Потому что (не) люблю

Стася Андриевская (2024)

— Какая ещё тайная семья? — обмерла я. — Обыкновенная: квартирка, женщина, ребёнок. — Каждое слово, как нож в сердце. — Не веришь, могу выслать фотку… В один миг всё рухнуло. 18 лет брака и любовь, что казалась бескрайнее Вселенной, внезапно превратились в такую же бескрайнюю боль, спасение от которой лишь ненависть. Или забвение. Я выбрала и то и другое, чтобы наверняка. Потому что всё ещё люблю. *** — Прямо сейчас наблюдаю, как они целуются, — сообщает следак. — Уверен, что это она?! — от злости у меня темнеет в глазах. — Доказательства?! — Сейчас скину фотку… И всё встало на свои места: и отчуждённость жены, и эти её вечные головные боли.18 лет брака и безумная любовь внезапно оказались лишь маской лицемерной стервы. Ну и ладно. Не больно-то и надо! К чёрту катись! Потому что не люблю, и не надейся!

Часть 1: Уйти нельзя простить. Глава 1

Чуть больше полугода назад. Август 2018г.

— В целом, конечно, заманчиво, но… — Горовец поболтал подтаявший лёд в бокале и лениво вытянул ноги. — Душно сегодня, да? Не люблю жару.

Эта его манера соскакивать с темы откровенно подбешивала, но кто из нас «Железяка», в конце-то концов? Я отзеркалил его ленивую позу, демонстративно чиркнув кроссовкой по лакированному носу пижонской туфли, оттесняя его ноги из своего личного пространства под столиком.

— Ты немного не понял, Юр. Я у тебя не прошу, а приглашаю в долю. В хорошую, жирную долю. Но ты в моём списке кандидатов не единственный, так что… — Раскинув руки по спинке дивана, рассмотрел ссадину на правом кулаке. Опять раскровилась, зараза.

Горовец менжевался, я это видел. Он был не настолько смел, чтобы рисковать личным капиталом и не настолько умён, чтобы рисковать деньгами отца. Да и к чёрту бы его, вот только и у меня на самом-то деле не было никакого списка, и сейчас я нуждался в Горовце и его инвестициях, как домна в кислороде.

— Нужно ещё раз всё обмозговать, Дань. Такое предложение, это… — Снова загадочно умолк.

— Не вопрос, погнали в офис. Как раз пока доедем, мои подготовят для тебя мини-презентаху.

— Не. Давай, я всё-таки сам наберу тебя на неделе.

— Два дня. Дольше не могу, серьёзно, Юр. Я и так тебе первому предложил.

Случайно глянул на телефон в руке и чуть по лбу себя не шлёпнул — сквозь беззвучный режим упрямо пробивался Кирей.

— Братан, ну к тебе как в Кремль, честное слово! — вместо «здрасти» сходу радостно наехал он. — Оставь надежду всяк сюда звонящий! Где ты, позволь спросить, шляешься, большой деловой человек?

— Здорово, Кирюх! Извини, срочные дела всплыли, закружился совсем. Ты всё, багаж уже получил? Я сейчас подскочу за тобой, подожди ещё немного.

— Даныч, не хочу тебя расстраивать, но я прилетел пару часов назад и уже минут десять, как стою у тебя под воротами.

— Серьёзно? Тогда погоди, сейчас Нину наберу. Она просто в отсутствие хозяев не открывает никому…

— Ещё как открывает. Вот прямо сейчас. Наконец-то.

— Кто? — не поверил я своим ушам. — Домработница? Быть того не может.

— Ну-у-у… — после театральной паузы наконец выдавил Кирей, — если она у тебя теперь в домработницах, то-о-о…

— А-бал-деть! — с неподдельным изумлением выдохнул где-то на фоне голос моей жены. — Какие люди! Я сплю?! Ущипните меня кто-нибудь!

