Мысли вслух во сне и наяву. Книга вторая

Татьяна Володина

Все мы живем среди родных и близких нам людей; друзей, которые подчас подводят нас, а мы — их; коллег по работе, вторгающихся в нашу жизнь жестко и болезненно. А главное, наше прошлое, которое не хочет оставаться прошлым, проникая в настоящую реальность, терзает и мучает нас. И тогда нас начинают одолевать мысли. Их много, очень много. Они не дают спокойно жить, работать; они задают непростые вопрос, требуя наших ответов и решений….

«Ты со мной, ибо ты в сердце моем,

Ты свет мой, и в сердце моем ты навеки».

(Слова из мотета Баха)

Дизайнер обложки Татьяна Сетькова

© Татьяна Володина, 2024

© Татьяна Сетькова, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-9229-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-8807-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Прозвенел будильник. Таня села, почувствовав первые симптомы головной боли, которая потом усилится. Ее начало тошнить, и она бросилась в ванную. Подобное происходило теперь каждое утро, и она уже перестала этому удивляться, покорно перенося такие неудобства. Вернувшись в постель, легла, вытянувшись во весь рост и закрыла глаза. Кирилла рядом не было, и хотелось плакать. События прошедших дней пронеслись в голове. Как он посмел сейчас, когда ей так плохо, уехать из дому, если острой необходимости в этом не было? А то, что этого не было нужно, она знала и тем больнее чувствовала себя брошенной. Она вытерла глаза. А почему бы и нет? Чего она от него ждала? Он бросит свои дела, сядет рядом, возьмет ее за руку и спросит, почему она такая печальная? Чушь мелодраматическая! Сквозь слезы Таня улыбнулась своим мыслям. А если попытаться простить? Быть великодушной и простить! Нет. Не могла, пока не могла, простить Кириллу поведения у Юлии на даче и стремительный его побег. Обида стала потихоньку отпускать ее. Она ведь видела и знала, что Кирилла всегда окружают женщины, которые рассматривали ее как серьезное препятствие. Кирилл молодой мужчина, на которого засматриваются девушки и молодые женщины, он более привлекателен, чем она, и те давали ей это понять. Поначалу это напрягало и раздражало ее, но зачем она смирилась, тем более что Кирилл повод не подавал. Казалось, что она должна была бы ревновать его, но этого не было до вечера на даче у Юлии. Она отмахивалась от этих намеков, это не имело значения, когда она чувствовала, что все его обаяние и внимание было предназначено только ей одной. Она чувствовала, что ее обожают, хотят ее и в ней нуждаются. В гостях, на фуршетах, когда их глаза встречались, она читала в них, что с ней никто не может сравниться. Они с Кириллом никогда не ссорились. Возможно, в этом нет ничего хорошего. Эта мысль почему-то вызвало у нее страх. Не связано ли это с его равнодушием к ней в последнее время? Почему и когда началось его отчуждение? Кирилл всегда чувствовал изменение в ее настроении, но почему сейчас, когда ей необходимо его участие и поддержка, он стал так стремительно отдаляться от нее? А что теперь? Она почувствовала, как сильно хочет его. Его и только его. Она хотела его так сильно, что готова была умереть. Приняв позу эмбриона, Таня тихо заскулила. Она уставилась на стену, сосредоточилась на дыхании, почувствовала свою хрупкость, сил — никаких. Семь лет она влачит груз душевной неприспособленности к жизни. Молись и ты найдешь в молитве покой, посоветовала ей школьная подруга, которая верила и чувствовала покой, приходя в православный храм. Она тоже искала помощь и покой там, но, приходя туда, в минуты полного отчаяния, стояла столбом и ни одна молитва не шла ей на ум. Однажды монашка сердито ей сделала замечание, что она не так прошла и тем нарушила предписанные правила. Какие правила? Она так и не поняла и долго, затем, думала об этом. И потом она не могла молиться в обществе многочисленных молящихся людей; окружающая обстановка и страх, всегда сопровождающий ее страх, что она сделает что-то не так, заставляли ее замыкаться, прятать свои чувства, и сердце ее раскрывалось, только когда она была наедине с собой. Побывав во многих странах и, часто заходя в церкви и храмы, она обнаружила, что гораздо лучше чувствует себя в католических храмах, открытых подчас день и ночь. Она не молилась там, нет, а подолгу сидела на скамье в полной тишине и полумраке, которые навевали покой, своды не давили на нее, страх отступал, и тогда она, закрыв глаза, могла обратиться к вселенной, прося ее о помощи. Почему именно там? Она не знала. Да это и не важно, если она может получить частичку покоя с небес. Уля ей говорила, что она должна жить с радостью за них обеих, и она ей обещала, но у нее плохо получалось. Время от времени ей удавалось маскироваться, получалось убедить других — и даже саму себя, — что она одухотворенная и уравновешенная оптимистка. С появлением в ее жизни Кирилла, казалось, что все плохое осталось в прошлом, но прошлое догнало ее, а настоящее не складывается. Кирилл! Если о нем не думать, все получается само собой. Не важно, чем ты занимаешься — ходишь, сидишь или спишь, — оно работает само, поддерживая жизнь. Память творит чудовищные вещи: ты можешь что-то забыть, но она — нет. Она бездушная субстанция, она просто регистрирует события и хранит их для тебя. Что-то открыто, а что-то прячет до поры до времени, — а потом возвращает, когда ей вздумается. Ты думаешь, что обладаешь ею, а на самом деле это она обладает тобой. Память прошлого — о хорошем и счастливом, или страшном и неотвратимом — самое непредсказуемое явление в нашей настоящей жизни. Что она поднимет на поверхность? То или другое? Она просто ждет, пока наполняться легкие и замирает, когда у тебя в голове тревожные мысли, когда чувствуешь, что твой желудок сжимается от страха. Таня испытала не единожды такое чувство и всегда думала, что оно больше не повторится. Но сейчас ее накрыло ужасом и тревогой, что все, что происходит, это только начало чего-то большого и темного, как тот сон. Он вцепился в нее клещами, повторяясь снова и снова. Почти каждую ночь она идет по закрытой галерее, но теперь одна. Она не может смахнуть его, как сделала бы с обычным сном. А если просто еще рано? Может быть, нужно посмотреть ему в лицо? Но одной ей с этим не справиться. Ей нужна помощь Кирилла, но его с ней нет, и будет ли он потом, она не знает. Они еще никогда так холодно не прощались. Ей бы сейчас разозлиться на него, но она слишком несчастна и подавлена, чтобы злиться. Она остро почувствовала тоску по нему, закрыла глаза, подождала — бесполезно. Легла на место Кирилла, натянула одеяло, смяла в руках его подушку и уткнулась в нее носом, чтобы напитаться его запахом. И не стала сдерживать слезы, подпустила их к глазам и позволила им пролиться. Устав от слез, она ненадолго забылась тяжелым сном. Проснулась вдруг, словно от толчка. Часы на тумбочке показывали: она спала 20 минут. Делать нечего — надо вставать. Босиком, еще толком не пришедшая в себя, прошлепала по коридору в ванную и встала под холодный душ.

