Испытание жизнью

Татьяна Кошкина

Книга рассказывает о судьбах мирных жителей, ставших заложниками испытаний ядерного оружия на Тоцком полигоне в 1954 году. Трагические последствия этих событий обернулись для главной героини испытанием в борьбе за жизнь.Книга основана на реальных событиях, засекреченных многие десятилетия. Некоторые имена и фамилии изменены.«Испытание жизнью» – первая книга трилогии «Уральская Хиросима».

Счастливое детство

Рано утром меня разбудил какой-то подозрительный шум. Обычно в это время всегда было тихо. Родители уже на работе, бабушка с дедушкой во дворе по хозяйству, а старенькая бабка Аксинья, кажется, никогда и не спала. Чуть свет — она уже в саманке, возле печки. И завтрак всем сготовит, и обед поставит, и для скотины все приготовит. А сегодня происходит что-то непонятное.

Вышла в сени… А там — коробки и ящики, на крыльцо пришлось пробираться боком-боком. На крыльце отец сколачивал ящики из фанеры и досок, а мамка укладывала в них наши вещи: книги, кухонную утварь, одежду и обувь, подушки и одеяла.

Тут и бабка Аксинья не удержалась и вышла из саманки.

— Ой, Лень, да куды ж вы собрались?

Она бросилась к отцу, уткнулась ему в грудь и зарыдала.

— Бабушка, все хорошо, не переживай. Мы недалеко, в Сорочинск. Там Нефтеразведка, специалистов не хватает — работать буду, зарплату хорошую обещают, квартиру дают от конторы.

— А как же Лида?

— И Лиду пристроим, в Детдоме нужны учителя, что ж она, зря училась?

Отец достал платочек из кармана пиджака и бережно стал вытирать бабушкины слезы. Старенькую бабушку он очень сильно любил.

— А Танюшка как же? Оставьте хоть ее здесь.

Бабка Аксинья обхватила меня за плечи и прижала к себе.

— Танюшку оставим только до осени, дети должны жить с родителями.

— Так не честно, я тоже хочу в новый дом. Возьмите меня с собой хоть ненадолго.

Я бросилась к родителям с мольбой, в надежде, что они сжалятся и возьмут меня прямо сейчас.

Отец был непреклонен.

— Куда сейчас? Еще неизвестно, что там за дом. Может, там ремонт нужен.

— А я помогать буду, мусор выносить, за водой ходить, да все, что хотите, буду делать. Хоть в магазин за хлебом. Возьмите меня! Возьмите! — взмолилась я.

— Ладно, Лень, давай возьмем Танюшку дня на два. Посмотрим по обстановке, потом отвезешь ее обратно. У деда с бабой летом ей будет вольготней.

Мамка обняла меня за плечи.

— Не хнычь, поедешь с нами.

— Ура!

Я побежала собирать свои манатки.

— Все не бери.

Отец крикнул с крыльца.

— Ненадолго едешь.

И то спасибо. Я уже чувствовала себя каким-то подкидышем. Хотелось все-таки быть с родителями, а не со стариками. Я их, конечно, очень сильно люблю, но родители — это святое.

Утром следующего дня за нами приехала машина с кузовом. Туда погрузили все наши вещи. Отец сел в кабину с шофером, а мы с мамкой в кузов с вещами. Там было много соломы — наверное, для мягкости. Мы сгребли всю солому в одну кучку и уселись.

Хорошо, что ехать недалеко, Сорочинск совсем рядом оказался, и то трясло всю дорогу.

Дом показался большим. Одно крыльцо центральное, и дверь входная. А еще была задняя дверь, но не было крыльца, и эта дверь была забита перекрестными досками.

— Папк, а почему дверь забита?

— Ну, это запасная, на всякий случай.

— А какой бывает всякий случай?

— Например — пожар.

— А как же без крыльца?

Я все не отставала от отца с расспросами.

— Так спрыгнуть можно. Осматривайся сама, все вопросы потом, разгрузиться надо.

К дому примыкал небольшой палисадник со стороны улицы. А со двора несколько кустов малины и сарай. Сарай был не ухожен, видимо, в нем раньше держали скотину. Но он был добротный с большой дверью и завалинкой. За сараем забор из штакетника и соседский двор. В соседнем дворе парень возился с велосипедом. Пока родители выгружали пожитки, я познакомилась с соседом.

— Привет, сосед!

— Привет!

— А мы ваши соседи, только заезжаем. Я — Таня, а ты?

— Я Ленька. Ты в школу ходишь?

— Нет, я только через год пойду. А ты?

— А я третий класс закончил.

Ленька бросил свой велосипед и подошел к забору. Тут я его как следует разглядела. Он был гораздо выше меня, конечно, он ведь старше. Волосы тоже русые, как у меня, только у меня глаза карие, как у отца, а у него голубые. И рубашка под цвет глаз в бело-голубую клетку, только больно потрепанная и явно ему велика. Ленька заметил мой внимательный взгляд.

— Это брата моего рубашка, он, когда в армию уходил, все старье выбрасывал. А я подхватил, за скотиной ходить пойдет, новые-то жалко.

— В школе как успехи?

