Когда рассеется туман. Книга 1

Стейси Кларк (2024)

Трудно перечеркнуть 20 лет брака, даже если половину из них ты думаешь только о разводе. Но именно развод приоткроет завесу тайн и породит новые интриги, в которые она невольно будет вовлечена. И чем дольше она старается начать жизнь с чистого листа, тем сильнее обволакивает её туман безысходности, лжи и предательства, из которого уже нет пути обратно…

Глава 4

Встреча с адвокатом Вадима была назначена в его офисе. Я вообще не понимаю, к чему все эти условности. Я уже говорила, что ни на что не претендую, кроме того, что мне принадлежит по праву собственности. Или он и этого хочет меня лишить? Что ж, раз Вадим решил поиграть со мной, привлекая в наши личные дела адвоката, то я тоже не собираюсь сразу уступать в этой неравной борьбе. Пусть побесится и подумает в следующий раз, прежде чем запугивать меня.

Я сижу за большим столом в огромном кабинете, который больше напоминает резиденцию президента, нежели простого бизнесмена. Вадим всегда пытался окружить себя роскошью. Вероятно, потому что в детстве его родители не могли дать ему то, чего он хотел. Они жили не богато. Впрочем, как и многие семьи в то время. Ничего удивительного в этом нет. В этом плане он молодец: смог добиться всего, чего хотел, и даже больше. Не скажу, что деньги его испортили; он всегда был таким, в смысле, бабником. Но они, безусловно, помогали ему заполучить любую женщину, которую он желал.

Вадим не искал незаурядных женщин. Ему нужны были VIP: силиконовые куклы без души и сердца, чтобы проще было ими манипулировать. Я не подхожу к разряду этих женщин, никогда не стремилась впихнуть в себя силикон в нужные и ненужные места, чтобы быть похожей на надувную куклу. Я ухаживала за собой — это факт: постоянные тренировки, правильное питание, чтобы держать себя в форме, походы к косметологу. Но я предпочитала стареть красиво, а не пичкать своё лицо ботоксом и прочими “инъекциями красоты”. С детства ненавидела уколы. Возможно, когда у меня появились первые морщины, мой муж и потерял ко мне интерес. Но и в молодости он не скупился на походы налево. Поэтому не думаю, что это была основная причина. Причина была в нём самом. Как я уже говорила: ему срочно нужен психиатр. Нам обоим он нужен. Потому что ни одна здравомыслящая женщина не станет терпеть такого отношения к себе. Хотя ему и так неплохо. А я… я переживу и это.

— Екатерина Олеговна, — начинает дядька-адвокат хрипловатым булькающим голосом. Выглядит он не лучше, чем говорит, будто отошёл в мир иной ещё вчера: нездоровый цвет лица и синие круги под глазами, как от постоянного недосыпания. Видимо, работать на моего мужа — та ещё неразрешимая задачка. Мне должно быть жаль старика, но я испытываю к нему лишь брезгливость. — Нам нужна ваша подпись в документах. Простая формальность, чтобы потом не было разногласий по поводу раздела имущества. Ознакомьтесь, пожалуйста.

Он тянет мне документы через широкий стол, и я начинаю читать. Строчки будто прыгают перед глазами, перечитываю по несколько раз, чтобы убедиться, что понимаю правильно. Хмурюсь, потому что не нахожу в документе абсолютно никакой конкретики, кроме расплывчатой фразы о том, что имущество, записанное на Вадима, остаётся у него.

— Я могу потребовать список того, от чего отказываюсь? — спрашиваю я, приподняв бровь.

— Мы думали, решение уже принято, — скривив губы и бросив косой взгляд на Вадима, произносит мужчина.

Вадим сидит напротив и смотрит на меня изучающе, будто видит впервые. За всё это время он не проронил ни слова, кроме сухого «привет», когда я вошла.

— Я передумала, — отвечаю спокойным тоном, глядя Вадиму в глаза. Он начинает заметно нервничать, ёрзая на стуле. — Я буду решать этот вопрос через суд.

— Вы можете оставить нас наедине? — подаёт голос Вадим, поняв, что я не блефую. Он всё ещё смотрит на меня не отрываясь, каогда обращается к своему адвокату.

Когда дверь за седовласым мужчиной закрывается, я сразу иду в наступление, не дав Вадиму шанс реабилитироваться:

— Для чего здесь адвокат, Вадим? Мы могли бы решить этот вопрос полюбовно и без его помощи.

— Полюбовно? — хмыкает Вадик. — Скажи, Кать, ты только что приняла решение оттяпать себе половину, или просто пудрила мне мозги всё это время, заливая мне в уши, что ни на что претендовать не будешь? А может, тебе подруга подсказала, как лучше поступить? Она любит раздавать дурацкие советы!