Утром от Кирилла снова не было звонка, и Таня решила позвонить ему сама. Она набирала номер дважды, и дважды он был в зоне не доступности, затем телефон был занят. Он перезвонил ей только через час, когда она была уже в офисе. Таня вышла из комнаты, чтобы поговорить с ним, но разговор у них не получился. Кирилл спешил на встречу, как он сказал, и на ходу сообщил, что вынужден задержаться еще на неделю, а может быть и дольше, пообещав ей об этом сообщить. Таня почему-то не удивилась, словно ждала этого и, пожелав удачи с инвестором, отключилась. Внутри, под грудью образовался комок, и стало так плохо, как было в день смерти Ули: ужас, заполнивший все внутри, и полное отсутствие понимания, что происходит. Голос Кирилла был чужой и пассивный, словно он спешил быстрее отключиться от нее, словно он тяготился разговором с ней. И никаких обычных ласковых слов, что скучает, любит, огорчен задержкой и по-прежнему хочет ее. Она поняла, что наступает конец их отношениям. Трудно было признаться в этом, но Кирилл уже был не с ней. Ну, почти не с ней. Теперь только он решает судьбу их отношений. А она? А она теперь пассивный игрок, ожидающий своей участи на скамейке запасных. Она не будет больше ему звонить. Дождется его звонка, если такой звонок будет, в чем Таня не была уверенна. Сейчас главное не ждать звонка, а жить своей жизнью, думать, — а ей есть о чем подумать — и принимать необходимые решения. Ей было плохо, тошнило и хотелось плакать, но она, сжав губы, вернулась в комнату и села за стол. Хорошо, что в этот момент к ним в комнату вбежала вся в слезах Нелли, милая красавица грузинка, работавшая в отделе рекламы издательского дома, и на Таню никто не обращал внимания. Все переполошились, и так у нее образовалось время, чтобы взять себя в руки.

Нелли не могла успокоиться и, завывая, все повторяла:

— Представляете, представляете…

Но никто не мог понять, в чем заключается ее отчаяние. Первой не выдержала Юлия.

— Представим, если ты успокоишься, наконец, и все нам расскажешь, — громко и требовательно изрекла она и все разом замолчали.

— Вот так уже лучше, — тихо и строго сказала она и взяла девушку за руку, — что стряслось?

Нелли еще пару раз всхлипнув, заговорила:

— Грузинской киностудии, можно считать, больше не существует,… практически не существует.

— Это как? — подбежал Илья. Таня заметила, что когда Нелли со слезами вбежала в комнату, Илья напрягся, но подойти, так и не решился.

Кинотека сгорела. — И она снова залилась слезами.

Таня тут же вспомнила забавных дорожных строителей, которые наносили разметку на отремонтированную или новую дорогу. Она точно уже не помнила, поскольку была маленькой девочкой, но то, что с восторгом смотрела с мамой этот фильм и весело смеялась, помнила хорошо. Грузинское кино всегда было умным, с добрым юмором и самоиронией, содержательным и иносказательным. Фильм грузинской киностудии «Тайна двух океанов», был одним из любимых фильмом ее родителей. Папа мог его смотреть и в сотый раз. Уму непостижимо, как можно довести большую, великую и прекрасную страну до таких трагических потерь. Она неоднократно бывала в Грузии, в Тбилиси, стояла в гроте, под церковью Святого Давида у могилы Александра Грибоедова — одного из самых умных людей в России: дипломата, писателя, поэта (пьеса «Горе от ума», известна всем школьникам страны и всему театральному миру), историка, музыканта, композитора. Грибоедов был убит в Персии, в посольстве России толпой подстрекаемой религиозными фанатиками. Она с замиранием сердца читала на его памятнике эпитафию молодой вдовы Грибоедова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя, любовь моя?» Она теперь и сама покоится рядом с любимым. Эта трогательная история их любви и преданностью юной княжны Нины, хранившей верность мужу до конца своей жизни, с детских лет восхищала ее и в своих мечтах она желала такой же любви.

«Господи, — подумала Таня, — почему все так же больно и печально переживается трагедия любви, сколько бы времени не прошло с тех пор. Со дня убийства Александра Грибоедова (1829) минуло почти двести лет, а все также в мире происходят трагические события на волне религиозного фанатизма, подстрекаемые извне. Любимый метод все делать чужими руками, а самим спрятаться за шторой и с упоением наблюдать в щелку. Но чей? Не удивительно, что на ум пришли англичане с их надменностью и удивительной способностью к подстрекательству. Времена другие, а методы все те же».

— Откуда узнала? — спросила Юлия, горем убитую девушку.

— Дедушка позвонил. Он плакал, — печально, продолжая всхлипывать, пробормотала Нелли.

— А он не сказал, что делает твой папочка и его сын? — Юлия явно входила в раж. — Вижу, не сказал. По-видимому, твой папочка празднует независимость от России со своими новыми американскими друзьями. Они будут создавать новое кино. Зачем им старое и советское, если есть те, которые укажут что и как им делать.

Таня с удивлением взглянула на Юлию. Она не ожидала от нее таких слов. «Возможно, там, внутри, что-то еще осталось от совести или это в ней так бурлит злость на всех и вся», — подумала она, но промолчала.

Илья покачал головой.

— Зачем ты травишь ребенка? Она тут причем? Нелли пришла к нам, чтобы поделиться своим, нашим горем, а ты нападаешь на нее.

— Никто на нее не нападает, — Юлия тяжело вздохнула. — Мне тоже обидно, что безголовые ломают прекрасное и великое.

Таня внимательно посмотрела на Илью. Тот в это время, налив в чашку кофе, протянул ее девушке. Она уже давно замечала, что Нелли нравится Илье. «Боже, да наш рыжий мальчик влюблен в грузинскую девушку!» Теперь никаких сомнений не было. Всегда такой дерзкий, сейчас он излучал нежность и заботу. Удивительная перемена. Таня следила за происходящим с изумлением. Все это походило на усложненную мыльную оперу. Никогда не угадаешь, что произойдет в следующий миг. Она подняла голову и взглянула на Андрея, тот в ответ кивнул ей головой, подтверждая ее мысли. Но в данный момент Илья был не прав, отчасти. Кто меньше всего хотел сделать Нелли больно, так это именно Юлия. Дедушка Нелли — талантливый известный грузинский художник — всю жизнь дружил с дедушкой Юлии. Это он, вопреки желанию родителей девушки, отправил внучку учиться в Москву, а не в Париж, и просил своего друга присмотреть за ней. Семья Юлии опекала Нелли, и в издательском доме она появилась по ее протекции.

Открылась дверь и на пороге появился главный редактор. Платон, подойдя к плачущей девушке, погладил ее по плечу. Было понятно, что он уже знает о пожаре. Юлия попыталась ему объяснить причину слез, но Платон остановил ее слова: O tempore! O mores!

— И это, на каком языке? Неужто, на латыни? — озадаченно спросил Андрей.

— Да, коллега, на латыни, — с неподдельным удивлением ответил главный редактор. — «О времена! О нравы!» Это вы должны знать, коллега.

— Латынь уже давно не проходят, — стал оправдываться Андрей.

— Согласен. Не проходят на должном уровне и это многое объясняет. Но есть эвфемизмы, которые культурные и образованные люди должны знать. — Теперь его ученость начинала действовать на нервы. Нелли перестала плакать и во все глаза уставилась на Платона. Происходящее было на грани трагедии и фарса.

— «На холмах Грузии лежит ночная мгла…», — тихо произнесла Таня, посмотрев на часы. — Простите, но я с вашего позволения, покину вас.

Она поднялась, взяла сумочку и направилась к двери. Андрей продолжал смотреть на нее — уже закрытую. Подчас он поражался, насколько Таня могла точно, только несколькими словами сказать так о многом и о таком сложном в жизни. Вот поэтому у нее интервью получались емкие по смыслу и легкими по восприятию. В небольшом объеме строк, она могла выразить искренние мысли собеседника. Он сам был свидетелем, как перед ней открывались люди. При этом казалось, что она не прилагала никаких усилий. Просто сидела рядом, слушала, что ей рассказывают, внимательно смотрела в глаза собеседнику, мило улыбалась, искренне удивлялась, когда открывала что-то новое для себя, тем еще больше располагала собеседника к себе, но никогда не спорила, а просто мило высказывала свое мнение, не противореча ему. И еще, Андрей это понял, когда вместе с ней брал интервью у слепого музыканта. Таня всегда была идеально подготовлена не только по творчеству интервьюируемому, но и по образу жизни того, характеру, пристрастиям и предпочтениям собеседника. Подчас, чтобы договориться об интервью, проходили долгие и трудные переговоры, но когда Таня появлялась — ее долго не хотели отпускать, и она становилась их добрым другом. Андрей уже давно понял, что ее сдержанная манера обманчива, под ней скрываются ум, удивительные способности, кипучая энергия и едкий юмор. Это многое объясняло в ее отношении к Юлии.

