметила тень беспокойства в её глазах, которая промелькнула едва заметно, прежде чем она вернула себе привычное спокойствие. Всё в маме — от её ровного голоса до сдержанной уверенности в каждом движении — всегда внушало ощущение, что её ничто не способно вывести из равновесия.

— Думаю, на отлично. Профессор сегодня недолго нас мучил, в итоге всех отпустил с улыбкой, сказав, что мы справились, — ответила я, стараясь заглушить тревогу, что затаилась где-то в глубине. — Всё в порядке? Ты выглядишь немного взволнованной.

Мысли о дне смешивались с волнением за неё. Я надеялась, что с мамой всё хорошо, что её заботы — не больше, чем обычные рабочие дела.

— Ты молодец, Эмилия, — сказала она, и в её голосе прозвучала неподдельная теплота. — Я с нетерпением жду того дня, когда мы начнём работать вместе.

Её глаза светились гордостью, и я знала, что внутри она ликует. Для неё было важным, что хоть один ребёнок Эвансов последует её путём. Этот тайный триумф был написан на её лице, даже если она старалась не показывать его слишком явно, боясь задеть чувства папы.

— Сегодня был тяжёлый день, — продолжила она, вздохнув. — Пациенты шли нескончаемым потоком, и мне точно нужна доза качественного сна.

Я знала, что её работа изматывала. Кардиология требовала невероятной стойкости, и маме приходилось жертвовать собой. Но несмотря на это, медицина была её жизнью, трудно было представить её дома в роли домохозяйки. Такая женщина, как Ирэн Эванс, создана для динамики и постоянного движения. Её невозможно запереть в четырёх стенах — она бы там просто сошла с ума.

— Мам, ты не представляешь, как сильно я жду этого момента, — сказала я с улыбкой. — Хочется наконец перейти к практике, работать рядом с тобой, а не сдавать бесконечные тесты и резать лягушек.

Я действительно искренне хотела этого. Работать вместе с ней, учиться у лучшей, а не бесконечно теоретизировать. Мама засмеялась, и в её глазах, сверкающих как изумруды, отразился свет.

— Ох, ваша сумасшедшая Сью… Она всегда любила издеваться над студентами, — улыбнулась мама. — Помню, как однажды на её семинаре одного парня стошнило прямо на её новый пиджак. Она была в ярости.

Мама когда-то училась в Королевском колледже Лондона, а я, не раздумывая, пошла по её стопам. Её главный хвостик и повторюшка, как она иногда с усмешкой меня называла.

— Еще бы. Судя по твоими рассказам, раньше она сильно любила модничать. Сейчас её редко увидишь не в сером брючном костюме, пошив которого датируется временами молодости бабушки.

— Эй, — она легонько схватила меня за щеку, как в детстве, — В моё время она говорила что это кутюр.

Мы вместе расхохотались, а потом мама махнула рукой в сторону моей комнаты, отправляя меня переодеться. Только поднимаясь по лестнице, я вдруг ощутила, насколько сильно устала.

С каждым шагом мои ноги казались всё тяжелее, словно привязаны к земле. Я старалась двигаться как можно медленнее, сосредоточенно, чтобы случайно не споткнуться на ступеньке — это было так на меня похоже, особенно когда я доводила себя до полного изнеможения.

Вдруг я услышала знакомый голос старшего брата — он звал меня, и, судя по всему, уже давно шёл мне навстречу. Как я могла не услышать его громкие шаги? Они обычно гремели по всему дому, словно раскаты грома.

— Давно пришла? — спросил он, нервно оглядываясь по сторонам, как будто опасаясь, что кто-то может услышать его. Его привычная уверенность вдруг куда-то испарилась, и в голосе ощущалась нотка тревоги, которую я не могла не заметить. Удивительно. Что с ним?

— Эй, — помахала я рукой перед его лицом, — «Привет, Мили, давно не виделись, но я с тобой не буду здороваться», — дразнила я его, стараясь разрядить атмосферу.

Он виновато посмотрел на меня, в глазах его читалась смесь смущения и облегчения, после чего он резко притянул меня к себе и крепко обнял. Дышать в его объятиях, как всегда, было тяжеловато, но я привыкла.

— Прости, забыл.

— Пришла домой минут двадцать назад, все нормально?

— У меня всё просто отлично — приехал по делам. А вот насчет тебя я не уверен, — сказал он почти шёпотом.

Его взгляд бегал по коридору, словно он боялся быть найденным. Пересмотрел боевиков и детективов? Снова, как в детстве, хочет чем-то напугать? Мне ожидать клоунов, как в прошлом году?