— Ну всё, Даныч, я, короче, уже у вас, — быстрой скороговоркой закончил Кирей, но, прежде чем связь дала отбой, я услышал его приглушённое, сказанное уже не в трубку: — Да я бы, конечно и пощипал, и даже…

И всё, звонок завершился. В груди шевельнулось что-то такое мерзкое, давным-давно забытое, но, как оказалось, очень даже живое. Я глянул на часы. Это было непростительно, но дела вдруг отошли на задний план. В голове звучал только голос жены. Вернее интонация. Такая… Свежая, живая. Полная неподдельной радости. Жены, которая вообще-то говорила, что её весь день не будет дома.

— Ладно, Юр, мне надо гнать. Давай я своих человечков состыкую с твоими, они там перетрут по цифрам, а мы с тобой по факту уже стрелканёмся на неделе и…

— Да пошёл ты, урод! — взвизгнуло за углом террасы. — Гад! Руки убрал, я сказала!

И оттуда выскочил мой водила, специально приехавший на второй тачке, чтобы рвануть со мной в аэропорт, забирать багаж Кирея, потому что в мою новенькую Ferrari Superfast кроме двух пассажиров помещалась разве что бутылка минералки. И то с трудом. Но сейчас Пашка волок за собой вовсе не багаж, а визжащую матом девицу.

— Паш, какого х… — Едва сдержался я. — Что происходит?

При виде моей злой, слегка побитой рожи, девчонка осеклась и перестала орать матом. Но по-прежнему отбрыкивалась и шипела всякими «уродами» и «козлами». Горовец с интересом сложил руки на круглом пузе и приготовился смотреть шоу.

— Данила Александрович, она машину вашу поцарапала! — остановившись в паре шагов от стола, скрутил ей руки за спиной Пашка. — Новую.

За-ши-бись! Вот просто охренеть…

— Ну что ту скажешь, — не поднимая головы, процедил я сквозь зубы, — попала девочка не по-детски. Только чего ты её сюда-то припёр? Иди вызывай комиссаров.

— Так она вот, Данила Александрович! Вот этим! — положил он на столик длинный гвоздь. — Слово из трёх букв нацарапала.

— Хех! Смертница! — крякнул Горовец.

А я вдруг рассмеялся, потому что дебилизм ситуации зашкалил. Пашка растерялся. А девчонка, почуяв свободу, попыталась его лягнуть и сбежать. А когда не получилось, снова завела своё:

— Руки убрал, козёл! Да я вас…

И я сорвался. Просто подцепил её за химо и поволок вниз. С моего пути бесшумно разбегались понятливые официанты, а девчонка семенила за мной и ойкала, перемежая свой писк невнятной бранью:

— Гад! Руки убрал от меня… Да ты знаешь, вообще, с кем связался… Урод…

Выскочив на парковку, я замер возле своей малышки. Возле своей девочки, которая только неделю назад впервые увидела свет вне завода в Италии и крытой одноместной автовозки. Которая только вчера впервые познала единственного в своей жизни хозяина — меня! А теперь на её стильном, крашенном по моему же индивидуальному заказу в стальной металлик с дерзкой жёлто-алой полосой капоте красовалось уродское слово из трёх букв. То самое, на «х» начинается.

У меня перед глазами поплыла красная пелена… Едва сдерживаясь развернулся к девчонке.

— Что бы ты понимала, эта тачка стоит двадцать миллионов. Ремонта на лям-полтора точно. У тебя есть такие деньги?

— Да пошёл ты! — огрызнулась она, но уже значительно тише.

— Я так и думал. Ну что ж, похоже, следующие лет пять тебе придётся провести за решёткой. Но можно иначе — я тебя просто отпущу, если скажешь, кто заказал.

Она упрямо молчала. Дерзкая во всём: в вызывающем, ненавидяще-испуганном взгляде, в том, как не прекращая ни на секунду, пытается вывернуться из захвата и дать дёру, в брани, которая срывается с пухлых обкусанных губ так свободно, словно это просто дыхание.

— Ну? Последний раз спрашиваю.

Молчит.

— Ладно. Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.

— Да пошёл ты! — вскинула она на меня полный презрения взгляд, такой, что я даже замер на мгновение — она была похожа на глупого трёхнедельного котёнка, шипящего в морду бойцовскому псу. И это, как ни странно, было даже забавно. — Кого ты из себя строишь, крутого? А в зеркало себя видел вообще? И тачку свою уродскую ты в соседнем гараже из ржавой Приоры сделал, понторез хренов!

