Долгожданное прошлое

С. Г. Замятин (2024)

Если забраться на заводскую трубу, краем глаза посматривая вниз, где еще остались какие-то строения, напоминающие о прошлой жизни, можно разглядеть детские площадки, где сейчас оборудована автостоянка, и заброшенные фруктовых сады. Рядом с котлованами, уже давно заросших травой, нагромождение бетонных блоков и панелей, напоминающих мне костяшки домино. Я смотрю на них и считаю отверстия на торцах: четыре, три, два…

Долгое плавание

Василий Николаевич при каждом застолье всегда был в центре внимания. Мало того, что был друг и сослуживец собравшихся гостей и хозяев, он вызывал уважение и восхищение всей женской половины за столом. Женщины с восхищением улыбались, а мужчины с уважением, понимающе покачивали головами, когда он время от времени брал руку супруги в свою, осторожно подносил её к губам и нежно целовал.

— Ну, вот Паша. Только ради тебя! — Дядя Вася встал, отодвинул стул, снял китель, повесив его на спинку стула, закатал рукава жёлтой форменной офицерской рубашки и, кашлянув, прочищая горло, упёрся одной рукой в белую скатерть. — На одной или на двух руках? — с хитрецой спросил он.

— Дядя Вася, а вы и на одной руке можете? — восхищённо спросил Паша, и сразу в его глазах возникла сцена предыдущей стойки на руках на застолье в честь 7 Ноября: и налитые жилы на шее, и слегка дрожащие от напряжения руки, и с лёгким щелчком сдвинутые под потолком начищенные до блеска ботинки.

Сидевшие за столом гости оживились, хотя чужих здесь не было — соседи и сослуживцы отца, Степана Ивановича, с жёнами, и все знали, что Василий Николаевич, капитан третьего ранга в прошлом, в молодости был чемпионом округа и одной из республик СССР по лёгкой атлетике.

— Вася, перестань. Ты много выпил! — привстала супруга Лидия Павловна.

— Пашка, — выглянула из-за спины соседки мама, — зачем ты попросил?

— Я же не просил, я только напомнил, как в прошлый раз дядя Вася стойку на руках на столе делал!

Дядя Вася, не отодвигая рюмок и тарелок, выбрал свободное место на столе и, поставив мощную пятерню ладони с татуировкой морского якоря между большим и указательным пальцами на белую скатерть, согнув локоть, стал плавно отрывать ноги от пола, принимая вертикальное положение. Зацепив краем ботинка люстру, он выпрямился, отставив свободную левую руку в сторону под аплодисменты гостей и хозяев.

Ловко соскользнув вниз, раскрасневшийся дядя Вася уже придвигал ближе к себе рюмку с водкой.

— Ну-ка, — сказал он Павлику, — подойди сюда!

И стал ощупывать его бицепс.

— Кое-что есть, но подкачать надо. Турник себе сделай, в секцию запишись!

— Турник, дядя Вася, сделаю, а плавать люблю Каждый день на реке. Переплываю туда и обратно!

— Вот молодец! Я ведь, Паша… мы со Степаном Ивановичем вместе… для тебя всё сделаю!

А и правда, после службы вместе с отцом и демобилизации их дружба не прерывалась. Жил Дядя Вася с женой на другой стороне реки, за мостом.

Часто, купаясь и лёжа на спине в воде, Паша смотрел в небо. Далеко в вышине плыли, медленно разворачиваясь и теряя первоначальные очертания, белые облака. Немного подгребая рукой, Паша кружился в воде, и было трудно определить потом, какое облако с каким соединилось, образуя очертания или разорванной ваты, или сломанного пёрышка.

Дорогой вдоль реки дядя Вася, один или с супругой, приходили к ним в гости.

Перевернувшись в воде, Паша сказал другу, бросив взгляд на мост:

— Вон на мосту дядя Вася. Он к нам в гости идёт!