— Ну, в основном четверки, и то спасибо. Я за старшего в семье, вся скотине на мне, хозяйство.

— Понятно. Я приехала только с домом познакомиться, на днях опять уеду в Баклановку на все лето. Пусть родители сами обустраиваются. А ты с кем живешь? — донимала я соседа расспросами.

— Я с мамой и бабушкой. Отец умер, а брат в армии.

— Ну, ладно, еще увидимся, соседи ведь, пойду я.

— Давай. Если что, кричи, прибегу, что надо помогу.

Ленька вернулся во двор к своему велосипеду.

— Спасибо, Лень!

Зашла в дом и ахнула. Какой большой! В сенях чулан. Прямо от дверей — кухня, налево от кухни — огромная комната, и мне сказали, что она моя! Такого быть не может, чтобы у ребенка, который еще не ходит в школу, была своя огромная комната. А справа от кухни большая комната родителей. Прям не дом, а царские хоромы. Ни в сказке сказать, ни пером описать, как у Пушкина. Ну, Пушкина-то я уже читала. Я читаю с пяти лет. Своей комнаты у меня никогда не было. Даже своего уголка. Всегда приходилось где-нибудь пристраиваться, чтобы почитать, порисовать или пошить куколкам. Только в комнате отвалилась штукатурка и облезли полы, какие-то желтые. Отец сказал, что будут все красить и белить, и я буду мешать. И нечего мне нюхать краску. Велел собираться в Баклановку. Я погоревала, но делать нечего. Придется ехать. Вот и познакомилась с домом.

Конечно, сидеть все лето в незнакомом месте, только скучать — пока обживешься… А в Баклановке все родное, огромный двор — полно всяких закутков, где можно поиграть. И подружка там есть — Маша, только она уже ходит в школу, но сейчас-то лето. Так что я со спокойной душой согласилась ехать опять в Баклановку.

Лето показалось мне очень долгим, насыщенным всякими событиями. Скучать было некогда, каждый день что-нибудь случалось. Хозяйство-то большое, полно всякой скотины. Почти вся скотина паслась целыми днями на пастбище. Только мелкие телята да барашки оставались во дворе. Да еще поросята и куры. Вот мы со старенькой бабушкой Аксиньей их кормили и поили. Бабушка качала воду из колодца, а я маленьким ведерком разливала по корытцам. Ходили в поле за разными травами, а потом сушили их под навесом. Дедушка возил нас на Буяне в лес за грибами. Пока мы собирали грибы, конь пасся на опушке леса.

Однажды к дедушке приехал какой-то дяденька с большим ящиком. И все собрались в саманной пристройке, где была большая печь и бабки Аксиньи кровать. Стали ящик распаковывать, а там какой-то аппарат, весь блестящий. С разными деталями. Начали его собирать. А это новый сепаратор, такого точно ни у кого нет. У всех ручные, а этот электрический. Наливаешь туда молоко, а он давай журчать. Вот тебе и сметана, и сливки. Красота. Сколько было радости.

Надо сходить к Маше и рассказать ей про сепаратор, пусть тоже порадуется. Только надо отпроситься у молодой бабушки Нюры — папкиной мамы.

— Бабушк, можно я схожу к Маше?

— Ну, сходи, только не дотемна.

— Не дотемна, не дотемна.

Я обрадовалась и побежала через заднюю калитку огородами к подружке. Так быстрее, чем по центральной улице. Только там дороги совсем нет, только тропинки, и те травой заросли. К Машиному дому тоже подошла с заднего двора. Калитка на заднем дворе была закрыта на щеколду, но я умела открывать. Руки-то у меня маленькие, легко проходили между штакетин. Мы с Машей часто играли на заднем дворе за сараем, там был навес и две скамейки со столом. Очень удобно было играть в школу, в магазин и даже в парикмахерскую. У меня были косы, и Маша мне делала прически, а потом снова заплетала, чтобы меня не заругали. Она мечтала иметь косы, но ее всегда стригли, а она плакала. А ее бабушка Клава сказала, что нечего заплетать мышиные хвостики. А когда мы играли в школу — Маша была учительница и учила меня по своим школьным тетрадкам.

Маша с бабушкой Клавой сидели в передней комнате и пили чай.

— Тук, тук! Можно к вам?

— Ой, Таня пришла.

Машка выскочила из-за стола и подбежала ко мне.

— Здравствуйте вам!

— Привет! Давно не приходила, пойдем к столу.

Машка схватила меня за руку и потащила за стол. Стол стоял посредине комнаты и был накрыт вышитой скатертью с ажурными краями. Моя мамка тоже так вышивала и вязала ажурные узоры крючком.

— Тань, ну что ж ты застыла на месте? Садись, вот стул, сейчас чашку тебе достану.

Бабушка Клава подошла к буфету за чашкой.

— Да вот скатертью вашей любуюсь. Я когда вырасту, тоже так буду вышивать. А у нас новость-то какая!

— И какая же у вас новость?

Бабушка налила мне чай из самовара.

— Нам привезли сепаратор электрический. Он журчит и делит молоко на сметану и сливки. А что остается совсем жиденькое, отдают телятам. Вот!

