Дар цмина

Татьяна Грач (2025)

Я — всего лишь кукла. Подарок наследнику империи, торгующей эликсиром бессмертия. Таких, как я, не принимают во внимание. Зря. Ведь наставник дал мне особое задание: очаровать наследника и выведать у него секрет магии жизни, а после — убить. Ведь право на эту магию должны иметь не только те, кто способен за это заплатить, правда? Но так ли легко окажется выполнить то, к чему меня готовили не один год? Не ждет ли меня провал и забвение, как мою предшественницу? Наследник империи оказывается вовсе не избалованным выскочкой, как мне представлялось. Но испытывать к нему сочувствие — это было бы роковой ошибкой. А уж если оно перерастает в нечто большее… Ретеллинг «Трех толстяков» Ю. Олеши в декорациях города, затерянного посреди пустыни. Магия, заговоры и романтика — все переплелось в этом оазисе жизни, и никто не знает, к чему приведут чувства той, кто не должен испытывать никаких чувств.

Глава 5

— Мамочка, а ласскажи мне сказку! — Звонкий голос вбежавшей девочки лет трех словно бы наполнил спальню жизнью.

Полумрак, плотно задернутые тяжелые шторы, лишь ночник возле кровати рассеивал темноту. Женщина, кутающаяся в теплое одеяло, лежала лицом к стене, но обернулась, едва дочка появилась на пороге. Слабо улыбнулась малышке, переспросила:

— Сказку? И о чем же?

Девочка наморщила курносый носик. То ли была недовольна вопросом, то ли из-за пропитавшего спальню запаха лекарственных настоев. Единственного, что их небогатая семья могла себе позволить.

— Так не интеесно, — возмутилась девочка. — ты ласскажи, что я не знаю.

Женщина вздохнула, но тут же спрятала усталость за улыбкой. Похлопала ладонью по краю кровати, и девочка с готовностью забралась к ней под тяжелое шерстяное одеяло.

— Хорошо, тогда слушай… — Женщина закашлялась в подушку и не сразу смогла продолжить под мерный стук дождя по крыше: — Далеко-далеко отсюда, в пустыне, жил заклинатель змей, самый умелый из всех на свете.

— А зачем ему змеи, они же стла-ашные? — тут же поинтересовалась любопытная девочка.

— И еще они очень красивые, — ответила женщина. — Иногда одного этого достаточно, чтобы кто-нибудь захотел забрать себе. — Она легонько потрепала растерянную девочку за щеки. — Так вот. Приглянулась заклинателю одна маленькая юркая змейка, чешуя которой переливалась всеми цветами. Долго охотился он за ней, но змейка хорошо умела прятаться. А еще она была очень любопытной и хотела знать, зачем заклинатель так хочет ее поймать. Потому однажды, среди бела дня, выползла она из песка перед отдыхающим заклинателем.

— Глупенькая змейка, — фыркнула девочка.

Женщина крепче прижала ее к себе.

— Может, так. Или, наоборот, эта змейка была самой хитрой и умной из своих сородичей.

«Слышала я, знаешь ты секрет волшебства особого, — сказала змейка. — Такого, что сестры мои ушли с тобой и никто их больше не видел».

Заклинатель был благодушен в полуденный час и разговорчив. К тому же знал он, что никуда змейка теперь от него не денется, потому ответил без утайки: «Слухи обо мне правдивы».

«А еще слухи шепчут, что уводишь ты их туда, где змейки забывают сами себя и все, что знали раньше. Потому и не возвращаются, пусть и хотят этого сильнее всего. Плачут, но ничего поделать не могут».

«И это правда, — ответил заклинатель, едва заметно усмехнувшись. — Они сами не понимают счастья быть лучшим украшением во дворце».

За разговором не заметил он, как змейка заползла вверх по его руке. А когда заметил — было поздно. Обвила она его шею причудливым ожерельем и сказала: «Пойду я с тобой по своей воле. Видеть я должна сестер своих. Помочь все вспомнить, вызволить их из плена. И секрет твой узнать, чтобы других предостеречь».

Не испугался заклинатель, а лишь шире улыбнулся: — «Многих змеек я встречал, многих уводил с собой, но искал лишь одну. Такую, как ты. Кто по доброй воле пойти со мной согласится. Провожу я тебя к сестрам, сможешь повидаться ты с ними в последний раз. А после отпущу их всех, если останешься со мной навсегда».

