Три незваных мертвеца на диване

Татьяна Арбузова, 2016

Первая книга из серии иронических детективов “Я и Ирина”, в которой и происходит знакомство главных героев. Приключения, выпавшие на долю гостей, прибывших на дачу всего лишь отметить день рождения хозяина дома, доставили им массу неприятных моментов в виде трупов, непонятным образом очутившихся на диване веранды. "Обживая" диван без спроса и попеременно, друг за другом, нежданные "гости" вынудили героев взяться за самостоятельное расследование . Выбитое стекло автомобиля и отравленный пес только разозлили друзей. Забывая иногда об осторожности, они так и не покинули дачу, упрямо препятствуя преступнику или преступникам в достижении их целей. Но шаг за шагом, клубок преступлений был раскручен, и виновные понесли наказание. Простое же знакомство (благодаря обстоятельствам) было обречено перерасти в вечную дружбу.

Глава 1

Утро началось как обычно. Точнее, под «обычно» подразумевалось то, что кто-то, проснувшись первым, перебудит всех остальных. Вот и сегодня, встав первой, Ирина, возвращаясь с улицы, разбудила всех фразой «Не спи, замерзнешь», при этом громко хлопнув дверью. Я, перепуганная оглушительным звуком, от неожиданности села на кровати и бессмысленным взглядом уставилась в точку на противоположной стене. Ирина, стоя спиной, налила в кружку воды и повернулась ко мне. В этот момент наши взгляды пересеклись. Глаза Ирины отчего-то и вдруг стали большими и круглыми, а рука с кружкой застыла у самого рта.

— Что? — испугавшись теперь, что со мной что-то не так, спросила я.

— Ты здесь? — вопросом на вопрос ответила она и добавила. — Вы все здесь.

Рука с кружкой рухнула вниз, расплескав воду по полу.

— А кто тогда там? — указала она, помолчав секунды три, на дверь, ведущую на веранду.

— Где-где? — не поняла я, машинально поворачивая голову в сторону, указанную Ириной.

— На диване. Я думала это ты, — кивком она показала теперь на меня. — Ты же любишь спать на холоде. Вернее, только ты можешь так, в теплой куртке и на улице. Бр-р-р. Из нас никто на такое не решится.

Не совсем соображая, с чего это ко мне такие претензии, я тем не менее нашла в себе силы ответить.

— Ну почему же, — обидчиво заметила я. — Нам вчера всем жарко было. Может, кто-нибудь и кроме меня рискнул.

Я оглядела комнату и заметила, что наш диалог привлек внимание всех присутствующих. В молчаливом согласии мы как по команде кто в чем, совершенно забыв о том, что на дворе уже два месяца как не лето, выбежали на веранду. И то, что предстало нашему взору, полностью соответствовало словам Ирины.

На диване действительно кто-то лежал, укрывшись с головой курткой. Одет он был не только в брюки, но и в сапоги, что вызвало особенное беспокойство.

— Кто это? — прозвучал вопрос из уст Алексея, моего двоюродного брата, хозяина дачи, где мы все и пребывали в этот момент, стоя босиком на холодном полу веранды.

Ответа не последовало, поэтому Алексей, потянув незваного гостя за ногу, почти закричал:

— Эй! Ты кто? Вставай!

Но гость не отозвался. Молчали и мы все, наблюдая за сценой изгнания неизвестного почивателя. Приближаться к нему вплотную никто никак не решался, видимо, из чувства самосохранения, которое пробудилось у всех разом.

— Кто это? — снова повторил брат, обращаясь к нам.

Не глядя ему в глаза, все ограничились лишь пожатием плеч, и только Ирина, чье чувство юмора оставляло желать лучшего, с интонацией превосходства произнесла:

— Я знаю, кто это!

Мы резко обернулись к ней, и мне послышалось, что кто-то в толпе облегченно выдохнул.

— Это, — она сделала паузу, — труп!

Словно по команде, мы застыли как вкопанные. Я же почувствовала, что в области солнечного сплетения ожил страх и запустил свои тонкие ниточки-паутинки во все стороны, по которым тут же рванул холод, намереваясь окутать и обездвижить и без того многострадальное мое тело.

— Не неси чушь, — отреагировала Наталья, одна из гостей и друзей хозяев. — Сейчас все узнаем.

Наташа была у нас человеком решительным и трудно переубеждаемым, поэтому противоречить ей никто не стал. И, судя по общему гулу одобрения, сделано это было с умыслом. Никто не хотел быть первым и брать роль первопроходца на себя.

Наташа подошла к лежащему гостю и резко дернула за край куртки. Та слетела на пол, а мы замерли в позах, напоминающих каменные изваяния, с одинаковым выражением ужаса на лицах и остекленевшими взглядами (последствия влияния все того же ужаса). И причиной тому послужило то, что на диване разлегся (вполне даже вальяжно и с комфортом) неизвестный мужчина, у которого из шеи торчала изготовленная из дерева рукоятка ножа. Лезвие, по всей видимости, таилось в теле.

Его широко открытые глаза таращились в потолок, а обездвиженное тело, казалось, окостенело, утратив гибкость. И если кто-то из нас и не закричал в тот момент, то только по одной причине, ИРИНА. С гордостью и радостью в голосе она возвестила:

— Ну! Что я говорила? ТРУП!!!

Ирина, излучая всем своим видом чувство превосходства, обвела нашу компанию взглядом, в котором дополнительно к ее реплике читалось явное презрение к поразившей нас, словно напасть, глупости. Возразить на это было нечем. Ни у кого не нашлось аргумента, чтобы оспорить эту истину о трупе. Не в силах пошевелиться, я думала только о том, что на диван, на котором так комфортно разместился мертвец, теперь вряд ли кто решится присесть, а уж относительно прилечь вообще речи быть не может. Забыв о холоде как пола под ногами, так и воздушного пространства, безмолвствовали и друзья. И я готова была дать руку на отсечение, что догадывалась, о чем думает каждый из них. Вне сомнения, всех терзал один и тот же вопрос, а если быть точнее, два: «Кто это?» и «За что его?»

