Своя цена

Татьяна Ефремова, 2023

Кира – достойная во всех отношениях молодая женщина. Ближайшее планируемое событие в жизни – брак с французом. И вдруг – она падает с крыши. Причастных нет. Даже среди разнородной компании, собравшейся на пикник на этой крыше. Самоубийство? Следователи сомневаются, особенно когда всплывают недавние события…

Глава 4

Май

День стремительно наливался жарой.

Как яблоко соком, от которого светлый бочок становится совсем прозрачным, вкусным даже на вид.

Такой сорт назывался Белый налив и рос на даче у родителей. Созревшие яблоки нужно было снимать с веток очень осторожно, не надавливая, в корзину укладывать бережно. Если ухватить яблоко покрепче, на полупрозрачной кожице появлялись темные пятна, как синяки.

Мама сама перекладывала их в ящики. Бережно и аккуратно. Руки у нее были маленькие, с очень светлой кожей. Однажды они с мамой ходили в кино на «Легенду о динозавре», и он, чтобы не было страшно, держал ее за руку. А после фильма, когда они вышли из душного зала в такой же как сегодня солнечный майский день, увидел синяки на ее запястьях и тыльной стороне ладони. Такие же, как на яблоках сорта «белый налив», если слишком грубо хватать их пальцами.

Эти яблоки, уложенные в деревянные ящики и пересыпанные опилками, хранились почти всю зиму. Когда их приносили из погреба в дом, по нему моментально распространялся одуряющий запах свежих яблок и свежих опилок. Даже через несколько месяцев, перед Новым годом, яблоки все равно пахли как только что сорванные.

Ни у кого больше в их садовом обществе яблоки не росли. Слишком суровый для них климат. Росли кислые полукультурки и крепкие румяные ранетки. А настоящие яблоки — только у мамы, ей все соседи завидовали. Она над своими двумя яблонями кружила, как птица над гнездом: подкармливала, какие-то подпорки под ветки пристраивала, чтобы не сломались, на зиму соломой обвязывала, чтобы не замерзли.

Яблони вымерзли в ту зиму, когда мама умерла. И солома не спасла. Осенью их мама укутала, перед тем как в больницу первый раз лечь. А когда они с отцом весной на дачу приехали, первыми бросились в глаза два мертвых дерева, обвязанные прошлогодней соломой. Отец тогда их вырубать не стал. Все надеялся, что отойдут. Поливал, удобрял, осенью снова закрыл стволы соломой и обмотал старыми куртками, для верности. Даже ездил потом снегом их закидывать, чтобы теплее было.

В июне, когда весь сад покрылся бело-розовой дымкой цветущих ранеток и слив, отец срубил сухие яблони и сжег их на пустыре за оградой. А через несколько лет и дачу продали. Без мамы там все пошло наперекосяк. Как ни бились они с отцом, сад все больше дичал, превращаясь в непролазную путаницу сорняков и кустов малины, разросшихся по всему участку.

А новая отцовская жена в земле копаться не любила.

Володя Девяткин потер глаза, слезящиеся от яркого солнечного света. Не хватало, чтобы кто-нибудь увидел его вот такого, с красными глазами. Подумают еще черт знает что.

Он открыл форточку и подставил лицо потоку воздуха, ринувшемуся снаружи. Даже на оживленной улице воздух все равно чище, чем в закупоренном кабинете. Надо проветривать почаще, что ли?

В дверь коротко постучали и, не дожидаясь разрешения, на пороге возник капитан Захаров.

— Владимир Николаевич, вы дело по самоубийству Листопад закрываете уже?

Девяткин, совсем не ожидавший такого служебного рвения от строптивого капитана, растерянно пожал плечами.

— Рано закрывать, — Захаров крутанул перед собой стул и уселся на него верхом, положив локти на спинку.

Владимир Николаевич, которого по имени-отчеству называли только на работе, сел за стол напротив Захарова и приготовился слушать его доводы. Очень хотелось, конечно, «щелкнуть по носу» зарвавшегося опера, напомнить, кто тут кто. Но отношения у них и так были напряженные, и Девяткин решил не усложнять их еще больше. В конце концов, у Захарова опыта больше, да и оперативник он хороший, это все признают. Да и старше он двадцатисемилетнего Володи. И вообще…

— Почему рано? — спросил он неофициальным, домашним, тоном. — Какие-то факты стали известны?

Димыч кивнул, отметив про себя, что Девяткин сегодня какой-то странный, сам на себя не похож. Как будто нормальный человек, а не ходячий уголовно-процессуальный кодекс. Это открытие добавило ему уверенности, что разговор сегодняшний он затеял не напрасно.

— Тут такое дело. Погибшая ваша проходила у нас по делу свидетельницей. Хотя вполне на обвиняемую тянула, только прямых улик против нее не было.

— Что за дело?

— А помните ограбление инкассаторской машины в апреле? Вот там наша Кира Владимировна Листопад и засветилась.

— Она что, в ограблении участвовала? — не поверил Девяткин.

— Да нет, конечно. Сама не участвовала — я же говорю, прямых улик там не было. Мы ее только в качестве свидетельницы допрашивали. Хотя служба безопасности банка просто мечтала нам ее подсунуть в качестве соучастницы.

— Были основания?

— С их точки зрения были. И достаточно веские. Эта Листопад ведь старшим кассиром там работала. Была в курсе, какие суммы, когда и откуда в банк привозят. Ведь машину-то ограбили как раз в тот момент, когда они выручку из гипермаркета везли. А выручка там очень неплохая была.

— Ну так любого кассира можно подозревать, — не согласился Девяткин. — Да вообще любого, кто в банке хотя бы месяц проработал. Про то, что из гипермаркета каждый день выручку привозят наверняка все знали. За что же именно на Листопад так вызверились?

