Девочка, которую нельзя. Книга 2

Стася Андриевская, 2023

Игнат признаётся Славке, что она должна была стать разменной монетой в его спецоперации. Он обещает, что теперь всё будет иначе, и для того, чтобы всё исправить, ему нужны лишь её абсолютное доверие и подчинение.Слава ослеплена страстью и верит каждому его слову, закрывая глаза даже на странное и очевидное. Поэтому, когда выясняется, что происходящее – лишь очередной хитроумный план, в котором она всё та же разменная монета, становится слишком поздно:Гордеев уже отыграл свою партию и получил заветный приз, оставив Славку с ужасом ожидать своей дальнейшей участи и, умирая от боли предательства, гадать: Как могло чудовище без сердца… так искренне изображать любовь?

Глава 5

«Пятьдесят тысяч наличкой» прозвучало как заклинание. Да и стоило лишь мне узнать, что дамочка пакостит собственному мужу, как всё встало по местам — обычная богатенькая самодурка в период обострения. Но иногда можно, вот серьёзно! Особенно если мужик крупно накосячил. И ездила бы я на лексусе, я бы, может, тоже мужику своему послания на капоте его тачки оставляла. Гвоздём. Разве не изящная женская месть? Идеально! Я даже невольно зауважала дамочку за изобретательность.

— На парковке нет охраны, только камеры, — отвозя меня обратно в город, наставляла она. — Но камеры — это больше для полиции, а он в неё обращаться не будет, сто процентов. Так что просто царапай и беги.

— А если всё-таки поймают?

— Исключено, — уверенно мотнула она головой. Но, видя мои сомнения, поспешила успокоить: — Ладно, если вдруг что, включай побольше дерзости, чтобы прям сносило. Чтобы создавалось ощущение, что ты вообще никого и ничего не боишься, потому что за тобой стоит кто-то большой. Ну и сама не бойся, с тобой в любом случае ничего не случится. Максимум попугает и отпустит. Ты, главное, помалкивай кто тебя нанял. Пока он этого не знает, ни о какой полиции не может быть и речи. А проболтаешься — сразу сдаст. Уж поверь, я знаю, о чём говорю. Как всё сделаешь — кинешь смс. Только номер мой в книгу не добавляй, так запомни. На вот, — протянула тысячную купюру, — поужинай сегодня нормально.

Весь оставшийся день и часть ночи я слонялась по городу, а когда усталость взяла своё — забралась в густые кусты в парке и вырубилась.

Часов около десяти утра была на месте. Клуб-ресторан с небольшим палисадничком и открытой террасой на втором этаже пока не открылся, и можно было спокойно осмотреться.

Волновалась ли я? Сомневалась ли? Не то слово! До того момента, как приедет дамочкин муж оставалась ещё куча времени, а меня уже нездорово потряхивало. Но, сотню раз передумав туда и обратно, я всё-таки взяла себя в руки. И когда в конце улицы показалась наконец спортивная машина с дерзкой жёлто-алой полосой на капоте, я уже точно знала, что пойду до конца.

Тачка была похожа на сверкающую лаком игрушечку, и от неё за версту несло новьём и дорогими понтами. Скрываясь в кустах чуть поодаль, я проследила, как из неё выбрался крепкий, спортивного сложения мужик в тёмных очках и ярких, под стать машине кроссовках и скрылся в здании ресторана.

Дала «клиенту» минут тридцать — сделать заказ и приступить к обеду. Потом ещё минут пять выжидала пока с парковки уйдут вновь прибывшие посетители.

Ладони потные, пульс зашкаливает. Давай, Славка, на счёт три — раз, два… Пошла!

Гвоздь скользил по девственному лаку капота с пугающе звонким скрежетом. Слово из трёх букв впечатывалось в заоблачные понты тачки легко, как клеймо в плечо проститутки. Нацарапав его, я даже замерла на мгновенье, в творческом порыве прикидывая, не дополнить ли текст смайликом, когда в шею сзади грубо впились пальцы. Больно до чёртиков, аж в глазах потемнело!