— Что ты имеешь ввиду? И почему ты шепчешься? — хитро смотрела на него я.

Если это не шутка, то я не понимаю почему вдруг он решил поиграть в шпионов. Сэм уже было хотел мне что-то ответить, но позади нас раздались шаги — кто-то поднимался по лестнице.

— Так и знал, что найду вас здесь. — сказал папа, недовольно смотря на брата, — Эмилия, я жду тебя в кабинете, — отчеканил он, и поспешил скрыться за большими «лабиринтами» нашего коридора.

На его лице появилась секундная улыбка, но она была наигранной. Настроения у него кажется не было, либо он был чем-то загружен, как обычно.

— Хорошо пап, сейчас. — крикнула вдогонку я, не понимая что сейчас происходит, и почему все сегодня со мной нормально не здороваются.

— Сэм, ты же знаешь зачем он зовет меня? — начала разговаривать шепотом уже я, когда услышала, как хлопнула дверь в кабинет отца.

— Догадываюсь, но не уверен точно. Мы потом с тобой поговорим. Иди к нему, пока он не рассердился что ты впустую тратишь его свободное время, — сказал он и быстро направился к лестнице, чтобы спуститься вниз.

Его слова только прибавили нарастающее во мне волнение, поэтому еще более тяжелыми шагами я пошла в кабинет к папе. Он очень редко звал домашних к себе в кабинет, предпочитая уединение.

Знаете это волнение? Когда понимаешь что ничего серьезно с тобой не произойдет, но страх испытываешь неимоверный. Мой папа был всегда в меру строгим с нами. Хотя он никогда не поднимал ни на кого из нас руку, но нам было достаточно одного его взгляда.

Роберт Эванс родился в обеспеченной семье с титулом, в мире, где правила и традиции аристократов диктовали каждое его действие. С самого детства он воспитывался в строгих рамках, которые накладывало общество, где ему многое было запрещено. Каждое его движение, каждое желание подвергалось тщательной проверке, и он научился сдерживать свои настоящие эмоции, пряча их за маской безупречной вежливости и сдержанности.

Помню, много злилась на него в детстве. Мне казалось, что мама и мы его простое приложение, так сказать для поднятия статуса «отличного семьянина», однако он нас безусловно любил. И со всех сил старался дать то счастливое и беззаботное детство, которого был лишен сам. Мне хочется в это верить.

Дверь в кабинет была слегка приоткрыта, поэтому я не стала стучать. Папа ждал меня, и заранее попросил приготовить мой любимый кофе — латте с соленой карамелью. Согласна, для дочери английского графа было странно любить что-то кроме цейлонского чая. Тут я была большим исключением.

— Присаживайся, — чуть привстав с кресла сказал он, указывая на место перед ним, — Кофе, как ты любишь.

Меня же прежде любимый напиток мало интересовал, я буквально еле дышала, надеясь что меня пронесет.Кабинет был достаточно мрачным, в коричневых оттенках. В ночное время суток казалось, что находишься в склепе. Ладно, не настолько, но жути это место нагоняло. Из-за волнения, в голову лезли совершенно разные мысли.

— Я что-то натворила? — решилась задать вопрос я, стараясь разрядить обстановку. Молодец, Эмилия, умнее вопроса задать ты не могла. — Что бы это ни было, я не со зла, — лучше признаться сразу, хотя до конца не понимала, в чем же именно.

В другое время папа бы отреагировал на подобные слова с легкой усмешкой, но сегодня его брови были сурово сведены, словно груз мыслей давил сильнее обычного. Он глубоко вдохнул, и его голос прозвучал неожиданно тяжело:

— Ты ничего не натворила. Мне просто нужно обсудить кое-что. Вернее, кое-кого.

Папа взял в руки ручку Montblanc, и я заметила, как его пальцы нервно крутили её. Это было для него нехарактерно. Не выдержав, я прервала натянувшуюся тишину:

— И кого же?

Мой голос дрожал, хотя я изо всех сил старалась не показать своих переживаний. Он посмотрел на меня и, словно пытаясь убедить самого себя, произнёс:

— Не нервничай, просто послушай. Решение примешь ты.

Легко сказать! Сам-то едва сдерживает волнение. Напряженная атмосфера давила на меня сильнее с каждым его словом. Да я бы лучше сейчас занималась вскрытием лягушек в медицинской школе, чем сидела здесь и ждала продолжения разговора, который явно не сулит ничего хорошего.

— Лиам Аллистер просит твоей руки.

Эти слова повисли в воздухе, будто они неизбежность, от которой уже нельзя было уклониться.

