Осколки нашей истории

Таня Свон, 2024

«Осколки нашей истории» – это книга о борьбе за свою мечту и о силе воли. Несмотря на все преграды, главная героиня отстаивает не только право на творчество и быть услышанной, но и право на любовь, пусть и опасную. «Осколки нашей истории» – это роман, вдохновляющий всегда выбирать себя.

Глава 5

Ноябрь не терпит долгого дня. Когда мы с Филом, держась за руки, выходим на улицу, солнце уже спит за горизонтом. Из темного, низко нависшего неба, как пух из подушки, сыплются снежинки. Тонкий белый покров скрипит под подошвами, а Фил крепко придерживает меня за плечи, когда идем через небольшой парк по узкой скользкой тропинке.

— Пока, Ангелина! Увидимся на следующей тренировке! — машут мне девчонки, которые обгоняют нашу пару.

Мне бы тоже поторопиться, ведь день не окончен. Впереди еще встреча с Дашей. Но так хочется растянуть эту близость с Филом…

Я шагаю вперед и преграждаю Филу путь, встав перед ним. Вижу, что девочки впереди уже скрылись за елями, укрытыми снегом, как сахарной пудрой, а позади — никого. Воздух искрит от холода, мороз щиплет щеки, но внутри пылает жар. Я предвкушаю поцелуй, который согреет быстрее самого горячего кофе.

— Обиделась на меня?

— Что?

Едва поднявшись на цыпочки, я опускаюсь обратно и хмурюсь.

— Ты ведь об этом сейчас хотела поговорить?

Он прячет ладони в карманы куртки и опускает голову так, что я больше не вижу его глаз. На красную шапку оседают снежинки, но так и хочется смахнуть их ладонью, а заодно встряхнуть Фила.

— Я хотела тебя поцеловать.

И вот красивые карие глаза снова смотрят на меня. Теплые, как какао, таящие загадок больше, чем космос. От нежности щемит сердце, но что-то не дает мне расплыться в улыбке и беззаботно утонуть в объятиях любимого.

— Это мило, но грустно. Ведь я этот поцелуй не заслужил.

Где-то в парке лает собака, но этот звук тонет в смехе нескольких человек. Оглядываюсь, но никого не вижу. Пока что мы наедине.

— Ты глупости говоришь, — качаю головой и делаю шаг навстречу Филу. Уже не так резво и смело. Теперь это похоже на прогулку по льду. Треснет или нет под моим напором?

— Не делай вид, что ничего не случилось. — Фил набирает полные легкие холодного воздуха и тяжело выдыхает. Руками шарит по карманам куртки, но не находит то, что ищет.

Сигареты.

Значит, интуиция не подвела. Все гораздо хуже, чем Фил мне говорит.

— Я недоговариваю. Вру. Подвергаю тебя опасности одним присутствием в твоей жизни!

Снова лай. И смех похож на взрывы. Вовсе не звонкий и радостный, а пугающий, как грохот надвигающейся беды.

— Я выбрала тебя.

— И этот выбор делает тебя несчастной. Думаешь, я не вижу?

Горло сдавливает незримая рука. Не могу дышать, глаза щиплет.

— Мне тяжело не знать, что с тобой происходит на самом деле, и я волнуюсь… Это нормально.

— Знаю, — понизив тон, виновато произносит Фил. Он обнимает меня за плечи и прямо над ухом выдыхает: — И потому мне еще тяжелее. Ведь ты заслуживаешь большего.

Еще ни разу наши разговоры не заходили в такое русло, и теперь я не знаю, что делать. Как реагировать? Хочется плакать, но разве этим решу проблему? Нет, только добавлю новых.

— Прекрати, — слово режет горло. Только его и могу выдавить, не сорвавшись на плач.

— Ангел, нам обоим тяжело. Ты переживаешь из-за меня, потому что я уже не могу изменить свою жизнь. Я же волнуюсь за тебя, ведь твоя жизнь — в самом разгаре. Перед тобой открыты все двери. Почему стучишься в мою?

Он не говорит вслух, но между строк слышу просьбу уйти. Отпустить и не причинять боль нам обоим. Филу не выбраться, и я не могу этого изменить. Только смириться.

— Я не хочу смотреть, как ты сгораешь вместе со мной.

Несильно ударяю его в грудь и сжимаю ладони в кулаки.

