Девочка, которая живёт

Татьяна Старкова, 2022

Книга про девочку, которая живёт, а не влачит жалкое существование, хоть иногда этого так и хочется – ведь гораздо легче сдаться, чем сражаться с самой собой и убирать из себя пороки и прочие штуки-гадости. В процессе долгой и интересной жизни и изнурительной, чего уж там, работы над собой, я вывела для себя Заповеди, которыми руководствуюсь сама в Жизни и которыми делюсь с читателями. Разбираю радикальное прощение, формирую Путь к Богу-внутри-Себя на примере простых жизненных ситуаций, украшаю текст стихами и прочими бусинками, умело вплетёнными в полотно книги.

4.

Четвертая самой ей снилась:

4. Не лгать. Самой себе

Жила-была девочка Глаша. Она была юна Душой и открыта Сердцем. Игрива, ласкова, заискивающе нежна, с огоньком в глазах и с Пламенем вожделений в ягодицах.

Он был этаким петухом, уверенным и всегда главным в любом курятнике. Ей нравилась его харизма, ему нравилась она. Они сошлись легко. И как же тяжело расставались. Он ходил за ней по пятам, заваливал её смс, звонками, приездами, он буквально болел ей и не давал ей покоя. Как же она жалела себя, жалела его, жалела, что не рассталась с ним ранее, что всё тянула с расставанием, хоть уже тогда и знала, что он не тот, не тот единственный мужчина её жизни («Всю мою жизнь я искал любовь, чтобы найти одну» Баста, «Сансара») Она жалела жалела жалела….

Эти страдания разъедали её изнутри, отравляли чувствительную душу сомнениями и наполняли ядом Сердце. Она отказывалась кому-нибудь верить, стала ненавидеть себя и в конце и вовсе запуталась и загнулась. А ведь честно поговори она с собой, скажи она правду однажды, однажды себе и однажды ему, раз и навсегда, отшей она его поуверенней, раскайся за жадность и страхи, так одолевавшие её тогда, может быть она и не погибла бы от чувства вины, может быть и он нашёл бы своё счастье уже давно и уже надолго.

Но ведь так страшно признавать собственные ошибки, так страшно идти пешком, когда к цели могут легко и с ветерком подвезти, так страшно быть снова одной, без помощи и материальной поддержки, так страшно шагнуть Вникуда, навстречу Ветру Неизвестности в люто пугающую Пропасть из Ничего, страшно бросить вызов собственным страхам, страшно смотреть Правде в глаза, страшно дальше Жить и страшно быть собой.

Глаша разобралась со страхами. Не сразу. Но со всеми. Другого выхода просто не было, решение единственно — идти внутрь себя. Только там все ответы. Она затеяла честный и открытый диалог с самой собой. И первый шаг ею был уже сделан — девочка признала наличие своих страхов и стала по порядку разбираться с каждым из них.

Ей было страшно признать собственные ошибки — её так тянуло к нему, банально играли гормоны и хотелось всё больше и чаще, и глубже и сильнее. Глаша призналась, что это уже больше похоже на зависимость, и хорошо, что пока ещё не на одержимость, она поумерила свои аппетиты в еде подобного рода, успокоила воспаленное и уже заболевшее воображение, вылечила несуразно-гнетущее и одолевающее притяжение усилием Воли и взятием своих хотелок под умеренно доверительный Контроль. Она смогла совладать с собой, договориться о том, что будет открыта и радостна, а огонь пусть накапливается и уплотняется в ней, растрачивать его понапрасну не было уже ни сил, ни желания.

Ей было страшно идти пешком к цели — она смирилась с вяло текущей ходьбой. Пусть так, зато честно и с самой собой наедине. «Не всегда же нестись, сломя голову, иногда можно и прогуляться по набережной, не спеша. Зато почувствую Бриз в открытые участки тела, разгляжу то, что всегда было прямо перед моим носом, и чего никогда не видела до этого — три горы на берегу! (Да как вообще можно было не заметить три!!!горы!!!?), унюхаю запах моря, пьянящий запах морской соли и свежесть утреннего размеренного тумана, услышу крики чаек (Да их тут полно, и они только и делают, что орут! Где раньше были мои уши и глаза!!?)».

