Точки и линии

Сэйтё Мацумото (1958)

С древних времен в Японии существует обычай — если любящие друг друга мужчина и женщина по какой-то причине не могут быть вместе, они находят уединенный уголок и вместе уходят из жизни. Полиция называет такие случаи «самоубийством влюбленных по сговору» и обычно не проводит тщательного расследования. Когда холодным январским днем на морском побережье находят тела чиновника и официантки, полицейские префектуры Фукуока не сомневаются: перед ними именно самоубийство влюбленных по сговору. Однако опытные сыщики Дзютаро Торигаи и Киити Михара уверены: в этом деле не обошлось без чьего-то злого умысла.

Станции Касии и Западный Касии

1

Торигаи вернулся домой около семи часов вечера. С шумом открыл раздвижную дверь, однако никто не вышел его встречать. Когда он был уже в тесном коридоре, жена крикнула из комнаты:

— Пришел? Вода в ванной нагрелась.

Торигаи заглянул в комнату. Жена убирала вязанье. На столе под белой салфеткой стоял ужин.

— Мы с Сумико уже поели, думали, ты поздно придешь. Сумико пошла с Ниттой-саном в кино. Ну, давай, давай, иди мойся.

Дзютаро раздевался молча. Костюм совсем износился, вот и подкладка начала рваться. С отворотов брюк на татами посыпался песок, словно усталость, накопившаяся за долгий трудный день.

Торигаи возвращался домой в разное время. Такая уж у него работа. Жена и дочь ждали его обычно до половины седьмого и, если он к этому часу не приходил, ужинали одни. Дочь, Сумико, пошла в кино со своим женихом.

Дзютаро молча прошел в ванную комнату. Дровяная колонка. Ванна старинного образца — просто круглая деревянная бочка.

— Ну, как вода? — спросила жена.

— Хороша, — нехотя ответил Дзютаро.

Ему лень было говорить. Он любил сидеть в теплой воде и обдумывать свои дела.

Сейчас он думал о вчерашних самоубийцах. Что их толкнуло к этому? Может быть, что-нибудь и удастся выяснить? Из Токио пришла телеграмма от родственников, они приедут за телами умерших. А вот газеты пишут, что Саяма замешан в деле о взяточничестве… И что есть люди, которые вздохнут с облегчением, узнав о его смерти… Очевидно, Саяма был добропорядочным, но малодушным человеком. А еще газеты пишут, что между ним и Отоки были близкие отношения и Саяму они тяготили. Значит, покончив с собой, Саяма сразу разрешил два вопроса. Нет, пожалуй, основную роль здесь сыграл страх перед следствием, а женщина явилась только дополнительной причиной его смерти.

И все же странно, думал Дзютаро, обливая лицо теплой водой, вместе прибыли в Хакату, потом женщина исчезла. Он один пятнадцатого остановился в «Гостинице Танбая». С шестнадцатого до двадцатого, целых пять дней, с нетерпением ждал весточки от женщины. А что же делала Отоки? Дзютаро вытер лицо полотенцем. Звонок был для него очень важным, ведь он целыми днями никуда не отлучался. Вечером двадцатого, около восьми часов, она позвонила. И попросила позвать Сугавару, а не Саяму. Значит, они договорились заранее. Он сразу же ушел. В тот же вечер они вместе отправились на Касийское взморье и покончили с собой. Для влюбленных что-то уж слишком поспешное самоубийство.

Может быть, были какие-то обстоятельства, помешавшие им насладиться последней встречей. Но какие — неизвестно. И записки не осталось. Хотя… это ни о чем не говорит. Ведь предсмертные записки обычно пишут зеленые юнцы, а люди постарше не пишут. Кроме того, когда у людей настоящая трагедия, тут уж не до писания. Видно, все-таки это самоубийство по сговору. Да-да, это несомненно. А счет? Почему «обслужен один человек»?..

— Послушай, выйдешь ты когда-нибудь или нет? — раздался за дверью голос жены.

2

Распарившийся, раскрасневшийся Дзютаро Торигаи уселся за стол. У него были свои маленькие радости — выпить вечером два го^[5] подогретого сакэ, медленно, не торопясь, смакуя каждый глоток. Сегодня он очень устал, и ужин казался особенно вкусным.

Жена сидела рядом и шила кимоно. Ярко-красное, в узорах. Это для дочки. Скоро ее свадьба.

— Положи, пожалуйста, рису, — Дзютаро пододвинул чашку.

Жена наполнила ее рисом и снова взялась за шитье.