Уставшая, от утреннего разговора с Кириллом, всплеска эмоций о пожаре на Грузинской киностудии, она вышла из здания издательского дома и быстро направилась к любимому кафе, где готовили отличный кофе.

— Таня, — у нее за спиной раздался голос Димы.

Резко обернувшись, она тут же оказалась в его объятиях. Ее словно обдало ледяным порывом ветра, и смутное тревожное утреннее предчувствие, овладевшее ею в коридоре издательства после разговора с Кириллом, превратилось в ужасающую уверенность: ей не следует ждать его звонков. У нее сбилось дыхание, но она постаралась, чтобы Дима не заметил ее замешательства.

— Ух, ты! — смеясь, проговорил он, отпуская Таню. — Куда так спешишь? Я не мог за тобой угнаться. Неслась, как курьерский поезд.

— В кафе. Хочу выпить кофе. Настоящий, хороший кофе.

Говорить трудно, когда толком ничего не понимаешь. Задавать Диме вопросы не хотела и поэтому она стояла и продолжала с удивлением смотреть на него. Как, он в Москве? Почему не с Кириллом? Улетали они вместе, тогда где Кирилл? Только сегодня утром Кирилл сказал ей, что, наверняка, задержится еще на неделю, а может и больше. Возможно, вернулся только Дима. Такое тоже бывает. Тогда почему ей об этом не сказал Кирилл? Он совсем не обязан ей все рассказывать. А раньше? Раньше рассказывал, а утром спешил. Такое тоже бывает. Она ведь ему тоже не все рассказывает. А это хорошо? Она не смогла ответить на собственный вопрос, но то, что Кирилл ей не сказал о Диме, больно ее кольнуло. За эту неделю Кирилл позвонил только четыре раза. Раньше такое исключалось. Улетая, Кирилл звонил минимум дважды в день, где бы не находился, и ей бы в голову не пришло сомневаться, что он не позвонит даже с Луны. Тогда почему вернулся Дима и где Кирилл?

— Тань, что-то не так? — заволновался Дима. Танина конспирация, похоже, провалилась.

— Ты один вернулся? — тихо спросила она.

— Почему один? Мы вернулись с Кириллом, как обычно.

Кирилл был здесь. Он ей не позвонил, когда вернулся, не пришел домой и солгал, что задерживается в командировке…. Дима продолжал что-то ей говорить, а она, продолжая улыбаться, молчала. «Дима, — вдруг подумала она, — почему он друг Кирилла? Он производит впечатление заурядного человека, который благодаря образованию, целеустремленности и упорству сумел подняться на собственной заурядностью; достиг высокой должности в компании благодаря дружбе с Кириллом и оказался в водовороте интересных, именитых и талантливых людей, женившись на Юлии. Чем он интересен Кириллу? Загадка». Таня уже не воспринимала того, что он говорил, и, хотя слушала, не отводя от него внимательного взгляда, думала совсем о другом. «Как обычно, это как?» Ее душила истерика и были необходимы пара минут, чтобы найти в себе силы продолжать разговор. Она чувствовала отчаяние, а это — холодная дрожь во всем теле, нервный смешок, чтобы его скрыть, и неотвязная апатия. В ушах стоял звон, и очень хотелось лечь и укрыться с головой.

— Ну, это же хорошая новость, верно?

Таня посмотрела на Диму — убедиться, что он шутит. Но он не шутил, а внимательно рассматривал Таню.

— Верно, — она со всей очевидной безысходностью понимала, что это можно счесть разумным ответом, но он не облегчал ощущения надвигавшейся катастрофы, какое настигнет ее в этот день и, улыбнувшись, спросила:

— Как все прошло? Когда Юлия вывела свой капитал из фирмы, — Таня сознательно стала об этом говорить, чтобы перевести разговор на другую тему, — для Кирилла теперь любой инвестор очень важен. У меня скопилась нужная информация для него, и мы ее вечером посмотрим, когда он вернется от мамы.

— Разве Елена Сергеевна в Москве?

Таня решила не отвечать на Димин вопрос и сделать вид, что его не услышала и задала свой вопрос:

— Как у вас прошло?

— Прошло все отлично. Разве Кирилл тебе не рассказал? Ты ведь его знаешь. Он, прежде чем взяться за новый проект, всегда все обмозгует, прикинет, рассмотрит все варианты, а уж затем будет добиваться положительного результата.

— Да, конечно, — Таню начало тошнить и хотелось поскорее уйти, но она не ушла, а спросила:

— Когда вы вернулись? — и, увидев удивленное Димино лицо, поняла, что допустила тактическую ошибку. Теперь Дима поймет, что Кирилл решил ее бросить. А, возможно, он уже ему все сказал. Нет. Еще не сказал, а то бы Дима так не удивился. Зачем она всегда спешит? Нужно было сказать, что она ограничена во времени и не может долго с ним разговаривать. Все элементарно просто. Так она могла бы избежать этого кошмара. Она больше не переживет объяснений, извиняющего тона, опущенных виноватых глаз, лица, поворачивающего в сторону, чтобы только не видеть ее, нелюбимую, жалкую и униженную. Неужели судьба снова готовит ей такую экзекуцию? Почему? Зачем? За что?

— Мы еще в субботу вернулись. Ты его не видела? Он так спешил к тебе, что не стал ждать машину и взял такси.

Сказанное Димой было сокрушительным, на мгновение Таня лишилась дара речи и превратилась в соляной столб. Не оглянулась, но превратилась. Ей казалось, что живым в ней остался только мозг, который пытался определить какой сегодня день недели.

«В субботу? Он был в Москве в субботу, узнала она сейчас… какой сегодня день? Сегодня у нас четверг, в данную минуту в Москве четверг… уже четверг… Последняя суббота была на прошлой неделе, а на этой только будет, после пятницы…».

Она беспомощно пожала плечами, и между ними повисла напряженная тишина.

Дима снова с удивлением посмотрел на Таню. Теперь уже он стал раздумывать, что, пожалуй, влип, но Кирилл его ни о чем не предупреждал. Увидев его растерянное лицо, Таня, придя в себя решила, что не будет расспрашивать того и попыталась, отделавшись ничего не значившими словами, скрыться в ближайших улицах.

— Да, конечно, он мне звонил и сказал, что будет у сестры на даче. Он у Лизы. Я просто на ходу сплю. Меня тоже долго не было в Москве. Я только утром, рано утром вернулась и сразу же поехала в издательство. Необходимо было сдать срочный материал. Извини, мне нужно бежать в редакцию.

— Вот как. А как же кофе? — пробормотал Дима.

Махнув на прощание рукой, она бросилась бежать в другую сторону от редакции и кафе, чем ввергла того в состояние столбняка. Таня больше не могла сдерживать тошноту и слезы, которые, как только она отбежала от Димы, хлынули водопадом, и никакая сила не могла их удержать. Дима же продолжал стоять, ничего не понимая. Похоже, он прокололся, невольно вторгшись в чужое пространство, где бушуют не шуточные страсти и рушатся судьбы. Теперь нужно было решить, рассказывать о встрече с Таней Кириллу, или промолчать? А если рассказать, что уже не подвергалось сомнению, то, как это сделать? «Вот влип», — подумал он, решительно набирая номер телефона Юлии. Как она скажет, так он и сделает. У женщин лучше, получается, развязывать узелки. Юлия, выслушав мужа и помолчав пару секунд, обдумывая интересную ситуацию, изрекла голосом, не терпящим возражения, чтобы он не смел, звонить Кириллу, с ним она сама разберется. Дима нерешительно пожал плечами и направился к дверям ресторана, в котором собирался пообедать. Заказав обед, он тут же забыл, что считал себя другом Кирилла.