Ей было страшно быть одной — она огляделась по сторонам. «А кто мне нужен? Дети никуда не денутся, один единственный не встретился», у неё был вкусный чай и ароматный кофе, конфеты и сыр, она умела приготовить мясо так, что мёртвый из могилы на запах отзовётся, у неё был её любимый компьютер с хобби по написанию заметок, с детьми у них была игра — они рисовали для мамы раскраски, а мама их потом разукрашивала и развешивала на стену, у неё всегда было открыто окно и слегка прохладный осенний воздух желтых листьев свободно проникал в помещение, смешивая аромат её парфюма с запахом розовой свежести постельного белья и хлористой чистотой звенящего пола. Ей вдруг стало легко и слёзы благой радости накрыли её лицо, задрожало горло, затрепетало Сердце и запульсировало тело. Ей захотелось отдаться всей жизни, всей жизни целиком, полностью и без остатка. И бесконечно благодарить за этот дар — Дар Жизни…

Ей было страшно остаться без материальной поддержки — она смирилась, что не может найти более высокооплачиваемую работу, умерила свои аппетиты в покупках, свела дебет с кредитом и даже научилась откладывать понемногу на большую мечту.

Ей было страшно шагнуть Вникуда — «А что я теряю?» — спросила она саму себя. — «Собственные страхи? Так и хорошо. Будут новые испытания? По ходу разберемся, что гадать. Я не знаю, что будет впереди? Хорошо. Как будто до этого знала, чего ожидать) Я не знаю ответ на все вопросы, я не знаю ответ на свой главный вопрос — когда встречу своего единственного. Я не знаю ответ. И смиряюсь с этим. Я и не могу его знать. И не должна. Моя задача в том, чтобы жить. Жить честно с самой собой наедине. Вот что для меня поистине важно и ценно. Честно. Остальное — хитросплетения ума и ловушки матричных, опять же надуманных, страхов. Пойду дальше, а там будь что будет» — подумала Глаша и шагнула.

Ей было страшно бросить вызов собственным страхам — «смотреть в глаза страху страшно, не смотреть — ещё страшнее: будет заход на новый круг и так круг за кругом», подумала умная Глаша, — «пока вновь не вернешься в эту же самую точку, только уже изможденная высосанная с новыми ранами и свежим отчаянием. Чего ходить туда-сюда? Уж лучше сейчас, сразу и навсегда!» — решилась Девочка и посмотрела прямо в упор в красно-чёрные, как горящие угли, глаза Страха. И страх ушёл. Мгновенно. Он оказался трусоват)

Ей было страшно смотреть Правде в глаза — Глаша искренне и от души считала себя доброй и честной, искренней и отзывчивой, ранимой и сильной одновременно, и очень этим гордилась. Но она болела. Болела обидами и разочарованиями, ненавистью и чувством вины, различного рода и содержания страхами, жалостью к себе, замечала за собой, что иногда позволяет себе пренебрежительно либо раздражительно относиться к людям, а иногда и вовсе чувствовала своё превосходство над всеми и вся. Глаша никак не могла понять, в чём же дело, почему так часто меняется её настроение, хотела выяснить, с чем связаны её душевные порывы, почему её резко качает то в одну сторону — вселенской добродетели, к примеру, то в другую — полномасштабной ненависти и планетарной войны.

«Что это за качели и как с них слезть», — хотела выяснить она. Ведь Глаше надоело всё время болтаться то так, то эдак. Она хотела душевного равновесия и покоя, мечтала о гармонии с самой собой. Она не знала и не понимала, что означают эти слова, девочка буквально чувствовала все эти понятия какой-то частичкой своей Души и всем Сердцем и всей Собой стремилась к их познанию. Также, она видела в них Свет, а её отражение в Зеркале говорило об отсутствии оного в ней. И хитрюля начала искала в себе то, что ненавидела в других, и так, шаг за шагом она выпуталась из этой паутины. Каждый сам выбирает, где его дно.

Она ненавидела себя за похоть, хоть и в процессе познания оной ей было вполне себе комфортно и уверенно, она шла как могущественный Ледокол в непроглядную и бесконечно-существовавшую толщу айсбергов в пучине всеокеанских вод. Она хотела растворяться и отдаваться полностью и целиком без оглядки абсолютно всему, что встретится на её Пути. Жестам, взглядам, прикосновениям, ласкам, его нежным пальцам и сильным рукам, его уверенному языку и резко кусающе-прихватывающим кожу зубам. Его огромному теплому чувствительному головастому члену, такому нежному и столь же сильно твёрдому, что она изнывала от одного его ощущения подле себя. Она хотела его, хотела его одновременно и попеременно, хотела его целиком и сразу, хотела насовсем, везде и всюду поглащать в себя. Он умело и настойчиво доставал до самых глубоких глубин её естества, пронырливый и упёртый в достижении своей цели.. Она любила, когда он знал, чего хочет она. Он хотел её всю. Он знал, как любить, она знала, как принимать и отдавалась каждый раз как в последний.