Крепко обвила шею заклинателя хитрая змейка, что лестью да словами заворожила…

Женщина не дорассказала сказку, провалилась в тревожную дремоту. Стоящий на пороге спальни мужчина — и когда только успел так бесшумно подойти? — прижал палец к губам, когда девочка хотела что-то спросить. Подхватил ее на руки, вынес из спальни и прикрыл за собой дверь.

— Почему мама спит все влемя? — спросила девочка.

Мужчина поднял ее на руки, прижал к себе. Бессонные ночи оставили круги вокруг покрасневших глаз.

— Ей нездоровится. — Он изо всех сил старался, чтобы голос звучал ободряюще. — Но ты не волнуйся, скоро это пройдет. Мы поедем в город, где есть волшебный цветок, и мама никогда-никогда больше не будет болеть.

— Правда? — оживилась девочка. — В пустыню, где змейка и заклинатель? Мы их увидим?..

…Я открываю глаза и растерянно моргаю, пытаясь понять, где нахожусь. Сон путается с реальностью, и на этой грани не удается ухватиться ни за то, ни за другое. Тишина вокруг совсем не помогает прийти в себя.

— Эй, — пытаюсь позвать я хоть кого-нибудь. Совсем негромко, хрипловато спросонья.

Нет ответа. Хоть я в этом и не сомневаюсь — буквально кожей ощущаю, что нахожусь одна, но подтверждение догадки заставляет поежиться. Тут же понимаю: все дело в открытом выходе на балкон, откуда веет утренней прохладой.

Проходит минута или две, прежде чем осознание обрушивается на меня ледяным душем. Диван, на котором я уснула в ожидании своего нового хозяина, внезапно словно бы обрастает шипами, и я тут же вскакиваю. Отряхиваюсь, стараясь привести себя в надлежащий вид. Кукла всегда должна быть безупречной, нас этому хорошо обучили.

Вот только я сейчас далеко не безупречна. Это становится ясно, стоит мне достать из сумочки карманное зеркальце и взглянуть в него. Щека помята от неудобного лежания на диване. Под глазами мешки. С этим нужно срочно что-то делать.

Я оглядываюсь вокруг, но понятия не имею, где тут можно умыться. Решаю для начала проверить первую же попавшуюся на глаза дверь. Отворяю ее, пытаюсь отыскать выключатель, но спустя несколько мгновений хлопаю себя по лбу. В таком доме, как этот, наверняка везде голосовое управление.

— Свет!

Никакого ответа, хотя никак не удается отделаться от мысли, будто кто-то наблюдает за мной прямо сейчас. Наблюдает и посмеивается.

Ничего не поделать. Пожимаю плечами, заглядываю внутрь. Лишь теперь все светильники по периметру потолка, мигнув — или подмигнув? — пару раз, загораются. Комната оказывается библиотекой, судя по полкам с книгами и симпатичному мягкому диванчику у окна. Одна из книг лежит на этом самом диванчике, открытая, обложкой вверх.

Делаю шаг ближе — только чтобы прочитать название. Не из любопытства, вовсе нет. Лишь хочу больше узнать о том, кого предстоит очаровать.

Буквы на чужом языке не сразу хотят складываться в слова. На языке Маелама. Которого я не должна знать, но Тиллен обучил. Давно, очень давно готовил для меня план на будущее, хоть я и не подозревала об этом.

«Как течет вода. Хроника правления династии Диалу», — говорит многообещающее название. Я скептически хмыкаю, но поспешно покидаю комнату. Кажется, в этом доме меня ожидает еще много сюрпризов.

И один из них встречает меня за следующей дверью. Полупустая комната — видимо, спальня, судя по низкой кровати в центре. Все стены увешаны рамками с черным стеклом. Слишком странно, чтобы просто пройти мимо. Сомневаюсь всего несколько мгновений, потом подхожу ближе. Шепчу сама себе:

— Я об этом еще пожалею.

Но на этот раз любопытство оказывается сильнее осторожности. Дотрагиваюсь до стекла и тут же отшатываюсь. С открывшегося портрета на меня смотрю я сама…

Наваждение быстро проходит, стоит лишь вспомнить то фото, что показывал Тиллен. Однако интерес никуда не исчезает, потому я открываю другие портреты один за другим.