— Ты все это говоришь из-за того разговора во время вальса? Из-за того, что я спросила, хотя обещала этого не делать? Наказываешь меня за нарушенное правило?

— Что? Нет!

— Тогда зачем ты это делаешь? Все было хорошо…

«Не было».

— Потому что хочу сказать, что это только начало. Дальше будет так же, а может, и хуже. Я не хочу, чтобы ты надеялась, будто…

Я вздрагиваю от хлопка, будто неподалеку взорвалась петарда. Смех и голоса движутся в нашу сторону, как и лай. Собака скулит, а кто-то кричит:

— Лови! Держи ее! Держи!

Мы одновременно поворачиваем головы на звук, но фонарей там нет. Свет касается только тропинки, что тянет к выходу из парка. В темноте движутся фигуры, у кого-то мелькает искра фонарика на телефоне. Потом другой огонек пролетает над землей и взрывается, едва ее коснувшись.

Собака жалобно скулит, но этот звук тонет в ужасном и мерзком хохоте.

— Стой тут.

Фил моментально срывается с места, и я впервые вижу, как быстро он может двигаться. Несмотря на указание, срываюсь с места, но не могу бежать и вполовину так же скоро. Подошва скользит, в темноте двигаться сложно, но Фил этих преград будто не замечает.

— Что вы творите?! — орет Фил, пока я пытаюсь не задохнуться от бега. — Вам руки поотрывать, ублюдки мелкие?

— Свали отсюда, — тонкий мальчишеский голос. — Это моя собака. Делаю с ней что хочу.

Издалека вижу, как Фил включает фонарик на телефоне и присаживается на корточки перед крошечным холмиком на снегу. Ноги отказываются нести меня дальше, когда понимаю — это не горка из земли или снега. Это тело животного, что дрожит и едва дышит. Белая шерсть и снег вокруг окроплены красными брызгами, такими же яркими, как пятна, что начинают тошнотворно плясать перед глазами.

Кровь. Это кровь…

Я отшатываюсь, хватаюсь за ствол тонкого деревца, но все равно оседаю на землю. Слезы беззвучно катятся по щекам, пока Фил осматривает несчастное измученное животное.

— Твоя говоришь? А ошейника ведь нет.

Уже слышу, что в голосе его гремит угроза. Густая, как дым, и такая же горькая.

— Снял, — врет мальчишка, и его дружки мерзко ржут. — Эта сука себя плохо вела. Надо было ее наказать.

— Правда? — холодно интересуется Фил и встает. — Тогда, по вашей логике, мне стоит наказать вас.

В свете чужого фонарика что-то коротко блестит, и меня будто током прошивает.

— У него нож, пацаны! Валим!

Садистов точно ветром сдувает. Небольшой группой они подлетают к забору и легко перемахивают его, даже не оборачиваясь. Тем временем Фил падает на колени и что-то торопливо режет на теле собаки.

Веревки.

Еще ни разу я не слышала, чтобы Фил ругался матом. Но сейчас ни капли не удивляюсь, когда слышу, каким потоком он бормочет ругательства себе под нос.

Он слышит скрип снега под моими подошвами, но не оборачивается и даже головы не поднимает. С остервенением режет веревки, которые оплетают и лапы, и шею дворняги.

— Я ведь просил подождать, — на изломе отчаяния выдавливает Фил. — Ты не должна этого видеть.

Хочу что-то сказать, но губы, мокрые от слез, шевелятся без звука. Тогда я опускаюсь рядом с Филом, утираю влажные щеки красной от холода рукой и хватаюсь за веревки. Ножа у меня нет, но я справлюсь. Порву, развяжу… Я смогу… Я…

— Не получается.

— Не надо, Ангел. Голыми руками тут не справишься. Погоди, я сам. Ангел?

Фил заглядывает мне в лицо, и я вижу, что он тоже едва сдерживает боль. Он тянется к моему лицу, но в последний момент опускает руки, что уже испачканы в крови умирающего животного.

— Обними меня. Вот так, иди сюда. — Он притягивает меня к себе так, чтобы была рядом, но не мешалась под рукой. Наверняка намеренно Фил поворачивает меня так, чтобы не могла видеть собаку. — Все будет хорошо, слышишь? Я сделаю, что смогу.

Киваю, как китайский болванчик. Шкафчики моей памяти распахиваются, и в одном из них я вижу старое воспоминание — рассказ Фила о его учебе, которую пришлось оставить за год до выпуска.