— Ффф… — сжал я кулаки в карманах. Всё-таки она бесила, а не забавляла. — Короче Паш, грузи её и на хату.

***

Едва вошёл в дом, как сразу услышал Маринкин смех. Звонкий, беззаботный, взахлёб. У меня аж челюсть свело. Что это — злость? Ревность?

Остро захотелось послать всё к чёрту, однако я натянул довольную улыбку, и шагнул в гостиную.

Кирей развалился на диванчике, а Маринка сидела напротив него на барном островке и игриво болтая ногами, хохотала. Ну то есть вот эта зараза, от которой я за последние месяца так четыре не то, что секса, а даже улыбки не видел, сидела сейчас на столе и заливалась смехом. Склонённая к плечу голова и откинутые назад волосы будто случайно открывали изящную линию оголённой шеи и ключиц…

Увидев меня, тут же осеклась. Скользнула со столешницы, оправила съехавший на плечо ворот шёлковой домашней блузы и привычно натянула длинные рукава на кулаки. Всего мгновение — и вот она снова закрытая и чужая.

— О, Даныч, братан! — поднялся навстречу мне Кирей. — Наконец-то!

Обнялись — крепко, по-настоящему. Как и положено самым близким друганам детства.

— Ничего себе, Капитан Америка! — тиснул я его за прокачанное плечо. — Пять лет назад ты, помнится, был помягче.

— Работа такая, — смеясь подёргал грудными мышцами Кирей. Получилось эффектно.

— Всё-таки порвал Голливуд?

— Типа того. А ты-то чего такой покоцаный? — кивнул на подсохшую уже корку на моей губе. — Жена что ли бьёт?

Я бросил взгляд на Маринку. Подумалось вдруг, что, если бы она расщедрилась хотя бы на такой знак внимания, это было бы уже ого-го! Но мне теперь не то, что по морде, а даже просто повышенного тона голоса от неё не доставалось.

— Да нет, жена у меня сама нежность. — Снова взгляд на Маринку, но она на меня не смотрела и, похоже, даже, не слушала. — Просто боями балуюсь. Помогают снять стресс и быть в тонусе. Без этого в бизнесе никак.

— Интересный подход! А тебя не смущает, что в таком виде ты похож скорее на гопника?

— А ему ему плевать! — встряла вдруг Маринка. — Он позапрошлой осенью был номинирован на областную премию «Человек года» Пятнадцать номинантов, все не абы кто. Торжественный приём, голосование в прямом эфире, телемост с Москвой. Дресс-код, естественно! Но в чём, думаешь, пошёл господин Магницкий?

— В трениках и резиновых шлёпках, в чём ещё! — беззлобно рассмеялся Кирей. — А иначе это был бы не Даныч!

— О! Значит не так всё запущенно. Потому что он пошёл всего лишь в джинсах и кроссовках. Хотя спасибо уже на том, что джинсы были без рваных коленок, а то он такое тоже любит.

— Ну это скорее твой косяк, Марин. Надо вовремя зашивать.

Оба рассмеялись.

— Так ты погоди, знаешь, как его окрестили журналисты?

— Ну, думаю, не меньше, чем Магнит! Нет, Магнетиссимо!

— Железяка.

— Чего-о-о?

— Того! Но, справедливости ради, стоит сказать, что первоначальная версия была «Железный человек», и это было действительно круто. Но уже к концу вечера, когда он прямо в зале торжественного приёма, стал бороться со всеми желающими на руках, от неё осталась только Железяка. Представляешь?

Снова рассмеялись. Прям встреча выпускников, твою мать. Я дал им проржаться и поставил жирную точку:

— Ты забыла сказать главное — именно я взял тогда эту премию и стал человеком года.