Таня же решила в этот день не возвращаться в редакцию. Не было сил. Она устала казаться спокойной, сильной, невозмутимой и чувствовала себя тряпичной куклой, которую выбросили за ненадобностью. «Оторвали мишке лапу…», — пронеслось у нее в голове. Сейчас ей хотелось кричать и плакать, как плачут в детстве: с всхлипами и в голос. Все на свете отодвинулось в сторону, и она оказалась в мире, где никого больше не было. Пусто! Она одна! В голове все путалось. Она достала телефон, чтобы позвонить Кириллу, но, вспомнив утренний с ним разговор, поняла, что этого делать не нужно. Она не будет больше ему звонить. Она шла по улице и ничего не видела вокруг себя. Снова вспомнила удивленное лицо Димы. А если бы она его не встретила? Считала бы, что Кирилл в командировке и скоро будет дома, и она скажет ему о беременности. Теперь не скажет. «Боже, — ужаснулась Таня, — он лгал мне. Мне? Зачем? Почему он так жесток со мной?» Она остановилась и, прислонившись к стене дома, пыталась восстановить дыхание. «Что со мной не так? Как больно!» Ложь и предательство Кирилла ощущались как физическая боль. Она понимала, что их время закончилось, а ведь с ним она хотела бы провести остаток жизни. Таня смотрела на стену незнакомого дома, безуспешно пытаясь придумать решение. Снова вспомнила Диму и подумала, что не хочет и не может никого видеть. Ей было бы нестерпимо сесть в лужу — в ту лужу, где ее хотела видеть Юлия — и нелепо барахтаться. Конечно, Дима уже позвонил Юлии и все ей рассказал, а та теперь станет постоянно оценивающе смотреть на нее. Такой подарок для Юлии! Возможно, та все знает, и Кирилл обсудил с ней свои действия. Плевать! Сейчас уже ей было плевать на Юлию. Та уже сделала свою работу и сделала с блеском. Что думает Юлия и что она станет говорить — Тане стало безразлично, словно эта женщина из далекого прошлого и ей она не интересна.

Удивительно, но Таня не думала в этот момент о Кирилле. Она словно задвинула его за занавес и думала только о тех, кто находился сейчас на сцене. Ей казалось, что если Кирилл сейчас появится в ее голове, то та просто лопнет, как надувной шарик. Бах и разлетится на мелкие кусочки. Хотелось убежать, спрятаться, уснуть и не проснуться. А лучше раствориться, словно тебя никогда и не было. Всем будет хорошо, а ей лучше всех!

День перевалил на вторую половину, многолюдье на улицах не мешало, а скорее помогало отдышаться от известия Димы. Она мечтала об утешении от всей этой человеческой суеты, но вместо этого суета поглотила ее, и она почувствовала себя жалкой, незаметной и потерянной. Надо было переварить, понять и свыкнуться с новостью и продолжать функционировать в рабочем режиме. Завтра необходимо будет встать и отправиться в издательство, спокойно провести день, общаясь с коллегами… с Юлией. Она два часа бродила по улицам, проходя мимо таких знакомых с детства мест, что едва замечала их, затем спустилась в метро, проехала две остановки, вышла на станции «Бауманская» без четверти четыре часа и зажмурилась от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь облака. Стоя на перекрестке Бауманской и Бакунинской улиц, она ждала, пока зажжется зеленый свет. Издалека доносились смех и болтовня, стук ножей и вилок, сидящих на открытой веранде кафе, на противоположной стороне улицы, из офиса выскочила девушка; поджидавший ее молодой человек в джинсах и черной футболке крепко обнял ее и поцеловал. Таня с завистью наблюдала, как они, беззаботно взявшись за руки, зашагами по тротуару. Кругом продолжалась обычная жизнь, но она чувствовала себя вырванной из нее.

Оказавшись на Бакунинской улице, Таня позвонила своей школьной подруге, жившей на этой улице и с которой они не выделись с зимы, и предложила той встретиться в кафе. Ей необходимо было общение, как глоток свежего воздуха. Подруга оказалась дома. «Хоть что-то сегодня так, как нужно», — подумала Таня.

Со Светланой Богдановой их связывали годы учебы в одной школе и дружба в юности. После того, как та снялась в известном, теперь уже культовом художественном фильме, в главной роли которого играл очень известный и популярный актер, Светлана стала звездой школы. Натуральная блондинка в своего отца — тренера по фехтованию, — с роскошными ресницами, высокая и веселая, она нравилась мальчишкам. Ее веселый смех, звучал словно колокольчик. Веселый нрав Светланы импонировал Тане, и она с радостью проводила с подругой время, доверяя той свои тайны и мечты.

Семь лет назад между ними словно кошка пробежала. Судьба отдалила их только на время, но затем снова соединила после звонка Тани, придав их отношениям ровное спокойное дыхание. Прежней близости не случилось, по-видимому, всему свое время. Их время прошло. Но главное, что связывало Таню с подругой, это то, что она была свидетелем ее такого не простого романа с Егором; она вытирала ее слезы и выслушивала жалобы, а затем чуть не вышла замуж на его друга Стаса, но перед самой свадьбой, побывав в Крыму, влюбилась в местного парня, с которым играла в волейбол на пляже и, женив его на себе, да-да, именно женив, родила ему сына Сергея. И это все ее подруга проделала молниеносно, пока Таня оплакивала свою не состоявшуюся свадьбу. Она единожды примчалась к Тане на дачу, где та зализывала раны, а затем словно растворилась в воздухе, как сказочная фея. Чтобы не расстраивать ее, как потом объяснила Светлана, она не решилась пригласить Таню на свою свадьбу, и встретились они, когда та была уже беременная сыном. Спортсменка-фехтовальщица, подруга, завалив экзамены на факультет иностранных языков в МГУ и окончив институт физкультуры, сейчас преподавала физическую культуру в одном из институтов и растила сына Сергея. Выбрав столик у окна, Таня заказала кофе и, в этот момент, раздался звонок. Она внимательно посмотрела на определитель звонков — «Галя Д». Ей не хотелось сейчас говорить с той. Она сделала паузу, а затем все же ответила. У каждого, наверное, хоть раз в жизни случалось так, что, вопреки всем обстоятельствам, вдруг, в один момент все части пазла страшной мозаики начинают складываться в четкую картинку под названием «Беда не приходит одна». Так случилось и сейчас. Галя была знакомой Тани и Егора. Ее муж учился вместе с Егором в школе, они были одноклассниками. «Моя прошлая жизнь», — так Таня иногда называла то время. Общались они не часто, и в этот раз разговор был не долгий, но за то время, пока он продолжался, лицо Тани несколько раз поменяло свой цвет: с бледного — на красный, с красного — на бледно-голубой. Вид у нее был потерянным, словно она стояла у гроба любимого, родного ей человека и не знала, как ей жить без него. Она поняла, что больше Егора не увидит. Он остался в ее прошлом уже навсегда. А была надежда? Она за сеть лет не встретилась с ним ни разу. Она чувствовала его рядом с собой и вопреки всему — ждала. Чего? Чуда? Нет, не чуда. Но ждала чего-то, возможно, счастливого случая…. Так что теперь? Его нежные ласковые губы, тяжесть его тела — все это ушло навсегда, и этому нет возврата. Как так? Вот он снова смотрит на нее растерянным взглядом и произносит те убийственные слова. Эта картинка приходит мгновенно. Она больше не может на нее смотреть. Устала. Она должна что-нибудь сделать, здесь и сейчас.

Когда Светлана вошла в кафе, Таня сидела бледная, уставившись в одну точку и только подойдя к ней и коснувшись ее плеча, та смогла переключить внимание на себя.

— Привет, — громко со смехом воскликнула подруга. У нее был замечательный смех, белокурые волосы, огромные синие глаза и пухлые губки. В глазах, как всегда, прыгали веселые чертики. Таня посмотрела на нее внимательно, покачала головой и тихо прошептала:

— Этого не может быть.

— Чего не может быть? — засмеялась Светлана, шумно устраиваясь в неудобном кресле.