Как там дамочка сказала — побольше дерзости? Ха! Да никакая дерзость не сравнится с банальным, до усрачки, ужасом. Я не соображала. Вообще. Поймавший меня с поличным мужик волок теперь в здание ресторана, а я изворачивалась и орала благим матом про то, как всех тут порву. Но когда меня поставили перед самим хозяином тачки — резко осеклась. Мгновение, всего одно микроскопическое мгновение, а у меня сердце перевернулось от предательской радости — Гордеев! И уже в следующий миг разочарование — нет, не он. Просто неуловимо похож.

— Паш, какого хрена? — возмутился хозяин. Он сидел за столиком не один, а в компании с солидного вида дядькой. — Что происходит?

— Данила Александрович, она вашу машину покоцала! Новую!

— Ну что тут скажешь, — после тяжёлой паузы, процедил хозяин сквозь зубы. — Попала девчонка не по-детски. Только чего ты её сюда-то припёр? Вызывай комиссаров!

— Так она вот, Данила Александрович! Вот этим! — выложил Паша на столик мой гвоздь. Я невольно сжалась. — Слово из трёх букв нацарапала!

— Хех! — крякнул сидящий за столиком второй мужик. — Смертница!

Хозяин тачки засопел, трепеща ноздрями… и вдруг рассмеялся. Громко и весело, как припадочный! Просто жуть. Даже поймавший меня Паша — и тот растерялся. Его хватка немного ослабла, и я тут же попыталась сбежать, но не получилось. А хозяин тачки, резко оборвав смех, сорвался вдруг с места и, ухватив за химо, поволок меня на улицу. С нашего пути испуганно разбегались официанты, и, задницей чуя, что всё-таки мне конец, я зорала из последних сил:

— Гад! Руки убрал от меня… Да ты знаешь, вообще, с кем связался! Урод!

Но бесполезно, хозяин меня не испугался и хватку не ослабил. Замерев возле машины, он сначала побелел, затем стремительно побагровел.

— Чтобы ты понимала, эта тачка стоит двадцать миллионов! — Показалось, что он меня сейчас просто прибьёт, но он только остервенело сминал в кулаке мой ворот и скалился. — Ремонта на лям-полтора точно. У тебя есть такие деньги?

— Да пошёл ты! — несмело огрызнулась я.

— Ну я так и думал, — усмехнулся вдруг он, и ослабил хватку. — Ну что ж, похоже, следующие лет пять тебе придётся провести за решёткой. Но можно иначе. — Выжидающий взгляд исподлобья. — Я тебя просто отпущу, если скажешь, кто заказал.

И я чуть не заскулила от облегчения. Дамочка была права, ему не интересна я — он просто хочет знать кто за этим стоит! И на радостях, хотя и с дрожащими коленками и ледяными от ужаса ладошками, я согласно инструкциям выдала такую порцию дерзостей, что аж самой тошно стало!

— Ффф… — окончательно разъярился мужик, даже верхняя губа задрожала, совсем, как у Гордеева. — Короче, Паш, грузи её и на хату!

Всю дорогу, пока Паша куда-то меня вёз, я тихонечко валялась на заднем сиденье и не рыпалась. Но не потому, что одумалась, а просто верёвка, которой он наспех перехватил мои запястья начала поддаваться, и я старалась лишний раз не привлекать к себе внимания, надеясь успеть освободить руки. И уже почти справилась, как машина вдруг остановилась.

Задняя дверь распахнулась, на меня уставился очередной суровый мужик. И выглядел он гораздо опаснее Паши! Я испуганно сжалась, а мужик бесцеремонно, за шкирку, выволок меня из машины и потащил к дому. Я не сопротивлялась. Верёвка на запястьях растянулась настолько, что приходилось даже слегка придерживать её, чтобы не спалиться.

Вокруг раскинулась окраина какого-то частного сектора. Других построек рядом с той, куда мы приехали не было, но всё равно доносились признаки жизни: тянуло дымком, слышался лай собак, стук топора и обрывки музыки. И это обнадёживало.