Причиной, по которой нас собрал Алексей, как я уже упоминала, мой двоюродный брат, был его день рождения. Праздновали мы его всегда весело и в непринужденной обстановке, со всеми прилагающимися атрибутами, присущими такому торжеству: песнями и плясками. Брата я своего считала парнем видным и даже не раз подчеркивала его внешнее сходство с актером Дмитрием Харатьяном. Светловолосый и голубоглазый, он и улыбкой обладал такой же, как знаменитый актер. Но что больше всего меня в нем ужасало и в то же время восхищало, это то, что брат, умудряясь за зиму нагулять пивной животик, в летнее время легко избавлялся от него, становясь худым и поджарым. Характером Алексей обладал легким, но с годами, правда, нет-нет да проскальзывала в нем такая неприятность, как сварливость. Смешливый и иногда казавшийся несерьезным, он выглядел противоположностью своей жене Марине. Сноха, этакая чернявая казачка с карими глазами и гордой статью, выделялась среди нас немногословностью. Вынудить Марину на разговор было делом непростым и требовало от собеседника либо достаточно продолжительного времени знакомства с ней, либо темы разговора, которая вызвала бы у снохи интерес. Со стороны они казались красивой парой, в которой Марина играла незримую ведущую роль, но брата моего она любила и поддерживала во всех начинаниях. И как бы трудно им ни приходилось, они всегда и везде были вместе. Шли по жизни рука об руку, плечо в плечо и всем остальным, чем там принято в народе описывать взаимную любовь и уважение в семейной паре.

Дачу, где состоялось празднование, брат очень любил. Далась она им с Мариной нелегко и до сих пор находилась в процессе стройки. Но народу погостить там перебывало уже видимо-невидимо. И друзья, и друзья друзей, и друзья уже тех друзей. В общем, если начать считать и вспоминать всех, можно просто запутаться в именах и родственных связях. Алексей был гостеприимным малым и не мог отказать никому, а желающих с каждым годом становилось все больше и больше.

Но на этот раз многие из многочисленной братии знакомых приехать по различным причинам не смогли. Из всех приглашенных прибыли только я, моя сноха Люда, жена родного брата, ее двоюродная сестра Наталья с мужем Вячеславом, сам Алексей с Мариной и Ирина, странная и до сегодняшнего дня незнакомая мне особа.

Возраста Ирина была неопределенного, и я не понимала, как она оказалась в друзьях Алексея. Впрочем, Марина позже поведала нам ее душещипательную историю, но я ее не запомнила. Ростом Ирина была невысокого, с короткой стрижкой, которую я охарактеризовала бы, как легкую взлохмаченность типа взъерошенного пса, только-только выбравшегося из воды и стряхнувшего с себя лишнюю влагу. При обследовании всех и всего глаза Ирины бегали с непринятой для этого органа скоростью, сводя всех с ума, потому что возникало ощущение, что с тебя считывают информацию. Одеяние ее тоже вызвало у меня массу вопросов, так как мне было непонятно, основываясь на каких параметрах подбиралась цветовая гамма отдельно взятых вещей. И все это приводило в такое недоумение, что просто слов не хватало, чтобы описать эту вакханалию вкуса. Но Ирина, надо отдать ей должное, оказалась человеком компанейским и свойским, и на сближение с нами пошла без раздумий и какого бы то ни было франтовства и фанфаронства.

Так вот, о даче. Домик был небольшой и пока состоял из комнаты с печкой, где помещались многочисленные спальные места, плита для приготовления пищи, пара шкафов, холодильник, вешалка для одежды и большой стол. Гордостью же брата был громадный телевизор, который висел на стене и виден был с любого угла комнаты. Но изюминкой дома я считала веранду. Ее площадь позволяла вместить два дивана, кухонный гарнитур, несколько шкафчиков и окно на всю стену, через которое созерцался такой обалденный вид на лес, что сердце замирало в экстазе. Место под дачу Алексей искал долго, и выбор в конце концов пал на глухую деревеньку глубоко в горах, куда добираться приходилось по два с половиной часа. Но никто ни разу не пожалел об этом, потому как, окунувшись в эту тишину, благодать и частично первобытность живой природы, мысль о сожалении отпадала сама собой. Сам дом стоял на пригорке и именно на этом основании вид из окна веранды и был таким волнующим и навечно забирающим душу в плен. Двор был огорожен дощатым забором, одна сторона которого упиралась в сосновый лес, где сосны были такой высоты, что при попытке разглядеть их верхушки кружилась голова. А целительный запах, разливающийся в воздухе после дождя, описать было невыполнимо! Пахло хвоей, смолой и всеми травами одновременно, кружа голову неведомым до этого времени благоуханием. Утренние туманы, сползающие на землю, пробуждали ощущение, что ты находишься над облаками. И только тихое позвякивание колокольчиков где-то внизу говорило, что мы не одни в этом мире под названием рай. Тут тоже живут простые люди, а не небожители, со своими заботами и проблемами. И им чужды и, может, даже смешны наши восторженные эпитеты, описывающие всего лишь их быт и монотонную повседневность.

Дом стоял на самом краю деревни и иногда ночью было жутковато выходить во двор, чтобы справить нужду, благо удобства находились неподалеку. Но и это препятствие не могло удержать нас в стенах городских жилищ, и в один из последних октябрьских дней мы собрались, чтобы поднять бокалы за здоровье, удачу и материальное благополучие Алексея. Поздравлять мы его планировали и в субботу, а в воскресенье с чувством выполненного долга разъехаться по домам. Но утро субботы развалило наши планы, сведя их на нет.

— Да-а-а, Леш. Не думала я, что тебе подарок настолько не понравится, — выпала я первой из транса, пытаясь свести все к шутке и выдернуть из комы присутствующих. — Ты его за это того?

И я показала короткую пантомиму, фантазируя на тему убиения Алексеем гостя, рискнувшего явиться без подношения.

Друзья, не отреагировав, словно под гипнозом, продолжали разглядывать покойника. Алексей же, икнув и дернувшись всем телом, будто по нему ударила и пробежалась одна большая судорога, посмотрел на меня испуганными глазами:

— Это не я. Честное пионерское!

С чего это вдруг ему на ум пришла пионерия, я вникать не стала из боязни, что подобные размышления уведут меня не в ту сторону. А это сейчас абсолютно ни к чему.

Марина пихнула брата под бок локтем:

— Танюха шутит, Лёха. Какой из тебя, блин, убийца, тем более вчера. Ты же «му» сказать не мог.

После высказывания Марины я тут же про себя отметила, что жена брата в трудных ситуациях проявляет себя как человек разумный и мыслящий.

Вслед за Марининой фразой начался процесс возвращения разума к другим: кто-то вздохнул, кто-то почесался, кто-то чихнул, и все разом сообразили, что уже достаточно провели времени на холоде. Не сговариваясь, мы заспешили в тепло, вежливо пропуская друг друга сквозь дверной проем в комнату. Каждый начал заниматься тем, что посчитал первостепенным в такой обстановке. Марина поставила чайник на плиту, Лёша фыркал и сморкался возле умывальника, остальные, забыв про стеснение, переодевались. И тут меня осенило одно воспоминание, от которого я даже подпрыгнула на стуле.

— Погодите, — резко развернулась я к Ирине. — А с чего это ты решила, что это именно я? По какому такому признаку? Или я что, всегда в сапогах сплю?