Поздоровалась ли она со Светланой, Таня не помнила. Вроде бы они уже обменялись словами, но Таня не слышала, о чем идет речь, хотя голоса и пробивались до ее сознания — то нарастая, то затихая сердитым контрапунктом. В эти минуты реальным было для нее лишь то, что она слышала у себя в голове. Только несколько слов, а ощущение, что слова не столько произнесли, сколько ими ей ударили по голове. Разговор по телефону длился несколько секунд, но в памяти Таня прокручивала его уже двадцать минут. Прошлое обычно незаметно меркнет и выдыхается на фоне настоящего. У других обычно так и бывает, у Тани — нет. Воспоминания того дня сохранились такими сильными, а образ таким живым, — что ей показалось, будто она слышит его голос, который она не спутает ни чьим другим, и чувствует его запах тела. Даже сейчас, когда подошла Светлана и люди вокруг говорили громко и оживленно, Таня чувствовала, как ее захлестывает очередная волна паники. Сегодня всего было слишком много: разговор с Кириллом, Димой, Галей — вестниками…. Она прикрыла глаза от внезапной полуобморочной слабости и почувствовала руку подруги.

— Что-то случилось?

— Да. Он женится.

— Кто женится? — спросила Светлана спокойным равнодушным голосом.

— Егор женится, — буквально выдохнув эти слова, Таня почувствовала, что ей стало легче дышать.

Ком в горле пропал, но тут же из глаз хлынули слезы.

— О-о-о! — Смех звоном колокольчика рассыпался за столом. — Милая, это пора уже забыть. Столько времени прошло, — Светлана снова весело засмеялась. Ей даже в голову не могло прийти, что Таню это может расстроить. — За это время он мог жениться несколько раз, и я думаю, что у него была ни одна женщина. По-видимому, там кто-то должен родиться, вот и приспичило. Сейчас так. Это мы наивные были. Нам обязательно нужна была свадьба, дворец бракосочетания, штамп в паспорте.

— Мне, нет.

Заметив, что Таня молчит, опустив голову, и продолжает плакать, Светлана взяла ее за руку и, пытаясь заглянуть в глаза, тихо сказала:

— Ты что? Ты, правда, расстроилась? Почему?

— Не знаю, — Таня покачала головой. — Очень больно.

— От кого ты узнала?

— Только что позвонила Галя,… это она мне сказала,… они с Толиком приглашены.

— Только что? Это когда ты меня ждала? Вот сейчас? — широко распахнув глаза и замахав своими ресницами-бабочками, Светлана забросала Таню вопросами.

— Да, — устало ответила та. — Именно сейчас.

— Мать твою, — одними губами сказала Светлана. — Ничего себе совпадение. Я думала, что те события канули в лету. Нам всем нужно об этом забыть. Ты что, все еще вспоминаешь о том недоразумении?

— Недоразумение? Почему недоразумение? Для меня это не было недоразумением. Я любила и мечтала стать его женой.

Светлана поежилась, словно ей стало холодно и, наклонившись над столом, с виноватым видом прошептала:

— Я не решалась тебе тогда рассказать. Прости. Мы со Стасом тогда решили ни тебе, ни Егору не рассказывать, что подали заявление в ЗАГС. Егор тогда разводился, а ты была у родителей. А тем временем Егора обрабатывали, чтобы он не спешил жениться на тебе. Уговаривали…

–…уговаривали? — перебив Светлану, с изумлением спросила Таня.

— Ну, да. Уговаривали, — смешалась Светлана, — постоянно внушали, что ему не следует после развода спешить, снова повесить хомут на шею. Говорили, что он еще молод и ему нужно, отдохнуть от семейной жизни, а женившись на тебе, он снова будет привязан к юбке. Что ты слишком… сложная и себе на уме.

— Что это значит? Это кто ему внушил? — каждое слово Тане давалось с трудом.

— Мать Егора, ее подруга — тетя Люся, кажется, так ее зовут, да и сам Стас. Он считал, что ты ему не подходишь. Ты не вписывалась в их дружбу.

— Я так и знала, — с трудом выдохнула Таня. — А ты знала и не сказала мне. Почему?

Светлана не стала отвечать на ее вопрос.

«Так продают подруг! Обидно», — подумала Таня и не стала настаивать на ответе на свой вопрос.

— Ты ему не нравилась. Это факт. Он постоянно твердил, что Егор может себе найти более покладистую девицу и ему не следует бросаться на тебя, поскольку у него теперь будут развязаны руки, и он сможет себе подыскать что-нибудь веселее, что ли, и проще. Которая не будет постоянно толкать его в спину, ставя перед ним новые цели. Ты ему не нравилась, — снова повторила Светлана. — Очень не нравилась.

— А должна была? — безразличным глухим голосом спросила Таня.

— Перестань, — с горечью произнесла подруга. — Он ревновал Егора к тебе и постоянно злился. Рассказывал, как тот был счастлив, когда ты отдалась ему. Говорил, что глаза у Егора в тот вечер были шальные. И потом у того была жена, ребенок и еще любовница. Говорил, что у того полный комплект. — Она замолчала, а затем добавила: — Не нужно так расстраиваться. Это уже в прошлом.

— А ты все знала и молчала?

Светлана вздохнула и закатила глаза.

— Прости. Я тогда считала, что тебе так будет лучше. Всем будет лучше. И мама мне сказала, что не хорошо разбивать семью. Она была настроена негативно к тебе, да и бабушка не советовала тебя приглашать на свадьбу. Все одно к одному…. И потом, мы знакомы достаточно давно…

— Но, по—видимому, не так хорошо, как казалось, — ответила Таня, поднимая глаза. В них было столько гнева и боли, что Светлана вздрогнула.

— Ты за меня решила, что мне лучше? Твое субъективное мнение стало плахой для меня. Это было не что иное, как предательство послушной дочери, но плохой подруги. Ты сейчас хоть это понимаешь?

— Возможно и так. Мне потом трудно было общаться с тобой, вот поэтому я не отвечала на твои звонки. В то время, я тебе об этом не рассказала, мои родители развелись. Отец ушел от нас и мне все, что было связано с разводом, было ненавистно. Прости. Мама плакала….

— Это была своеобразная твоя месть той женщине, а под раздачу попала я, — Таня закрыла лицо руками. — Я сочувствую твоей маме, но это не моя вина, что ее муж ушел от нее. Не моя вина! И в разводе Егора я тоже не виновата. Он развелся не из-за меня, это подтвердило его решение не жениться на мне. Это их ошибки. У меня ошибки свои и их много, но они мои. Сколько людей было против нас… против меня. И он сдался. А затем сдалась я. Каких только ошибок я не совершила, но эта была самой большой. Не должна…, не должна я была отпускать его…. Я неудачница…. Моя гордыня наказала меня в очередной раз. А сейчас у меня все валится из рук…

Голос Тани звучал тихо и, на удивление спокойно, а слезы словно жили своей жизнью. Они залив лицо, уже текли ручьями по ее рукам.

— Таня, погоди. Не знаю, зачем ворошить то, что случилось семь лет назад, — произнесла Светлана неожиданно чужим голосом. — Я же тебе сказала: Егор колебался, а это значит, что он был не готов снова жениться. В тот момент. Он позволил себя уговорить, но ты была ему небезразлична. Он говорил, что чувствует себя подлецом. Возможно, это тебя несколько утешит. Первое время очень скучал, звонил, но ты не отвечала, приезжал к тебе, но дверь никто не открывал, просил меня поговорить с тобой, но я отказалась, решив, что ты сама должна этого хотеть. Я считала и думаю, что и он так считал, что, отменив свадьбу, вы будете продолжать встречаться, но ты все так резко отрезала. Поменяла квартиру, перевелась на другой факультет в университете, сменила номер телефона и завела себе новых подруг.

— Новых подруг? — Таня внимательно посмотрела на Светлану. — Да, у меня появились новые подруги и друзья тоже. Хочу встречаться или не хочу сейчас замуж, для меня такие вопросы не стояли. Для меня все было предельно ясно. Накануне свадьбы, когда в шкафу весит подвенечное платье, услышать, что жених желает отдохнуть от взаимных обязательств с кем либо, сродни атомному взрыву. Чем это можно было объяснить? Только одним — не любовью. Он не мог не знать, что мне будет больно.