На втором десятке голова идет кругом, а в висках начинает стучать. Словно целые годы моей жизни собраны здесь. Словно все эти годы этот человек следил за мной. Следил и аккуратно фиксировал все изменения. От этой мысли дышать становится трудно.

— Что за чушь, — ругаю я себя. Встряхиваю головой. — Конечно, это не я.

Не я, просто кто-то очень похожий. Как если где-то живет моя улучшенная версия. За ней он следил, вовсе не за мной.

Но молоточки все равно продолжают стучать по вискам. Такие громкие, что я не слышу шагов за спиной. А когда замечаю, становится уже поздно.

— И как, нравится? — абсолютно бесцветным голосом спрашивает Кэммирас. Делает ко мне шаг.

В глазах у него я вдруг вижу что-то настолько пугающее, что, так и не ответив, срываюсь с места и бегу прочь. Обратно в гостиную, не обращая внимание на зовущий голос позади. Сама того не заметив, оказываюсь на балконе, и лишь после этого заставляю себя остановиться.

По коже пробегают зябкие мурашки, но я продолжаю стоять, постепенно приходя в себя. И когда снова слышу шаги, я уже готова начать представление. Только крепче цепляюсь за ограждение для уверенности.

— Вот уж сюрприз так сюрприз, — задумчиво тянет Кэммирас. — Надо будет поблагодарить дядюшек.

Почувствовав его теплое дыхание, медленно оборачиваюсь, надев на лицо чуть виноватую покорную улыбку.

— Я… я немного растерялась. — Мой голос дрожит, но так получается еще правдоподобнее. Бедная напуганная куколка, в первый раз в чужом доме и еще не знает правил. Самое время дать новому хозяину возможность о них рассказать. Я опускаю взгляд и робко добавляю: — Простите.

— Прости, — с плохо скрываемым раздражением произносит он, чем окончательно сбивает с толку.

Единственное, что мне удается — переспросить:

— Эм… то есть?

— То есть, обращайся ко мне на «ты».

Я выпрямляюсь, спиной опираясь на ограждение. Киваю:

— Хорошо, как скажешь. — В этот момент замечаю, что рукав его рубашки порван, и невольно выпаливаю: — Что случилось?

Кэммирас недовольно морщится, когда я пытаюсь дотронуться до белоснежной ткани. Отдергивает руку, поправляет рукав.

— Если думаешь, что я успел подраться на вечеринке, то ошибаешься. — Вообще-то, именно это и пришло мне первым в голову, но я молчу в надежде, что он расскажет. Кэммирас лишь отмахивается: — Не важно. Все равно завтра верну тебя обратно, так что это не должно тебя волновать.

Э нет, так не пойдет. Совсем не пойдет. Пришла пора маленькой песчаной змейке увлечь заклинателя своими разговорами… Откуда взялась в голове эта мысль — понятия не имею, но мне она определенно нравится. Настолько, что оказывается не так уж просто сохранить виноватый вид и не улыбнуться.

— Я сделала что-то не так? — интересуюсь я, снова опустив взгляд. — Это потому, что я зашла не в ту комнату?

— Что? — Кажется, пришла пора и Кэммирасу впасть в ступор. — Я, конечно, терпеть не могу, когда трогают мои вещи, но было бы странно запрещать это самим вещам. Если не захочу, чтобы куда-то в моем доме заходили, то закрою эту комнату на ключ. Даже от приходящей домработницы.

— Значит, дело не во мне?

Кэммирас фыркает:

— Нет. Точно нет.

Я выдыхаю с облегчением и даже не скрываю этого. Как оказалось, слишком рано расслабилась, потому что Кэммирас по-прежнему прожигает меня взглядом карих глаз.

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Понравились картины?

Что-то подсказывает: он интересуется вовсе не для того, чтобы услышать очередную лесть. Ее и так достаточно в жизни самого богатого молодого человека в городе.

Нет, ему нужна правда.

— Ты мог бы и лучше, уверена, — говорю я после недолгих раздумий, — если бы только захотел двигаться дальше.

Он склоняет голову набок и, кажется, впервые после нашего знакомства, выглядит заинтересованным мной.

— И что ты предлагаешь?

Отлично, ухватил приманку. Изо всех сил стараюсь сохранять спокойно-благодушный вид, хотя внутри меня колотит. Почти так же, как над пропастью, нет права даже на малейшую ошибку.

Еще раз вспоминаю увиденное в его спальне.

— Для начала: нарисуй меня. Настоящую. У тебя на стене как раз есть место для еще одного портрета.

