Советы юным леди по безупречной репутации

Софи Ирвин, 2023

Похоронив нелюбимого старого мужа, леди Элиза Сомерсет вступает во владение богатым наследством. Теперь Элиза впервые в жизни может сама распоряжаться своим будущим! Однако в завещании есть оговорка: вдова не должна запятнать доброе имя Сомерсетов. Устав от давления семьи, она отправляется с кузиной Маргарет на воды в Бат. Они собираются вести себя абсолютно благопристойно, поскольку сердце одной уже десять лет принадлежит любимому, с которым она разлучилась, а другая и вовсе предпочитает проводить время в музеях и библиотеках. Но в борьбе за наследство коварные родственники со стороны покойного начинают строить козни, чтобы скомпрометировать молодую вдову… Впервые на русском!

Глава 7

Элизе понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы осмыслить увиденное.

— Что, ради всего святого?.. — шепнула она подруге.

— Встань! — велела ей Маргарет.

Но Элиза не слышала. Это событие — Сомерсет здесь, в Бате, выходит из ее дома — было настолько неправдоподобным, что она не поверила своим глазам. Так и застыла согнувшись, недоуменно взирая на графа.

Сомерсет вышел за ворота и почти сразу увидел Элизу и Маргарет.

— Леди Сомерсет, — сказал он, замедляя шаг (предположительно, от изумления при виде скорчившейся на мостовой Элизы). — Почему вы?..

Это наконец подстегнуло ее к действиям.

Она резко выпрямилась:

— Милорд! Мы не ожидали…

От слишком поспешного движения кровь прихлынула к голове, и Элиза пошатнулась. Маргарет торопливо схватила ее под левый локоть, чтобы поддержать, а Пардл бросилась вперед, вытянув руки.

— Леди Сомерсет! — воскликнул граф, зашагав быстрее. — Вам дурно?

Ледяное безразличие, явленное им при первой встрече, исчезло. Он хмурился, окидывая Элизу взглядом… неужели почти встревоженным?

— Я… у меня все хорошо, — сказала Элиза, умирая от смущения: какая же она неловкая! — Просто на ботинке…

— Нам следует отвести ее в дом, — обратился Сомерсет к Маргарет поверх головы Элизы, словно речь шла о столетней старушке.

— Хорошо, — согласилась Маргарет, обменявшись с подругой озадаченными взглядами.

— Вы можете идти, миледи? — спросил Сомерсет.

— Конечно! — откликнулась Элиза.

Неужели леди не позволено слегка оступиться, без того чтобы ее сочли ни на что не способной?

— Нет нужды…

Она уже собиралась объявить, что вполне в состоянии идти сама, но в этот момент Сомерсет, словно стремясь предотвратить падение, обвил рукой ее талию — и внезапно Элиза обнаружила, что, в сущности, помощь не вызывает у нее возражений.

— Миледи! — встревоженно воскликнул Перкинс, увидев, что хозяйку едва ли не вносят в дом на руках.

— Возможно, миледи понадобится что-то подкрепляющее, — спокойно сказал Сомерсет. — Пусть немедленно принесут в гостиную.

Пардл послушно направилась в сторону кухни. Элизу одолевали противоречивые чувства: недоумение по поводу внезапного поворота событий, раздражение на Сомерсета, который командует ее слугами, и неохотное восхищение его распорядительностью. Она понятия не имела, почему он решил, будто она близка к обмороку, но не могла оспорить тот факт, что действовал он решительно.

Сомерсет не снял руку с ее талии до того момента, когда, поднявшись по лестнице и войдя в гостиную (Перкинс придержал дверь), усадил Элизу на диван.

— Я… я благодарю вас за помощь, милорд, — сказала Элиза, едва дыша.

Она сочла за лучшее отмахнуться от происшествия и сделать вид, что ничего особенного не случилось.

— Надеюсь, ваша семья…

— Вам не следует разговаривать, пока не выпьете что-нибудь для бодрости, — решительно оборвал ее любезности Сомерсет.

Вошла Пардл с подносом.

Элиза взяла стакан и с улыбкой отпустила горничную.

— Я прекрасно себя чувствую, — снова попыталась объяснить она Сомерсету. — Просто развязался шнурок.

— Милочка, бедняжка моя, у тебя мутится в голове, — пропела Маргарет, в глазах которой мелькали шаловливые искорки.