Она вспомнила бледное лицо Ули с кислородной маской, на подушке в больнице, ее тихий голос, что сегодня наступит конец, ее теплую руку в своей руке и у нее по телу разлилось отчаяние, что она не смогла помочь ей. Комплекс невосполнимой потери довлел над ней вот уже шесть лет. Время не лечит, когда ты теряешь родного и близкого человека. Оно может подарить тебе новых друзей, любимых, но не заменить тех, кого с тобой больше нет и по кому, болит сердце. Незаменимые есть и всегда будут.

— Все уже давно в прошлом. И если бы ты даже знала? — Светлана развела руками. — Не думаю, что ты смогла бы что-то изменить.

«Если бы я только знала,… если бы я знала…. Господи, почему?» — Тане хотелось кричать. Только сейчас она по-настоящему поняла, что могла бы изменить свою и его судьбу. Достаточно было только сказать, что она любит его и не отпустить. Только несколько слов, которые она не сказала.

А Светлана тем временем продолжала:

— Ты не одна сейчас. Живешь с Кириллом. — Она надула губы и стала говорить громче и быстрее, что свидетельствовало об ее раздражении. — О таком мужчине только можно мечтать. У тебя отличная квартира, ты объездила весь мир, успешная карьера и престижная работа в крутом издательстве. Тебе повезло, что так сложилось, иначе ты могла бы упустить Кирилла.

Таня слушала подругу и думала, как той объяснить, что она не может забыть самое главное. Как отзывалось ее тело на самое легкое его прикосновение, как она снова и снова видит приближение его губ, замедленное яркое видение, которое ей не забыть. Даже сейчас, даже сейчас память об этом живет в ней. Даже сейчас.

Когда она познакомила Кирилла со Светланой, тот стал между ними называть ее «подсолнух». Светлана относилась к нему настороженно, как к постороннему человеку, который случайно забрел в гости. Когда возникал между ними разговор, она краснела, а голос ее становился тонким и писклявым. Это был повод, чтобы Тане хихикать над подругой. А Кирилл? Кирилл ее не воспринимал серьезно и иногда спрашивал, как получилось, что они смогли подружиться? Вы абсолютно разные, утверждал он. В этом случае у Тани всегда был в запасе вопрос: ты и сестры Вележевы? Кирилл никогда не отвечал на этот вопрос, обнимал ее и целовал в шею. Вспомнив о Кирилле, у Тани засосало под ложечкой. Почему все сразу, в один день? Сегодня был особенный день: Таня хотела встретиться со Светланой, чтобы поделиться мыслями о поступке Кирилла, подумать вместе над словами Димы и искала у нее сочувствия и утешения. И надо же было такому случиться, чтобы именно сегодня проявился из прошлого Егор и поставил все точки над «И». Конечно, она не станет ничего рассказывать Светлане. Она уже давно ей не подруга. Пусть ее отношения с Кириллом останутся для Светланы безоблачными. Сейчас нужно было завершить встречу как можно непринужденнее. Над головой включился кондиционер и от холодного воздуха руки у Тани покрылись мурашками.

— Кирилл замечательный и мне действительно повезло с ним, — после молчания тихо сказала Таня, — но тогда я потеряла Егора. Это больше чем просто рассталась с любимым. Я тогда потеряла часть сердца и души. Мне нужно было пережить это, но когда кого-то теряешь, когда кого-то недостает, ты больше всего страдаешь от того, что человек этот постоянно с тобой, он превращается в нечто воображаемое и одновременно остается реальным, но, по сути, он нечто нереальное. Отделить одно от другого невозможно, поскольку твоя тоска по нему — вовсе не воображаемая. И потому ты вынуждена цепляться за свою тоску. Ведь только она по-настоящему реальна и ты продолжаешь с этим жить. Но ты права: все уже позади, все в прошлом и его пора забыть. Я так и сделаю. Прости, что потревожила тебя.

— Тебе не стоит так волноваться, — весело подытожила Светлана. — В конце концов, вы могли встретиться снова, не на Луне же были. Но вы этого не сделали, значит, вам не нужно было.

«Все правильно, — подумала Таня и поднялась. — Кирилл прав, мы действительно очень разные и она никогда не поймет меня, а жаль».

Было уже поздно и пора было отправляться домой. И, бросив последний взгляд на уже бывшую подругу, произнесла:

— Привет Удалову и поцелуй от меня Сережку. Звони мне, если потребуется моя помощь.

Выйдя из кафе, она быстро пошла по улице в сторону Старой площади. Голову переполняли мысли. Поднялся ветер, который бросал ей в лицо пряди волос, закрывающие глаза, раздувал широкую юбку платья, оголяя ей ноги. Солнце затянуло тучами и, еще вдалеке, раздались раскаты грома. Темные облака, окрашенные снизу в розовый цвет последними лучами заходящего солнца, скользили по небу, собираясь в грозную тучу. Ветер свежел, и на асфальт закапали первые капли дождя. Ливень возвратил ее к действительности. «Не желаю больше думать о Егоре! Зачем я поехала к Вележевым? Как умудрилась совершить такую грубую оплошность? Рассеянность? Крайняя усталость? Подсознательная тяга к очной ставке? Но с кем? Кирилла с Лидией, дубина!» От своих мыслей она почти задохнулась.

Проходя по Спартаковской улице, Таня на миг остановилась у Богоявленского кафедрального собора, затем решительно открыла большую тяжелую дверь и вошла в храм. Сердце вздрогнуло и на миг остановилось, а затем она услышала свой глубокий вздох и оно вновь гулко застучало. «Что со мной?» — вопрос прозвучал где-то там — у нее внутри, а затем отозвался толи громким всхлипом, толи стоном. На нее обернулись две женщины, но она сделала вид, что это не она и тихо отошла в сторону. Голова кружилась, и она не могла сосредоточиться на действии, которое должна теперь сделать. Она совсем была пуста. Ни одной мысли в голове. Слова к НЕМУ не давались ей, она забыла все молитвы, не могла вспомнить даже «Отче наш». Наступил столбняк, который всегда ее преследовал в храмах. «ЕМУ что, не нужны мои молитвы?» Сколько раз она молила ЕГО о помощи, но все они словно падали в пустоту. ОН словно забыл о ней, и она перестала к Нему обращаться, перестала приходить в ЕГО храмы. Но вот она снова здесь. Зачем? Чтобы просить? Снова просить?

Таня почувствовала, как стала погружаться в вопиющую тьму отчаяния. Подсказка пришла в виде маленькой девочки, которая держала свечу и внимательно смотрела на нее зелеными глазами. Таня улыбнулась ей, и та, улыбнувшись в ответ, протянула ей свечу. «Ах, да! Нужна свеча», — вспомнила Таня. Поставив свечу в центральный алтарный подсвечник, она снова не могла сосредоточиться, хотелось плакать и кричать. Вокруг нее сновали люди, они зажигали свечки. Маленькие язычки пламени в огромном пространстве собора завораживали. Люди смотрели на них, тихо шептали молитвы и уходили. Затем приходили другие и снова зажигали пламя. Это уже было их личное пламя. А она все стояла и смотрела на пламя своей свечи. «Чего же ей нужно просить у Господа: вернуть, но кого? Егора? Зачем? У Егора своя дорога и она не с ней. Это его выбор, а не ее. Кирилла? А он этого хочет? А если нет? Господи, тогда пусть полюбит меня. А она сама, где она сама? Чего она хочет?» Перекрестившись, тихо, одними губами она прошептала:

— Господи, не хочу никого терять. Это очень больно. ОЧЕНЬ! — кричало сердце. — Пусть он вернется, пожалуйста! Мне плохо без него. Пожалуйста, Боже, — бормотала она, — пожалуйста, пожалуйста,… помоги мне.