— Знаешь, — усмехается Кэммирас, — ты не первая, кто мне это предлагает.

— И в чем же дело? Почему отказался?

Кэммирас равнодушно пожимает плечами.

— Не вижу смысла.

До чего, оказывается, трудно проникнуть под панцирь, в который он спрятался. Трудно, но возможно.

— Просто ты боишься. — Я укоризненно качаю головой. — Не хочешь увидеть, что реальность не так идеальна, как видится в мечтах. Но тем она и прекрасна.

— Ладно, — ворчит Кэммирас. Бормочет себе под нос: — Вот не думал, что поведусь на уговоры куклы.

«Я тоже на это почти не надеялась», — усмехаюсь я мысленно. Только собираюсь ответить, как он приподнимает руку в останавливающем жесте.

— Один день. — Его голос холоден, как лед. — Только один день, и больше я тебя не стану здесь задерживать.

Что ж, для начала неплохо. Киваю с улыбкой:

— Если считаешь, что этого хватит.

— Хватит, — бросает он.

А в следующее мгновение нас обоих отвлекает шум за окном. Вездеходы, громыхая, проносятся по улице прямо под нами. Три, четыре… восемь. Друг за другом, цепочкой, в сторону окраин… нет, в сторону пустыни.

Я гляжу на свой связник, ожидая увидеть там предупреждение о песчаной буре. Для чего еще могли отправить так много «железных верблюдов», кроме как за запасами провизии в соседние города?

Но никаких предупреждений нет, и от этого становится только тревожнее.

Замечаю, что Кэммирас как-то уж слишком помрачнел. Смотрит, не моргая, пока вездеходы скрываются в розоватой утренней дымке. Сжимает кулаки.

— Знаю, это не мое дело, — все же решаюсь я прервать гнетущее молчание. Кэммирас вздрагивает, будто на несколько мгновений успел позабыть, что не один на балконе. Моя решимость крепнет, так что продолжаю: — Что-то происходит, и ты знаешь, что именно?

— Всегда что-то происходит, — бросает он. — Но ты права, это не твое дело.

Внутри закипает злость, однако мне удается сохранить равнодушный вид.

— Как скажешь. Все равно завтра… вернее, уже сегодня обо всем напишут газеты.

Кэммирас нервно усмехается:

— Ты так уверена? Ну-ну. — Он снова поправляет порванный рукав, хотя вряд ли это замечает. Продолжает вглядываться вдаль, пока шум вездеходов совсем не стихает. Лишь после этого вновь оборачивается ко мне.

— Голодна?

Такая резкая смена темы еще недавно могла бы поставить в тупик, но теперь я перестала чему-то удивляться. Пожимаю плечами.

— Ты такой заботливый. А в домике пугали, что хозяева бывают злые и жизнь у кукол не сахар.

Почти не вру: действительно пугали. Но лишь тех, кто не умеет подчиняться приказам. Вернее, тех, кто не научился достаточно хорошо притворяться, потому что все мы хоть раз нарушали правила. Попадались лишь самые глупые.

— А с чего ты решила, что я добрый? — интересуется Кэммирас. — Но вот о том, что мне принадлежит, забочусь, да. И совсем не хочу, чтобы моя кукла упала в голодный обморок.

Очень хочется ответить, что сейчас именно он выглядит так, словно вот-вот потеряет сознание. Но хорошие куклы не дерзят, если им этого не позволяют, потому спрашиваю:

— Нас учили, что кукла не должна приниматься за еду раньше хозяина.

Кэммирас вздыхает:

— Так и сломать недолго.

«Может, этого и добиваются? — спрашиваю я мысленно, скорее саму себя. — Может, чаще всего им это и удается».

Пытаюсь вспомнить тех, кого видела уже после выпуска, но их оказывается пугающе мало. Да и те, кого видела, редко выглядели счастливыми.

Так странно, что осознаю я это лишь сейчас. Словно Кукольный домик наводил морок, не позволяя по-настоящему задуматься о том, что ждет впереди. Или дело вовсе не в этом? Просто будущее казалось слишком пугающим. Оно и сейчас пугает, сильнее прежнего, но я к этому уже готова.

Я не успеваю ничего ответить, а Кэммирас уже заглядывает с балкона в комнату и командным тоном произносит:

— Тутти, закажи завтрак для двоих.