Глава 2.

Слова папы отдавались эхом в моей голове. Я не смогу подобрать слов, чтобы описать состояние шока, в котором сейчас нахожусь. Вокруг меня всё кажется размытым и нереальным, как будто я нахожусь в каком-то кошмаре, из которого невозможно проснуться. Сердце бьётся так сильно, что кажется, будто я слышу его стук в ушах.

Лиам Аллистер, о котором я думаю, женат и у него есть ребенок, так ведь? Почему тогда папа назвал его

имя? Может они однофамильцы? Либо я что-то путаю, и он говорит не о нем.

— Ты о ком? — почти шепотом спросила я.

Лучше уточнить, ибо я могу себе придумать кучу всего ужасного, и перенервничать до смерти.

— Лиам Аллистер. Он присутствовал на последнем благотворительном вечере. Даже пожертвовал круглую сумму, — не понимаю, зачем сейчас об этом упоминать.

По отцу было видно, насколько ему самому неприятен этот разговор. Он всеми силами старался избегать моего взгляда и стал рассматривать разные фигуры, которые он привозил с разных путешествий.

— Ты о том женатом мужчине, годящимся мне в отцы? Более того, папа, у него есть ребенок!

Я чувствовала, как начинала сильно переживать. Как оказалось, такие темы меня действительно беспокоили, и я боялась их как огня. В голову пришла странная мысль: а в качестве кого он попросил моей руки у отца, если сам занят?

Хочет, чтобы я стала его любовницей?

Определенно, я не стану задавать этот вопрос папе, но Лиам, черт бы его побрал Аллистер не посмеет сидеть даже за одним столом со мной! Я не позволю этому случиться, не хватало связать свою жизнь с гребаным мафиози, и жить в риске быть убитой за его грехи. Или как там у них обычно происходит?

— Перестань говорить чушь, он старше тебя всего на четырнадцать лет. Это лучше, чем какой-нибудь маленький сосунок, не имеющий собственных мозгов.

Папа перешел в ответную атаку, и начинал нервничать после моего неповиновения, как это обычно у него происходит. Он не врал, он действительно считает что в этом нет никакой проблемы?

— Вот именно! О каких мозгах идет речь, если он добился всего благодаря жестокости и убийствам? И да, у него есть ре-бе-нок! — отчеканила я, начиная нервничать еще сильнее.

Да, в нашей семье было принято уважать мужчин, но без фанатизма. Девочкам, воспитывающихся в таких же семьях, как наша, с детства прививали, что последнее слово остается за мужчиной. Они вели дела, переговоры и были главой семьи. Мне же казалось, что у меня всегда получалось донести свою точку зрения, не нарушая установленного порядка.

Этот разговор стал приобретать обороты, которые я не смогу контролировать, соответственно повлиять как-то на папу будет сложно. Мне нужно успокоиться. Я была вспыльчивой, и часто не могла сдержать своих эмоций. Друзья и близкие знали, что в такие моменты лучше оставить меня в покое, пока буря не утихнет. Но на папу это правило не распространялось.

— Успокойся! Как ты можешь говорить о том, чего не знаешь? — прикрикнул он на меня. Может, я конечно неправильно выражаюсь, но у меня просто нет выбора. Если я дам слабину, то будет потом плохо.

— Я спокойна.

— Эмилия, — вздохнул он, — У него нет ребенка!

Тогда почему об этом говорят люди? Меня не устраивали эти эмоциональные качели, и я даже согласна провести операцию свинье за собственным столом в кабинете Сью, только пусть случится так, что этого разговора никогда не было.

Доля спокойствия все же присутствовала… Я понимала, что все будет только, если я дам свое согласие и захочу рассмотреть его кандидатуру. В этом плане папа ведь был понимающим?

— Я просто хотел это с тобой обсудить, — спокойнее продолжил он.

— А что тут обсуждать? — обсуждать было нечего, и если у него были сомнения, думаю не о чем нам с ним разговаривать. Мы думаем совершенно по разному.

— Эмилия, он хороший парень, взрослый и самостоятельный. Его возраст — только плюс. Он готов к серьезным отношениям, ему нужна семья.

Папа убеждал меня в обратном, и я понимала на чем основываются его слова. Для него мужчин, разница в возрасте не имела значение, это говорило об опыте человека, и серьезности. Для него, как для отца девочки, это было важно.

О том, что он преследовал материальную выгоду, хотелось думать меньше всего.

— А нельзя строить семью с девушкой своего возраста и социального статуса? Что будут говорить люди? «Эмилия Эванс жена мафиози»?