Он мог бы быть ветеринаром.

Прижимаясь к Филу, я скоро ощущаю, как слабеют его руки, точно надежда покидает тело. Да и скулить собака перестает…

— Нужно вызвать полицию, — слышу голос Фила, доносящийся точно сквозь дымку сна. — Я не… я…

— Не говори.

Я всхлипываю и крепче обнимаю Фила, чувствуя, что и он обнимает меня. Колени мерзнут, потому что я стою на них на снегу. Макияж уничтожен. Да и времени наверняка уже много… Я точно опоздаю на встречу с Дашей, на которую уже и идти не хочется.

И вдруг я слышу скулеж. Тонкий, будто мышь пищит, и исходит он вовсе не от собаки, что лежит на снегу позади меня.

— Ты слышишь?

Мы с Филом подрываемся на ноги и бросаемся на звук. В темноте искать сложно, поэтому мы оба включаем фонарики на телефонах. Уже через минуту мы находим источник писка.

Изверги затолкали щенка в пакет, обвязанный скотчем. Чудо, что щенок прогрыз небольшое отверстие и не задохнулся.

— Совсем малыш, — Фил поднимает белого щенка на руки.

Тот испуганно мечется, тявкает. Боится, что ему снова будут причинять боль.

— Это ужасно… Что с ним теперь будет? — Я сдерживаюсь, чтобы не обернуться на погибшую маму крохи.

— Оставлять его тут точно нельзя, но и в приют сегодня ехать уже поздно.

Фил расстегивает куртку, прячет тявкающего щенка за пазуху и только тогда застегивает замок. Он придерживает малыша так, чтобы его белая мордочка торчала наружу, и это зрелище заставляет сердце разрываться от умиления и тоски.

— Я вызову полицию. Тех уродов нужно наказать. Провожу тебя до остановки и вернусь сюда… Нужно рассказать, как все было.

— Думаешь, их станут искать? Никому нет дела до мелких хулиганов. К тому же на улице холодно. Сколько будешь ждать? Не заболеешь?

Фил берет меня за руку и неторопливо ведет обратно, к свету и тропинке.

— Если не попытаюсь, то все точно останется как есть. А я не могу думать об этом. Сколько еще животных пострадают от рук этой мелочи?

Фил вызывает полицию, а я пишу сообщение Даше. Говорю о тренировке на отшибе города и о том, что сегодня тренер нас задержал. Предлагаю встретиться в другой раз, и Даша легко соглашается.

Даша со страниц, 19:40

Понимаю. Из того района еще и уехать тяжело. Уж я-то знаю, как там транспорт ходит

Лина Ринг, 19:41

Живешь где-то рядом?

Даша со страниц, 19:41

Не

Щенок не унимается. И как мы сразу его не услышали?

— Плачет по маме, — вздыхает Фил и крепче сжимает мои пальцы.

— Куда ты повезешь его?

— Сегодня к себе. А завтра подумаю, что делать дальше.

Мы останавливаемся у остановки, и я слегка чешу лобик щенка. Он чуть успокаивается, но поскуливать не перестает.

— Может, тебе помочь? — предлагаю я, смотря в мрачные, без единой искры глаза Фила. — Могу спросить дома, есть ли что-то, что мы можем тебе отдать из еды для щенка. Молоко или… Что вообще едят щенята?

Фил гладит меня по голове и ожидаемо отказывается:

— Спасибо, Ангел, но я справлюсь сам. Тем более это все временная мера.

Киваю и оборачиваюсь на шорох шин. К остановке как раз подъезжает мой автобус, который довезет почти до дома. Я бы хотела остаться с Филом, дождаться полиции и просто поддержать его. Но Фил чуть ли не подсаживает меня на ступени, когда двери автобуса раскрываются.

— Позвони мне, когда выйдешь из автобуса, и разговаривай со мной, пока не дойдешь до квартиры. Поняла?

— А если я попрошу отца меня встретить? Все равно болтать всю дорогу с тобой? — шутливо спрашиваю я, поднимаясь на ступень выше.

— Только если из-за этого у тебя не будет проблем, — без намека на веселье отвечает Фил и напоследок касается губами тыльной стороны моей руки.

Двери автобуса закрываются, мы машем друг другу через окно. Я сажусь на свободное кресло, стараясь не думать о том, зачем в кармане куртки Фил носит нож.