Только собираюсь удивиться, что еще минуту назад в доме никого кроме нас не было, как слышу в ответ чуть искаженный, но все же детский голос:

— Ранний завтрак будет через пятнадцать минут. Приятного пробуждения.

— Угу, только я еще не ложился, — бурчит в ответ Кэммирас. Бросает на меня быстрый взгляд. — Все никак не сменю на модель поновее, чтобы так не ошибалась.

Но меня больше интересуют не слова, сказанные детским голосом. Любопытнее другое.

— Тутти, значит? — протягиваю я.

Кэммирас выглядит смущенным. Отмахивается с чересчур нарочитым легкомыслием:

— Дядюшки меня так называли в детстве. — Его взгляд в одно мгновение ожесточается настолько, что мне невольно хочется попятиться. Только вот некуда, за спиной по-прежнему ограждение балкона. И пять этажей до земли. А Кэммирас словно этого не замечает, продолжая: — Очень подходящее имя, только тогда я не знал…

— Означает «Игрушка» на старом языке, — киваю я.

— Знаешь его?

Я пожимаю плечами.

— Чуть-чуть. Нас в домике многому учили. Значит, зовешь голосового помощника своим детским прозвищем? И… он ведь твоим голосом говорит?

— Допустим. Что, тоже скажешь, что я ненормальный?

«Тоже», значит. Интересно, многие ли решаются назвать его ненормальным в лицо? Однако я оставляю эту мысль при себе и отвечаю:

— Вовсе нет. Но, знаешь… — мне не удается сдержать улыбки, — это многое о тебе говорит.

— Даже знать не хочу, что именно, — бросает он.

А в следующее мгновение мы оба чуть не подскакиваем от задорной трели дверного звонка. Со словами: «Вот и завтрак», Кэммирас спешит уйти с балкона в комнату с таким видом, будто за ним кто-то гонится. Я иду следом, но гораздо медленнее, и потому успеваю увидеть лишь, как он ставит на стол коробку.

Аромат моря чувствуется из-под закрытой крышки. Точнее, аромат тех деликатесов, что подавали на вечеринке в честь выпуска. Какие они на вкус — этого я так и не узнала, потому что не смогла заставить себя попробовать хоть немного.

— Мидии на завтрак? — удивляюсь я. Изо всех сил стараюсь не поморщиться.

Кэммирас кивает.

— Под сырным соусом. А что не так?

— Да нет, все замечательно. — Я с беззаботной улыбкой беру себе кусочек манго. — Я просто безумно рада попасть в такой дом… только не заставляй меня это есть, ладно?

Произношу эту просьбу совсем тихо. Жутко боюсь, что Кэммирас может обидеться на мою брезгливость. Еще больше боюсь, что все же потребует разделить с ним этот странный завтрак.

Но он вместо этого лишь пожимает плечами.

— Как хочешь.

С этими словами он берет тарелку с мидиями и уходит на диван. Мысленно выдыхаю, доедаю манго. От сладкого сводит зубы, потому, заметив в коробке маленькую упаковку с надписью «Горький шоколад 90%», беру ее, не раздумывая.

— Очень не советую, — говорит Кэммирас с набитым ртом.

— Почему?

Он проглатывает, и лишь после этого объясняет:

— Я этого не заказывал. Похоже, у Тутти опять сбилась программа, так что кто знает, чего можно ждать.

Опять сбилась программа? При том, что он мог бы вызвать починку в любой момент. Мог, но не стал. Капелька своеволия там, где, казалось бы, все должно идти упорядоченно.

Вдруг ловлю себя на том, что мне становится его чуточку жалко. Приходится мысленно напомнить: «Кэммирас — твое задание. Твоя работа, а жалость лишь мешает».

Это звучит в голове голосом Тиллена, и оттого особенно убедительно. Набираю в грудь побольше воздуха, отвечаю с прежним легкомыслием:

— Я все же рискну.

А в следующие несколько минут я вдруг понимаю, что ничего вкуснее в жизни не ела. Горечь шоколада, пикантность апельсиновой цедры, кислинка ананаса… так обещает надпись на упаковке, которую я читаю, разжевывая очередную дольку. И все оказывается правдой.

Я так увлеклась, что не сразу замечаю, как пристально смотрит на меня Кэммирас, отставив уже пустую тарелку на подлокотник дивана. Скорее чувствую кожей его прожигающий насквозь взгляд. Оборачиваюсь, переспрашиваю, скопировав его интонации:

— Что-то не так?