— О да, эта вещь очень нужна в хозяйстве.

Бабушка Клава вздохнула.

— А у нас и хозяйства-то нет.

У них и правда не было никакой живности во дворе кроме кур. Не успели мы допить чай, как вдруг начало греметь за окнами.

— Ох, да что ж это такое, гроза, что ли, начинается?

Бабушка подошла к окну напротив стола.

— И правда, туча какая огромная черная. Вот сейчас ливанет.

За окнами еще сильней громыхнуло и начало сверкать.

— Ой, я домой побегу.

Я бросилась к дверям.

— Да куда ж ты по дождю, подожди. Пройдет дождь и пойдешь.

— Ну уж нет, а вдруг он дотемна не пройдет. Мне дотемна не разрешили.

Я все-таки рванула домой. Всю дорогу за мной летали молнии, гремел гром со страшной силой. А уж ливень меня поливал, как из ведра. До того я перепугалась, бегу-реву, платье все промокло, набухло, прилипло к телу, бежать мешает. Кое-как с горем пополам добралась до дома. Залетела к бабушке Аксинье в саманку, хорошо хоть все разошлись.

— Танечик, что ж ты плачешь, испугалась?

Бабушка сняла с меня мокрое платье, закутала в одеяло и уложила на кровать. Так я и уснула, и проспала чуть ли не до вечера.

Незаметно подкралась осень. Дуб возле ворот пожелтел и сбросил половину листвы. Листва высохла и шелестела. Мы с Машей сгребали листву и валялись в ней, как на перине, разглядывая в небе облака.

В один из выходных дней за мной приехал отец на мотоцикле и забрал меня в Сорочинск. Я даже не успела попрощаться с Машей.

— Папк, можно я к Маше сбегаю, хоть «До свиданья» ей скажу?

— Да ладно, следующим летом опять увидитесь. Торопиться надо, а то вон тучи какие, как бы дождь не зарядил.

Тучи и правда были черные, страшные. Хорошо, что гром не гремел.

— Лень, пообедайте хоть!

Бабушка Аксинья вышла на крыльцо.

— Может, отца с матерью дождешься?

— Нет, бабушк, поедем, пока нет дождя, а то дорогу развезет, завязнем где-нибудь. А где мать с отцом?

— Да Буяна они повели к ветеринару, что-то он захромал.

Бабушка заохала и стала собирать нам с собой еду: домашний хлеб, домашнюю колбасу, яиц целое ведерко, в котором я воду носила для ягнят. И еще всего-всего: картошки своей — не магазинной, лука, моркови, репки и редьки. Всего, что в огороде росло.

Хорошо хоть, мотоцикл с люлькой, а то как бы все это везти? Отец все сложил в люльку спереди, а потом усадил меня.

— Бабушк, поехали мы, ворота закрой. Да родителям привет передавай.

Бабушка запричитала, наклонилась ко мне, давай целовать.

— Передам, передам! Уж должны вернуться, давно ушли.

Тучи всю дорогу шли за нами, пока мы ехали. Но мы ехали быстрее, потому нам повезло. Дождь ливанул как раз, когда мы были уже возле дома.

— Ну, здравствуй, дом!

Как я ждала встречи с домом. Представляла, как буду жить в своей комнате, сама хозяйка.

— Папк, а что нас мамка не встречает?

— На работе она.

— Как на работе? Сегодня же выходной.

Я выскочила из люльки, забежала под козырек крыльца.

— Она в детдоме работает. Там живут дети сироты, у них нет родителей. И учителя дежурят в выходные дни по очереди.

— А где же их родители?

Я все засыпала отца вопросами.

— Ну, кто на войне погиб, кто заболел и умер. Давай, помогай продукты разбирать. Овощи в чулан, остальное в дом. Что-нибудь легкое бери, не надрывайся.

Я стала перетаскивать в чулан продукты.

— Ух ты, тут и полки есть, и свет. Папк, это ты полки приделал?

— Ну да, чтоб порядок был. Давай хозяйничай, пойду, мотоцикл загоню в сарай, да дров натаскаю, печь затопим.

Разложила все продукты и зашла в дом. Красота: все стены побелены, полы покрашены цветом под кирпич. На окнах занавески с выбитым узором. Наверное, мамка на машинке по вечерам выбивала, очень красивые.

Комнату от кухни отделяла печь. На кухне только стол и шкафчик для посуды. А в комнате кровать да этажерка с книгами. Даже стола не было. Зато в моей комнате была кровать, и стол был. Под кроватью коробка с игрушками. А на столе книги. Стол стоял перед окном, напротив запасная входная дверь с выходом на задний двор. Только она заколочена с уличной стороны. Жалко, что не получится погулять, осмотреться бы хоть, да на улице дождь.

Отец начал растапливать печь. Выгреб золу из поддувала, сложил поленья шалашиком в топку и стал факелочками, свернутыми из старых газет, поджигать поленья.

— Танюшк, налей-ка воды в чайник. Сейчас чаевничать будем, бабка Аксинья пирожков положила.

— Сейчас.