Снаружи одноэтажный кирпичный домик выглядел по-дачному непритязательно, но внутри оказался полный фарш — дорогая, современная отделка, новая мебель и даже телевизор в полстены. А вот на окнах решётки. Хреново.

Едва меня впихнули в комнату с большой кроватью и заперли снаружи, как я тут же продолжила освобождаться от верёвки. И к тому моменту, как за стеной послышался ещё один мужской голос, моя правая рука уже выскользнула из петли. Но дверь распахнулась, и на пороге появился мужик, тот, что выволок меня из машины. Поставил в изножье кровати стул, оседлал его, разглядывая меня. Молча. Многозначительно. И охренеть, как страшно, на самом-то деле!

— Ну в общем, такой расклад, девчуль: ты говоришь кто заказчик, и мы тебя отпускаем. Не говоришь — получаешь большую проблему на свою задницу. В прямом смысле.

Я настороженно смотрела на него и не могла понять — блефует или нет? А ещё, через распахнутую дверь спальни я видела другую распахнутую дверь — на улицу. Вот он — шанс!

— Мне в туалет надо.

— Говори на кого работаешь, и иди куда хочешь. Не держу.

— Пфф! Так-то я могу и здесь. Прямо на ваше шёлковое покрывалко.

Он поиграл желваками, скривился:

— Ладно. Первый и последний раз. Потом реально под себя ходить будешь, ясно? И, кстати, кормёжки тоже не жди. Заслужить надо. Но если будешь хорошей девочкой, я тебе шашлычка на прощение сварганю. Пальчики оближешь.

— Прелестно. Только я сейчас обоссусь. И вовсе не от восторга.

Он поднялся.

— Пошли.

Я покорно вышла в смежную комнату типа зала, где, развалившись на диване, смотрел телек ещё один незнакомый мужик. Окинул меня взглядом с похабной кривой усмешечкой, подмигнул. И мои коленки предательски задрожали — по сравнению с этим двумя, милым, приветливым зайкой казался теперь не только Паша, но и его злой хозяин.

— Сюда, — грубо пихнули меня в противоположную от входа сторону.

И я едва не зашипела от досады — туалет оказался в доме! А свобода — вон она, за дверью, в каких-то десяти шагах…

Рванулась, швырнула в ошалевшего на мгновенье мужика вазой. Он отбил её налету, угодил в полку с посудой. Зазвенело, загрохотало. Я схватила стул, снова швырнула, одновременно выскакивая в прихожу. Не глядя кинула за спину подвернувшийся под руку табурет. Снова грохот, осколки… И удушающий локтевой под подбородок:

— Ну всё, считай поссала. Дальше будем по-плохому.

Заволокли обратно в спальню, завалили на кровать. Один жёстко уткнул лицом в матрац и навалившись всем весом, удерживал заломленные за спину руки, а второй вязал отчаянно сучащие ноги…

В тот момент я узнала, что такое настоящее бессильное отчаяние. Против двух амбалов я ничто. Они просто порвут меня в приступе злости, отымеют во все щели и скажут, что так и было. И ни хрена я потом никому ничего не докажу. Ни дамочке, которая утверждала, что мне ничего не угрожает, ни, тем более, её муженьку.

Но, как ни странно, всё закончилось лишь связыванием. Причём не верёвкой, а скрученной в жгут простынёй, но так плотно, что я теперь не то, что изворачиваться — даже шевельнуться могла с трудом. А ещё кляп в рот — порнушный кожаный шарик на завязочках, от которого у меня тут же защемило в челюстном суставе.

— Доигралась, сука, — прорычал мужик, который смотрел перед этим телек. По лбу его растекалась кровь, а я даже не знала, чем умудрилась так удачно садануть. — Щас ребята подъедут, ганг-бенг тебе на максималках устроим.