Маринка едва заметно усмехнулась и ничего не ответила, но я её прекрасно понял. Тогда решающим для моей победы фактором стали не заводы-пароходы «ЮгРегионСтали», а кризисный центр «Птицы», который формально хотя и являлся грандиозным социальным проектом моей конторы, но фактически — от меня там только финансирование. Сам же проект был придуман и создан Маринкой — с полного нуля. Не знаю откуда она взяла тогда на это силы. А может, наоборот, именно это и придало ей сил, ведь говорят же — хочешь помочь себе, начни помогать другим, а дальше всё само подтянется.

— А ещё у него берцовая кость на болты собрана, он тебе не говорил? И скоба на нижней челюсти. Так глядишь, туда-сюда и правда железякой станет.

— Нет, не говорил, — посерьёзнел Кирей. — А что случилось? Авария?

— Да нет. Нога — это с парашютом допрыгался, а челюсть — на боях сломали. В двух местах. Больше месяца пюрешками через трубочку питался. А аварий не было. Пока. Но теперь, когда он купил себе спорткар… Кстати, он тебе уже хвастался?

— Марин, может хватит? — не выдержал я. — Сто раз обсуждали! Я не собираюсь сидеть дома и смотреть телек, как и таскать эти чёртовы смокинги и галстуки! Мне нужна свобода и драйв! Я мужик, в конце концов, и имею право на мужские забавы!

— Да я разве спорю? — стиснув в кулаках рукава блузы, едва заметно поёжилась она. — Забавляйся на здоровье. Мужик. — И, не сказав больше ни слова, ушла наверх.

Я сосчитал до десяти и выдохнул. Во время этой внезапной мимолётной перепалки братан безучастно накручивал на палец шнурок от треников и делал вид, что не понимает, что тут происходит. Но мне всё равно было как-то не по себе.

Может, если бы Маринка была просто левой девчонкой, то и мне было бы без разницы, но так уж вышло, что двадцать лет назад я увёл её у братана. Больше того — они ещё были вместе, а я уже умудрился лишить её девственности. Случайно, конечно¹, но это не меняет того факта, что тогда-то я её увёл, а вот сейчас, кажется, больше не вывожу. Чёрт его знает почему, просто что-то вдруг сломалось, и наша любовная бричка словно разом лишилась всех четырёх колёс. И я уже из кожи вылез, пытаясь её починить — не получается. В то время, как Кирей, увидевшись с Маринкой впервые за последние двенадцать лет, похоже сразу нашёл подход.

В груди снова скрутило. И я понял — это не злость и не ревность. Обычная тоска. Просто устал я от этого всего, держусь из последних сил.

— Так ты у нас теперь записан в анналы истории родного сити? — прервал молчание Кирей. — Поздравляю! Человек года — это же как Нобелевка местного уровня!

— Херня всё это. Мишура и показуха. В этом году они уже выбрали нового героя, а я остался не в анналах, а просто в анале. Так это обычно и происходит.

Тогда, полтора года назад, я действительно не хотел соглашаться быть номинантом, не было ни грамма предпосылок на победу, а позориться не хотелось. Но Маринка настояла. «Ты должен! Ты можешь! Ты достоин!» — и так зажгла своей верой, что у меня создалось ощущение полёта. Но самый большой кайф было видеть удовольствие и обожание в её глазах. И я посвятил эту победу ей — прямо там, на присуждении подняв над головой тяжеленную хрустальную хрень с золотым напылением, толкнул пусть и корявую, но от души речь: «В этот ответственный момент хочу торжественно признаться, что всё, что у меня есть, и всё, чем являюсь я сам — это заслуга моей жены. Она моя муза и ангел-хранитель, и, если бы не она, — не было бы ни «ЮгРегионСтали», ни «Птиц», потому что это всё с самого начала создавалось для неё. И уж точно я не стоял бы сейчас перед вами, на этой сцене, пытаясь толкнуть целую речь, в то время как жутко хочется лишь одного — поскорее обнять свою жену…»

Маринка тогда всплакнула. А вместе с нею и добрая половина всех высокопоставленных тёток в зале. И хотя я действительно припёрся на церемонию в неформальном прикиде, в то время как Маринка блистала утончённой элегантностью, мы всё равно были самой красивой парой вечера, а на несчастном, заботливо приготовленном Маринкой, но небрежно брошенном мною во время сборов на кровать смокинге, мы потом до самого утра занимались сексом и клялись друг другу в любви до гроба.