— Кому какое дело до того, чья ты жена. И он не мафиози. Все его доходы легальные.

Ну конечно, он все узнал прежде чем разговаривать об этом со мной, значит ли это, что он все уже решил?

— Серьезно? Когда тебе было все равно на общественное мнение? Ты сам знаешь, как некоторые сторонятся его из-за этого.

— Эмилия! Я — не некоторые, это первое. А во-вторых, я верю, что это просто слухи. Он месяц не давал мне покоя. Кажется, он сильно влюблен.

Влюблён? Он что, сумасшедший? Мы с ним ни разу не разговаривали, я даже не слышала его голоса.

Безусловно, я никогда не страдала от недостатка мужского внимания. Меня часто величали «красивой и утонченной», была брюнеткой с глубокими карими глазами, обрамленными густыми бровями и длинными ресницами.

Хотя внешность у меня была неплохая, привлекала людей скорее не она, а то, как я умела себя подать. Внешнее — лишь часть того, кем я являюсь. Я всегда старалась, чтобы меня видели не только как красивую девушку, но и как личность с собственными мечтами, целями и интересами. Может, даже дело было и в социальном статусе моей семьи.

Встав с кресла, я ощутила, как подкашиваются ноги. Тема замужества всегда вызывала у меня страх, а когда речь зашла о Лиаме Аллистере, то тем более. Я сразу поняла, к чему клонит папа, но глубоко внутри всё ещё теплилась надежда, что это просто шутка. Хотя сейчас был июнь, а не апрель.

— Думаю, тебе стоит всё обдумать.

— Пап, подожди! Ты же помнишь наш уговор? Я выйду замуж только за того, кто мне понравится!

Сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди — разговор пугал меня всё сильнее.

— Эми, иногда мне кажется, что я тебя слишком избаловал. Что, если я приму решение без твоего согласия?

Он блефует, я знаю… Папа часто так делал, чтобы нагнать страха, когда понимал, что решить какую-то проблему другими способами не получится. Сейчас, мне кажется, был этот случай. Но я не проблема, и моя жизнь — не его бизнес.

— Пожалуйста… — на выдохе попросила я.

— Хорошо, иди к себе, — мне хотелось верить, что он прислушается к моему мнению. Он ведь не даст своего согласия?

От нахлынувшего счастья я поцеловала его в щеку и слегка приобняла — это было мое своеобразное «спасибо», и я пулей вылетела из кабинета. Сердце все еще колотилось, и по пути в свою комнату я старалась успокоить себя, но получалось слабо.

Этот разговор в прошлом, надеюсь. Стены коридора давили на меня, и я искала спокойствия. Пока не увидела очертания большой белой двери моей комнаты, тревожное состояние не покидало меня.

Возникло сильное желание позвонить Ли и рассказать о странном диалоге с папой. На самом деле я просто хотела отвлечься — только ее голос и слова как мягкий шелк, окутывали мое сознание и отгоняли прочь все тревоги и сомнения. Весь мир будто исчезал, а мы с ней оставались в уютном коконе спокойствия и понимания.

— Ли, мне нужна ты, — встревоженно произнесла я, едва она подняла трубку.

Её голос был сонным — Ли только что вернулась с шумной вечеринки по случаю помолвки своей кузины.

— Что случилось?

— Я только что вышла из кабинета отца. Он сказал, что Лиам Аллистер просит моей руки. Папа едва не дал согласие!

Я быстро рассказала всё, что произошло. Ли молча слушала, а потом предположила, что отец всё-таки прислушается ко мне и откажет. Её шок был не меньше моего, и, чтобы отвлечься, мы вскоре свернули разговор и перешли к обычным девчачьим темам.

После разговора с подругой, я решила не спускаться к ужину, чтобы не мозолить глаза домашним, боясь что они начнут заваливать меня разными вопросами, связанными с моим неожиданным визитом в кабинет папы. Пожалуй, обойдусь без ужина, завтра наемся.

Несмотря на сильную усталость спать мне не хотелось. В голову лезли дурацкие мысли о мужчине, который посмел просить моей руки. Ненавижу таких, как он.

***

Утро было самым сладким, ведь наступил долгожданный выходной. Мне не хотелось вставать с мягкой кровати, но мой бедный желудок, которого я вчера оставила без любимого ужина, был со мной не согласен. Есть хотелось ужасно. Как раз дома все уже давно разъехались по своим делам, а мне оставалось наслаждаться одиночеством до самого обеда, после чего в планах было поехать в одно из самых любимых мест в городе.

Конец ознакомительного фрагмента.