Ведро с водой стояло на табуретке возле рукомойника. Я начерпала воды и поставила чайник на печь. Дрова уже разгорелись и светились ярким огнем, когда отец открывал дверцу топки и подбрасывал поленья.

— Ну, вот и чайник закипел. Давай неси свою траву.

— А какую, душицу иль мяту? Мы с бабушкой Аксиньей всякой травы насушили.

— Давай мяту, будем делать чай-ассорти.

— Это что такое — ассорти?

— Это значит, смесь из нескольких сортов. Вот у нас, например: один сорт индийского чая, а другой — русского, наша мята. Вот и получится — ассорти.

— Ух ты, здорово. Такого точно ни у кого нет.

Я побежала в чулан.

— Папк, а варенье какое нести?

— Смородину, что ли, давай, наша мамка смородину любит. Скоро уж придет.

— А пирожки-то холодные, бабушка их утром пекла.

— Ничего, мы их сейчас в печке подогреем.

Отец достал сковороду из стола и сложил в нее пирожки.

— Ну вот, сейчас и чай заварится, и пирожки нагреются.

Пока мы с отцом хозяйничали на кухне, мамка вернулась с работы. Я бросилась к ней.

— Ой, мам, наскучалась-то я как!

— Танек, подожди, плащ совсем намок, сниму.

Мне так нравился мамкин плащ, светло-серый с пояском и кармашками, он совсем потемнел от дождя. Очки у мамки запотели, волосы намокли и раскудрявились.

— Тань, возьми мои очечки, протри полотенцем, а то я тебя совсем не вижу.

Я взяла вафельное полотенце и стала протирать очки. Полотенца у нас были все красивые. Мы с мамкой покупали вафельную ткань на базаре, разрезали по размеру, и мамка вышивала по краям крестиком, и еще делала бахрому из ниток для вышивания.

— Вот, держи очки.

— Выросла как, загорела, и волосы выгорели.

Мамка погладила меня по голове.

— Заплеталась сама?

— Сама. Мне баба Нюра ленточки купила и расческу с редкими зубьями. Она ездила в Златоуст продавать мед, и там на базаре все купила.

— А косынку что ж не накрывала?

— Накрывала, да везде ее теряла, то в саду, то в огороде. Бабушка Аксинья сказала, что волосы шелковые, вот и сползает косынка.

— Лидок, ты что рано пришла? Мы тебя после восьми ждали.

Отец закинул в печь последнее полено.

— Отпросилась на часок пораньше, соскучилась по Танюшке. Сегодня как раз Надежда Федоровна дежурит, наш медик. Ребятам читает лекцию о необходимости делать прививки. Все прививок боятся как огня. Вот она им и расскажет про чуму и про холеру, про испанку и сибирскую язву. Пусть знают, какие последствия могут быть, если не прививаться. А там уж и ночная няня придет.

— А мы с Танюшкой гостинцы из Баклановки привезли. Вот уж и чай заварился.

Отец поставил чайник на стол, достал из печки пирожки.

Весь вечер я рассказывала родителям про свое житье-бытье в деревне: как мы с дедом ездили в лес за грибами на Буяне, и как я попала в страшную грозу, и как меня в пятку пчела укусила.

— Это как же так пчела ухитрилась тебя в пятку укусить?

Мамка даже сняла очки, так удивилась, и внимательно на меня посмотрела.

— Уж не сочиняешь ли ты, дочь?

— Мам, ты что, мне не веришь? Мы с бабушкой Аксиньей на крылечке сидели под навесом, жарко было. А пчелы летали над сеном, в нем полно цветов. Сено свежее было, дед накосил и привез. Вот одна пчела и прилетела к нам, да как цапнет меня. Бабушка мне жало булавкой выковыряла. Хоть и старенькая, а глаза-то видят хорошо. Вот смотри, следы остались от булавки.

Я задрала ногу на стул.

— И правда.

Мамка погладила мою ногу.

— Пойдешь завтра со мной на работу?

— А можно? Хоть узнаю, где ты работаешь. К папке точно нельзя, там опасно.

— Можно, только не на уроки. У нас есть «Детский сектор», там всякие кружки по интересам: танцевальный, музыкальный, технический — для мальчиков, художественного творчества.

— А меня примут в кружок?

Я затаила дыхание.

— Пока нет, принимают с семи лет, но на репетиции присутствовать можно. Я там руковожу танцевальным кружком, будешь нашим зрителем.

— Ой, буду, буду.

Я обрадовалась и стала кружиться вокруг мамки от нахлынувшего счастья.

— Ну ладно, договорились.

Утром я проснулась рано, на кухне горел свет, отец пил чай перед работой.

— Танюшк, ты что так рано соскочила? Поспи еще.

— Как поспи? А мамка где, уже ушла? Она же обещала.

Я накуксилась и собралась реветь.

— Да тише ты, спит она. Уроков сегодня у нее нет, только кружок после обеда. Пусть поспит, она ведь в выходные работала. Не шуми тут, а лучше пойди погуляй. Чай вот со мной попей, да иди. Только возле двора, далеко не уходи. Изучи близлежащую территорию.

— Ладно.

