Опасность тьмы

Сьюзен Хилл, 2006

Полиция Лаффертона не справляется с делом о похищении детей. Каждый житель чувствует себя по-настоящему разбитым. В особенности старший инспектор Саймон Серрэйлер: он не смог раскрыть преступление. В Йоркшире пропадает ребенок, и старший инспектор чувствует себя обязанным помочь местным в поимке похитителя. Может ли это йоркширское похищение быть связано с делом в Лаффертоне? И не начало ли это новой серии преступлений? Сьюзен Хилл, знакомая любителям мистических триллеров по бестселлеру «Женщина в черном», обратилась к детективному жанру. Серия детективов о Саймоне Серрэйлере погружает читателей в завораживающую атмосферу британского пригорода: затянутое серыми облаками небо и похищение ребенка, задевшее струны в сердцах всех жителей. «Опасность тьмы» – мастерское исследование человеческих характеров в стрессовой ситуации.

Пять

Сигнал мобильного телефона потревожил благочинную тишину, царившую на церковном собрании в соборе.

Дин прервался.

— Если это важно, выйдите с ним на улицу и ответьте.

Преподобная Джейн Фитцрой покраснела до ушей. Она приехала в Лаффертон всего неделю назад, и это было ее первое полноценное собрание.

— Нет, это может подождать. Я прошу прощения.

Она нажала на кнопку выключения, и Дин продолжил неторопливо двигаться по повестке дня.

Прошло больше часа, прежде чем она смогла проверить пропущенные вызовы. Последней звонила ее мать, но, когда она набрала ее номер, сработал автоответчик.

— Мама, извини, я была на церковном собрании. Надеюсь, все нормально. Перезвони, как получишь сообщение.

Следующие несколько часов она провела в Имоджен Хауз, где теперь служила капелланом, также являясь главным специалистом по связям с церковью в Бевхэмской центральной больнице. Это работа одновременно позволила ей и окунуться в местное сообщество, и вернуться к своим корням в церкви, где она могла полноценно принимать участие в богослужениях и таинствах.

На данном этапе самой важной частью ее работы было знакомство с разными людьми, которые в свою очередь могли бы приветить ее, чему-то научить и дать совет. Это был насыщенный день, конец которого она провела, сидя рядом с мужчиной под сто, намеренным, как он говорил, «пойти за телеграммой». Он выглядел как птичка, даже скорее как неоперившийся птенец — весь целиком из кожи и хрупких косточек, совсем маленький на широкой белой постели — и кожа у него была цвета сальной свечи, но глаза оставались ясными.

— Я дойду дотуда, юная преподобная, — сказал Уидфред Армер, сжимая руку Джейн. — Я задую все свечки, вот увидите.

Джейн сомневалась, что он проживет даже сутки. Он хотел, чтобы она оставалась с ним и слушала, как он, похрипывая, рассказывает одну историю за другой: о своем детстве, о том, как он рыбачил в канале в Лаффертоне и плавал в реке.

Когда она вышла из хосписа, она снова включила мобильный телефон. Он запищал и показал сообщение. «Джейн? — Голос Магды Фитцрой казался странным и каким-то далеким. — Ты там? Джейн?»

Она нажала кнопку вызова. Ответа не последовало, но и автоответчик в этот раз не включился. Она села под дерево, соображая, что ей теперь делать. Из всех соседей ее матери в Хэмпстеде она знала номер только одного, и он на три месяца уехал в Америку. Дом напротив принадлежал какому-то иностранному бизнесмену, который, кажется, там почти никогда не бывал. Полиция? Больницы? Она колебалась, потому что не хотела драматизировать и прибегать к таким мерам, пока еще сама не была уверена, что что-то не так.

Клиника. Этот номер был у нее в телефоне, тогда как все остальные, может быть, валялись где-то среди ее вещей в нераспакованных коробках, все еще лежащих в садовом сарае за домом регента.

Мимо нее на велосипеде с грохотом проехал мальчишка, выделывая трюки на щебенке. Джейн улыбнулась ему. Он не ответил на улыбку, но, когда проехал чуть дальше, обернулся через плечо. Она к такому привыкла. Так она выглядела — девушка в джинсах и с воротничком. Люди все еще удивлялись.

— Клиника Хитсайд.

— Это Джейн Фитцрой. Моя мать, случайно, не рядом?

Магда Фитцрой все еще принимала нескольких своих пациентов на старом рабочем месте, хотя официально вышла на пенсию уже год назад и теперь, вместе со своим коллегой-детским психиатром — работала над большим научным пособием. Но она скучала по клинике — Джейн это знала, скучала по людям и по своему положению здесь.

— Прошу прощения за ожидание. Сегодня никто доктора Фитцрой не видел, но мы ее сегодня и не ожидали, у нее вообще не было приемов последнюю неделю.

В течение следующего часа Джейн предприняла еще несколько попыток дозвониться до матери. Ничего. Ни ответа, ни автоответчика.

Тогда она пошла к настоятелю. Джоффри Пича на месте не было, и она оставила сообщение. Когда она выехала из Лаффертона и свернула на трассу, уже начал заниматься день.