Элиза послала подруге сердитый взгляд.

— Мисс Бальфур, вы не могли бы принести нюхательные соли, на случай если леди Сомерсет снова станет дурно? — попросил граф.

— Попытаюсь, — с сомнением сказала Маргарет. — Наверное, Пардл знает, где их найти.

Она выплыла из гостиной походкой, отнюдь не свидетельствующей о спешке. Элиза, отказавшись искать во всем этом здравый смысл, послушно прихлебывала напиток, наблюдая за Сомерсетом из-под ресниц. Он присел на стул напротив нее, но держался настороже, словно предполагая, что она в любой момент может снова лишиться чувств.

Элиза первой решилась нарушить долгое молчание:

— Мы не ожидали встретить вас в Бате.

— А я вас, — ответил гость. — Я пришел сразу от мистера Уолкота, который уведомил меня о том, что вы в Бате, и о состоянии вашего здоровья. Признаться, я понятия не имел, что вас терзает тяжкий недуг.

Так вот в чем дело! Поведение Сомерсета становилось немного понятнее. Элиза так и знала, что Маргарет перестаралась, описывая Уолкоту мнимую болезнь подруги. Одному Богу известно, в каких красках поверенный обрисовал ее «флюралгию» Сомерсету, раз последний немедленно примчался на Кэмден-плейс, хотя во время их недавней встречи в Харфилде торопился избавиться от общества Элизы.

— Все не так серьезно, — сказала она.

— Кажется, мистер Уолкот считает, что очень серьезно, — поспорил с ней Сомерсет.

— Всего лишь недопонимание. Недуг не был опасным, и я вполне поправилась.

Ей не нравилось лгать ему, но выложить всю правду она тоже не могла.

— Я рад это слышать, — проговорил Сомерсет. — Он так о вас рассказывал, что я…

Граф оборвал себя.

— Всего лишь легкое утомление, — заверила его Элиза.

Но Сомерсет снова нахмурился.

— Тогда позвольте спросить, — с расстановкой произнес он, — почему меня не уведомили о вашем отъезде в Бат? Тяжесть вашего состояния могла бы объяснить эту оплошность, но если оно не настолько серьезно…

О боже!

— Вы не получили мое письмо? — спросила Элиза.

Ее голос взлетел до писка, как случалось всегда, когда приходилось быстро выдумать подходящую ложь.

— Я вам написала, это правда… чтобы сообщить об изменении планов, но, возможно, послание немного… запоздало.

Сомерсет с вежливым недоверием вскинул брови.

— И когда, осмелюсь спросить, было отправлено это письмо? — поинтересовался он.

О боже!

— Право, не могу сказать точно. У меня было столько дел… — пролепетала Элиза.

Сомерсет взглянул на нее, и его лицо снова заледенело.

— Миледи, — заговорил он после долгой паузы, — как мне доподлинно известно, мой дядя был разочарован, когда оказалось, что наследником стану я. Он ясно давал понять, что я представляю собой неравноценную замену сыну, на которого он так надеялся. Возможно, именно поэтому он никогда не пытался обучить меня управлению поместьями. И возможно, вы разделяете это его мнение обо мне. Однако я не смогу должным образом исполнять долг главы семьи, если вы меня не уважаете.

— О боже, нет! — в ужасе воскликнула Элиза. — Это не имеет никакого отношения к… Я уважаю вас, действительно уважаю.

— Тем не менее я получил сведения о месте вашего пребывания от мистера Уолкота, и тот несказанно удивился, обнаружив, что мне оно неизвестно, — жестко отрезал Сомерсет. — Смею вас заверить, я пришел в немалое замешательство.

Слушая этот выговор, Элиза почувствовала себя ребенком.

— Я должна была написать раньше, — сказала она. — Я поступила непростительно грубо.

Сомерсет кивнул, смягчившись.

— Вы по-прежнему намерены вернуться в Бальфур после окончательного выздоровления? — спросил он.

— Я… пока не знаю, — призналась Элиза.

Уже наступила вторая половина февраля, и оставалось всего восемь недель до того момента, когда семья призовет к себе Маргарет. И хотя Элиза с каждым днем все больше чувствовала себя в Бате как дома, перспектива остаться без подруги и искать новую компаньонку пугала настолько, что думать об этом не хотелось.