— Выпила бы со мной чаю…

— Да мне не хочется, — ответила она, не поднимая головы. Дзютаро внимательно посмотрел на жену. Постарела. Наверное, в таком возрасте уже не хочется ни пить, ни есть за компанию.

Вернулась дочь. Она была возбуждена, довольна.

— А Нитта-сан? — спросила мать.

— Проводил до дому и ушел, — ответила Сумико, снимая пальто и садясь к столу. Голос ее звучал радостно.

Дзютаро отложил газету, обернулся к дочери.

— Послушай, Сумико, на обратном пути вы заходили куда-нибудь, пили чай?

Дочка засмеялась.

— Какой ты смешной, папа! Ну, выпили чаю. И что?

— Гм… Как раз тот самый случай, — пробормотал Дзютаро. — А вот, например, если Нитта-кун проголодался и хочет зайти куда-нибудь поесть. А ты уже сыта, даже и думать о еде не хочется…

— Ой, папа, какие странные вещи ты говоришь!

— Да ты послушай! Тебе есть не хочется, а он заходит в столовую. Что ты будешь делать? Ждать на улице, разглядывать витрины?

— Не знаю, — Сумико на минуту задумалась, — пожалуй, все-таки пойду вместе с ним. А то скучно будет.

— Пойдешь, значит. А если даже и чаю выпить не захочется?

— Ну и что же!.. Просто посижу рядом. И потом, чаю или кофе всегда можно выпить. За компанию.

— Правильно. Так и должно быть, — Дзютаро кивнул дочери. Тон был очень серьезный.

Жена, молчавшая до сих пор, прыснула:

— Ой, отец, что ты такое говоришь?!

— Понимаешь, папа, — добавила дочь, — дело тут не в том, хочется тебе есть или не хочется, все дело в любви.

— Гм… Вот оно что…

«Как здорово сказала! — подумал Дзютаро. — Я-то ломал голову, а она одним словом все объяснила».

Этот вопрос и мучил все время Дзютаро Торигаи. «Обслужен один человек» — так было написано на счете вагона-ресторана. Влюбленные мужчина и женщина отправляются на далекий Кюсю, чтобы вместе покончить жизнь самоубийством. Их любовь должна быть еще более глубокой и сильной, чем при обычных обстоятельствах. А в поезде женщина отказывается пойти в вагон-ресторан со своим возлюбленным. Если даже она сыта, неужели не хочется использовать каждую минуту, чтобы побыть вместе? За места беспокоиться нечего, они нумерованы, их никто не займет. Осталась смотреть за чемоданами? Едва ли. Ерунда какая-то получается. Да и в Хакате они ведут себя странно. Разлучаются на целых пять дней. А потом вместе кончают жизнь самоубийством. В их поведении есть что-то такое, что никак не вяжется с чувствами влюбленных.

Однако он собственными глазами видел два трупа на Касийском побережье. Влюбленные, вместе ушедшие из жизни. Никаких сомнений быть не может. Очевидно, слишком уж он придирается к мелочам.

Так думал Дзютаро Торигаи и курил сигарету за сигаретой.

3

На следующий день из Токио прибыли родственники умерших. Трупы после анатомирования оставались в морге.

За телом Кэнити Саямы приехал его старший брат, представительный, полный, усатый мужчина, управляющий отделением одного из крупных банков, как понял начальник сыскного отдела, прочитав его визитную карточку.

За телом Отоки приехали ее мать, старуха лет шестидесяти, и молодая, изящно одетая женщина. Последнюю звали Томико, она была официанткой ресторана «Коюки», где раньше работала Отоки.

Старший Саяма и обе женщины не делали никаких попыток поговорить друг с другом. Хотя они уже сталкивались и в полиции, и в морге, они не обменялись ни единым словом. Тон задал брат покойного. Он смотрел на женщин ненавидящими глазами. Лицо его было каменным. Казалось, и старуха и официантка были ему отвратительны. Естественно, они растерялись, держались боязливо, словно страшась испепеляющего взгляда этого господина.

Начальник сыскного отдела выяснил причины такой ненависти во время опроса родственников.

— Не замечали ли вы за вашим братом чего-либо такого, что могло послужить причиной его самоубийства вместе с возлюбленной? — спросил начальник.