Двор был небольшой. Никакого сада-огорода не было. Только небольшой палисадник возле главного входа. А запасной выход был без крыльца, и там не было даже забора. В палисаднике росла сирень и шиповник, да еще большая береза. От соседского двора нас отделял невысокий забор. Вдоль него росла малина, только ни одной ягодки уже не было — осень. В глубине двора — сарай, а между сараем и соседским забором — закуток такой небольшой. Там можно поиграть и посидеть на завалинке. И никто тебя не найдет, малина все скрывает. Это будет мое тайное место.

Тайное место оказалось не таким уж тайным. Из-за забора выгляну сосед Леня.

— Привет, соседка!

— Привет, Лень!

— Ты что так рано вышла, тебе же в школу не надо?

— Рано проснулась, вот и вышла во двор — территорию изучаю. Отец на работу ушел, а мамка спит, не хочу шуметь.

— Понятно, а я в школу.

— Везет тебе, я бы тоже хотела в школу, да с шести лет не берут.

— Да ладно, успеешь еще в школу. Местечко у тебя тут здоровское, можно секретики делать.

— Что это за секретики такие, знать не знаю.

— Ты что, все девчонки секретики делают. Потом хвалятся, у кого лучше. Ладно, мне бежать надо, вечером выходи, расскажу.

Ленька убежал, а я пошла в дом посмотреть, не проснулась ли мамка.

Мамка пекла оладушки на сковороде. На столе кувшин с молоком, сметана, прям как в Баклановке. Только в Баклановке коровы у деда, а здесь-то нет.

— Мам, а молоко со сметаной откуда?

— Соседка тетя Люба приносит, у них корова есть.

— Ну и прекрасно, с голоду не помрем. А то бабка Аксинья меня пугала, что здесь есть нечего, молока нет, и меня голодом заморят.

Мамка засмеялась.

— Да кто это тебя тут голодом заморит? Здесь же город, магазины есть, и на базаре все можно купить.

— Хорошо, что тебе на работу не надо, а то бы я скучала.

Я подошла к мамке, обняла ее за талию и прижалась к ней. Моих рук как раз хватало, мамка у нас была стройная.

— Танек, ну что ты такое говоришь, какая скука может быть? Отец тебе книжек с картинками накупил, разукрашек, альбом, карандаши цветные. Еще журнал детский выписал — «Мурзилка». Только он будет приходить с января.

— А как он будет приходить?

— Почтальонка принесет и в почтовый ящик кинет.

— А еще что-нибудь выписали?

— Еще нам с тобой журнал «Работница», там рецепты разных блюд и выкройки, рассказы о знаменитых женщинах. И взрослые газеты и журналы. Скучать не будем.

— А дед Алеша только газету «Правда» выписывает. Иногда вслух читает, но мне не интересно.

— Ладно, Танек, давай будем потихоньку собираться, заплетаться. Пойдем пораньше, надо костюмы подготовить к репетиции. Вдруг где-то завязочки оторвались, или еще что-нибудь подремонтировать.

— А где ремонтировать-то?

— У нас есть кружок кройки и шитья, девочки все сделают.

— Ой, я так шить хочу, а меня в кружок возьмут?

Я запрыгала вокруг мамки от волнения.

— Ну, во-первых, чтобы шить, надо иметь усидчивость и терпение…

Я быстренько уселась на стул.

— Я буду-буду усидчивой.

— А во-вторых, ты уж определись, что тебе больше по душе — танцы или шитье. А то ты хочешь и то, и другое. В-третьих — в кружки принимают с семи лет, я тебе об этом уже говорила. Вот у тебя будет целый год на раздумье.

— Ладно, я подумаю. Только я хочу и шить, и танцевать. На танцах устану, сяду шить, как раз и буду усидчивой.

Мамка рассмеялась над таким раскладом и стала меня заплетать.

В школьных коридорах детдома было тихо, шли занятия. Мы подошли к кабинету с надписью «Детский сектор». В кабинете стояли большие столы, вокруг столов — стулья, вдоль стен шкафы со стеклянными дверцами. В шкафах чего только нет: в одном все для рисования — альбомы, краски, карандаши. В другом все для поделок — наборы конструкторов. За каждым кружком закреплен свой шкаф.

— Мам, как здесь здорово, можно заниматься чем душа пожелает.

— Да уж, про душу — это ты красиво сказала. Очень важно заниматься тем, что тебе нравится, тогда будет все хорошо получаться. И где это ты про душу разузнала?

Мамка внимательно посмотрела на меня через очки.

— Да дедушка так всегда говорит: что душе угодно, душа радуется, не тревожь душу, ну еще всяко-разно про душу. Это он про ту душу, которая внутри человека живет. А еще он говорит, что если с душой в ладу, то и в жизни — порядок.

— Ну, давай и мы с тобой будем радовать душу.