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты смешная?

Вот, значит, какой я ему кажусь. Так даже лучше. Будет проще добиться симпатии. А пока… пока можно позволить себе немного удовольствия.

— Смешно ем? — интересуюсь я, прожевав очередной кусочек. — Видела бы это нумани Цара, пришла бы в ужас. Столько лет учила нас этикету, и вот, пожалуйста…

Изобразить высокомерие одной из наших наставниц мне удается так правдоподобно, что Кэммирас хохочет, уже не скрываясь.

Вот только в глазах его вовсе нет веселья.

Прогоняю эту совсем ненужную мысль прочь. Сворачиваю бумажную обертку от доеденной шоколадки. Нарочито аккуратно, разглаживая каждую складку.

А когда вновь поднимаю взгляд, то вижу, что Кэммирас устроился на диване полулежа, закрыв глаза. Похоже, задремал. Так и не переодевшись.

Скептически хмыкаю, осторожно поднимаюсь из-за стола, стараясь не шуметь. Прекрасно слышу, что мне это удается, но Кэммирас все равно сонно потягивается, поворачивается лицом к стене.

Выпавшую на пол из его кармана смятую бумажку я замечаю сразу. И так же сразу, не раздумывая, поднимаю, собираясь выбросить вместе с оберткой от шоколада. Вбитая за годы жизни в «Кукольном домике» привычка к аккуратности оказывается сильнее здравого смысла, потому лишь спустя несколько мгновений приходит понимание: не стоило этого делать. Но яркая цветная бумажка с чуть надорванным углом уже у меня в руках, потому я решаю: если посмотрю, что это, хуже не будет.

Цветок цмина на бумаге выглядит совсем как настоящий. Я даже провожу по нему пальцем, чтобы убедиться: это всего лишь рисунок. И бросающаяся в глаза надпись крупным шрифтом:

«Каждый из нас достоин жизни».

Похоже на рекламный плакат корпорации «Ц-мин». Но лишь похоже. Они не используют такие громкие лозунги. Им это ни к чему. А чуть ниже, шрифтом помельче добавлено:

«Вы ведь тоже с этим согласны?»

Внутри что-то неприятно екает. Смутное предчувствие, а предчувствиям я не слишком доверяю. Себе — тоже. Потому кладу листок на стол, попутно, всего на мгновение, поднеся к нему свой связник. Вряд ли с моей старенькой моделью удалось сделать хороший снимок, но достаточно будет и размытого.

Достаточно, чтобы посоветоваться с тем, чье мнение для меня по-настоящему важно.

На цыпочках иду к двери. Ноги в носках лишь едва шелестят по паркету. У порога оборачиваюсь на Кэммираса, но он по-прежнему спит. Даже представлять не хочу, где и как он провел остаток ночи, что настолько утомился.

Спускаюсь на первый этаж по широкой лестнице с мраморными перилами в холл. Просторный, украшенный мозаичными орнаментами на стенах. Больше подходящий для дворца в какой-нибудь из дальних стран.

Но я стараюсь не слишком всматриваться в великолепие, которое со мной ненадолго. Так проще — не привыкать. Лишь сделать свое дело и двигаться дальше. Куда? А уж это решать не мне. Тому, кто уже через несколько мгновений получит мое сообщение:

«Я в порядке, начинаю обустраиваться. И можешь не волноваться, я отлично помню все, чему ты меня научил».

На первый взгляд — обычное послание от благодарной ученицы. Лишь Тиллен поймет, что я собиралась сказать на самом деле. «Наладила с хозяином контакт, все идет по плану». Вот только, стоит мне об этом плане подумать, как мороз пробегает по коже. Отвлекает лишь пришедшее в ответ:

«Рад за тебя. Если появится повод для беспокойства — сообщай сразу же».

Скептически хмыкаю, выхожу из дома на крыльцо. Тихо, безлюдно. Только ветер поднимает вверх клубы пыли. Улица залита голубовато-розовым маревом утреннего тумана. Оттого все вокруг кажется миражом.

«Ты мне сам скажи, стоит ли беспокоиться?» — набираю я. Ужасно хочется услышать его голос, посмотреть в глаза, но пока ограничиваюсь лишь сухим текстом в надежде, что Тиллен уловит мое настроение. Отправляю снимок позаимствованного у Кэммираса листка и облокачиваюсь о перила, уставившись перед собой невидящим взглядом.