Далеко за зелёным полем с ромашками и за железной дорогой нависает над рекой стальная ферма моста. Маленькие кубики машин мелькают в проёмах, фигурки людей двигаются сбоку по тротуару. Фигурки маленькие, не больше муравьёв, ползут медленно, но каждый своей манерой — всего так далеко не разглядишь, а только двигаются каждый по-своему: матросы одной походкой, офицеры — другой.

— Ну, ты не можешь так далеко его узнать. Это невозможно!

— Могу. Я же вижу его! Спорим?

— Спорим! Пойдём к тебе. Пока он дойдёт, мы обсохнуть успеем.

И действительно, только они успели присесть на нагретое солнцем крыльцо, как дядя Вася уже открывал калитку.

Дядя Вася не был политработником, но, вырвавшись из тесных стен небольшой квартиры, любил повозиться с родителями в саду, потом присесть на скамейку рядом с ребятами и спросить, например:

— Вот ты, Вова, кем стать хочешь? Какой у тебя в жизни ориентир? На какой маяк равняться будешь?

— Ну, — пытался что-то придумать Вовка, хотя надо было заранее подготовится к ответу, — я как все: окончу школу — и в институт.

— Вот это правильно! Ну а ты, Паша, я думаю, по нашей линии пойдёшь?

— Конечно, — честно отвечал Паша, — я уже и в яхт-клуб записался.

— Главное, ребята, иметь в жизни стержень.

Дядя Вася встал, расправил богатырские плечи, поправил закатанные рукава рубахи, с трудом продвигая их по выпуклым, сильным мышцам, и, опустив мощный квадратный подбородок, поставив ногу на скамейку и нависая над ними, спросил:

— Вот есть одна очень хорошая и правильная книга писателя Кочетова, «Чего же ты хочешь?» называется. Обязательно почитайте! Там многое вам подхватить можно и нужно.

Но не суждено было Павлу стать моряком — может быть, потому что когда умер отец, деньги нужны были, а может быть, потому, что механический завод был рядом и многие друзья на нём трудились.

А гонялся Павлик на яхтах, и на катере с Василием Николаевичем, его женой Лидией Павловной и их сыновьями Игорем и Вовкой ходил. И несколько раз за лето они плавали с отцом вверх по реке по протокам и затонам на своё любимое место — высокий правый берег с изумрудным ковром мха, грибов за осыпавшимися краями траншей времён войны и сосновым бором.

— Пойдём, полазим по окопам, — предлагал Вовка, — может, и найдём чего, пока родители огурчики и помидорчики режут!

— Пойдём, — соглашался Пашка, — Игоря надо позвать с нами идти.

— Пусть с ними остаётся, маменькин сынок!

А вечером, когда уже так надышались чистым воздухом, что кружится голова и лёгкий парок над водой приглушает звуки мотора, возвращались домой.

Пугливо разбегаясь перед носом катера, разрезающего успокоившуюся на ночь гладь реки, опускающийся туман с трудом позволяет различить то, что произойдёт в будущем, но то, что уже произошло, запомнится надолго, как просмотренный интересный и в чём-то трагический фильм, напоминающий твою собственную жизнь. И уже в темноте заходили в дом, мама укладывала их с Игорем и Вовкой спать в одной постели.

— А ну-ка, ноги мыть быстро пошли, — поднимала их мама, наливая в тазик тёплой воды, тётя Лида мыла сонному Игорю ноги, а Паша и Вовка стояли и ждали своей очереди.

И когда пришло время, разрывающее туман на реке, открывающее пустоту, обнажая отчаяние беспомощности череды событий, отсутствие любимой работы на заводе, веры в своё будущее и страны, ложных иллюзий новой жизни в хаосе до конца неосознанных явлений, мама Павла, глядя на портрет отца на стене, с горьким вздохом сказала:

— Хорошо, что хоть отец не увидел всего этого.

А через короткое время уже мама не смогла увидеть, как Паша, сидя у окна, глядел на опустевшую улицу, по которой на завод утром на смену и вечером с весёлыми разговорами проходили жители района.