Через пару дней какая-то журналистская сволота опубликовала сраный опус под заголовком «Цена любви «влюблённой Железяки» или Кризисный центр для суицидного Ангела-хранителя» в котором со смаком муссировались подсмотренные на Маринкиных запястьях шрамы и вытряхивались до жути искажённые подробности нашей с ней трагедии.

Сейчас трудно даже вспомнить, как меня тогда бомбануло. Журналюга был пойман и избит, главный редактор издания запуган до полусмерти. Со всеми предполагаемыми заказчиками беспредела проведены доходчивые профилактические беседы.

Ещё через пару дней вышла новая статья с опровержением и извинениями, и поднимающаяся волна шумихи резко затихла на полуслове. Маринка, стойко сделав вид, что ничего не успела заметить, лишь ещё рьянее занялась новыми попытками зачать, а я впервые осознал то, что, похоже, давно уже поняла Маринка: все материальные победы в жизни — лишь мишура и показуха.

К сожалению, осознать мало. Особенно, когда причастен к утрате самого главного, и эта дыра в сердце требует заткнуть себя хоть чем-нибудь. И проще всего сделать это очередной медалькой на шее.

— А что со спорткаром? — снова прервал молчание Кирей. — Почему не хвастаешься, зажал?

— Да блин, там такая история вышла… Ладно, пойдём, это нужно просто увидеть.

Тачку во двор не загонял, оставил в кустах за охраняемым въездом в посёлок. Оставляя, подумал ещё, что «удачно» вышло, а иначе бы и не догадался заявиться в дом по-тихому. Тогда же ругнул себя за то, что словно ревнивая барышня истерю на пустом месте… Но в дом всё равно зашёл с задов, и увидел то, что увидел — Маринка флиртовала с Киреем. И в нашем с ней запущенном случае это уже можно приравнять если не к измене, то к предпосылкам точно.

— Нда-а-а… — обалдело выдохнул Кирей, увидев художества на капоте. — Вот это подстава. Знаешь кто?

— Только исполнителя. Девка, прикинь? — Закурил. — Повязал её, буду раскручивать.

— Думаешь, заказ?

— Уверен. Правда пока не понимаю кто. Те, кто действительно хотели бы мне насолить — ребята слишком серьёзные для такой дешёвой хулиганки, а те, кому я просто не нравлюсь, наоборот, слишком мелкие. Тут же всё прям до тошноты дерзко. Тот, кто на это пошёл, похоже, совсем без башки. А если и с башкой, то ненадолго, потому что я её, один хрен, оторву. — Вытянул из кармана ключ. — Хочешь посидеть?

— Да чего сидеть-то, давай сгоняем куда-нибудь.

— Издеваешься? Чтобы я на таком по городу светился? — Вздохнул. — А я ведь о такой всю жизнь мечтал. Помнишь, вкладыши из «Турбо»²?

— Ещё бы, у тебя же вся коллекция гоночных была. Слушай, — поскрёб пальцем царапину, — но здесь ведь говно вопрос, не глубоко. Перекрасят так, что и сам забудешь.

— Не вариант. Я хотел девочку-целочку. Именно эту. Она же под заказ делалась.

— Ну, — снисходительно усмехнулся Кирей, — я тебе со всей ответственностью заявляю, что, какой бы ни была девочка, её целочка — это вообще не то, за что стоит удавиться чёткому пацану. Даже если ты её сто лет ждал. — Прозвучало двусмысленно, я напрягся, но Кирей выглядел настолько увлечённым машиной, что, похоже, и двусмысленность была лишь моей паранойей. — Забей, братан, серьёзно. Просто перекрась и цени её за то, что она у тебя теперь ещё уникальнее, чем вышла с завода.