— Понятно.

Сомерсет опустил взгляд на шляпу, которую все еще держал в руках, и принялся медленно ее вращать. Элизе был знаком этот жест — так граф вел себя, если нервничал и пытался это скрыть. Она в ярких красках вспомнила, как он вертел шляпу, когда впервые нанес ей визит в лондонском доме Бальфуров.

— Я знаю, что… — снова начал Сомерсет, не отрывая взгляда от крутящейся шляпы, — что характер прежнего знакомства накладывает печать неловкости на нынешние обстоятельства.

— Возможно, ситуация не идеальна, — произнесла Элиза пересохшими губами.

— Это определенно так, — откликнулся Сомерсет, поднимая глаза. — И мне неприятно думать, что эта неловкость не позволяет вам выбрать местом своего проживания Харфилд, даже если вы этого хотите. Там для вас всегда найдется место, обещаю.

Как это на него похоже — дать подобное обещание. Он всегда был неизлечимо благороден.

— Спасибо, — искренне сказала Элиза. — Но мы счастливы здесь, в Бате. Приезд сюда помог нам сменить обстановку, что было бы невозможно в Бальфуре или Харфилде.

— Понимаю… — кивнул Сомерсет. — Могу понять, как сложно жить там, где все постоянно напоминает о нем, — чуть слышно сказал он.

Элиза промолчала. Она боролась с чрезвычайно неподобающим желанием признаться Сомерсету, как мало в действительности было любви между ней и мужем. Сказать, что за годы совместной жизни тепла в их отношениях не возникло, что пучина, разделявшая их, все больше зарастала льдом, по мере того как таяла надежда на рождение ребенка. Но признаваться в таком неприлично. И в любом случае собеседник не захочет это слышать.

Стук быстрых шагов на лестнице возвестил о приближении Маргарет. Когда она вошла, Сомерсет поднялся.

— Нюхательные соли вы, конечно, не принесли? — спросил он с легкой улыбкой.

— Ах, я такая забывчивая! — жизнерадостно воскликнула Маргарет. — Неужели вы уже уходите?

— Боюсь, что да. Умоляю вас, не вставайте, леди Сомерсет.

Исполнив свой долг и завершив благородную миссию, он не видел больше причин продолжать визит. Элиза не позволила себе испытать разочарование.

— Вечером возвращаетесь в Харфилд? — спросила она.

— Не сегодня. Утром мне нужно будет заняться делами с мистером Уолкотом, — помолчав, ответил граф.

Он снова повертел в руках шляпу и добавил:

— Вы позволите… позволите навестить вас завтра, если вам будет удобно?

— Да, — ответила Элиза, загоняя поглубже радостное возбуждение. — Будет вполне удобно.

— Тогда увидимся завтра, — наклонил голову гость, — леди Сомерсет, мисс Бальфур.

Кузины дождались звука закрывающейся входной двери, и Маргарет бросилась к окну, чтобы проследить, как Сомерсет удаляется от дома.

— Ушел! — объявила она. — О чем вы разговаривали в мое отсутствие? Я пыталась подслушать, но ваши голоса звучали слишком тихо.

— Ни о чем особенном, — ответила Элиза, не в силах собраться с мыслями.

Неужели то, что сейчас произошло, действительно произошло?

— Он заверил, что меня радушно примут в Харфилде, если я захочу вернуться.

— Но ты не захочешь? — пожелала убедиться Маргарет.

— Не захочу, — согласилась Элиза. — Впрочем, было очень любезно с его стороны предложить это. Тебе не показалось… он как будто разволновался, когда думал, что я больна?

— Показалось. Очень разволновался.

— И почувствовал облегчение, когда выяснилось, что я здорова?

— Огромное облегчение, — подтвердила Маргарет, порывисто кивнув.

— И завтра он собирается нанести визит, — сказала Элиза, размышляя, не привиделось ли ей.

Значит, возможно, не так уж она ему безразлична. Элиза прижала руку ко рту, сдерживая улыбку.

«Не смей, — велела она себе. — Не позволяй себе надеяться, это было бы ошибкой. Боже правый, да он почти весь визит тебя отчитывал!»

«Но он был добр с тобой, — возразил другой голос, тихий и мечтательный. — И он хочет прийти еще раз».