Она простила себя за свою любовь к близости с близким человеком и приняла себя вот ровно такую, какой и была — живой радостной игривой скользящей чарующей манящей стонущей изнывающей потаённой открытой наслаждающейся извивающейся взрывающейся раскатывающейся растворяющейся и дрожащей. Живой.

Она ненавидела себя за жадность. «Что за ненасытные такие зверушки, эти люди. Они хотят, хотят, хотят, им всё дают и дают, а они снова и безостановочно хотят…. брать брать брать потреблять потреблять потреблять… Они жестокие никогданенаполняемые дырявые сосуды с ничем», — рассуждала Глаша про себя, жуя жвачку. «Как же я хочу жить дышать работать учиться слушать и слышать и ничего не хотеть. Хочу созерцать, ничего не хотя» — жевательный процесс жвачки немного замедлился. «А вот если бы оказаться сейчас на море, вот вдруг, неожиданно. Для самой себя и для окружающих. Вот раз и всё! Ну ни чудо ли это было бы?!» — жвачка во рту замерла. «Эх…» — с разочарованием подумала Глаша, — «Это невозможно». «И вот вечно и опять и даже я и чего-то хочу. Вот море, ну и что. Вот горы, и чего. Что изменится? Ведь где бы я не оказалась, я всё равно буду я, такая же растоптанная жадностью, завистью и прочими пороками своей Души и скудноватой Личности. Как мне жить? Как избавиться от всего этого?». И она начала просить прощения у Бога Внутри Себя — Единого Бога, который создал эту Планету и это всё, всех людей, зверей, перепелов и попугаев. «Я так хочу, Боженька, я так хочу, чтобы ты был со мной, чтоб ты простил меня, простил мне мои слабости, мои ежиные колкости, мои строптивые упрямости, мои заносчивые вольнодумности, мои охотливые шалости, мои язвительные гадкости и остроумные нерадости.. Прости меня за всё, Боженька, за меня саму, за то, что сделалась такой, за то, что люблю себя вот ровно такую, какая я есть, за то, что раскаиваюсь и снова и снова совершаю какую-нибудь очередную сквернословную глупость. Прости меня!! Хоть я борец, но я люблю себя. Капец. Как…». Глаша раскаялась за жадность, тем самым победив её, и легкой походкой зашагала дальше.

Она ненавидела себя за зависть. «И почему это у всех трава зеленее, а моя пожухла и озябла. И почему это у Машки эпл, а у меня смартфон китайский. И почему это у Лёшки БМВ, а у меня Рено, ещё и Логан», — рассуждала Глаша вслух. «Я тоже хочу как у всех» — обиженно воскликнула она и прикусила губу. «А у меня трое детей, квартира в центре города, откуда удобно добираться в любую точку мира и планеты, загородный лесно-речной дом с комарами и змеями, здоровье и силы, живое и любящее Сердце и поющая Душа. Так что же лучше, и у кого трава зеленее? Ну не полила я травку вовремя, и что с того. Зато в это время грибов в лесу насобирала. Ну не заработала я на эпл и чего? Зато я в это время с детьми на речке тусила и играла! Ну не купила я себе БМВ, хотя могла — не захотела. Захотела каждому ребенку свою комнату и добротный угол, и себе лежанку высший пилотаж. И что с того? Что? У кого трава зеленее? Чем это измерять? Вот чем измерить? Только жизнь и количество истинного счастья внутри являются исконно единственно верными измерителями для меня! А у меня всего этого в избытке — улыбки и искренняя радость детей, их смех и звонкий топот, само звучание их голосов, их запах, шелковистость и всегда весенний цвет волос, наш общий дом и странно-неукратимо живой уют в нём, запах свежеиспеченного пирога и вкус искусно нарезанной рульки. Мои воспоминания о когда-то любимых прощенных и отпущенных Мужчинах Моей Жизни. Моё чистое и свободное дыхание, мои искренние слёзы и развеенные по ветру мечты». Она раскаялась за зависть, тем самым победив её, отпустила всё, все требования к себе, все излишне вымороченные умом опасения, все притязания на различные человекоудобные названия, все тайны и надуманные надежды и мечты, приняла всё как есть и забыла. Теперь Глаша знала, как жить. И зашагала дальше.

Конец ознакомительного фрагмента.