— Любишь погорячее? — подсел на кровать тот, который провожал в туалет. — Тогда я первый тебя трахну. Обожаю обламывать дерзких дур. — Повёл рукой по моей ляжке, жёстко потёр средний шов джинсов в промежности. Больно и мерзко. Я в отчаянии замотала головой, замычала. Мужик ухмыльнулся: — Да, ты права, приятно не будет. — Склонился к самому лицу: — Мне нужен заказчик. Не будет его — хана тебе. Подумай об этом.

Потом я долго лежала в комнате одна. Времени подумать действительно было вагон. Первая мысль — а может ну его на хрен и слить дамочку? Тут уж такое дело — каждый за себя… Вот только гарантий, что меня отпустят это уже не давало. Тогда, как быть? Господи, как быть?!

Но чем дольше я лежала, тем отчётливее понимала, что, если бы они имели полномочия на беспредел — уже бы всё сделали. Но меня не то, что до сих пор не изнасиловали, а даже самого безобидного леща ещё ни разу не врезали! А значит что? Дамочка была права, уверяя, что будут запугивать, но не тронут?

Мужики ещё много раз заходили с допросами. За окном уже стемнело, а я теперь знала, что этого, с разбитым лбом зовут Вася, а первого Толя. Что первый курит обычный табак, а второй парит фруктовый вейп. Уже поняла, что кормёжки действительно не будет, как и воды, как и туалета. И перебрала весь свой запас самой отборной ругани и провокаций, говоря с мужиками дерзко, словно была бессмертной, и с каждым разом всё больше убеждаясь — они действительно меня не тронут.

А ночью неожиданно заявился сам хозяин.

Он вошёл в комнату тихо, словно тень. Я даже не услышала как. И лишь почувствовав внезапную тревогу, какая бывает от пристального взгляда спросонья, резко очнулась от мучительного из-за затёкших суставов полудрёма. И испуганно задохнулась — на меня со строгим недовольством взирал Гордеев!

— Ну привет, — ледяным тоном изрёк он. — Соскучилась?

В одно мгновенье — тысячи мыслей-ощущений. И злость, и вина, и радость, и обида… И финальным аккордом жестокое разочарование — нет, это не он! И по большому счёту, даже не очень-то и похож. Но это не отменяло той фигни, что меня по какой-то странной причине опять на нём заглючило! Наверное аура. Такая же упёртая и властная.

Взгляд хозяина бесцеремонно блуждал по мне и был тяжёл, словно чугунное ядро, но при этом слеп. Словно мыслями он находился где-то далеко, в персональном Аду, где его вот уже целую вечность как истязают куда более глобальными нежели покоцанная тачка за двадцать лямов проблемами. А я просто попала под руку. И если предположить, что источником его тяжких дум является жена, то я попала вдвойне: её-то он может и не тронет, милые бранятся — только тешатся, а вот я… Стать «козой отпущения» для богатенького самодура — хуже не придумаешь. Поэтому лучше мне помалкивать и придерживаться прежней тактики.

Попыталась скорчить максимально презрительную рожу, что довольно-таки сложно с порнушным шариком во рту, но ничего не произошло. Мужик продолжал уничтожать меня тяжёлым невидящим взглядом и молчал. А я из последних сил держала свою дерзкую марку и почему-то снова проваливалась в ощущение Гордеева.

А что, вполне в его крокодильем духе — таинственно заткнуться и терпеливо ждать пока жертва сама сдохнет от невнятного чувства вины и… передоза мурашек в организме. Нет, это какая-то Гордеево-мания, честное слово! Мне даже захотелось мотнуть головой и проморгаться, чтобы скинуть наваждение.

Скрипнула дверь, и у стены встал Толик с широким армейским ремнём в руке. Я поёжилась. Пороть что ли будут? Это была бы эпичная кара, чего уж там. Даже Гордеев бы одобрил.

— Щипцы есть? — скептически глянув на ремень, спросил хозяин.

Хорошо, что у меня шарик во рту — не так заметно, как перекосило лицо…

— Пассатижи, — кивнул тот.

— Отлично. Если к обеду не одумается, начинайте с ногтей. На ногах. Руки я тогда сам, ближе к вечеру. Если не заговорит, конечно.