Когда она вышла из храма, гроза закончилась, дождь прекратился, дул приятный освежающий ветерок. Ей хотелось сесть и спокойно посидеть. Сквозь слезы она увидела на другой стороне небольшой сквер, пошла туда и села на скамейку. Опустив голову на руки, она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Голова кружилась, ее тошнило. Она закрыла глаза, у нее было такое чувство, что они больше не откроются. Время словно остановилось. Оно остановилось тогда — семь лет назад. Но, так ли это? В ее жизни появился Кирилл. Клин клином? Но Кирилл не стал тем клином, который вытеснил из сердца Егора. Тот жил там постоянно, затаившись и возникая в моменты тоски и грусти, заставляя гулко биться сердце и окутывать своим запахом и теплом. Она помнила каждую черточку его лица, каждый изгиб его тела, чувствовала прикосновение его рук…. Он стал неотделимой частью ее самой, как рука, голова…. А Кирилл? Кирилл — это чудо посланное свыше. Она любит его страстно, желает его и не готова расстаться с ним. Оба они, — Егор и Кирилл — две параллели, которые никогда не пересекались. Два мира, в которых она жила одновременно. Она знала, что так не может быть, вернее, это знала ее рациональная половина, но ведь у нее была и другая половина. Что делать с ней? Чувствовал ли Кирилл присутствие того, другого, который мешал ему воцариться в ее сердце? Она рассказывала ему о своем прошлом, связанном с Егором, под давлением Юлии. Это была ошибка. Кирилл — это ее настоящее, пусть даже не всегда однозначное, но она дорожит им. Так она думала, а точнее заставляла себя думать.

Сколько минут прошло, прежде чем она снова подняла веки? Пять, десять, полчаса? Она продрогла до костей. Почему ее так ошеломил сам факт предстоящей женитьбы Егора? Они не вместе уже семь лет и из них четыре года она с Кириллом. За все время они ни разу не встретились даже случайно, но она продолжала все эти годы думать о нем. Ей были мучительны мысли о том, что он прикасается к другой женщине или кто-то прикасается к нему. Само предположение, что он так же целует других, говорит им те же слова, что и ей в моменты их близости, были мукой для нее. Она мысленно поневоле, с одержимостью человека, который лишился самого дорогого в жизни, вновь и вновь, в течение всех этих лет с болью воображала Егора в интимной близости с другими женщинами. Ревность? Она такая? Больно! И почему возможность такого кажется ей самым страшным предательством? И почему она при этом не учитывает свою близость с Кириллом и ее любовь к нему? И если бы сейчас ей пришлось бы выбирать между ними, то чтобы она выбрала? Нет. Она этого не хочет. Тогда, что это с ней? Снова вопрос! Эгоизм или самая заурядная ревность? Прошло семь лет, с тех пор как она его видела, но по-прежнему достаточно было напомнить о Егоре — хватало какой-нибудь мелкой детали, — и старая боль тут же вырывалась наружу. Боль, которую не смогло заглушить время. Оно бессильно, когда сталкивается с тем, кто не способен к забвению. Память сохранила не только визуальные образы, но и эмоциональные терзания, связанные с этими мысленными картинами. Но если она подвержена этой болезни, то тогда почему она не ревнует Кирилла? Тогда, если это не ревность, то значит — она больна одержимостью. Такое умозаключение не устраивало ее. Ей уже давно нужно отпустить Егора из сердца, как она сделала в тот день — семь лет назад. Возможно, что все эти годы в ней жила не столько любовь к первому мужчине в ее жизни, сколько обида, что он смог так просто отказаться от нее. И вот сегодня она узнает, что другая станет называться его женой. Он просил ее руки у родителей, а затем бросил ее и теперь женится на другой женщине. Больно и горько. Утром ее разговор с Кириллом, потом случайная встреча с Димой и вранье Кирилла, которое ее почти сокрушило, а затем эта весть о женитьбе Егора. И все в один день, словно сговорившись, и прошлое, и настоящее вдруг ополчились против нее. Она словно прозрела и поняла, что прошлое для нее живее настоящего, и от этой мысли накатило удушье. И не важно, что в нем нет Кирилла, он ее бросил в этом настоящем. И пусть. Жизнь ее катится под гору, а вместо этого она вернулась к руинам прошлого. Память любит проделывать странные фокусы, а забвение часто является средством, при помощи которого разум защищает от душевной боли и от чувства сожаления об утраченных возможностях. Так должно было быть. Именно так думала она, когда ждала этого забвения. Но жизнь распорядилась по-другому. Звонок Гали отбросил ее на семь лет назад с такой силой, что она сейчас не могла понять в каком времени находится и испытывала такой сокрушительный страх и волнение, что, заметив, как дрожат ее руки, прижала их к груди. Пора, определенно пора забыть о том времени и сосредоточиться на сегодняшней жизни. Но она не может этого сделать. Ей не давали покоя картинки из прошлого, которые Галя пробудила к жизни своим звонком. Она снова вспомнила запах, мягкие нежные губы, приближающиеся к ее лицу, его красивые руки, обнимающие ее при расставании, шепот в тот САМЫЙ ДЕНЬ, чтобы она не боялась, если будет больно и что она должна сделать и как лечь… этого она никогда не сможет забыть. Это то самое сокровенное, что перевязывают розовой лентой, как любовные письма, а затем прячут в самые потаенные уголки сердца и хранят всю жизнь. В первые годы она мысленно возвращалась в то давнее время, когда могла уткнуться носом в шею Егора и вдыхать запах его тела. Вот и сейчас все чувства, которые он когда-либо вызывал, разом возникли в ней — гнев, страх, восхищение, удивление, нежность, любовь…. Вспомнились все нюансы их отношений, в основе которых лежало одно простое чувство — ее любовь. Она никогда не сомневалась, что любит Егора. Потом счастливый миг воспоминаний миновал, оставив грызущую тоску обо всем потерянном с тех пор, и она тихо заплакала. Кирилл возник как дар небес. Она не любила, когда за ней начинали навязчиво ухаживать. И первое время красивая настойчивость Кирилла несколько раздражала ее, затем она стала к нему привыкать. Первую их совместную ночь она не считала началом их отношений. Это произошло, когда прошло три года после того… после того, как Егор ее бросил. Именно бросил. Таня снова и снова твердила про себя: «Бросил, бросил, бросил….» Она тогда решала проверить, сможет ли быть близка с другим мужчиной, и что будет чувствовать в тот момент. Мысль о Кирилле вызвал страх. А что если и он ее бросил? А что кроме страха она чувствует? Кирилл очень красив и сексуален, хотя никогда не показывает, что знает это. Возможно, именно его сексуальность, явилась причиной ее тяги к нему. Однако они четыре года вместе…. Почему? Привязанность? Привычка? Нет. Конечно, нет. Только не привычка. Секс замечательный, но и он не самое главное в их отношении. Таня решила, что обязательно спросит Кирилла, когда он вернется домой. Что было, то прошло, и прошлое не может быть другим, его не изменить. Жизнь — это не сказка с хорошим концом. Почему же что-то твердит ей, что с Егором все могло сложиться иначе, чем сложилось? Может именно это мешает ей забыть его? Упрек себе, ему? Но и в сегодняшней жизни у нее полный бардак. Где-то очень глубоко внутри была пружина, сжатая настолько сильно, что трудно было дышать. Что она сделала не так? Неужели это таков ее крест, который она должна нести, терпеливо выполняя свой долг, мужественно перенося все свои неудачи, невзгоды и удары судьбы? И эти сны, сны, постоянно повторяющиеся и изматывающие ее. Ей казалось, что мир вращается вокруг нее, как громадное колесо, все ускоряется, увлекает ее за собой, так что голова идет кругом, потом пытается сбросить ее с огромной высоты. Она уцепилась за скамью, крепко ухватилась пальцами и не отпускала их, пока головокружение не закончилось, и звон в ушах не прекратился. На город надвигалась ночь.

Решимости забыть, отрешиться от всех своих бед, заставила ее подняться и быстро направиться в сторону метро. Внезапно она каменеет. В витрине магазина она увидела свое отражение и замерла как громом пораженная. Отвратительное собственное отражение в стекле. Невыносимо! Она медленно пошла по направлению к дому, в твердой уверенности, что, где бы ни проходила черта между видимостью и реальностью, то, что она испытывает сейчас, для нее реально.