— Не, ты не понимаешь. Тот, кто это сделал хотел меня опустить, и этому слишком много свидетелей. И если официанты и мой водила ещё почти не в счёт, то Юрка Горовец, типок с которым я в тот момент перетирал дела — это уже серьёзно. Магницкий не будет ездить на опущенной тачке, понимаешь? Хоть ты её чистым золотом теперь облей. Я даже продавать её уже не буду. Переплавлю, к чертям. Была эксклюзивная тачка за двадцать лямов, станет канализационной трубой. Как-то так.

— Ну ты даёшь.

— Это просто железо, братан, а вот имя и авторитет — штука шаткая. И тому, кто хотел меня опрокинуть, придётся сосать свой хер самому. Я пас. Единственное о чём действительно жалею — что не бросил её прямо там. Это было бы правильнее. Но я что-то психанул.

Завибрировал телефон, я глянул — Сашка. Сбросил вызов. Пока возвращались, она звонила ещё, и я снова сбрасывал. Злился. Но она прислала СМС: «Срочно перезвони», и меня кольнуло тревогой. Отправив Кирея в дом, задержался в саду. В трубке сначала раздавались долгие гудки, потом тихий голос:

— Алло?

— Что за срочность?

— Владька. У него температура под сорок, я скорую вызывала, они укол жаропонижающий сделали и предложили госпитализацию, но я отказалась.

— Ты… Что?! Саш, бля, какого хрена ты творишь?!

— А потому что с непонятными симптомами, между прочим, только в инфекционку увозят! — тут же вскинулась она. — То ещё удовольствие, знаешь ли. Мне сейчас это вообще ни к чему, я и так…

— Можно подумать, вы лежали бы в общей палате! — Перебил я, но, выдохнув, взял себя в руки. — Как он сейчас?

— Лучше.

— Дай ему трубку.

— Не могу, он заснул.

— Ладно, позже наберу.

— Погоди! У нас деньги кончились.

Да кто бы сомневался! Но выяснять куда девалась почти сотня косых, перечисленных всего пару недель назад, сейчас было и не к месту, и не ко времени. К тому же, я и без разборок догадывался куда.

— Хорошо, кину на карту. И смотри мне, Саш, не дай бог из-за твоих загонов Владьке станет хуже!

На этот раз заходил в дом не таясь. Маринка снова была в гостиной, на смежной с нею кухне, и варила кофе для дорогого гостёчка. Причём не в машине, а на огне, откопав откуда-то скованную мною сто лет назад медную турку. На мои шаги даже не обернулась, зато, заслушиваясь возбуждённой болтовнёй братана, улыбалась ему и активно поддакивала.

— Марин, а где, вообще, Нина? — бесцеремонно врываясь в их идиллию, включил я долбанного полоумного Альфу. И ведь понимал, что дурак, но несло. — И почему ты вообще дома?

— У меня изменились планы, и я её отпустила. А что-то не так?

Хотелось съязвить, что всё так, и я просто охренел, в кои-то веки увидев у плиты её саму, но сдержался. Однако, меня швыряло. То, как вела себя Маринка в присутствии Кирея, было похоже либо на откровенное издевательство надо мной, либо на неподдельную радость от встречи с ним. И ещё непонятнее, что злило меня сильнее.

— Даныч, давай сходим сегодня куда-нибудь? — принимая чашку кофе, предложил Кирей. — Посидим втроём культурненько, живую музычку послушаем? Соскучился я по этому, не передать как! В Америке такого тоже валом, но атмосфера всё равно не та.

— Да без базара, только Маринка у меня в последнее время вообще никуда не ходит, сколько не пытаюсь её вытащить. Дом-работа. Дом-работа.

Не врал ни секунды. Действительно забыл уже, когда был на людях с нею вместе.

— Ну, вообще, она сама предложила.

Я вскинул на жену обалделый взгляд, и она впервые за последние четыре месяца улыбнулась персонально мне:

— Давай в «Леди Кэт»? Думаю, самое то, чтобы оттянуться по полной!

Примечания

1

Отсылка к моему роману «Как целует хулиган», в котором описывается история начала отношений Данилы и Марины. Может читаться отдельно.

2

«TURBO» — жевательная резинка модная в середине 90-х.