— Да нет, — спокойно ответила наша новая знакомая, не прекращая своих дел. — Просто чего вы только вчера на себя не натягивали, весь местный гардероб перемерили, когда фотографировались. Вот я и подумала, что ты после от усталости сразу отдохнуть на диванчик и прилегла. Ну и уснула. Я-то раньше спать ушла, не видела, чем у вас, — девушка подумала, — этот «Модный приговор» закончился. Еще эти ваши танцы бабуинов чуть с ума не свели. Грохотали так, я боялась, дом по бревнам разнесете. Но, слава богу, обошлось.

Я, Люда и Наталья переглянулись.

— А мы сюда для этого и ехали, — не сдержалась Наташа. — Чтобы танцы бабуинов исполнять. Или ты думала, что мы здесь на лекцию по теме «Этика поведения в общественных местах» собрались?

Наталья с Вячеславом в моем понимании были особенной парой. Она более волевая, всегда сдержанная и рациональная; он взрывной, импульсивный и добрый. О таком противостоянии в характерах еще Александр Сергеевич Пушкин когда-то замечательно высказался: «Сошлись волна и камень, стихи и проза, лед и пламень». К тому же и ученые-физики внесли свою лепту в описание подобного казуса, во обнародовав открытие о том, что противоположно заряженные частицы притягиваются, что, естественно, в сфере человеческих отношений было принято как лекало, по которому и стали мерить взаимоотношения разных по характеру людей, назло всем сумевших найти друг друга.

— Мало того что пляски до упаду, — невозмутимо и не обращая внимания на Наталью, продолжила Ирина, — так еще и в карты взялись играть. Разбудили меня своими спорами, я потом еле заснула.

Я подпрыгнула на месте, так как Ирина неожиданно озвучила мои претензии. Я тоже намеревалась высказать их, потому что, как и она, просыпалась ночью от голосов на веранде. И голоса эти говорили именно о картах. Мне, само собой, в тот момент ничто иное в голову не пришло, как подумать о том же, о чем, опередив меня, сообщила Ирина. И наши притязания с ней, должна добавить, имели под собой основания, потому что я, зная свою родню и друзей, ни капельки не удивлюсь, если им среди ночи вздумалось разыграть пару партеек в «Дурака».

— Точно, — вскрикнула я. — Я тоже слышала. А ну, признавайтесь, кто играл в карты?

Реакция окружения не стала для меня неожиданной: перебивая друг друга, все начали возмущаться. Тут же выяснилось, что Люда с Натальей, оказывается, легли самыми последними. Лёша и Вячеслав к тому времени уже заполняли воздушное пространство храпом, а я и Марина еще не спали, но усиленно притворялись спящими и на провокационные диалоги не велись. Ирина тоже уже часа три как без задних ног пребывала в царстве Морфея.

— Мы с Наташей с полчасика на улице посидели, там такие звезды… — мечтательно прокомментировала Люда. — И домой зашли. Да же, Наташ?

— Да, — поддержала ее сестра. — И когда возвращались, на диване никого не было. Мы бы заметили.

— Еще бы, — хмыкнула Люда. — Такое нельзя не заметить.

— Так, — стукнула я по столу ладошкой. — Что получается? Когда все спали, на веранду кто-то вероломно вломился. И было их не меньше чем двое, раз я и Ирина слышали разговор. Не может же один человек сам с собой беседовать?

— Ну почему? — отреагировала на мой вывод Ирина. — Может, он больной, из психушки сбежал.

— Ага. И нож себе в шею сам воткнул, а потом курткой сам себя укрыл, чтобы теплее умирать было, — снова поразила меня своими четкими умозаключениями Марина.

— Девчонки! — мы оглянулись, потому что заговорил Слава. — Девчонки, давайте чайку попьем. И так хреново, а тут еще этот крендель нарисовался.

И действительно, чего это мы так распереживались. Мы, что ли, его на тот свет отправили? Нет, ни за кем из нас не значится такого греха, в этом я была уверена. Тогда откуда взялся мертвец и почему у нас? Я решила во что бы то ни стало разобраться. Не зря же я перечитала столько детективов.

Мы стали рассаживаться за стол. Из-за печки вышел Алексей, который наконец отстал от умывальника.

— Я за полицией, — громко сказал он, натягивая штаны. — Ничего не трогайте и никуда не отлучайтесь.

— О как, — съязвила Марина. — Мент проснулся.

— Не проснулся, а так положено, — огрызнулся в ответ Алексей. — Просто если вы там по разу пройдетесь, криминалистам там после вас работать не с чем будет, вы все следы уничтожите.

Мой брат уже около года числился бывшим полицейским на пенсии, но с подобными делами когда-то сталкивался не один раз, поэтому перечить ему никто не решился, ограничившись кивками голов в согласии. Алексей ушел, мы же приступили к чаепитию.

Этот волшебный напиток подействовал умиротворяюще, и даже наличие мертвеца в доме уже не воспринималась нами как божья кара за отлично проведенный вечер пятницы. Прихлебывая и причмокивая (это уж кто на что горазд), мы разговорились, пытаясь восстановить события с самого приезда. Ну не может же не существовать причины, должна быть хоть какая-то, заставившая и убитого, и убийцу залезть в наш дом? Но с самым своеобразным мышлением, конечно же, оказалась Ирина.

— Слушайте, а получается, мы спали с незакрытыми дверьми?

— Ну почему, — демонстрируя спокойствие, ответила Марина. — Мы ворота во дворе закрыли.

— А двери? — продолжила пытать нас Ирина. — Хоть одну-то закрываете?

— Нет, а зачем? Все в уборную на улицу выходят, и закрывать и открывать двери постоянно — дело шумное и долгое.

— Вы только подумайте. Всегда двери открытые. Всегда, — то ли удивлялась, то ли размышляла Ирина. — Заходи кто хошь, бери кого хошь. Этак ляжешь вечером спать девственницей, а утром, бац, проснулась беременная. И ведь не узнать от кого. Проходной двор, честное слово!

Мы засмеялись над шуткой Ирины, она же, отхлебнув чай, смолкла. Из чего я сделала вывод, что Ирина на полном серьезе допускает такой исход. И даже вполне возможно, что именно сейчас в своих мыслях она прокручивает сцены родов и воспитания ребенка. Учит, женит или выдает подросшее чадо замуж. Не удивлюсь, если там, в своих умозаключениях, она уже и до внуков дошла.

— И правда, Марин, ну хоть какой-то крючок должен быть, — вступилась за Ирину Люда. — Нет, это не мое дело, конечно, но пусть он лучше будет. На всякий случай.

Марина не ответила. Обошлись без комментариев и все остальные. Слышалось только позвякивание ложек о стенки кружек и редкие вздохи с выдохами, которые не сулили ничего хорошего. Идиллию вновь нарушила Ирина.

— А вы обратили внимание, какие у него ногти грязные? — пребывая по-прежнему в своем мире грез, с каким-то нереальным спокойствием изрекла она. — И сапоги уж очень грязные. А на улице сухо, дождя-то давно не было. А еще у него одна нога толще другой.