Мамка подошла к одному из шкафов, начала доставать костюмы и складывать их на стол. Костюмов было много — это все для танцевального кружка. Их надо было все проверить. Те костюмы, что нуждались в ремонте — отнести в кабинет домоводства, там есть швейные машины. Костюмы были неимоверной красоты, просто сказочные. От вида этой красоты у меня перехватило дыхание, и сердечко забилось от радости. Мы стали с мамкой сортировать эти костюмы. Те, что не требовали ремонта, складывали обратно в шкаф, а у которых что-то оторвалось — ленточки, завязочки или пуговицы — оставляли на столе. Когда мы рассортировали все костюмы, в двери постучали. Мамка подошла к двери.

— Лидия Ильинична, а репетиция будет? Мы вас везде ищем.

— Леня, как хорошо, что ты зашел! Поможешь отнести костюмы в кабинет домоводства?

— Помогу, конечно.

В кабинет зашел наш сосед.

— О, Тань, и ты здесь? Привет!

— Привет, сосед!

— Ты что, тоже на репетицию?

— Да, только я пока буду зрителем, мне ведь еще нет семи лет.

Я вздохнула горестно и чуть не заплакала.

— Ладно, не куксись, придет твое время.

Ленька схватил все костюмы и вышел из кабинета. А мы с мамкой пошли в спортзал, там все танцоры уже собрались и толпились в раздевалке.

— Ребята, знакомьтесь, это Таня!

Мамка подтолкнула меняя вперед, а я застеснялась и попятилась назад.

— Не дрейфь, не обидим, — выкрикнул кто-то из ребят.

— Это что, новенькая? — опять чей-то голос.

— Нет, это моя дочка, она будет иногда приходить на репетицию.

Все меня окружили, начали наперебой расспрашивать: сколько мне лет, да учусь ли я в школе, да с кем дружу. А мальчишки дергали за косички.

— Ничего у тебя косы толстенные! — выкрикнул кто-то из пацанов.

Косы были только у домашних девчонок. Детдомовские были с короткими волосами, кто же их там будет заплетать.

Тут мамка захлопала в ладоши.

— Все, ребята, начинаем, Илья Петрович пришел.

В зал вошел баянист, он же учитель пения. У него в руках был черный баян с блестящими регистрами, с широкими ремнями, красивый такой.

Началась репетиция, в каждом танце свои участники. Танцев было несколько. А еще в концерте должны быть певцы-солисты, хор, чтецы и другие номера. Только они репетировали отдельно от танцев, в разное время. А вместе их собирали только на генеральную репетицию.

Мне так все понравилось, я была на седьмом небе. Размечталась, скорей бы мне исполнилось семь лет и меня бы взяли в кружок. После окончания репетиции мамка попросила соседа отвести меня домой.

— Леня, проводи, пожалуйста, Таню домой, как бы она не заблудилась.

— Хорошо, Лидия Ильинична, конечно, доведу до самого крыльца.

Пойдем, соседка!

— Пойдем! А ты, мам, когда придешь?

— У меня еще кружок кройки и шитья.

Ленька взял меня за руку, и мы пошли домой.

— Лень, а ты не забыл, что мне обещал?

— А что я обещал?

— Да про какие-то секреты рассказать.

— А про секретики!.. И расскажу, и покажу. Только платье красивое переодень, а то перепачкаешься.

Когда я вышла во двор, Ленька уже сидел на завалинке в моем закутке.

— Лень, как ты прошмыгнул мимо окон, я тебя не видела?

— Уметь надо, вот смотри!

Ленька отодвинул одну штакетину в заборе и протиснулся в свой двор, потом обратно.

— Видала? Это чтобы не обходить все дворы кругами. Здорово придумал?

— Здорово! Я бы не догадалась.

— Не девчачье это дело, заборы ломать.

Ленька поправил штакетину, и стало незаметно, что она двигается.

— Ты же не нарочно сломал, никто и не узнает, я никому не скажу.

— Ладно, давай еще завалинку немного поломаем.

Ленька встал и начал отрывать дощечки, которыми была обшита завалинка.

— Ты что, отец увидит, заругает, он в сарай мотоцикл ставит.

— Не бойся, не заругает, он даже не догадается, мы все обратно наладим.

Я накуксилась и собралась хныкать.

— Обманул, обещал секрет показать, а сам завалинку ломает.

Я заколотила Леньку по спине.

Он засмеялся:

— Да подожди ты, не хнычь. Вот, смотри, под дощечкой песок, а там внизу саманные кирпичи из глины и соломы, они прочные, не отвалятся. Песок разгребаешь, делаешь свой секретик, и снова песком засыпаешь. Дощечки обратно кладешь, и все, шито-крыто.

— А из чего секретики-то делать? — я всхлипнула последний раз и немного успокоилась.

— Вот, я все принес.

Ленька достал из кармана разные финтифлюшки и стал раскладывать на блестящую обертку от шоколадки в ямку на завалинке.

— Вот, смотри, укладывай красиво, что у тебя есть. У нас есть две жемчужные бусины — была целая нитка — я все девчонкам раздал. Еще осколочки красивые от фарфоровой чашки, сережка — на базаре нашел. А вот самая дорогая вещь — значок, брат прислал из Ленинграда, он там служит. Только я подрался с Петькой и застежка у значка сломалась.

— А что это на значке? Корабль?

— Да. Это крейсер «Аврора», в Ленинграде на Неве стоит.

— Ух ты, вот это да, такого точно ни у кого нет.