Дядю Васю он видел в последний раз на похоронах отца. Василий Николаевич и Лидия Павловна поменяли квартиру и переехали на другой конец города. И когда Паша прогуливался по берегу, он знал, что не надо смотреть на мост и высчитывать слегка сутулую знакомую фигуру. И высокая фигура тёти Лиды не скроется за цветущими яблонями, помахав рукой на прощание.

— Все нас забыли, сынок. Как не стало отца — не приходят в гости, — сетовала мать.

Несколько лет ещё не прерывалась дружба Пашки, Игоря и Вовки: и рыбалка на реке под мостом, и футбол на поляне, и даже грех был — делали ночную вылазку в чужой сад за яблоками, пока Игорь не перевёлся в престижную школу, Вовка не поступил в ремесленное училище, а Пашка продолжал трудиться на заводе, помогая матери.

И когда многие знакомые Павла засунули партбилеты в ящики трюмо и письменных столов, а некоторые, как и положено, сдали в партийные комитеты и ячейки, отказавшись от прошлого страны и от своего тоже, для Павла настала новая жизнь — жизнь начинающего предпринимателя и бизнесмена.

Поступили они с приятелем Николаем, сделавшим ему предложение прямо в кафе в центре города, как и многие: арендовали комнату под офис у приятеля знакомого Николая, завезли нужную технику — принтер, факс, телефон — и стали решать, чем будут заниматься.

— Ты будешь директором, — рассуждал Николай, — ты ответственный и обязательный. А я, как уже имеющий опыт в бизнесе, — он протёр очки и посмотрел на Павла колючим взглядом серьёзного делового человека, — я, если ты не знаешь, в парке моделями машинок торговал и книгами. Так что опыт и деловая хватка есть. На первых порах будем визитки печатать, благо типография в этом же здании. Найдём клиента, свою маржу накинем. А там что-нибудь ещё будет.

Через несколько дней Николай вошёл в контору с радостной улыбкой:

— Хороший заказ нашёл! Знакомый директор школы сказал по секрету, что в здании все двери собираются менять. Будем работать. Я заказ нашёл, с тебя деньги!

— Большая сумма?

— Ну, предоплату попросим… ну, тысячу долларов бы надо!

— А двери где брать будем?

— Найдём где. На такой заказ любой производитель будет согласен.

— Большая сумма, — вздохнул Павел.

— Ты подумай, у кого можно одолжить на время. Отдадим с процентами, — Николай сделал вид, что разговор окончен, и уткнулся в калькулятор.

Накануне вечером, когда Павел шёл домой с работы, он специально пошёл окружной дорогой, чтобы ещё раз посмотреть на завод, где собирались сносить трубу, которая была видна из окна его дома, и хотелось определить, куда она будет падать — на крышу уже опустевшего и заброшенного цеха, в котором он работал, или на склады — слишком уж маленькое расстояние было между ними.

С противоположной стороны улицы к нему стали приближаться две фигуры, вернее, два нетрезвых человека с тяжёлыми сумками в руках.

Один был маленького роста, вертлявый и говорливый, рассказывающий напарнику какую-то смешную историю, тот от смеха будто бы принимался бежать, но внезапно останавливался, отчего из сумки раздавался звон бутылок.

Второй, полный и краснощёкий богатырь, всё время глядел в сторону Павла с явным намерением столкнуться с ним.

Когда они приблизились, высокий остановился, поставил сумки на тротуар и развёл руки в стороны для объятий:

— Пашка, друг! Как я рад тебя встретить! Тебя нам Бог послал! Ты ещё тут живёшь?

Павел узнал в грузном и краснощёком человеке Вовку, сына Василия Николаевича:

— На старом месте, А ты как?

— Я птица вольная! По-простому я бомж. Вот у Витьки, — он кивнул в сторону вертлявого, — квартирую.

— А отец ваш… как же ты бомж?

— А отец мой — Бог смерти ему не даёт — выгнал меня из дома. Я уже несколько лет у Витьки живу.

— А Василий Николаевич как?

— Отец мой идейный, квартиру продал, уезжать собирается, слышал? Я с ним давно не общаюсь. Ещё до переезда отсюда мы с ним не разговариваем.