Управляющий отделением банка ответил холодно и презрительно:

— Мой брат опозорил и себя и меня. Газеты пишут по-разному о причинах его смерти. Не знаю, я не в курсе его служебных дел, может быть, он и хотел выгородить высшее начальство. Последний раз я видел его недели три назад, он показался мне очень подавленным. Однако он ни о чем не рассказывал. Брат вообще был не из разговорчивых. Три года назад умерла его жена, ему предлагали жениться вторично, но он как будто бы не собирался. И вот теперь я узнал, что у него была женщина. Оказывается, он очень страдал. Об этом мне сказал его близкий друг накануне моей поездки сюда, к вам. Брат был человек серьезный, очевидно, все это глубоко его волновало. Посоветовался хотя бы со мной. Ужасно, что женщина, из-за которой он покончил с собой, официантка с Акасаки. Я бы мог еще понять, если бы он сходил с ума из-за порядочной женщины. Но девица из ресторана, прошедшая огонь и воду… Видно, эта шлюха достаточно им поиграла, брат ведь не имел никакого опыта в таких делах. У нее наверняка были веские причины, толкнувшие ее к смерти. И его увлекла за собой. Такая жалость, перед ним открывались блестящие перспективы…

Казалось, дай волю этому банковскому чиновнику, и он не только обольет грязью, а даже изобьет двух женщин, приехавших за телом Отоки.

А мать Отоки рассказала следующее:

— По-настоящему-то ее звали Хидэко Куваяма. Мы сами крестьяне, живем в деревне, в префектуре Акита. Несколько лет назад Хидэко вышла замуж. Да не повезло ей — разошлись. С тех пор и жила в Токио. Кажется, она несколько раз меняла работу, а потом уж поступила в услужение к господам из «Коюки». Не знаю, как она жила, писала редко, раза два-три в год присылала о себе весточку. А у меня-то руки до всего не доходят, пятеро ведь у нас детей-то, кроме нее. А уж беспокоилась о ней, беспокоилась, как же. Вот нынче получила телеграмму от ее госпожи и примчалась. Жалко-то как, бедная моя Хидэко!

Старуха заплакала, размазывая по дряблым щекам слезы. Веки ее подслеповатых глаз были красными и воспаленными, лицо изрезано глубокими морщинами. Она выглядела гораздо старше своих лет.

Потом начальник сыскного отдела беседовал с Томико, официанткой из «Коюки».

— Мы с Отоки-сан очень дружили, — сказала девушка, — поэтому хозяйка и попросила меня съездить за телом Отоки-сан. Она поступила к нам на работу года три назад, умела обращаться с клиентами, и они все к ней хорошо относились. Но кажется, ни с кем из них она не встречалась вне работы. Впрочем, Отоки-сан не любила рассказывать о себе. Даже я, ближайшая ее подруга, не знаю, как она жила. Но никаких сплетен о ней я не слышала. И передать не могу, как мы были поражены, узнав, что она покончила жизнь самоубийством вместе с любовником. Человека по имени Саяма-сан я не знаю. Мы видели его фотографии в газетах, но ни хозяйка, ни официантки не помнят, чтобы он бывал в нашем ресторане. Но мы с Яэко — это моя подруга, тоже у нас работает — видели его с Отоки-сан на Токийском вокзале.

— То есть как видели? Когда? — удивленно спросил начальник сыскного отдела.

— Четырнадцатого числа вечером. Мы провожали в Комакуру одного нашего постоянного клиента. И видели их на Токийском вокзале.

— Расскажите подробнее, как это было.

— Ну, мы пришли на перрон. Поезд Ясуды-сан, так зовут нашего клиента, отходил с тринадцатого пути. Состава еще не было. И других поездов не было, только на пятнадцатом пути стоял экспресс «Асакадзэ», который идет ла Кюсю. И Ясуда-сан вдруг увидел Отоки.

С нею был мужчина. Они если в экспресс. Мы были поражены. А потом мы, проводив Ясуду-сан, побежали к тому поезду. Нехорошо, конечно, но очень уж хотелось посмотреть на Отоки-сан и ее спутника. Заглянули в окно — они сидят рядом и так весело беседуют…

— А вы не заговорили с ней?

— Да нет, неудобно было мешать. Просто посмотрели и ушли. И вот когда в газете появились фотографии Саяма-сана, я сразу вспомнила, что это тот самый мужчина, который был тогда с Отоки. Господи, подумать только, они собирались покончить с собой! Нам в голову не могло прийти такое! Хозяйка сказала, что Отоки накануне отпросилась с работы, видно, уже тогда задумала недоброе. Так жалко ее! Очень хорошая была девушка. И зачем только она умерла! Наверное, очень любила этого человека. А в газетах пишут, что он был замешан в этом самом деле о взяточничестве… Может быть, хотела, чтобы ему было легче…

На этом опрос родственников и друзей умерших окончился. Торигаи вместе с начальником внимательно выслушал все показания.