— В смысле? — воскликнули мы хором, все вместе подпрыгнув на местах.

— Голенище одного сапога, — уточнила Ирина. — Не видели, что ли?

— Нет, — снова в унисон ответили мы, и я физически ощутила, как в воздухе повисло напряжение, натянувшись тетивой.

Переглянувшись, мы повскакивали со своих мест и, роняя стулья, переворачивая тарелки, ринулись на веранду. И действительно, второе (после торчащей из шеи рукоятки ножа), что бросалось в глаза, это то, что правый сапог выглядел так, словно его надули. «Кто бы мог подумать! Молодец Ирина! Вот это наблюдательность», — мысленно выразила я уважение новой знакомой.

— И стрижка у него как у зека. Как будто он недавно из мест не столь отдаленных, — с кружкой в руке, словно пава, выплыла из комнаты к нам никуда не спешащая Ирина.

Мы дружно повернули головы к верхней половине убитого.

— Да с чего ты взяла? — видимо, из желания поставить на место выскочку возмущенно возразила Наталья. — Сейчас в моде такие стрижки. Просто коротко.

— Ну не знаю, — отпила чай, громко втянув в себя воду, всезнайка. — Мне так кажется.

— Когда кажется, крестятся, — крикнула вслед уходящей Ирине Наталья. — Агата Кристи, тоже мне. И так настроение на нуле и эта еще.

— Ну допустим, — бросилась я отвлекать девчонок от ссоры (только этого нам не хватало). — И что нам это дает?

— Давайте дождемся Лёху с полицией, — заговорил единственный среди нас мужчина. — Им лучше знать, что это дает и что делать. Он сказал сидеть тихо? Вот и сидите, попы прижмите. Быстро все в дом. Дайте вы покойнику покой.

Каламбур Вячеслава прозвучал как-то неожиданно для моего слуха, перевоплотившись в недоумение, которое выразил мой взгляд. Вячеслав же, подметив это, добавил:

— А что? Вам доверь, вы же по кускам его разберете. Маты Хари!

— Вообще-то, Мата Хари была шпионкой, а не сыщицей, — раздался из комнаты голос Ирины.

— О-о-о, — застонала Наташа и закатила глаза, чем вызвала у всех улыбку. — Может, уложим ее рядом? Ножичек имеется. А полиции скажем, что два трупа обнаружили.

— Не получится, — без тени намека на юмор высказалась Люда. — Лёша только один труп видел и полиции только про него расскажет.

Все громко выдохнули, озадаченные этой непростой проблемой.

— Что-то Лёхи долго нет, — спохватилась Марина. — Быстрей бы уж, а то этот некрасивый дяденька в неприглядном виде на нервы действует.

— Вот именно, — опять ожил голос из комнаты.

Похоже, Ирину не затронул наш разговор о ее возможной перспективе будущего трупа.

— А вы еще так и не выяснили, почему одна нога толще другой? И что у него в карманах? — не сдавала она лидерских позиций в плане сыска.

— С ума сошли, — почти выкрикнул Вячеслав. — Какая, на фиг, нога? Какие карманы? Девки, не вздумайте к нему прикасаться!

— Да конечно же, нет, Слав, — поддержала его Люда, трусливо вглядываясь в мое лицо, лицо Марины и Натальи поочередно. — Мы же и не собираемся?

Вопрос однозначно был адресован к кому-то из нас троих, но мы, как члены одной команды, и выражение на свои физиономии натянули одинаковое, каменное и неприступное.

— А почему бы и нет? — выразила решительность Наталья. — Я лично за. Ну за то, чтобы посмотреть.

— Только нужны перчатки, на всякий случай, чтобы следов не оставить, — добавила я, проявив сообразительность.

— И бахилы на ноги. Сейчас принесу, — уже на бегу выразила солидарность и Марина.

На Славу и Люду никто внимания не обратил, загоревшись приготовлением к изучению тайн мертвеца. Через пять минут я и Наталья, надев простые рабочие перчатки на руки и неизвестно откуда взявшиеся в деревне, а главное для чего, бахилы, обыскивали незваного гостя, стараясь не смотреть в его открытые глаза. Нет, нам было не столько стыдно за свой поступок, сколько страшно от неподвижности остекленевших зрачков во взоре покойного. И пусть он не обижается на негостеприимное обхождение с ним. Мы его в гости не звали. Сам пришел и… умер, несмотря на то, что мы были не согласны с таким финалом.

В карманах ничего не оказалось. Полнейшая пустота. Что вызвало недоброе чувство, словно человек для этого и пришел: сгинуть неизвестным на нашем диване. А вот с сапогом вышел конфуз. Снять его оказалось не так-то просто, а водрузить обратно на место еще сложнее. Нога покойного была плотно обмотана бинтом. Его решили не разматывать, потому как, отталкиваясь от комментариев Ирины, которая неизвестно в какой момент вновь возникла позади нас, всем стало понятно: секрет толстой ноги заключался в том, что там, под бинтом, либо перелом, либо обыкновенный вывих. Мне вдруг стало смешно и стыдно одновременно. Ну что мы там намеревались найти? Золото, бриллианты? Пожалуй, пора было признать, что глупее ситуации, чем эта, придумать трудно. А вот сапог следовало вернуть на место. Иначе огребем от Алексея по полной программе.

Вот тут-то и случился тот самый казус, о котором я уже упомянула выше. Сапог вдруг не захотел водружаться обратно. Во всяком случае нам с Натальей оказалось это не под силу. Остальные наличествующие представители нашего коллектива, ограничившись молчанием, попросту наблюдали за нашими потугами, но отваги примкнуть ко мне с Наташей никто не проявлял. После того как мы, тужась и упираясь, едва не уронили покойника на пол, Наталья взорвалась:

— Блин. Чего смотрите? Помогайте, давайте. Видите же, что нога не гнется, надевать трудно.

— У нас перчаток нет, — как бы извиняясь, произнесла Люда.

— Варежки есть, — накрыло Марину озарение. — Пуховые.

— Неси, — в один голос выкрикнули мы с Наташей, устав от единоличного тисканья мертвеца.

Марина тут же умчалась в комнату и вернулась с двумя парами варежек и одной парой рабочих рукавиц:

— Подойдет? — на вытянутых руках показала она всем результат своей добычи.

— Подойдет, — опять в один голос одобрили мы с Натальей.

Варежки надели Люда и Марина, а рукавицы галантно предложили Вячеславу. На что он махнул рукой и со словами «Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте!» ушел в комнату, со злостью хлопнув дверью. Я в качестве ответа Чемберлену громко чихнула, и мой чих прозвучал как протест. Но Вячеслав не обратил на это внимания, всем видом доходчиво дав понять, что чихал он на мой чих с большой колокольни! И как бы в подтверждение этому вскоре из комнаты раздался звук телевизора.