— Теперь накрываем все стеклышком и любуемся.

Ленька поднял с земли стеклышко и накрыл секретик.

— Только стекла где попало не бери, а то порежешься. У меня спроси, когда надо будет. Я края отшлифую, у меня есть шлифовальный круг.

— Ой, спасибо, Лень!

— Да пожалуйста, такого добра еще насобираем. Теперь песочком присыпаем и дощечки возвращаем на место.

— Леньк, где ты, окаянный? Воды натаскай! — послышался голос из соседнего двора.

— Ой, это меня, бабка Фрося. Она же не видала, что я со двора выходил. Пойду я, надо скотину поить.

Ленька подождал, пока бабка скроется в сарае, и прошмыгнул к себе во двор через штакетину в заборе.

Я еще немного посидела на завалинке, радуясь сегодняшнему дню. Денек был замечательный. А я боялась, что буду скучать на новом месте. Оказалось, не все так плохо, и здесь есть чем заняться. Правда, секретики пришлось отложить до весны, скоро пошли дожди, и я больше времени проводила дома за книгами и рисованием. Да еще ходила с Ленькой на репетиции, уж очень я хотела попасть в танцевальный кружок.

— Танек, чем сегодня будешь заниматься?

Мамка собиралась на работу и надевала плиссированную юбку. Я так хотела такую юбку. Вырасту, тоже сошью.

— Да рисовать, наверное, буду, или букварь свой читать.

— А то ко мне приходи после обеда. У меня домоводство, посмотришь, как девочки шьют.

— Ладно, посмотрю, как будут дела развиваться.

— Чего-чего, какие такие дела?

Мамка засмеялась и обняла меня.

— Это дедушка так говорит, когда бабушка Нюра его просит что-нибудь сделать.

— Ну, я пошла, молоко на столе, обед тебе в маленькой кастрюльке в печи. Да голыми руками не доставай, полотенце возьми.

Мамка ушла, а я села за стол и стала думать, чем заняться. Долго думать не пришлось. У соседей во дворе заголосила курица. Да не кудахтала, а кричала диким голосом, как будто ее убивают. Из окна мне было видно только половину соседского двора. По двору носилась курица, за ней бегал Ленька. Что там у них случилось? Я быстро накинула пальтишко и выбежала во двор. Отодвинула штакетину и перелезла во двор к соседям.

— Лень, ты что не в школе? Курицу зачем гоняешь?

— Не пойду я сегодня в школу.

Ленька ухватил курицу за шею. Она барахталась у него в руках, махала крыльями, но Ленька держал ее крепко.

— Наконец-то поймал. Брат приехал в отпуск из армии. Вот сейчас курицу зарубим. Приходи к нам на обед, с братом познакомлю. Он у меня герой, во время учений командира спас, а сам ранение получил. У них снаряд взорвался, и его осколком долбануло прямо в плечо.

— Ух ты, конечно приду. Хоть про подвиг узнаю.

Ленька унес курицу в сарай, там бабка Фрося ждала его с топором в руке, рубить голову курице.

Я убежала домой, не стала смотреть на курицины мученья. Хотела почитать, как мама мыла Лару в букваре, да из головы никак не шел тот снаряд, которым ранило Ленькиного брата. Страшно-то как. Дедушку Алешу тоже снарядом ранило на войне. У него теперь шея не поворачивается, там осколок застрял, и его отрезать нельзя, иначе дедушка умрет. Так врачи сказали. И на правой руке нет трех пальцев, тоже снарядом оторвало. Хорошо хоть дедушка — левша, и все может делать левой рукой.

Думала-думала, и решила Ленькиному брату рисунок нарисовать про войну. Нашла у отца военную книгу, там картинка на обложке: солдат в каске с автоматом в руке, а в другой руке знамя.

Вот и стала рисовать. Только там синяя обложка. А я видела у деда военную форму, только у меня такого цвета карандаша не было. И я решила форму покрасить зеленым, а сверху серым, и стало похоже. А знамя — красным. Здорово получилось. Только я закончила свой рисунок, прибежал Ленька.

— Тань, пойдем, все уже сели за стол.

Я схватила свой рисунок, накинула пальтишко.

Зашла в дом и ахнула! Какой красивый брат у Леньки. Высокий, брови черные, а глаза синие-синие. Я прям онемела.

— Тань, ну ты что же в дверях стоишь, заходи.

Тетя Люда, Ленькина мать подошла ко мне:

— Раздевайся, снимай пальтишко.

— Здравствуйте, соседи! — осипшим от волнения голосом пролепетала я.

— Ну, здравствуй, соседка!

Ленькин брат подошел ко мне, взял за плечи и присел немного, чтобы быть наравне со мной.

— Я Иван — Ленькин брат!

— Я Таня, рядом тут живу с вами, с Ленькой вот дружу.

— Знаю-знаю, наслышан.

— Вань, я тебе рисунок нарисовала, чтобы ты не очень горевал про свое ранение.

— Ой, спасибо! Мне еще никто рисунок не рисовал. Я над кроватью у себя повешу.