4

Брат Саямы и мать Отоки получили тела покойных. Их кремировали в городе Фукуока. Родственники забрали урны с прахом и уехали. На этом дело о самоубийстве влюбленных на Касийском взморье было закрыто.

Торигаи не мог вмешаться. Все казалось абсолютно ясным. Но два вопроса не давали ему покоя. Первый — счет: «обслужен один человек». Второй — почему женщина не остановилась вместе с мужчиной в гостинице. Где она находилась все это время?

Но эти доводы были слишком слабыми, чтобы высказывать особое мнение. Начальник сыска не принял бы его во внимание. Да Торигаи и сам понимал, что у него нет никаких объективных доказательств. Только интуиция. Он молча наблюдал за ходом дела и чувствовал, что-то тут неладно, но был бессилен что-либо доказать. От этого на душе было неспокойно. Очевидно, он не обретет покоя, пока не получит ответа на мучившие его вопросы. С другой стороны, ведь это обыкновенное самоубийство по сговору — влюбленные решают вместе свести счеты с неудачно сложившейся жизнью. Состав преступления отсутствует. Так, спрашивается, стоит ли ломать голову, когда каждый день случаются новые происшествия, требующие немедленного вмешательства. И все же…

А если попробовать действовать в одиночку? В конце концов, он ведь сыщик, право на его стороне. Пожалуй, так он и сделает. Торигаи твердо решил разобраться в этом деле. На душе сразу стало легче.

Улучив момент, когда в отделе наступило относительное затишье, Торигаи поехал на Касийское взморье. Ему хотелось еще раз осмотреть место происшествия. На остановке Хакодзаки он сошел с трамвая и пересел на электричку Западной железной дороги. В Касии ведут две линии — западная, на Вадзиро, и основная: Токио — Кюсю. Первая удобнее, она проходит ближе к побережью.

От станции Западный Касии до берега моря всего десять минут ходу. Он вышел на окраину городка. Редкие домишки. Маленькая сосновая роща и усыпанный щебнем берег. Недавно здесь производили работы по поднятию грунта.

Дул холодный ветер, но море уже выглядело по-весеннему. Хмурые зимние краски уступили место более светлым и веселым тонам. Остров Сиганосима окутывала пелена тумана.

Вот здесь все это и произошло. Ничем не примечательное место, голые черные скалы, каменистая почва, как и на всем побережье.

«Удобное местечко, — подумал Торигаи, — дерись, режь, убивай, и все равно никаких следов не останется». Кэнити Саяма и Отоки могли бы найти что-нибудь получше. Обычно влюбленные, решившие покончить с собой, выбирают другое место для этой цели — какой-нибудь живописный уголок. Вид, конечно, и здесь неплохой, но больно уж голо. Правда, ночью все выглядит одинаково. Саяма ведь вышел из гостиницы часов в восемь, а самоубийство произошло между десятью и одиннадцатью. Значит, прямо сюда и направились. Если не знали местности, их поведение неоправданно. Кто станет блуждать по этим камням в темноте! Уж не бывал ли кто-нибудь из них здесь раньше?»

Торигаи быстро зашагал обратно, на станцию. Это недалеко — метрах в пятистах, не больше. Западный Касии — маленький провинциальный городок, но улицы довольно оживленные.

Прямо с вокзала он отправил две телеграммы: одну — старшему брату Кэнити Саямы, другую — матери Отоки. Потом пошел в зал ожидания, посмотрел расписание. Через двадцать минут должен быть поезд на Хакату.

Поджидая поезд, сыщик остановился у выхода. Поглубже засунув руки в карманы и поеживаясь от холода, окинул взглядом площадь. Вид довольно унылый. Одинокий грузовик, несколько играющих ребятишек. Закусочная с вывеской «Отдых». Лавчонка, торгующая всякой мелочью. Лавка побольше — фруктовая.

Вдруг у Торигаи мелькнула одна мысль. До сих пор он считал, что Саяма и Отоки приехали на электричке на станцию Западный Касии. Но ведь они могли приехать и на станцию Касии по основной ветке! Он снова посмотрел расписание. Ну, конечно, есть поезд из Хакаты в 21:24!

Торигаи прикрыл глаза и с минуту подумал. Уехать домой можно и позже. Он повернулся и пошел в сторону лавок. Его охватило смутное предчувствие.

Примечания

5

Мера емкости, равная 0,18 литра.