— Вот так всегда, — обреченно вздохнула Наташа. — Когда мужики нужны, их мужская сила, они уходят смотреть телевизор.

И сразу же, обращаясь к Ирине, грозно приказала:

— Ты держишь ногу. Мы с Танюхой сапог натягиваем, а вы, девчонки, — обернулась Наталья к Людмиле и Марине, — зайдите со стороны головы и толкайте тело нам навстречу. Ты, Ирина, еще и придерживай покойника, чтобы он не свалился на пол. Все поняли их задачи?

Но тут возникла трудность иного характера. Никто почему-то не согласился заходить со стороны головы. Распахнутые настежь глаза покойного наводили ужас на каждую из нас, но после небольшой перепалки я наконец сообразила набросить куртку ему на лицо.

Работа закипела. Под смешанные возгласы «а-а-а», «…держи его», «толкай сильней», «он сейчас упадет, я не виновата» дело было завершено. И вдруг случилась метаморфоза. Наш мертвый гость уже не внушал такого страха, какой возник изначально. Словно так и должно было быть всегда: он, неживой, на диване, мы, слава богу, все при сознании и рядом с ним. И даже рукоятка ножа, торчащая из шеи мужчины, воспринималась как его личное украшение. И кому какое дело, где и как он его (украшение) носит.

Сняв перчатки и варежки, с чувством глубокого удовлетворения мы вернулись в комнату. Слава лежал на кровати.

— Ну что, он еще не сбежал? — с явно сквозившим ехидством в голосе спросил он.

Мы дружно оглянулись в его сторону, а он невозмутимо продолжил:

— Я бы на его месте давным-давно сбежал. Это ж сколько внимания! Мужик, может, с таким трудом это место нашел, чтобы побыть наедине с собой и в покое. А тут вы. То разденете его, то оденете. Некрофилки!

Не знаю, как до других, для моего разума юмор Вячеслава оказался непостижимым: «Что значит НЕКРОФИЛКИ? Это же совершенно иное», — пронеслась обидная мысль, которую я решила не озвучивать, чтобы не нагонять сумбур в и без того недружелюбную обстановку.

Время неумолимо приближалось к обеду. Алексея с полицией в поле зрения не наблюдалось. Не сговариваясь, мы присоединились к Вячеславу, заняв спальные места согласно ночному расположению. По телевизору шел какой-то детектив с убийством, но никто не обратил на это внимания, каждый обдумывал что-то свое.

— Да переключи ты это, — вернула всех к действительности Ирина. — Там убивают, здесь убивают. Нервов никаких не хватает на это смотреть.

Слава машинально нажал на кнопку на пульте. Появились кадры знакомой комедии, но смотреть расхотелось и ее. Я повернулась на бок в надеже немного вздремнуть.

— Во-во, оставь, — обрадованно воскликнула Ирина. — Люблю этот фильм.

Время опять потекло в привычном ритме, и я не заметила, как заснула. Разбудил меня возглас Марины, прозвучавший на фоне телевизора иерихонской трубой:

— О, Лёха! Все, встаем, правоохранительные органы приехали. Сейчас начнется.

Вставать не хотелось. И не только мне. Кровать покинула только Марина, которая вышла встречать представителей власти.

На веранде послышались чужие голоса, и в комнату зашел брат:

— Чего валяетесь? — опрокинул он в себя воду из чайника, вытягивая ее большими глотками через носик.

— Устали, — потягиваясь, ответила ему за всех я.

— От чего устали-то? Валяться на кроватях? — усмехнулся Алексей, опустив чайник на плиту.

«О, если бы ты знал, — подумала я. — Надеть сапог покойнику — это тебе не хухры-мухры».

— Да сапог еле надели, — в первый момент я подумала, что мне послышалось вступление неугомонной Ирины.

— Какой сапог? — насторожился брат, после чего я четко уяснила, что не послышалось. — Вы, что, убитого трогали?

— Н-е-е-е-е-т, — затянули мы в один голос, отрицая реплику Ирины и заодно уходя от возмездия Алексея.

Слава усмехнулся, но промолчал, видимо, оттягивая нашу казнь на более позднее время, когда убудут свидетели из наказывающих органов. Брат с подозрением оглядел каждую из нас и покинул помещение, явно не в самом лучшем расположении духа. Я и Наталья не смогли сдержать возмущения и тут же набросились на Ирину.

— Ты совсем уже ку-ку? — не сдержалась я первой. — Сама нас на это толкнула и сама же сдала.

— Слушай, ты, идиотка, — не церемонясь с Ириной, возмутилась и Наталья. — Я тебя сейчас собственными руками придушу.

— Да у меня само собой выскочило. Я не хотела. Честное слово, — испугалась та не на шутку, взвизгнув и прикрывая шею руками. — Простите меня, пожалуйста. Я еще так молода, чтобы умирать.

— Я прощу, — немного успокоилась Наташа. — Если ты вообще больше ни слова не произнесешь. Никогда. Поняла?

— Поняла, — промямлила Ирина. — Больше не заговорю. Обещаю.

— То-то же, — совсем миролюбиво проговорила Наталья.

— Да ладно вам, — вмешалась в конфликт Люда. — Ну человек она такой. Вы уж привыкнуть должны. Не убивать же ее за это в самом-то деле.

Я бросила взгляд на Ирину, и меня пронзило чувство жалости. «Все люди разные и у каждого свои плюсы и минусы, — задумалась я. — Ирина вот такая, я другая, остальные тоже со своими тараканами в голове. От этого же жить только интересней. Ну каков был бы мир, если бы мы все были одинаковыми? Уверена, наискучнейшим, одномерным и черно-белым. Пусть уж лучше он будет разным, с глупостями и ошибками».

В дверь постучали. От неожиданности мы замерли, потому что еще никогда ни один визитер не считал нужным предупреждать о своем прибытии стуком. Все передвигались в этом доме без приглашений и проявлений вежливости. Одним словом, не церемонясь.

От прозвучавшего «тук-тук» нас словно сдуло с кроватей, и мы приняли позы добропорядочных хозяев, занятых текущими делами. Правда, дела наши заключались в этот момент лишь в том, что мы просто занимали сидячие места вокруг стола, дружно повернув головы и устремив умные взгляды на входную дверь.