— Вот тут-то и начинается самое интересное. К Кире Владимировне на работу несколько раз заходил старый знакомый. Это она так его охарактеризовала. Просто, мол, знакомый, сто лет не виделись. Но одна из кассирш слышала, что разговаривали они совсем не как «просто знакомые».

— А как?

— Если верить той девице, были они любовниками, пусть даже в прошлом. Хотя свидетельница утверждает, что отношения там совсем не бывшие. Каким-то он особым взглядом на Листопад смотрел, и она там чего-то особенное ему отвечала. Прямо мексиканский сериал. Мы когда, эту кассиршу слушали, у нас головы кругом пошли от ее слезливых историй. Очень уж она подробно нам всю эту любовь-морковь расписывала, да еще и с примерами. Чуть не уморила всех. Но про Листопад была уверена, что никакой там не старый знакомый, а вполне себе реальный любовник. Как-то умеет она на глаз определять, спят люди вместе или не спят.

— Дмитрий Иванович, вы зачем мне все это рассказываете? Какая разница, с кем у погибшей были интимные отношения, не пойму никак?

— Сейчас дойдем до главного, — пообещал Димыч, ничуть не смутившись. — Ограбление там было дерзкое. Нападавшие — полные отморозки. Двоих инкассаторов они на месте положили, одного ранили. Так вот, этот раненый инкассатор по записи камеры наблюдения банка опознал потом одного из нападавших.

— «Старый знакомый», который любовник? — Володя, сам того не ожидая, включился в игру, начатую Захаровым.

— Точно! Он самый. Некто Павел Радов, тридцати шести лет от роду, ранее не судимый.

— Задержали?

— В том-то и дело, что нет. Как в воду канул гражданин Радов. А вместе с ним и все похищенные деньги, двадцать восемь миллионов.

— Неплохо, — присвистнул Девяткин. — Это же без малого миллион долларов.

— Еще как неплохо, — согласился Димыч. — Нападавших было четверо. Двоих инкассаторы положили, когда отстреливались. Двое ушли. Радов и Терещенко. Труп Терещенко нашли через неделю в лесу недалеко от города, в десяти километрах в восточном направлении. С ножевым. По заключению экспертов именно от ножевого ранения он и умер, огнестрельных у него была парочка, но совсем легких, от этого не умирают. К тому же, огнестрельные ему перевязал кто-то. Или сам изловчился. А вот ножевое оказалось смертельным — повреждение бедренной артерии, кровью истек. А Радов пропал. И деньги тоже.

— Листопад допрашивали?

— Конечно! Говорю же, служба безопасности ее в первую очередь подозревала. Они даже наружку за ней пускали, ждали, что Радов проявится. Только ничего не накопали. От знакомства с ним она не отказывалась. Рассказала, что лет пять или шесть назад работали вместе. Потом она уволилась и Радова с тех пор не видела.

— А как объяснила его визиты накануне ограбления?

— Ну визиты не совсем накануне были, если совсем точно. Недели за две. Сказала, что случайно встретила после Нового года, обмолвилась, где теперь работает. Вот он и зашел, когда рядом оказался. Поболтали пять минут ни о чем, он ушел. Потом еще пару раз заходил, как Листопад говорила, просто так.

Девяткин помолчал немного и спросил осторожно:

— Так вы все-таки думаете, что она причастна к ограблению? Думаете, сливала Радову информацию, а потом совесть ее замучила? Так получается?

— Да не похожа она на соучастницу, откровенно говоря. Если и выболтала что-то Радову, то не специально, без злого умысла. Он ведь мог использовать ее втемную. А вот самоубийство это, спустя всего месяц с небольшим после ограбления, очень мне не нравится.

— Может, ее до сих пор служба безопасности прессовала?

— Все может быть, конечно. Хотя, наружку они сняли еще две недели назад. Не получилось у них через Листопад на грабителей выйти. Мне показалось, что они от нее отстали тогда.

— Ну и как тогда можно связать самоубийство с ограблением?

Димыч почесал переносицу, вздохнул, подпер голову рукой. Вообще изо всех сил тянул время, словно боялся говорить, что не давало ему покоя вот уже полдня.

Наконец решился и сказал осторожно:

— А что если это Радов концы подчищает? Испугался, что рано или поздно девчонка расколется и выдаст его. Или, если она не при чем, догадается, что бывший любовник ее использовал, и тогда тем более сдаст за милую душу. Вдруг она не сама упала, а помог кто-то?

— Радов? Для того чтобы, как вы выражаетесь, «помочь», надо было в нужный момент рядом оказаться. А никакого Павла Радова в тот вечер на крыше не было.

— Значит, был еще кто-то. Кто и на ограблении не засветился, и в курсе всего был. Про кого даже Листопад не знала, что он в курсе. Или все же сам Радов, что маловероятно. Ему тогда пришлось бы уходить незаметно, а это непросто было, учитывая тот переполох, что сразу после самоубийства поднялся. Свидетелей же куча была.

— И не смотря на эту кучу свидетелей, вы думаете, что Киру Листопад столкнул кто-то? Может, все же совесть замучила?

— Вряд ли, — твердо сказал Димыч. — Не похожа эта Листопад на наводчицу, вы уж мне поверьте.

Девяткин поверил. Потому что сам очень не хотел, чтобы Кира Листопад, погибшая в пятницу при совершенно странных обстоятельствах, оказалась соучастницей преступления.

А может потому, что при осмотре места происшествия сразу обратил внимание на правую руку потерпевшей. И эту руку, неловко вывернутую, как будто отдельно лежавшую, не мог забыть уже который день.

На очень светлой коже запястья четко выделялись четыре маленьких круглых синяка.

Как на яблоках сорта «белый налив», если слишком сильно схватить их пальцами.