— Заговорит. У меня ещё ни один клиент больше трёх ногтей не выдерживал. Про зубы вообще молчу.

— Ну и хорошо, — безучастно согласился хозяин и, поднявшись со стула, шагнул ко мне.

Я невольно дёрнулась, пытаясь отползти, но получилась просто конвульсия. Хозяин с ледяной усмешкой потрепал меня по щеке.

— Ну давай, не скучай тут… дерзкая. А если что — зови этого дяденьку, он развлечёт.

В голову ударила, но тут же утонула в дикой злости паника. Да как они смеют, вообще?!

— Я девочка Гордеева! — закричала я. — Он за меня уроет! Из-под земли тебя достанет, гад!

Но получилось лишь яростное «Ммм-мм-м-м!» и вспыхнувшее от натужного бессилия лицо…

Через пару часов Толик снова зашёл, но вместо обещанных пассатижей, как ни странно, принёс стакан воды. Мои рот и горло давно пересохли, на языке шероховато солонел вкус проклятого порношарика. Пить хотелось почти как жить, но я отказалась — мало ли чего он туда подсыпал! — и тюремщику пришлось больно сжать мои щёки, насильно разжимая челюсть. А вот воду заливал аккуратно, стараясь не расплескать и приговаривая почти ласково:

— Пей, дура, не бойся. Родниковая!

Напоив, сурово нахмурился:

— Ну? Говорить будем?

«Ага, — чувствуя, как влага возвращает к жизни, вымученно отметила я про себя, — меняет тактику. Кнутом не вышло, пробует пряником. Ну и отлично. Значит, и у меня всё по плану» Вяло огрызнулась:

— Прощайся с жизнью, гандон.

— Кто?! — резко схватил он меня за химо. Дёрнул, приподнимая над кроватью. — Кто заказчик?! Говори, сука!

Замахнулся, я инстинктивно зажмурилась, дёрнула головой, уклоняясь… Но удара так и не последовало. Его ладонь, дрожа от напряжения, замерла в миллиметре от моей щеки. К лицу приблизилась перекошенная бессильной злостью морда:

— Говори, сука, кто заказчик, или я тебя на бутылку посажу. Клянусь!

— Валяй, — выдохнула я ему в лицо. — Но потом посадят тебя. Жопой на кол. Это прям точно.

Он отшвырнул меня на постель.

— Всё. Это было последнее предупреждение. Следующего не будет!

А когда небо уже полностью просветлело, и в оконце моей тюрьмы заглянул розовый рассвет, он вернулся с Васей. Красиво разложили на прикроватной тумбе щипцы-ножницы-напильники, верёвки, паяльник и даже кусок провода со штепселем на одном конце и оголёнными проводами на другом. Я сначала подумала — опять пугают, но, когда меня, освободив от верёвки-простыни и порношарика, загнули в жуткую позу и взялись пассатижами за ноготь на мизинце, запаниковала.

«Да катись оно всё! — пулей промелькнуло в голове. — Признаться, и пусть сдают ментам! Если Гордеев меня ищет, то к нему я в конечном итоге и попаду, только и всего. А если нет…»

Тоскливо кольнуло в самое сердце. Так внезапно и больно, что глаза защипало от слёзной дымки. Потому что поняла вдруг простую истину — если уж даже он не ищет, то похрен тогда вообще на всё!

— Последний раз спрашиваю, кто заказчик? — плотнее зажимая пассатижи, прорычал Вася. — Раз, два…

— Х*й в пальто, — шмыгнула я носом. По щеке скользнула слеза, хотя больно пока не было. Во всяком случае телу.

— Твою мать! — сгрёб меня за шкирку Толя. — Зае*ала, сука!

И поволок куда-то, сшибая мною углы и мебель. Я обречённо зажмурилась и уже открыла было рот, чтобы сдать с потрохами изобретательную дамочку… Как Толик вдруг грубо пихнул меня за порог дома — с крылечка и прямо на мягкую росную травку.

— Вали отсюда, дура! Ещё раз увижу… — доходчиво качнул кулаком и захлопнул дверь изнутри.