В комнату же вошел высокий, вполне даже симпатичный аккуратно одетый, в костюме темно-синего цвета и голубой рубашке, но без галстука, а самое главное, благоухающий приятной туалетной водой мужчина. Его темные, как будто вымазанные первосортным дегтем волосы были безупречно уложены, из чего я сделала вывод, что расческа — его неотъемлемый спутник. Широкий лоб буквально кричал о недюжинных умственных способностях следователя, что поначалу меня напугало, но тут же и успокоило, потому как интуиция подсказала, что дело наше в надежных руках. Цепкий взгляд карих глаз, которым он якобы мельком обвел нас, подействовал на мое подсознание подобным образом, не дав разуму запаниковать и съежиться от страха. В одной руке он держал толстую кожаную папку, основательно набитую бумагой, от чего она в большей степени уже напоминала шар и грозила в любой момент лопнуть по швам, а в другой куртку бежевого цвета, довольно легкую для нынешнего времени года. Его коричневые ботинки, очевидно, подобранные в тон куртке, блестели чистотой и щедростью нанесенного на них крема, отражая лучи света, падающие через окно.

— Здравствуйте, — вежливо произнес мужчина, смело передвигаясь по комнате от вешалки к свободному стулу у стола. — Могу я присоединиться к вашей компании?

И не дождавшись ни нашего ответа, ни какой бы то ни было реакции, продолжил, доставая из папки ручку и раскладывая на столе листки бумаги:

— Меня зовут Сергей Анатольевич. Я следователь прокуратуры, — и далее последовало подробное название организации, откуда прибыл воспитанный полицейский. — Я буду заниматься вашим делом. А для начала мне нужно опросить всех. И если вас не затруднит, я хотел бы поговорить с каждым по отдельности. Извините, но я вынужден просить остальных присутствующих покинуть помещение.

Спорить никто не осмелился, все потянулись к курткам.

— Простите, а кто первым увидел труп? — вдруг спросил следователь, внимательно вглядываясь в наши лица, словно выискивая среди нас убийцу.

Мы покосились в сторону Ирины. Она же, ничего не замечая, застегивала пуговицы. Уловив, в чью сторону мы устремили наши взгляды, Сергей Анатольевич обратился к Ирине:

— Я так полагаю, это вы обнаружили труп?

Но Ирина, то ли действительно не услышав, что обращаются к ней, направилась к выходу.

— Извините, — перешел на крик следователь, развернувшись. — Я бы хотел с вами первой пообщаться.

Но Ирина с отрешенным от всего мира взглядом и видом вышла, не забыв хлопнуть дверью. Сказать, что мы были поражены и обескуражены, мало. Мы были парализованы.

— Что это было? — отмерла первой Люда.

— Это же ее обещание молчать! — вспомнила я клятву Ирины.

— А-а-а, — равнодушно отреагировали все остальные, уразумев, в чем дело, и продолжили обуваться.

Следователь, впав в ступор и не в силах произнести ни слова, только часто моргал, наблюдая за нашими действиями и делая по всем признакам первые для себя выводы о странностях членов нашей братии.

— Скажите, пожалуйста, а что происходит? — наконец взял он себя в руки, громко протолкнув что-то у себя в горле. — Я чего-то не так сделал или сказал?

— Не берите в голову, — отмахнулась я, сморщив нос, в надежде, что мой знак будет воспринят следователем как жест доверия, а не отвращения. — Сейчас я ее верну, и вы вдоволь наговоритесь. А пока отдохните и подготовьтесь. День у вас будет еще тот. Поверьте, беседа с каждым из нас принесет вам массу удовольствий.

И я покинула комнату, краем глаза отметив острый нос ботинка на ноге, выставленной вперед, и раскрытый рот следователя как признак очередного шока.

На веранде полным ходом шла работа. С убитого опять содрали куртку, и он снова безмолвно уставился в потолок. Я вышла во двор, осторожно пробираясь между людьми, заполнившими все пространство веранды. Ирина в гордом одиночестве сидела на лавочке, молчаливо вглядываясь вдаль. Я присела рядом:

— Извини меня за те слова, нехорошо получилось. Обиделась?

— Да нет, все в порядке. Со мной всегда так: ляпну, не подумав, потом жалею. Вы с Наташей тут ни при чем.

Я почесала затылок, не зная, что на это ответить.

— С тобой следователь там поговорить хочет. Ты разве не слышала, он обращался к тебе?

— Слышала, — выдохнула Ирина.

— А почему ушла?

— Боюсь. А вдруг опять что-нибудь не то ляпну.

— А ты не ляпай. Спросит, ты сначала подумай, а уж потом отвечай, но только правду.

— А про сапог что, неправда, что ли?

— Давай так, — начала я заводиться. — Ты рассказываешь только то, что произошло до ухода Алексея. Обо всем остальном умолчи. Скажи, телевизор смотрели. В принципе-то, так оно и есть.

— Да понимаю я, Тань, — вполне разумно заговорила Ирина. — Что говорить надо, что нет, просто боюсь именно ляпнуть. Следователь же уцепится и вытянет из меня и про сапог.

Я задумалась. А что, собственно, такого преступного мы совершили? Ну порылись в карманах убитого, так не нашли же ничего и от полиции не скрыли. Ну сняли и надели сапог из любопытства, но не убили же? Сделали все аккуратно, Лёшу не подвели, криминалистам улики не затерли и не уничтожили, да и свои следы постарались не оставить. Плевать. Пусть узнают, коли человеку невмоготу врать.

— А знаешь, — выступила я идейным вдохновителем, — говори что считаешь нужным. Мы ничего противозаконного не сделали. Так что иди смело и не бойся.

Ирина посмотрела на меня с благодарностью и, уходя, зачем-то пожала руку. Я осталась сидеть одна, закрыв глаза и подставив лицо солнышку. Погода радовала. Последние теплые деньки перед зимней стужей. «Эх, сейчас сесть бы на квадроциклы и в лес, как вчера». Мне вспомнилось, как, собравшись на даче, нам разом захотелось прокатиться по лесу, вдохнуть свежий пряный воздух первых заморозков. А так как километрах в пятнадцати от деревни доживал свой век заброшенный барак, доехать до него и обратно было тем самым удовольствием, отказаться от которого не нашлось решимости и сил ни у кого. Когда-то, в советские времена, лесорубы развернули там свою базу, и много лет она жила нуждами и заботами обитателей. Но со временем необходимость в их труде отпала, и опустевшее строение частично разрушилось, перевоплотившись в нечто из фильмов ужаса, в котором по всем законам этого жанра должны были обитать не только маньяки и убийцы, но и пришельцы из других миров. Сказочное место! Разбитая дорога, по которой ездили лишь лесовозы, и окруженная только высоченными соснами, неожиданно вливалась ручейком в пустое пространство, которое распахивало объятья, впуская в свое царство, спрятанное в глухом лесу от ненужных людских глаз. На большой поляне, огороженной с трех сторон горами, словно стенами неприступной крепости, и стояло длинное, серого цвета строение. Уже без окон и дверей, оно казалось мирно сопящим стариком, который, пользуясь моментом, засыпал каждый раз, как только чувствовал в этом необходимость. Ветер не раскачивал деревья, словно боясь разбудить его и услышать недовольное ворчание и упреки, а солнце по той же причине, заглядывая сквозь мохнатые ветви, как бы спрашивало: «Можно ли и мне к вам в гости?»