Он нагнулся, доставая из сумки бутылку:

— Давай лучше по делу, — и показал бутылку вишнёвого сиропа, — купи пару штук, дёшево отдам, — и кивнул в сторону завода, — мы с Витьком там, на складе, разжились немного. Скажи, Витёк?

— Там этого добра жуть сколько, и всё бесплатно! Только надо уметь попросить и взять!

— Есть ещё черносмородиновый сироп, — достал ещё бутылку Вовка, — здесь у вас просто рай — складов полно, на каждом бывшем заводе.

— Давай черносмородиновый, — чтобы не обидеть его, сказал Павел.

— Ну, вот это дело. Завтра ещё партия будет, приходи.

— Как стемнеет, ха-ха-ха, — засмеялся Витёк.

— Отец-то как? — спросил Павел.

— А хрен его знает, как! Живёт, гад!

Павел старался не показывать, как ему противно и неприятно слышать такие слова в адрес Василия Николаевича. И, прощаясь, он спросил:

— Может, телефон дашь?

— Ещё бутылку купишь, может, и вспомню. Ладно, запоминай, — и он назвал номер.

Через несколько дней Николай спросил Павла:

— Ну как, деньги достанешь?

— Пока ничего не надумал.

— Подумай, может, кто-то из твоих знакомых машину продаёт или квартиру.

— Точно! Один знакомый продал квартиру!

— Хороший знакомый?

— Хороший. Друг семьи.

— Вот и позвони ему.

— Хорошо, позвоню.

— Нет, ты прямо сейчас звони, не тяни!

— Сосредоточиться надо, — соврал Павел.

Павел для себя уже решил, что позвонит, но просить ничего не будет. Просто поговорит, извинится за долгое молчание, спросит, когда и куда они переехали. Скажет, что умерла мама…

Он не хотел разговаривать при Николае и ждал удобного момента, когда останется один. Ему он скажет, что старый знакомый отказал.

К вечеру Николай уехал, и Павел позвонил. Номер оказался правильный.

— Здравствуйте, дядя Вася!

— Слушаю вас, — твёрдым металлическим голосом ответила трубка.

— Это я, Павел. Я недавно встретил…

— Слушаю вас, — подчёркнуто официально сказал дядя Вася.

— Я очень рад вас слышать и хочу передать привет вам и тёте Лиде.

— Лида умерла, — тем же тоном ответил Василий Николаевич. — Вы по делу или как?

— Я не по делу, нет. Я хотел бы с вами встретиться, — Павел не знал, как себя вести в этой ситуации, — хотя есть одно маленькое дело.

Он не знал, как заинтересовать и задобрить Василия Николаевича, чтобы он немного смягчился, но ни в коем случае не просить деньги.

— Просьба, — повысил тон дядя Вася, — вы за всё это время ни разу не навестили меня, не приехали в гости. И теперь обращаетесь с просьбой?!

— Дядя Вася, я ничего не прошу, я просто хотел позвонить вам.

— Я продал квартиру и уезжаю в Белоруссию к сыну. Всего хорошего!

Трубка сползла от уха к щеке, и Павел сидел задумчиво, слушая короткие гудки. «Конечно, я сам виноват. Почему же забылось это всё на время? Почему он, пока они жили ещё здесь, в городке, ни разу не позвонил? Почему Игорь и Вовка не сообщили о смерти тёти Лиды?»

В офис вошёл Николай и увидел Павла с трубкой в руке:

— Ну как, позвонил?

— Да, поговорил, — стараясь казаться спокойным, стал рассказывать Павел. — Он квартиру и правда продал. Был очень рад, что я нашёлся. Приглашал сегодня же приехать к нему в гости. Но деньги он отдал старшему сыну. Тот недавно женился и у них родился ребёнок. А они с тётей Лидой уезжают ко второму сыну в Белоруссию. Он служит там, уже капитан.

А для себя он решил, что отец и дядя Вася ушли в далёкое плавание, а мама и тётя Лида ждут их. Дождутся ли они их? Посмотрим. Время покажет.