— При чём тут Леся? — начинаю не на шутку раздражаться. Не хватало ещё впутать в наши семейные проблемы постороннего человека.

— Я жил с тобой двадцать лет и знаю, что ты упёртая как баран. Ты бы никогда не отступила от принятого тобой решения без посторонней помощи, — уверенно говорит он.

В каком-то смысле он прав. Если бы не разговор с Лесей накануне, я бы подписала всё, что угодно, лишь бы побыстрее получить развод. Делёжка имущества — это лишняя головная боль, а мне сейчас она совершенно ни к чему.

— У меня должны быть гарантии, — парирую я.

— Гарантии на что? На безбедное будущее за мой счёт? — с сарказмом бросает он.

— Я прекрасно справлюсь и без твоей помощи!

— Тогда зачем запугиваешь судом?

— Мне нужны гарантии, что ты не оставишь нашу дочь с голой задницей. Ты — отец и должен нести ответственность наравне со мной.

— Ты думаешь, я способен на это? — хмыкает Вадим.

— Я думаю, что одна из твоих шлюх нарожает тебе новых детей, и они оставят мою дочь ни с чем, — цежу я сквозь стиснутые зубы.

— После моей смерти всё наследство и так перейдёт к моим детям! — рявкает он, перегибаясь через стол. — Не переживай, Еве достанется половина!

— Что, прости? — переспрашиваю я. Мне послышалось, или он действительно это сказал? — Половина?

— Половина, — повторяет Вадим, поправляя галстук на шее. Этот спонтанный жест и трясущиеся руки говорят о его нервозном состоянии. — У меня есть внебрачный сын…

На этих словах моё сердце ухает в пятки. Чувствую, как кабинет начинает расплываться перед моими глазами, а потолок становится таким низким, что кажется, будто он давит на мою и без того больную голову. Сукин сын… Я пытаюсь сдержать слёзы. Ещё не хватало разреветься прямо здесь, в кабинете, показав тем самым свою слабость.

— И сколько ему лет? — дрожащим голосом спрашиваю я.

— Десять, — заглядывая в мои глаза, говорит он. Теперь он выглядит более уверенным, чем был минуту назад, будто ему нужно было признаться в этом, чтобы снять с себя лишний груз.

— Десять… — повторяю я как попугай.

Пытаюсь вспомнить, что было десять лет назад. Десять грёбаных лет! Неужели я была на столько слепой? Кто этот мальчик? Кто его мать? Где она сейчас? Помню, что Вадим просил меня родить ему ещё, но я не была уже такой дурой, как раньше. Кто захочет рожать детей от отца, который суёт свой хрен куда придётся? Я регулярно пила противозачаточные таблетки. Это для меня было, как почистить зубы или сходить в туалет. Никогда не забывала их принимать. И вот, нашлась та, которая согласилась…

— Прости, Кать, — почти шепчет он. Еле слышно. Одними губами.

— Зачем нужен был весь этот цирк, когда ты приезжал позавчера? Хотел задобрить меня, чтобы снова втоптать в грязь сегодня? Я не такая, как все твои шлюхи. Мне от тебя ничего не нужно. А Ева — твоя дочь… Боже, Вадим, просто уму непостижимо. — Я качаю головой, до сих пор не понимая, что это не сон. И где я так согрешила? Почему он так со мной? — Ты просто мог мне всё рассказать, а не держать в неведении десять лет… Хотя о чём это я? Ты же никогда не отличался тем, чтобы поставить меня в известность хоть о чём-то!

— Хватит, Кать. Давай поговорим об этом позже, не здесь и не сейчас…

— Нам не о чем больше разговаривать, — отрезаю я, встав из-за стола. Не хочу ничего слышать и знать. Пусть валит в ад вместе со своим адвокатом! — Можешь подавиться своим имуществом… И адвокату своему скажи, что он на хрен не нужен. Все документы можно подписать у натариуса…

Ничего не имею против мужчин преклонного возраста, но этот адвокат вызывает во мне непонятное отвращение. Что касается сына Вадима: тут нечему удивляться. Даже от одного быстрого перепиха может родиться ребёнок, а этот сукин сын трахался столько, что можно было за эти двадцать лет родить целую деревню. Так что один внебрачный ребёнок — это ещё цветочки.

Выхожу из кабинета с гордо поднятой головой, не позволяя себе плакать. Я выше всего этого.

— Уже уходите, Екатерина Олеговна? — пытается остановить меня в коридоре приставучий старикашка.

Я смотрю на него, как на блоху, которую поймала у кота на загривке, и хочу раздавить, чтобы слышать характерный щелчок.

— Простите, но ваши услуги нам больше не понадобятся, — выдавливаю из себя подобие улыбки, лишая мужчину дара речи. — Думаю, Вадим Евгеньевич сам вам всё объяснит…