Но жили там, как ни странно, и люди. Вернее, один человек — лесничий по имени Андрей. Дом у Андрея на фоне рушащегося барака выглядел добротно. Его венцы, выложенные из толстых бревен, смотрелись основательно, как что-то нерушимое и вечное, а свежая краска на крыше, ставнях и штакетнике палисадника выделялись ярким пятном, не давая жизни в этом месте окончательно угаснуть. Возраста Андрей был приблизительно нашего, поэтому и сошлись они с Алексеем быстро и легко, став кем-то вроде приятелей. Вот и в этот раз, как только мы подъехали, Андрей вышел к нам навстречу. Поздоровавшись, мы с девчонками отправились фотографироваться на фоне чарующего леса, а они с братом остались коротать время за беседой у крыльца дома. Пополнив память телефонов несколькими десятками новых снимков, мы вернулись к квадроциклам и сразу поехали обратно, останавливаясь по дороге еще не раз и восхищаясь живописными видами.

На пути нам встретился еще один барак. Барак геологов. Но деревянный дом, гораздо меньший по размерам, не вызывал такого интереса, как самобытное строение на дальнем кордоне. Большую часть времени дом был обитаем. Там каждый год жили геологи, но с приходом глубокой осени они уезжали, и дом пустовал, пугая местных жителей черными глазницами окон. Проезжая мимо, я приметила дым, идущий из трубы. «Поздновато они в этом году», — подумала я о геологах и тут же выбросила мысль из головы как ненужную.

Да, как же хорошо было вчера и как неуютно и мерзко сегодня.

Ко мне на лавочку подсели Наталья и Люда, вырвав меня из объятий нахлынувших воспоминаний. Алексей прошел мимо нас в гараж, потом направился к машинам, которые стояли на пригорке, за домом. Вячеслава нигде не было видно. Где он и чем занимается, я представления не имела.

— Что будем делать, если эта фифа проговорится? — спросила Наталья.

— Ничего не будем, — не открывая глаз, ответила я. — Законов мы не нарушали. Подумаешь, обыскали покойника. Не обокрали же. И вообще, мы его первыми нашли, он нашим раньше был, чем их. И потом, у нас скидка имеется, мы же женщины, а женщинам свойственно проявлять любопытство.

— Так и будем отвечать, что мы женщины, — усмехнулась Люда.

— Со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами, — добавила Наташа, и мы рассмеялись.

К нам присоединилась и Марина, у которой нервно дергалось веко правого глаза.

— Конец света, — принялась она наглаживать свою косу. — Представляете, они все перевернули на веранде. Там такой бардак. Мне теперь целый век там убирать.

— Не переживай, уберем, нас много, — невозмутимо изрекла я, продолжая наслаждаться теплом солнышка.

На крыльцо вышла Ирина:

— Идите кто-нибудь, следователь ждет. Я отстрелялась.

Мы все с любопытством обернулись к ней.

— Ну как? Что спрашивал? — не удержалась я, открыв наконец глаза. — Что ты рассказала?

— Все нормально. Ничего лишнего, — поморщившись, махнула Ирина рукой и пошла в сторону туалета.

«Переволновалась», — сделала я вывод, проводив ее взглядом и покачав головой.

— Я пойду, — вызвалась Марина, решительно поднявшись с лавочки. — Может, пока я там, эти уедут. И я не увижу, как они окончательно развалят дом.

Марина ушла, мы остались опять втроем. Несколько минут мы, как сговорившись, впитывали тепло последних солнечных лучей. День клонился к закату, и оставалось буквально еще несколько часов до холода.

— Как вы думаете, за что его убили и почему именно здесь? — поежившись от первого дуновения пронзительного ветра, задала вопрос Люда. — Вам не страшно? Вы не думаете, что на его месте мог оказаться кто-нибудь из нас? Я лично только об этом и думаю.

— Не уверена, — попыталась я успокоить сноху. — Во-первых, если бы ему нужен был кто-то из нас, дождались и убили бы. А так подкараулили того, кто там лежит. Во-вторых, пришли, когда мы угомонились и легли спать, а в-третьих, ну что им стоило зайти и перерезать нас всех потихоньку, если уж на то пошло. Н-е-е-т, им не мы были нужны, но предполагаю, что-то от нас или связанное с нами. Не зря же они пришли в наш дом, а не в соседний. А ну признавайтесь, кто мужикам головы вскружил, с ума свел и бросил? — пошутила я, наигранно рассмеявшись.

— Ничего себе. Успокоила, называется, — вздрогнула Люда, машинально отодвинувшись от меня. — Прямо не знаю, как благодарить.

— Не стоит благодарности, — склонила я голову, продолжая играть роль благодетеля всея Руси.

С моей снохой Людмилой мы были одногодки. После гибели моего родного брата мы стали с ней почти сестрами, делясь друг с другом всеми бедами и радостями. Люда была человеком, с одной стороны, расчетливым и целенаправленным, а с другой, колеблющимся и неуверенным. Как ей удавалось совмещать в себе эти противоположные качества, я так и не постигла, но с годами просто привыкла, приняв это как что-то обязательное. Сама я тоже время от времени теряла уверенность в себе и нуждалась, как и она, в жилетке, в которую можно было иногда поплакаться. Имея свой красивый цвет волос, Люда отчего-то сделала выбор в сторону блондинистого оттенка и я, если хорошо подумать, в ином амплуа ее уже и не помнила.

— А почему ты думаешь, что от нас что-то нужно? — не обращая внимания на мои хохмы, засомневалась Наталья. — Может, труп просто подкинули, чтобы следы замести.

— Не отрицаю, — согласилась я с ней. — Но помнишь, мы с Ириной упоминали, что слышали голоса ночью? И они, я теперь припоминаю, спорили. Один голос был приглушенный, а другой бурчал во всю мощь. От его громкости я и проснулась. И только начала прислушиваться, как все стихло. Я еще тогда подумала, что мне все приснилось. Но утром и Ирина подтвердила это. Значит, мне не показалось. А теперь давайте мыслить логически. Если человек ночью в чужом доме говорит во весь голос, стало быть, он уверен, что дом пуст. Но второй-то говорил чуть слышно, а это означает: он знал, что в доме люди. Он-то и ввел в курс первого, поэтому так быстро все и стихло. Так какие мы делаем выводы?

— Какие? — в едином порыве приподнялись с мест подруги, зависнув в воздухе в полуприседе.

— А такие, — гордо произнесла я. — Эти двое были не вместе! Понимаете? Ну как бы не в одной команде, упряжке или в чем там еще.

— Да поняли мы, поняли, — остановила Людмила мой поток синонимов. — И что это нам дает?