— Что ты думаешь?.. — начала Элиза и оборвала себя.

— Что я думаю о чем? — уточнила Маргарет.

— Просто… к концу его манеры стали намного более сердечными. Возможно, это знак, что однажды он… простит меня?

— Он простит тебя? — внезапно нахмурившись, бросила Маргарет. — За что?

— Маргарет, ты знаешь за что.

— Совершенно не понимаю, почему ты до сих пор чувствуешь себя виноватой, — возразила подруга. — Эта история была невыносима для вас обоих, но расплачиваться пришлось только тебе. Ты вышла замуж за старого негодяя, а твой возлюбленный, ничем не обремененный, наслаждался свободой.

— Он поступил во флот, Маргарет, — напомнила Элиза. — Не думаю, что это можно назвать ничем не обремененной свободой.

— Бороздить Атлантику в компании старых друзей? Да многие еще и приплатили бы за такое развлечение.

Представления Маргарет о военном флоте явно были весьма ограниченными.

— Сомерсет мне всегда нравился, — продолжила она. — Но если он после стольких лет по-прежнему держит на тебя обиду, тогда он не заслуживает того, чтобы ты о нем думала.

— Наверное, пора перекусить, — сказала Элиза, вставая, чтобы позвонить в колокольчик.

Ей не хотелось спорить. Маргарет всегда была самой яростной ее защитницей, за что Элиза ее любила. Но кузина не присутствовала при их последней встрече, когда Элиза предала Сомерсета. Если бы она была там, то, возможно, лучше поняла бы, почему подруга до сих пор испытывает глубокие сожаления.

— Миледи, — снова возник в дверях Перкинс, — прибыли ваши покупки от мистера Фазаны, и их… э-э-э… значительно больше, чем в прошлый раз. Позвольте спросить, куда вы велите мне их…

— Ох! — откликнулась Элиза, вспомнив огромное количество и размеры своих утренних приобретений. — Пожалуй, на время принесите все в эту комнату.

Перкинс сделал деликатную паузу.

— И мольберт тоже?

Элиза огляделась. В гостиной и без того значительную часть пространства гордо занимало фортепьяно, и если разместить тут еще и мольберт, то станет тесно. Кроме того, столь необычный предмет вызовет вопросы у любого визитера, вошедшего в комнату. Например, такого визитера, как Сомерсет, он ведь придет завтра.

«Он придет завтра».

— Лучше поставьте его в салоне, — ответила она, но думала уже о другом.

Перкинс бодро кивнул. Со свойственной ему расторопностью он обустроил салон на втором этаже не дольше чем за час. Из комнаты вынесли два стула, поместили там большой мольберт — дворецкий расположил его на некотором отдалении от окна, чтобы Элиза могла при работе насладиться естественным освещением, оставаясь при этом незаметной для прохожих. На освобожденные книжные полки аккуратно выставили альбомы для рисования (и заполненные, и чистые), перенесли из гостиной маленькое бюро, в которое сложили краски. Все эти хлопоты как нельзя лучше отвлекли Элизу от волнующих мыслей, и, когда Маргарет, взяв книгу, свернулась клубочком на диване, художница опробовала новые покупки.

Нежный вечерний свет она передала розовой масляной краской, ложившейся мягко, как взбитые сливки, под ее кистью, и портрет Маргарет начала с кармина, идеально совпадавшего с оттенком ее рыжих локонов. Потом окончательно опустилась ночь, и свечи растаяли почти полностью. Тогда Элиза заткнула шпильками отверстия в мешочках с масляными красками (такие мешочки, завязанные у горлышка, делали из мочевых пузырей животных) и взялась за карандаш. Она набросала по памяти сценки с концерта: лицо Мелвилла, когда он флиртовал с леди Хёрли, недовольная физиономия мистера Флетчера, осуждение в глазах миссис Винкворт.

К тому моменту, когда Элиза наконец отложила принадлежности для рисования, огонь в камине почти погас, глаза у нее устали, и она почувствовала, что вполне успокоилась и может отправиться в кровать.

Переодеваясь ко сну, она пообещала себе, что предстоящий визит графа не застанет ее врасплох. Завтра ее не найдут согнувшейся в три погибели на мостовой, как чумазую оборванку. Она будет спокойной, собранной, сдержанной — и все пройдет хорошо.