Это был длинный, утомительный день. Войдя в подъезд, Таня наткнулась на Юлию, вынимающую почту из почтового ящика. У лифта стоял Дима и улыбался. Таня не успела подумать, что ей нужно сделать, чтобы достойно пройти расстояние от входа до лестницы, чтобы подняться на четвертый этаж. Подниматься на лифте с Юлией и Димой вместе — не могло быть и речи, но Юлия опередила ее, спросив ласковым голосом:

— А что ты здесь делаешь в такой поздний час?

— Действительно уже поздно и пора ложиться спать, — тихо ответила Таня и поняла, что выглядит жалко и нелепо. Юлия могла торжествовать. Это был ее вечер.

— Ты здесь ночуешь, даже когда Кирилл отсутствует? У тебя, что, нет своего жилья?

«Ночуешь? И это ужасное слово «жилье». Это было явное оскорбление, но Таня молча пересекла подъезд и устремилась к лестнице. Юлия не отставала от нее.

— Тебе нужно подумать о будущем, — кричала она вдогонку, поднимаясь вслед за Таней. — Ты не можешь здесь жить. Кирилл ушел от тебя, но может вернуться в свой дом в любой момент, и куда ты тогда пойдешь? Он не станет с тобой жить. Ты это понимаешь? Он мне звонил и сказал, что устал от тебя и чтобы ты его не ждала. — Это была ложь, и Таня поняла это. Кирилл никогда бы этого не сказал. — И еще он сказал, что хочет быть один. Мне неприятно тебя расстраивать, но ты не понимаешь, что время твое вышло. Ты должна это знать. Тебе это пойдет на пользу. Видит бог, хватит тебе испытывать его терпение. Пора подумать, что ты только теряешь время, не девочка уже, я познакомила тебя с Сергеем. Он для тебя более чем хорош. Цени то, что имеешь и благодари меня. Это я тебя пристроила в журнал, я познакомила с Сергеем, я ввела тебя вкруг именитых и известных людей и помогаю делать карьеру…

— Вранье! Все до единого слова, вранье, — не останавливаясь, закричала Таня, — вы живете в этом вранье и считаете себя элитой общества. Страшно даже подумать, что у нас может быть такая корыстная и лживая элита.

Злорадная усмешка сползла с Юлиного лица.

— Негодяйка. Дрянь.

У открытой двери лифта метался Дима, призывая Юлию вернуться и подняться на лифте, но та, продолжая бежать по ступенькам за Таней, крича ей в спину, что она не пара Кириллу и должна оставить его в покое: — Таких, как ты… нет… лучше и красивее тебя, у него было десятки. Ты никто. Просто дворняжка, которой не место рядом с ним. Я ему все сказала. Открыла глаза на тебя, и он меня послушался. Сбежал от тебя.

И потом, словно о чем-то вспомнив, закричала:

— Не тебе судить об элите, потому что ты,… ты дворняжка. Посмотри на себя, серая мышь. Кирилл был не в себе, когда подцепил тебя.

— Ага. Подцепил, как ветрянку. Что за глупость ты несешь?

— Именно. Как самую страшную заразу. Теперь он это понял и бросил тебя. — Ее голос прозвучал враждебно, в нем слышалась неприязнь.

Таня резко остановилась, обернулась и выпалила в лицо Юлии:

— Почему ты уверена, что это я преследую его? Может быть, черт подери, совсем наоборот! Это он меня преследует. — Произнося все это, Таня чувствовала, что переступает черту дозволенности, но остановиться уже не могла. Эмоции зашкаливали. — Ведешь себя как образцовая стерва и всюду суешь свой нос. Хватит. Поэтому впредь со мной на эту тему не говори. Я требую, нет, я запрещаю тебе это. Что мое, то мое, и я не позволю туда совать свой нос.

— Кирилл не твой, — охрипшим голосом прошептала Юлия. — Не трогай его.

— Я его не трогаю, я его касаюсь, — Таня вдруг вспомнила слова из какой-то пьесы. — И Кирилл не твой тоже. Давно пора это уже понять.

Юлия, ошарашенная отповедью Тани, повернулась и стала молча спускаться по лестнице. Дима слышал, что сказала Таня, поскольку та говорила громко, но продолжал с высокомерным видом молча стоять у лифта, загадочно закатив глаза. Юлия была ему не по зубам и поэтому он, как всегда, все решения и слова оставлял жене, давно поняв, что жить ему под ее каблуком очень даже комфортно.

Таню трясло, и она никак не могла вставить ключ в замок. Сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Стало легче, но руки продолжали трястись. Она никогда прежде не позволяла себе быть насколько грубой, но и никогда прежде не подвергалась такой неприкрытой злобе. Даже бывая подчас резкой, не смела, оскорблять человека бранным словом. Зачем она набросилась на Юлию? Разве дело в ней? Она не будет впредь общаться с ней, но и винить ее во всех своих бедах не будет. Сейчас она думала только об одном: «Кирилл ей поверил. Он поверил Юлии, не ей, а Юлии». Это было главным и это было очень больно.

«Опять ночь, — войдя в квартиру, со страхом подумала Таня. — Он мне звонит, а меня словно нет на свете. Устал от меня. А почему нет? Возможно, так и есть. Люди устают друг от друга. Хотя притягательность людей друг для друга чаще всего не поддается рациональному объяснению. А я? Я устала от него?»

Ей стало смешно, и она хмыкнула сквозь слезы. Нет. Она не устала от него. Что-что, а это она знала наверняка. Тоска и обида сделали свое дело. Боль посилилась в ней, схватила за горло и не дает ей жить. А он пусть отдыхает от нее. Флаг ему в руки. Она не должна и не будет о нем думать и ждать его, но и относиться так к себе тоже не позволит, даже ему. Сейчас ей нужно держаться. Опасность была нешуточной: лишь бы не пасть жертвой пессимистического взгляда на жизнь. Хотелось убежать и спрятаться, но она этого делать не станет. Пока, не станет. Пусть все остается как есть. Суетиться и бегать с квартиры на квартиру, только вызывать злорадство Юлии. Усталость накрыла ее и она подумала: «Уснуть и не видеть сны. Как нам у Шекспира?» Она попыталась вспомнить слова, но поняла, что не сможет этого сделать, все забыла. Чтобы успокоить свои мысли, закрыла глаза и тут же перед ней в темноте проявились строчки:

«Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.

Какие сны в том смертном сне приснятся

Когда покров земного чувства снят?»

«Господи, пожалуйста, пусть он вернется домой. Мне плохо без него, он мне нужен, Господи, услышь меня, пожалуйста», — с мольбой шептала Таня, укрывшись с головой одеялом и закрыв глаза. Сон навалился как-то сразу, словно поджидал ее. Она снова стояла у гроба сына….

Кирилл не вернулся домой в этот вечер и не позвонил Тане. Ночью она плакала во сне и потом, когда проснулась. Проснувшись, она не испытывала ужас и страх, как было обычно в такие утра. Терпеливое и ждущее ее решения настоящее лежало рядом с ней на подушке. Она словно попала в осаду. Была боль. Она заполнила все уголки комнаты, она билась в каждой клетки ее тела, казалось ее можно потрогать руками. Ей еще не доводилось испытывать такой боли, она буквально выворачивала ее наизнанку. Она плакала так горько, как плачет мать, потеряв своего сына, жена — мужа. Она была одна в большой спальне, и ничто не сдерживало ее. Вспомнила, что поначалу, когда ей снились кошмары, Кирилл утешал ее, сочувствовал ей, но потом как будто потерял терпение и с трудом сдерживал раздражение. Она перестала ему рассказывать и, просыпаясь ночью, тихо, на цыпочках уходила в ванную или кухню, чтобы успокоиться.

Вот и сейчас, Таня не винила ТОГО, у КОГО просила в храме. У людей очень много проблем, как тут за всем поспеть, но почему-то все время в мыслях видела маленькую девочку с зелеными глазами. Ей она верила.