— Да, что нам с этого? — присоединилась к ней Наташа. — Не были и не были.

— Пока не знаю. Но я уверена, что к нам лез один, а второй, похоже, за ним следил. Еще эта фраза о картах мне покоя не дает. Не послышалось же мне, раз я ночью приняла решение утром всыпать вам за игру по ночам. Они спорили, я убеждена, и спор этот закончился поножовщиной, — я сделала паузу. — Только зачем к нам залез первый, вот вопрос. Возможно, он заметил, что за ним следят, и просто спрятаться хотел?

Я замолчала, погрузившись в размышления. Не издавали ни звука и мои собеседницы.

На крыльцо вышел Вячеслав:

— Ну что, девчули, приуныли? Раздевать некого? Ну меня разденьте, если причина только в этом. Все для вас, лишь бы не скучали.

— Ага, жена потом все волосешки во всех местах повыдерет, — попыталась я отшутиться, со страхом взглянув на Наталью.

— Да больно мне нужно, делайте что хотите, — отмахнулась Наталья, не проявляя признаков ревности.

— Жена, — обратился к ней с хитрой улыбкой Вячеслав. — Я же только тебя люблю, а ты так бездарно транжиришь мои чувства.

— Ну тебя, — хмыкнула Наташа, махнув на него еще и рукой. — Кстати, что там? Скоро закончат?

— М-м-м, — помычал Слава, размышляя о чем-то. — Думаю, нескоро. Но спешу обрадовать: тело уже упаковали. Сейчас состоится вынос. Прошу принять траурные позы и достойно проводить покойного, который провел нелегкие для него двенадцать часов в нашем обществе. Кто разродится речью? Танюх, давай, ты у нас языкастая.

— Да и ты недалеко ушел, — съязвила я в ответ, показав Вячеславу тот самый язык, о котором он упомянул.

Неожиданно его попросили отойти в сторону и освободить проход, чтобы вынести труп. Мы приняли вертикальные позы, посчитав, что сидеть как-то неприлично, так как мы люди воспитанные и все как один бывшие октябрята, пионеры и чуть-чуть комсомольцы. Когда тело убиенного проносили мимо, мне подумалось, что надо же, вот умер человек, практически на наших глазах, а мы не знаем даже его имени.

Как по команде мы ринулись вслед за процессией. Зачем? Позже объяснить никто не смог. Просто, следуя инстинкту, проводить в последний путь человека, кем бы он ни был, стало неотъемлемой частью той жизни, к которой мы привыкли. Когда скорая тронулась, мы стояли до последнего, пока машина не скрылась из виду.

— Прям как родного проводили, — с укоризной в голосе отметил Вячеслав. — Чего поперлись-то?

— А сам чего? — оборвала его Наталья.

— Так за вами.

— Ну и не ходил бы.

В гору, к дому, поднимались не разговаривая. Не знаю, как у других, а у меня на душе было мерзопакостно, и мысль, что это еще не конец, не давала покоя. Почему я так решила? Я понять не могла, но интуиция, словно нарыв, пульсировала и подавала тревожные сигналы в мой мозг. Озвучивать свои подозрения я побоялась. Зачем пугать друзей, может, это просто-напросто признаки паранойи.

Когда подошли к крыльцу, нас встретила Марина:

— Идите кто-нибудь на допрос. Со мной уже закончили. Начну убирать, — и она вздохнула, выразив такое чувство горечи, что сердце сжалось от жалости к ней.

— Пожалуй, я схожу, — опередила я желающих, которых не нашлось. — А вы пока тут Марине помогите.

— Да уж разберемся как-нибудь, — свела на нет мою попытку покомандовать Люда. — Иди, излей душу, освободись от грехов перед гражданином следователем.

Я, показав язык, отвернулась и поднялась по крыльцу. На веранде уже проявляла активность и желание к уборке Ирина:

— Пошла? — спросила она. — Ну с богом!

«Да что же этакое, — подумала я. — Уж не думают ли они все, что это я убила? Одна говорит: «излей душу», другая: «с Богом». С ума же сбрендить можно с такими друзьями. Честное слово!».

Разговор с Сергеем Анатольевичем прошел в спокойной дружественно-официальной обстановке. И ничего интересного, кроме знакомства и снятия отпечатков с пальцев, не содержал. Рассказывали мы с друзьями,очевидно, одно и то же, и было заметно, что следователь к концу нашего с ним диалога заскучал.

— Неужели вы совсем ничего не слышали? — пытал он меня, задавая вопрос вот уже в четвертый раз.

— С-о-о-о-о-всем, — ответила и я ему в четвертый раз, сравнявшись с ним в численном исчислении по количеству вопросов.

— Мне почему-то с трудом в это верится, — не унимался он, прищурив левый глаз и гипнотизируя меня правым.

— Ничем не могу помочь, — развела я руками. — Морфей из своего царства только утром отпустил. И что происходило ночью, мне, ваше благородие, то неведомо.

— Я гляжу, веселая вы барышня.

— О-о-о! За барышню особо спасибо, ваше полицейское величество, — я в шутливом почтении склонила голову.

С чего это я вдруг выбрала такую форму общения, я и сама себе объяснить не могла. Была у меня такая особенность характера, в случае волнения или опасности включалось в первую очередь почему-то именно чувство юмора.

— Судя по всему, совесть ваша чиста, — без стеснения уставился на меня следователь.

Я поперхнулась:

— А вы на меня думаете?!

— Работа у меня такая, на всех думать, — по-прежнему щурил левый глаз сыщик, чем стал меня порядком раздражать.

— Ну и думайте. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было на кого вину спихнуть, — перефразировала я пословицу, буркнув себе под нос и пнув от злости ножку стола, потому что с трудом удерживалась от порыва ткнуть пальцем следователю в открытый глаз.

Стол отозвался скрипом, но от удара не подломился.

— Ну зачем же вы так, — глаза представителя власти выровнялись и уставились на меня теперь оба. — Не зря же я вас всех мучаю, мне правду хочется услышать. Истина, она ведь всего дороже.

И с чего это меня, вдруг, внезапно охватило чувство вины?

— Знаете, а вы свой номер телефона оставьте, вспомню что, сразу позвоню. А относительно истины… Я убитого увидела утром впервые, до этого никогда его живым не встречала. Плохого он мне ничего не сделал, да и я ему тоже. Не успели. Так что причин избавляться от него у меня не было. А если не верите, везите детектор лжи, скрывать мне нечего.

Вот здесь я немного слукавила. О ночных голосах и своих размышлениях по этому поводу я предпочла умолчать. Судя по тому, что Сергей Анатольевич и не настаивал на обсуждении этой информации, Ирина с Мариной тоже смолчали. Для чего мы это сделали? Сложно найти объяснение. Если только чисто женской вредностью.