Движение в Лондоне было плотное, и она застряла на Хаверсток Хилле на двадцать минут, вообще не двигаясь с места. Время от времени она набирала номер матери. Никто не отвечал, и, сворачивая к Хит Плейс, она уже жалела, что сразу не позвонила в полицию.

Когда она притормозила у небольшого георгианского коттеджа, она заметила, что дверь открыта настежь.

На секунду Джейн показалось, что в коридоре все было как обычно. Но потом она заметила, что лампа, которая всегда стояла на столике из орешника, теперь валялась на полу разбитая, а самого столика не было.

— Мама?

Магда проводила много времени в своем кабинете с видом на сад. Джейн любила эту комнату с мягким плюшевым диваном под сливовым покрывалом, заваленную мамиными книгами, которые лежали и на столе, и на стульях, и на полу. В комнате даже пахло по-особенному, во многом потому, что окна большую часть времени были открыты, даже зимой, так что сюда постоянно проникали ароматы из сада, а еще потому, что ее мама иногда курила маленькие сигарки, дым от которых за долгие годы пропитал всю комнату.

Кабинет был полностью разорен. Со стен сняли все картины, с полок — весь фарфор, все ящики рабочего стола и даже маленького комода были выдвинуты и выпотрошены. В воздухе чувствовался отчетливый запах мочи.

Только когда Джейн простояла несколько минут на одном месте, в шоке оглядываясь по сторонам и пытаясь переварить увиденное, она услышала слабый звук, доносящийся с кухни.

Магда лежала на полу рядом с плитой. Одна ее нога была согнута, а на голове засыхала кровь, запачкавшая ей волосы и коркой застывшая у нее на лице. Ее лицо посерело, губы были крепко сжаты.

Джейн упала на колени и взяла ее за руку. Она была холодной, и пульс прослеживался слабо, но ее мать была в сознании.

— Джейн?…

— Ты уже давно здесь? Кто это с тобой сделал? Боже, ты мне звонила, а я даже не поняла…

— Я… я думаю, наверное, с утра? Кто-то позвонил в дверь и… просто… я не смогла снова добраться до телефона… Я… я думала, ты сможешь…

— Милая, я сейчас позвоню в «Скорую» и в полицию. Я принесу одеяло, но двигать я тебя не буду, пусть лучше они сами это сделают… подожди секунду.

Все комнаты, в которые она заглядывала, пока бежала наверх, были перевернуты вверх дном и разгромлены. Ей становилось дурно.

— Так тебе будет теплее. Они скоро будут.

— Я не поеду в больницу…

Но Джейн уже набирала номер.

— Я умру, если поеду в больницу…

— Более вероятно, что ты умрешь, если не поедешь.

Джейн села на пол и взяла свою мать за руку. Магда была высокой, сильной женщиной с седыми волосами, которые она обычно собирала в оригинальный пучок. Сейчас они растрепались и лежали кое-как; ее черты, такие яркие и характерные — острый нос, высокие скулы и лоб — как будто ввалились, так что сейчас она выглядела скорее на восемьдесят, чем на свои шестьдесят восемь. Всего за несколько часов возраст и слабость целиком отразились на ней, изменив до неузнаваемости.

— Тебе больно?

— Ну… сложно сказать… все онемело.

— Что это был за человек? Как это вообще случилось, бог ты мой?

— Двое… молодые… Я услышала машину… Сейчас уже сложно вспомнить.

— Не волнуйся. Я просто злюсь на себя, что не приехала раньше.

И в этот момент на лице Магды Фитцрой появилось старое выражение, с которым Джейн слишком хорошо познакомилась в последние годы. Взгляд Магды на мгновение упал на ее воротничок, и даже сейчас, после всего, что случилось, он выражал презрение и глубокое недоверие.

Магда Фитцрой была атеистом старой школы. Атеистом, социалистом, психиатром, рационалистом, выплавленным в классическом хэмпстэдском котле. Для нее христианская вера дочери, не говоря уже о ее желании быть рукоположенной в священники, стала одновременно поводом для искреннего удивления и для насмешек. Но потом этот взгляд исчез. Ее мать лежала на полу, раненая, напуганная, явно в шоке, и Джейн было ее жаль; она впустила врачей «Скорой» и рассказала им то немногое, что знала сама.

Один из них осмотрел раны на голове у Магды.

— Я Ларри, — сказал он, — а это Эл. Как вас зовут, дорогая?

— Я доктор Магда Фитцрой, и я вам не дорогая.

— Эх, очень жаль, Магда.

— Доктор Фитцрой.

Он взглянул на Джейн.

— Она всегда такая?

— О да. Не обращайте внимания, ради собственного блага.

— Вы в порядке?

Джейн внезапно рухнула на стул, только сейчас полностью осознав, что ее мать ограбили и избили в собственном доме обычным тихим утром буднего дня, пока весь остальной мир спокойно занимался своими делами, и что сейчас она вполне могла бы быть мертва. Она заплакала.