Ответа нет слишком долго, и я невольно начинаю каждую секунду бросать взгляд на экран связника. Расстраиваться или пугаться — еще не решила. Зависит от причины молчания: он выбирает слова, чтобы ответить помягче, или просто решил махнуть на меня рукой и не обращать внимание на глупые просьбы куклы? С досады стучу ладонью о перила, а в следующий момент браслет вибрирует от пришедшего сообщения:

«Обсудим это позже. Все намного серьезнее, чем кажется. А пока ни во что не ввязывайся. Обещаешь?»

До чего же хочется ответить: «Я и не собиралась, пока ты не сказал». Только это было бы ложью, потому пишу максимально честное:

«Постараюсь».

Приближающиеся шаги я замечаю не сразу. Когда поднимаю взгляд, вижу стоящего у крыльца мужчину. Невысокого, подтянутого, лет тридцати на вид. Хотя, у элиты возраст еще попробуй угадай. А в том, что он именно из элиты, у меня никаких сомнений. Щегольской костюм из широких бежевых брюк и такой же бежевой, но клетчатой жилетки поверх белоснежной рубашки с коротким рукавом. Ботинки из змеиной кожи. Стрижка до плеч по последней моде. Он вообще сам будто спустился с обложки модного журнала.

Или… с рекламного плаката. Да, точно. Вживую один из владельцев «Ц-мин» выглядит немного иначе. Не кажется таким искусственным.

В последний момент удерживаюсь от того, чтобы поежиться под его пристальным, изучающим взглядом. Спрашиваю с улыбкой:

— Вы ведь пришли навестить племянника? Простите, не слышала, как подъехали.

Мужчина хмыкает, подходит на несколько шагов ближе.

— Приятно, что ты знаешь в лицо того, кто тебя выкупил.

«Знал бы ты правду, — проносится в голове. — Хотя нет, тебе это совсем ни к чему». Вслух же произношу совсем другое:

— Трудно не узнать того, кто управляет городом.

— Верно. — Кажется, он доволен моим ответом. — Только я не к племяннику пришел. Да, именно пришел: до башни недалеко, а пешие прогулки полезны для здоровья. Между прочим, очень советую. И племяннику моему тоже, но меня он не станет слушать. Так что лучше ты ему об этом напомни.

— Обязательно, — обещаю я, не раздумывая. — Вы ведь меня для того и купили. Чтобы помогла наставить его на верный путь.

Мужчина кивает. Продолжает разглядывать меня с головы до ног, отчего становится совсем не по себе. Хочется укутаться, завернуться в кокон с головой, но кого волнуют желания куклы?

— Рад, что мы друг друга поняли. И еще больше буду рад, если будешь держать нас с братом в курсе его жизни. Что бы он там ни думал, но мы переживаем о нем.

Вежливая просьба звучит больше похоже на приказ, о котором Тиллен меня сразу предупредил. Приказ, которого нельзя ослушаться.

Собираюсь ответить, что стану их глазами и ушами, однако мужчина с рекламного плаката уже исчез в тумане. Снова поеживаюсь и возвращаюсь в дом.

Кэммирас уже не спит. Я обнаруживаю его, стоящим у окна.

— Что дяде Бену было от тебя нужно? — спрашивает он, не оборачиваясь.

Понимаю, что если совру — шанс сблизиться может быть упущен, потому отвечаю предельно честно:

— Попросил рассказывать обо всем, что у тебя происходит.

— Очень в его духе, — фыркает он и оборачивается ко мне. До чего же сильно они с дядей похожи. И тот же взгляд. Я бы выбежала из гостиной, но он словно пригвоздил меня к месту. А Кэммирас продолжает тихо, с нескрываемой горечью. — Я чего-то подобного и ждал.

Вдруг замечаю в его руке ту самую цветную листовку, что прочитала без дозволения. Сердце начинает бешено колотиться, едва не выпрыгивая из груди.

— Поэтому не стал рассказывать про свои ночные приключения? — К счастью, мой голос нисколько не дрожит.

— Если они узнают, то запрут меня до восемнадцатилетия, а потом приставят охрану ходить хвостом. Хотя, они и так это пытаются сделать.

Это могло бы звучать, как шутка, но Кэммирас выглядит абсолютно серьезным. Я нервно сглатываю.

— Они ничего не узнают. Не от меня.