Иван был в белой майке без рукавов, а плечо бинтом перевязано, но крови не видно, значит заживает.

— Ну, давайте обедать!

Бабка Фрося разлила по тарелкам лапшу на курином бульоне, а в большой чашке посреди стола дымилась картошка с кусками курицы, прямо из печки. Я не знала, как ее есть-то, эту курицу, только что по двору бегала. Жалко.

— Тань, ешь, не стесняйся.

Тетя Люда пододвинула ко мне поближе тарелку с куриным супом.

— Вот квасок!

Налила мне в кружку квас.

— А почему у вас квас такой темный? У дедушки светлый.

— У деда твоего, наверное, из опары квас, потому и светлый. А у нас из свеклы.

За столом Иван рассказывал об ученьях, и о том, как снаряд взорвался. Как он своего командира прикрыл.

— Вань, а ты самое главное расскажи, как все было-то?

Бабка Фрося отложила ложку и уставилась на внука.

— Да просто все, бабака. Когда снаряд полетел в нашу сторону, толкнул я командира в окоп, а сам на него плюхнулся. Вот меня осколком и зацепило. А когда в госпитале лежал, к нам в часть приезжал командир дивизии и вручил мне медаль за отвагу. И отпуск вот дали, поправиться после ранения.

— Вань, а медаль покажешь? — я с надеждой посмотрела на Ивана.

— Покажу, когда все съешь, а то вон какая тощая.

— Не тощая я, это я за лето выбегалась, все на улице, да на улице. Дед сказал: «Не в коня корм».

Все засмеялись.

Домой пришла, когда стемнело. Мамка была уже дома и возилась не кухне.

— Танек, ты где это так долго гуляла? Холодно уже стало, не замерзла?

— Не замерзла, мам. Не гуляла я, у соседей была. К ним старший сын приехал из Армии в отпуск.

— И не обедала, суп так и стоит в печке.

Мамка достала кастрюльку и стала растапливать печь.

— Да соседи накормили до отвала, они курицу зарубили.

В один из дней, когда я, как всегда, сидела в своей комнате и читала плюшевому мишке про мамину раму из Букваря, пришла почтальонка. Она вместе с газетами принесла письмо. Письмо было с большой красивой маркой. Марки я собирала. Аккуратно отрезала от конвертов и складывала в чистый конверт без марки. Письмо было из Михайловки, открывать не стала. Все равно не пойму, что написано. Бабушка Маруся писала как курица лапой. У нее был ревматизм. Она в войну на линии работала и отморозила там руки, они были все скрючены. Ее писанину только мамка могла разобрать.

Не успела мамка зайти в дом, как я налетела на нее с письмом.

— Мам, читай скорее, что там баба Маруся пишет.

— Ой, подожди, дай разденусь. Очки возьми, запотели совсем, на улице мороз.

Я стала дуть на стеклышки очков, чтобы они отпотели, и побежала к тумбочке за чистым полотенцем. Вытерла стекла и подала мамке.

— Вот, мам, держи свои очечки.

— Спасибо, дочь, помощница моя. Ну, давай письмо, читать будем.

— Мам, ты вслух читай, только конверт не рви, я марку отрежу.

Бабушка в письме писала про свое житье-бытье. Как дядя Коля, теть Нинин муж (теть Нина — мамкина сестра, бабушкина старшая дочь), привез ей дров и наколол. Дров хватит на всю зиму. Какие дела там в Михайловке происходят. Но мне это было не интересно.

— Мам, ты самое главное мне почитай.

— Самое главное — бабушка зовет тебя зимовать. Вот слушай! «Привезли бы вы мне Танюшку на зиму. Что ж она там одна-одинешенька. И друзей, наверное, еще нет, и вы на работе. А здесь у нее друзья в соседях. Чай не оголодаем, картошки запасла полный погреб, муки полмешка купила — блины будем печь. Молоко соседка Мотя продает. Танек, приезжай, вдвоем нам веселей будет». Ну, как? — мамка отложила письмо и посмотрела на меня. — Поедешь к бабе Марусе на зиму?

— Да я и сама хотела у вас попроситься. Там хоть Надюшка с Ванькой у меня друзья. А здесь один Ленька, и то он бегает с большими пацанами в войнушку. Меня не берут, говорят — мала еще.

— Ладно, отец придет с работы, поговорим.

Я с нетерпением стала ждать, когда отец придет с работы. Уж так захотелось поехать к бабе Марусе.

За ужином родители долго рассуждали, как меня отправить в Михайловку. На мотоцикле не проехать, дороги переметает. Да и холодно — это не зимний транспорт. Только на поезде, с работы надо отпрашиваться. Поезд в ту сторону ходит через день, это летом каждый день, а зимой реже.

— Попробую Надежду Федоровну попросить, чтобы она за меня подежурила в выходной. Она часто берет подмену, у нее мать больная и ей нужны свободные дни. А потом я за нее отработаю.

Мамка погладила меня по голове и заулыбалась.. А то прям морщинки сошлись на лбу от задумчивости. Я обрадовалась, лучше уж в Михайловке зимовать с друзьями. Здесь зимой делать нечего, только дома сидеть, в кружки все равно не берут.